Лекарство от кармы

      Отряд Сяо разбивается на несколько подотрядов, каждый из которых занимает свою зону патрулирования. Сам генерал же не дает предпочтения ни одному из них, перемещаясь каждые полчаса с юга к западу и от запада на север. В восточной части берегá омывает Облачное море и на страже стоят миллелиты на случай внезапных атак с воды. Свои перемещения Алатус оправдывает тем, что просто проверяет состояние якш; все-таки это их первый патруль впервые за долгое время.       После ночных патрулей братьев и сестёр, Сяо смог узнать некоторые подробности о количестве демонов, поэтому был хорошо подготовлен к своей вылазке. В день патруля Босациуса демонов было довольно много. Индариас же не пожаловалась, хотя ее измученный вид всë и так объяснял. Меногиас наоборот ныл весь следующий день о том, что очень вымотался, даже в мастерскую не зашёл: объявил себе законный выходной. Бонанас пришлось несладко, но со своей работой она справилась; демонов в ее очередь оказалось довольно много.       Во время своего патруля Алатус замечает, что количество демонов после последних подобных патрулей стало раза в четыре больше. Кроме того, они атакуют с бóльшим напором и были в разы сильнее.       Удивило и порадовало одновременно то, что якши прекрасно справляются со своими обязанностями. Сяо не мог ими не гордиться, но, несмотря на это, все равно взваливает большую часть работы на себя. Это и есть истинная причина его постоянных перемещений: успеть всё и везде.       Несомненно, Алатус боится подвести. Братьев и сестер, свой отряд и особенно Властелина Камня. Поэтому он всегда старается держать ситуацию под контролем. Держит так же крепко, как копье в руках.       Моракс приютил его: спас от вечных мук, дал имя и свободу, о которой Сяо и не мечтал прежде. Служа Богине Снов, он только во снах мог вкусить свободу. Там Алатус освобождался от оков, что удерживали его в обители хозяйки. Он обращался в птицу и свободно парил в небесах, неся на своих крыльях мечты и желания. В эти моменты Сяо ни о чем не думал: выше и выше взлетал к солнцу, разбивая пушистые облака и купаясь в ярких лучах.       Чем выше взлетаешь, тем больнее падать…       Алатус отгоняет мысли, как назойливую муху. Воспоминания порождают новую волну боли… Или же она сидит глубоко внутри и ждет повод, чтобы, наконец, показать себя? При одной только мысли о тирании Богини Снов, Сяо теряет самообладание: руки бьет дрожью, в висках стучит кровь, а сердце делает кульбиты.       Сколько бы времени не прошло, эти раны все еще остались и иногда напоминают о себе. Алатус больше не может летать, хоть и может обратиться в птицу. Веками он летал по небесам, словно стрела, выпущенная из лука богов. Его крылья, покрытые золотистыми перьями, сверкали на солнце. Взмахи были так грациозны, что от этого зрелища было сложно оторвать глаза. Сяо знал тайны ветра и облаков, плыл вместе с другими птицами через безбрежные просторы, испытывал радость полета и свободы.       Теперь же оперение, прежде блестящее и манящее своей легкостью, — лишь тень прошлого величия. Перья разодраны и поблекли от боли и страданий, словно осужденные жертвы несправедливости. Там, где раньше были могучие крылья, теперь лишь обрывки иссохших рун. Но в хрупком теле теплилась искра надежды. Алатус не забыл, что когда-то парил в вышине, уносясь вперед в пляске ветра и сияния солнца.       Теперь же он бродит по земле, не теряя величия и достоинства. Его глаза по-прежнему сверкают огнем, а характер — сильный и гордый. Сяо знает, что крылья уже никогда не смогут понести его ввысь, но в его сердце все еще живет птица, одолевающая ветра и облака.       Рана на спине давно зажила и больше не кровоточит, чего не сказать о ране на душе, которая, возможно, не заживет уже никогда.       Как бы Алатус не устал, справиться со всеми демонами его отряду удается за несколько часов до восхода солнца. Это своего рода рекорд: братья и сестры Сяо возвращались с патруля намного позже.       Перед тем, как вернуться в обитель якш, Алатус проводит свой отряд до казарм, чтобы убедиться в том, что никто не получил серьёзной травмы. Младшие якши были уставшими, но, хвала архонтам, целыми и невредимыми. Со спокойной душой Сяо возвращается домой.

***

      Дверь тихо скрипит и на освещенный лунным светом пол ложится тень маленькой фигуры. Сяо не успевает сделать и шага, как в комнате загорается лампадка, осветив лицо Босациуса. Он сидит за столом, закинув ноги на соседний стул, а в одной из четырех рук держит фонарь.       — Алатус, ты рано. — Электро-якша складывает две руки на груди. — Как все прошло?       Сяо закрывает дверь и занимает место напротив брата. — Территории зачищены. Якши вымотались, но никто не пострадал. Отдыхают в казармах.       — Славно, славно. — Босациус ставит лампадку на стол. — Тебе тоже стоит отдохнуть. Можешь не приходить на утреннюю тренировку.       Алатус качает головой. — Я в порядке.       Брат пожимает плечами.       — Почему не спишь? — скрашивает Сяо. — Тебе еще патрулировать ночью.       — Уже отоспался под открытым небом на пляже. Сон не берёт, — отвечает Босациус. — Меногиас сразу в мастерскую пошёл, всю ночь не вылезает.       — Похоже на него. Сестры?       — Отрубились почти сразу, даже не поужинали, — Босациус усмехается, — хотя Инда всю дорогу ворчала на меня и Меногиаса. Кстати, о еде… Ты, наверное, голоден? У нас еще остались лепешки с мясом. Знаю, ты их не очень любишь, но больше ничего предложить не могу.       Сяо встает из-за стола. — Нет-нет, я не голоден. Оставь на завтрак брату и сестрам, а то Индариас меня не простит.       Босациус не успевает ничего сказать. Алатус исчезает в черной вспышке. Старший уже знает, куда он направляется.       Он еще некоторое время кукует в столовой обители: всё-таки съедает лепешку с мясом и заваривает две чашки молочного улуна. Одну Босациус выпивает сам, а вторую ставит на деревянный поднос.       Подумав о том, что брат, должно быть, еще и голоден, скрепя сердце кладет на поднос и лепешку.       До того, как Босациус стал якшей и поступил на службу к Властелину Камня, он каждое утро проводил в заботах о своем небольшом наделе земли, с любовью возделывая её и наблюдая за всходами растений. Босациус был прирождённым земледельцем: умело обращался с плугом и мотыгой. Он черпал глубокое удовлетворение от плодов своих трудов, наслаждаясь щедрыми дарами земли.       Однажды идиллический покой его деревни нарушили вести о надвигающейся угрозе: началась война архонтов. Родная земля Босациуса в числе первых стала жертвой жестокой несправедливости.       Скрепя сердце, он облачился в доспехи и присоединился к рядам воинов. Тяжкие тренировки и кровавые битвы закалили его и превратили в искусного воина. Босациус, лишившийся своего прежнего мирного занятия, теперь сражался за то, чтобы сохранить покой и процветание своей деревни.       В сражениях он вспоминал свою любовь к земле и надеялся, что однажды сможет вернуться к мирной жизни. Но война оказалась жестокой и затяжной, и Босациусу пришлось примириться с суровой реальностью своего нового пути.       После многих лет борьбы, когда деревню удалось освободить от вражеских войск и ее новым хозяином стал Моракс, Босациус вернулся домой. Но его родная земля была опустошена войной…       Прошло несколько веков. Деревня заросла и стала частью природы. Босациус уже долгое время не навещал родной дом, полностью посвятив себя новому занятию, но в глубине души он все еще надеялся, что перекует свое копье на серп.

***

      Мастерская Меногиаса находится в отдельном здании между обителью якш и доменом Властелина Камня. Идти туда было недалеко. В общем, чай остыть не успеет.       Босациус из вежливости стучит в дверь и, не получив ответа, входит в мастерскую.       При входе взирает на него горделивый беспорядок. По полу змеятся пучки ниток, словно запутанные паучьи сети. Стол, обильно заваленный бумагами и эскизами, кажется эпицентром творческого торнадо. Осколки стекла и погнутые инструменты хаотично разбросаны, напоминая о ярости неукротимого вдохновения.       Вдоль стен на стеллажах теснятся банки с красками. С потолка свисают засохшие кисти, напоминая о прошлых попытках запечатлеть красоту.       В углу, возле окна, стоит холст, испачканный мазками и кляксами. Полупрозрачный свет льется на него, высвечивая следы борьбы и триумфа.       Воздух был насыщен терпким запахом масла и разбавителя, который смешивается с более тонким ароматом опилок. Все знают: беспорядок в мастерской Меногиаса — не признак лени или нерадивости — скорее наоборот: трудолюбие. Поэтому никто не смеет убираться здесь, чтобы не нарушить этот творческий беспорядок, что устроил гео-якша.       Собственно, сам хозяин мастерской спит за столом в кипе рисунков и выкроек.       Босациус подкрадывается к спящему брату и в самый последний момент спотыкается о ножку манекена, бесхозно брошенный на полу. Поднос вылетает у него из рук. Чашка пролетает над столом и чай разливается по эскизам, тканям и другим материалам, а лепешка падает прямо на голову Меногиаса.       Тот, конечно, сразу просыпается. Хозяин мастерской поднимает голову, и лепешка со звуком «чмяк» падает на пол, проскользив по волосам.       Взгляд сразу падает на разлившийся чай и промокшие рисунки и выкройки, а затем и на зачинщика. На удивление Меногиас реагирует несвойственно спокойно: — Мне, конечно, очень приятно, что ты решил позаботиться обо мне, но это…       Гео-якша подает руку растянувшемуся на полу Босациусу. — Не ушибся?       — У тебя тут черт ногу сломит… — Он рывком поднимается и чуть не тянет брата за собой на пол. — Ну ты извини, я не специально, конечно…       — Да я понимаю… — Меногиас переворачивает чашку, хотя в этом уже и не нет никакого смысла, и двумя пальцами берет со стола один из промокших листов.       — Не сильно сердишься? Надеюсь, это было не что-то очень важное… — Босациус оглядывает беспорядок, который устроил. — Я помогу прибраться… — Он уже тянется к бумагам на столе, но брат его останавливает.       — Нет! Я лучше сам. Завари мне еще чай, я бы правда от него не отказался. Только не нужно приносить его в мою мастерскую.       — А, конечно. — Босациус, прихрамывая на одну ногу, уходит.       Меногиас выдыхает. Он смотрит на лист с эскизом: чернила размазались и потекли, оставив за собой фиолетовое пятно. С бумаги еще капает чай, и мастерскую заполняет его запах.       «Мой любимый улун…»       Как и брату, однажды Меногиасу пришлось оставить любимое дело, чтобы взять в руки оружие и сражаться за родную землю.       Его руки, как будто наделенные жизнью, ловко вырезали из дерева причудливые фигурки и плели из нитей затейливые узоры. Каждое его творение было произведением искусства.        Пальцы, которые некогда творили красоту, были вынуждены убивать…       Сердце Меногиаса разрывалось на части. Он ненавидел насилие, но вынужден был оставить любимое дело, чтобы защитить родную землю. С каждым боем его душа все больше погружалась во тьму. Творческие порывы заглушались грохотом сражений, а на месте изящных узоров раны от битв, покрывающие его тело.       И все же, даже среди хаоса и разрушения, Меногиас находил проблески света. Он шил одежду для воинов, которая, увы, была не очень практична, но только так он мог напомнить себе о красоте, которая могла существовать и вне поля боя.       Война не закончилась, но Властелин Камня дал Меногиасу возможность снова свободно творить: выделил мастерскую и обеспечил всем необходимым. И хотя его наряды не подходили для сражений — радовали любой глаз.       Босациус не знал, что испортил эскизы новых нарядов, которые предназначались для него, брата и сестер, а Меногиас не мог в этом признаться, иначе не вышло бы и сюрприза, который он так долго планировал. К сожалению, эскизы не удалось спасти, но Меногиас мог воссоздать их хоть десять раз, зная, что новый будет в несколько раз лучше предыдущего.

***

      Когда Меногиас выползает из мастерской, был уже рассвет. С террасы обители якш можно увидеть Сяо, тренирующегося на площадке. Гео-якша окликает брата и приглашает на чай, но тот отказывается, не отрываясь от тренировочного манекена, который, кстати говоря, тоже был создан Меногиасом.       В столовой уже зевает немного сонная Инда и попивает чай, приготовленный Босациусом.       — Бон-Бон еще спит? — присоединившись к брату и сестре, спрашивает Меногиас.       — И тебе доброе утро, — отзывается Индариас. — Да, решили ее пока не будить.       — Вот твой новый чай. — Босациус пододвигает брату еще одну горячую чашку улуна. — Извини еще раз.       — Ерунда, я уже забыл. — Это, конечно, ложь, но Меногиас прекрасно понимает, что Босациус разлил чай на эскизы не специально. — Спасибо.       За столом царит атмосфера уюта. Запах чая разливается по обители, окутав присутствующих своим тонким и согревающим ароматом. Мягкий свет лампы отбрасывает тёплые тени на стены, создавая расслабляющую обстановку.       Тонкие фарфоровые чашки, наполненные дымящейся янтарной жидкостью, стоят на резном дубовом столе. Запах лепешек с мясом смешивается с ароматом чая, создавая пьянящий дуэт.       Казалось, время замедлило свой бег в этом тихом оазисе, позволяя каждому насладиться моментом.       Это утро кажется вечным, вне времени и пространства. Никто из присутствующих не хочет, чтобы оно заканчивалось, даже вечно спешащий в мастерскую Меногиас.       В конечном итоге тишину прерывает Индариас: — Присоединюсь к Алатусу. Нужно размяться перед спаррингом.       Братья остаются чаевничать в столовой, а Инда покидает обитель, встретившись с утренней прохладой.       Лучи солнца, выглядывающие из-за моря, еще не дотягиваются до тренировочной площадки. Объятая тенью, она сохраняет прохладу на своей территории.       — Алатус, доброго утречка! — Индариас призывает свой меч и присоединяется к брату. — Как прошёл твой патруль? Босациус сказал, что ты рано вернулся! Демонов было мало? Никто не пострадал?       Сяо замирает возле тренировочного манекена и опускает копьё, пытаясь запомнить все вопросы, что задала сестра.       — Демонов было много, но никто не получил серьёзной травмы.       — Ах, это хорошо. Я всегда так переживаю за младших якш… Надеюсь, так и будет продолжаться. Мы довольно хорошо справляемся, да?       — Угу.       Индариас продолжает без умолку болтать, Сяо кажется, что она уже и забыла, зачем пришла.       — Ты как, отдохнул хотя бы? Всю ночь патрулировал, а теперь еще и тренируешься.       — Я не устал, — лжет Алатус. — Я и так отдыхал всю прошлую неделю. Не хочу тратить время на бессмысленное занятие.       Инда усмехается. — Наш маленький братик расстроился, что оказался в конце графика?       Сяо хмурится. — Это не так. Если Властелин Камня посчитал нужным поставить меня последним, то я согласен с его решением. — Он решает проигнорировать слова сестры про «маленького братика».       Индариас поднимает руки в знак капитуляции. — Хорошо-хорошо, не сердись.       Инда поступает к тренировке, а Сяо занимает место наблюдателя на скамье. В процессе сестра случайно сжигает один манекен. Алатус думает о том, что она точно получит выговор от Меногиаса, так как подобное происходит уже не в первый раз.       Индариас, будто прочитав его мысли, говорит: — Ну сколько раз я ему говорила, что нужно делать чучела более огнестойкими!       Сяо качает головой. Наблюдая за одиночной тренировкой сестры, он может еще раз проанализировать все ее действия и движения. Уже наперёд знает, какую атаку она совершит и какая за ней последует.       Алатус поднимается с места и присоединяется к сестре на поле. — Как насчёт небольшой дуэли?       Инда пожимает плечами. — Я не против. Только у меня есть условие!       Сяо выгнул бровь.       — Никаких элементальных сил. Знаю, сейчас начнешь скакать взад-вперёд…       Брат пожимает плечами. — Никаких проблем.       Индариас коварно улыбается.

***

      В тени дремучего леса, где дымка утреннего тумана обвивала стволы высоких деревьев, родилась мечта в сердце Индариас. С тех пор, как она впервые услышала рассказы о древних воинах, она поняла, что ее душа пронизана огнем битвы, а сердце пылает жаждой сражений.       С твердым решением в сердце и мечом в руке, она стремилась к вершинам, которые многие считали недостижимыми для хрупкой девушки. Каждый день она тренировалась, оттачивая свое мастерство, сжигая дни в поисках совершенства. Ее решимость была крепче стальной брони, а ее мечта — светлее лучей рассвета.       Когда долгожданный момент пришел, Инда смогла попасть в ряды Властелина Камня, который во многом напоминал героев ее детства. Перед ним она встала с непоколебимой гордостью, сияя ярче любого созвездия.       Моракс смотрел на нее с уважением, видя в ней не просто девушку, а истинного воина, рожденного для битвы.       Так началась ее история воинской славы. С каждой новой битвой Индариас доказывала свою силу и мастерство, оставляя за собой лишь следы побед.       Но в самом сердце этой борьбы она не забывала о своем детстве, о моменте, когда первый раз почувствовала пламя внутри себя. В каждом миге битвы она ощущала себя живой, исполненной смысла, такой, какой могли позавидовать лишь те, кто осмеливался мечтать о нечто большем.       Индариас далеко не сразу получила свой Глаз Бога. Несколько веков она сражалась с одним мечом в руке и даже подумать не могла о том, что когда-нибудь Селестия дарует ей кусочек своей божественной силы.       Конечно, такому подарку нельзя было не радоваться, но привыкнуть к новым способностям удалось далеко не сразу. И с каждой новой тренировкой Инда осознавала, что прекрасно справляется и без артефакта.       Поэтому, когда Сяо без колебаний согласился на дуэль без использования элементальной силы, Индариас мысленно присвоила победу себе.       Завязывается бой, наполненная звуками стальных клинков.       Меч Индариас сверкает под лучами солнца, словно звезда на небесах. Ее движения плавные, точные, словно танец смерти, в котором каждый удар — это нота в симфонии битвы. Она уклоняется от каждой новой атаки: Алатус более медлителен без использования своего Глаза Бога.       Сяо совершает в очередную атаку. Его копье сверкает в воздухе, и в этот раз Индариас не может уклониться.       Схватка разгорается во всей своей ярости. Инда борется с отчаянием, но брат даже так слишком силен. Его мощные удары пронзают ее защиту, заставляя пиро-якшу отступать под напором оппонента. Несмотря на ее мастерство, Сяо держит верх, подавляя сопротивление и приближаясь к победе.       Индариас, несмотря на усталость, не сдаетсч. Она призывает внутреннюю силу, чтобы продолжать бороться, каждый удар ее меча наполнен не только физической силой, но и душевной решимостью.       Между братом и сестрой вспыхивает огонь битвы, в котором время кажется замедленным, а каждое дыхание наполнено напряжением и азартом.       Наконец, Сяо, быстро прокрутив в голове ее серию движений, предугадывает атаку и, воспользовавшись этим, ловко уворачивается. Меч сестры рассекает воздух, и она летит на землю, почувствовав затылком острие копья.       — Это невозможно… — шепчет Индариас, перевернувшись на спину. — Никто не владеет физическими атаками лучше меня!       Алатус опускает копье и протягивает сестре руку. Инда отбрасывет её и встает сама.       — Ты правда сражалась достойно, — говорит Сяо. — Но тебе не хватает наблюдательности и твои движения предсказуемы. Немного тренировок и смены тактики, и ты сможешь сразить меня.       — То есть я — предсказуемая?! — Волосы на голове Индариас вспыхивают огнём, а Глаз Бога, прикрепленный к поясу, загорается ярче прежнего.       — Предсказуемость — это лишь начало, — вздыхает Сяо. — Тренировка — это ключ к раскрытию потенциала. Чем больше ты учишься, тем более неожиданными становятся твои действия. И помни, путь воина — это постоянное стремление к совершенству.              — Я буду тренироваться! Много-много тренироваться! Снова, как когда-то, посвящу себя изнурительным тренировкам, чтобы стать в десяток раз сильнее и наконец сразить тебя! — На голове Инды буквально образовывается пожар, и лицо ее тоже краснеет, только, скорее, от злости.       Алатус не знает, как реагировать, поэтому просто стоит, сложив руки на груди, и выслушивает тираду сестры.       — Почему кому-то в этой жизни всё, а кому-то ничего?!       — Эй, что у вас тут произошло? — На тренировочной площадке появляется не на шутку взволнованная Бонанас. Бедняжка толком не успела проснуться: волосы растрёпаны, а вместо повседневной одежды на ней красуется мятая ночная сорочка. — Инда, что случилось?       — Ничего не случилось! — Индариас повышает голос еще на полтона и хотя выглядит очень злой, в глазах у нее стоят слезы.       — Инда, ты что, плачешь? — Бонанас подходит к сестре и обнимает ее за плечи. — Тебя кто-то обидел?       — Да никто меня не обидел! — Индариас скидывает руки сестры. — Я хочу провести время в одиночестве. — В этот же момент она уходит с площадки и двигается в противоположную от обители сторону. Куда-то в сторону казарм.       — Сяо, что случилось? — Бонанас переключается на брата. — Давно я ее не видела… такой злой.       — Дружеская дуэль. — Сяо вздыхает. — Может, мне нужно было поддаться? Она так сильно расстроилась… — Говоря это, он и сам заметно грустнеет.       — Ах, вот оно что…       — Я не понимаю, что я должен сейчас сделать. Стоит пойти и извиниться? — Говорит Алатус тихо и зажато, почти про себя.       Бонанас не понимает: говорит Сяо сам с собой или обращается к ней, но все же отвечает: — Если дуэль была честной, то не думаю, что ты должен извиняться. Инда немного вспылила, такое случается.       — Ты правда так считаешь?       — Конечно. Вы можете поговорить позже, когда она немного остынет. Или, если хочешь, я могу сама.       — Боюсь, я не силен в разговорах. Ты не могла бы?..       Бонанас улыбается. — Конечно.

***

      Индариас сидит под палящим солнцем на невысоком утëсе, свесив ноги. Лёгкий прохладный ветер помогает ей не зажариться совсем, а шум воды, бьющейся о скалы — успокоиться.       Обдумав произошедшее, Инда понимает, что перегнула палку, и чувствует вину перед Алатусом и Бонанас. Особенно перед братом. Хотя обида все равно сжирает изнутри.       — Индариас?       Пиро-якша оборачивается, лицом к лицу встретившись с сестрой. Она сразу подскакивает с места и чуть не летит с обрыва в воду, но удерживается.       — Бон-Бон, прости, пожалуйста, я погорячилась…       Бонанас улыбается. — Что ты, я не сержусь. Никто не сердится. Сяо очень переживает, что как-то обидел тебя.       Уголки губ Индариас дрожат в неловкой улыбке. — Нет-нет, вовсе не обидел. — Но улыбка сразу спадает с лица, а на глазах появляются слезы.       — Эй, ну ты чего? — Бонанас приближается к сестре и снова обнимает ее. — Ты можешь поделиться со мной чем угодно. Я всегда тебя поддержу. Давай, расскажи мне.       Сестры садятся на край утёса и голова Инды располагается на коленях Бонанас. Последняя запускает руку в огненно-красные волосы и прикасается кончиками пальцев к коже головы.       — Я посвятила тренировкам и сражениям всю свою жизнь… С детства мечтала стать воином и служить Властелину Камня, но… Наверное, мне просто тяжело принять то, что Алатус сильнее меня.       Бонанас качает головой и улыбается. — Возможно, мы просто чего-то не знаем о его прошлом. Может, ему приходилось постоянно сражаться, что и отточило его мастерство.       — А мы ведь и правда совсем его не знаем… — шепчет Инда. — Кем он был до того, как стал служить Мораксу?       Бон-Бон пожимает плечами. — Я помню тот день, когда впервые увидела его в домене…       Еще детёнышем я попала в обитель Властелина Камня. Никто не знал, откуда я родом, поэтому Хранительница Облаков взяла меня под свою опеку. Она хотела, чтобы я выросла сильным адептом, как она. Заботилась обо мне, обучала тому, что знала сама.       Я была окружена роскошью и привилегиями, не ведая о том, что происходит за стенами обители. Я не хотела быть целителем или механиком, хотя это дело давалось мне очень легко. Я мечтала о чем-то большем.       Однажды мне удалось выйти за стены домена. Я прежде слышала разговоры о войне, но, увидев количество раненных солдат, вернувшихся с битвы, осознала ее масштабы. Среди воинов был и Сяо. Его силу, отвагу и решимость было невозможно не заметить. Он умело руководил, а в его сторону слышались слова благодарности. Это зрелище внушило мне новую мечту — стать защитницей, как этот воин, обрести силу и самостоятельность.       Но я понимала, что путь воина нелегок. Это было нечто большее, чем просто играть в военные игры во дворце. Это требовало мужества, дисциплины и преданности. Я решила, что готова пойти на все, чтобы достичь своей мечты, хоть и Хранительница Облаков была против этого. Она говорила, что мои руки слишком хрупкие, чтобы держать оружие.       Собрав все свое мужество, я обратилась к Сяо и попросила его наставления. Помню, он взглянул на меня с удивлением. Его военные обязанности мешали ему взять наставничество надо мной, поэтому обучаться мне пришлось самостоятельно. Дни превратились в недели, недели — в месяцы, а месяцы — в годы. Я усердно трудилась, преодолевая все препятствия, которые встречались на пути. Научилась сражаться, защищать себя и тех, кого люблю.       Наши пути с Сяо, увы, почти не пересекались. Только когда Властелин Камня признал во мне воина, достойного сражаться на передовой, мы смогли стоять с Алатусом плечом к плечу.       — И ты никогда не интересовалась его прошлым? — удивляется Инда.       — Почему же… Как-то после очередной битвы мы отдыхали в военном лагере. Тогда я и спросила у Сяо, как он попал к Властелину Камня на службу.       — И что же?       — Он сказал, что Моракс спас его. От кого и почему — я не знаю. Мне показалось, что Алатус не хочет это обсуждать.       — И ты так и не узнала? — возмущается Индариас. — Как же он стал таким… сильным?       — Я не знала, у кого спросить, да и невежливо это было по отношению к Сяо.       — Бли-и-ин, а так интересно!       За разговорами Бонанас и не замечает, как гнев сестры растворился. Теперь же она стала более задумчивой.       К полудню обе возвращаются в обитель якш, где уже готовятся к обеду братья. Босациус приготовил бамбуковый суп и разлил его по тарелкам.       — О, вы как раз вовремя, он еще горячий.       Инда и Сяо встречаются взглядами, и последний уже было открывает рот, чтобы что-то сказать, но сестра его перебивает: — Алатус, прости, я немного вспылила. — Губы ее дрожат в легкой улыбке.       Сяо выдыхает. — Ты не сердишься?       — Нет, нет конечно! Ты же ни в чем не виноват… Видимо, мне просто тяжело принимать поражение там, где мне казалось, что я лучше других.       — Значит, все в порядке? — уточняет Алатус.       — В полном. Но у меня есть просьба. — На этот раз Индариас улыбается во все тридцать два. — Ты должен стать моим сенсеем!       Сяо усмехается. — Думаю, я не против. Когда начнем тренировки?       — Да хоть прямо сейчас! — Инда снова загорается идеей и желанием, и каждый, сидящий за столом, понимает, что теперь ее никто и ничто не остановит.       — А можно и мне присоединиться к вам? Я с детства хотела, чтобы Сяо обучал меня! — После одобрительного кивка брата, Бонанас хлопает в ладоши. — Супер!