Руки, обнимающие ее тело, начали подрагивать. «Неужели еще не все потеряно?» - возродилась почти угасшая надежда в сердце. Хриплым от волнения, давно сломавшимся в одиночестве голосе я почти прошептал:
- Да, Хина. Это я.
- Ты так изменился, - немного отстранившись, медленно осмотрела меня девушка, отмечая вытянувшуюся фигуру и заострившиеся черты лица.
Я не мог ответить: «Ты тоже». Это было бы невероятно больно для нас обоих. Вместо этого я, крепко прижав к себе Амано, сказал то, о чем давно мечтал:
- Пойдем домой? Вместе.
На ее лице появилась грустная улыбка, полная какой-то обреченности. Едва теплая ладонь, просвечивающая насквозь, ласково провела по моим волосам.
- Я скучала по тебе, любимый, но, к сожалению, отсюда уйти я уже не могу.
Этим предложением Хина одновременно призналась в ответных чувствах и разбила на осколки остатки плана. С непониманием в глазах, я едва не крикнул, вовремя сдержавшись:
- Почему?!
- Мне осталось совсем недолго. Возможно, всего пара минут. Скоро я стану одной из вон тех плещущихся в небе солнечных рыбок, - со смирением ответила девушка, обратив лишенный эмоций взгляд на собственные руки.
«Нет, все не может закончиться так!» - внутри разразилась буря. - «Надо думать! Думай, Морисима, думай! Ты не просто так три года провел на проклятом острове!» Подняв глаза, увидел, как стайка рыбок кружится вместе с белым драконом из облаков. Тот кольцами обвился вокруг маленьких красавиц, создавая безопасный поток воздуха, благодаря чему рыбки могли лететь, не беспокоясь о том, что их снесет на землю внезапным порывом. Идея родилась сама собой: «Если не может уйти она, значит, останусь я». Сердце подсказало, что это будет правильным выбором. К людям на земле я не был привязан, как и к местам. За три года тоска по Хине выкорчевала остальные привязанности своей тяжестью. А возможности, предоставляемые обществом, казались ничтожными по сравнению с чувствами, что я хранил в себе и которым позволил излиться в небесном мире. Взглянув в глаза девушке, озвучил ответ, которого та явно не ожидала:
- Я останусь с тобой.
- Морисима, даже не вздумай! - внезапно вспыхнула Хина, со страхом представившая сей исход. - Тебе еще жить и жить! Ты можешь столько всего сделать! Я… - запнулась она, - я просто не смогу себя простить, если погублю тебя вместе с собой.
- Три года там, на земле, были для меня подобны аду, Хина. Это мой выбор, - твердо остался при своем мнении, про себя продолжив: - «как и то, что я собираюсь сейчас сделать».
Придвинувшись совсем близко, я поцеловал ее. Губы, все еще человеческие, были мягкими и теплыми, кое-где искусанными от одиночества. Амано не сопротивлялась, наоборот, подавшись вперед, пока наши языки переплетались, а дыхание — постепенно заканчивалось. Разорвав поцелуй первой, Хина тихо заплакала, и ее слезы вместо того, чтобы пролиться на траву, воспарили и закружились вокруг девушки. Ее тело начало распадаться на капли, начиная со стоп и кончиков волос. Я мог только смотреть на это, умирая вместе с ней внутри, пока тело отказывалось двигаться. Наконец, когда начали исчезать ее руки, удалось сбросить невидимые оковы. По Небесам, любимым и ненавидимым мной, разнесся крик души:
- Я не оставлю тебя, Хина! Лучше стану ветром, что будет оберегать тебя от штормов и падений!
Стоило только произнести это, как в голове раздался далекий драконий крик. И почувствовал, как меняется мое тело. Одежда и обувь же упали, провалившись прямо сквозь траву на облаке. Краем глаза отметил, как руки становятся белыми, как в шоке раскрываются очи любимой, уже почти полностью потерявшей прежнюю форму. А в следующий момент мироощущение сменилось. Состояние, в котором пребывал мой дух, невозможно описать словами. Я действительно стал ветром, приняв форму того самого дракона, которых наблюдал когда-то давно во время шторма. «Хина!» - пронеслась мысль, когда я понял, что не потерял себя, несмотря на новый облик.
Рядом со мной, парящим и извивающимся, мельтешила маленькая рыбка, полная солнечного света. Я узнал бы ее среди тысячи: каким-то чудом душа тянулась, ведомая чувствами, именно к Хине. Тут налетел порыв ветра, и мою маленькую возлюбленную унесло. Я тут же инстинктивно ринулся следом и, догнав трепыхающийся в бессилии против ветра силуэт, повинуясь непонятно откуда взявшимся знаниям, закружился вокруг, образуя сферу из собственных потоков. Успокоившись, Амано боязливо приблизилась к предполагаемой «морде». Уверившись понятным только ей способом в том, что это действительно я, больше-не-девушка едва ощутимо «чмокнула» в «щеку».
Чудо произошло дважды. Стоило Хине коснуться меня, как между нами алой закатной полосой протянулась нить, прямо как в легендах. Наши души соединились, и теперь мы чувствовали эмоции и даже некоторые мысли друг друга, утопая в счастье от того, что были друг у друга. Теперь было абсолютно все равно на то, что на землю вернуться не получится. Мы завертелись спиралью, то уносясь в безоблачное небо, то ныряя в грозовые тучи. Внутри последних я окрашивался в серый, по телу струились молнии, но ни одной из них я не позволял коснуться второй половинки. Вдруг налетел особенно сильный ветер, которому даже я не смог воспротивиться. Было чувство, что Небеса решили обрушиться на нас. Все, что смог сделать — обернуться вокруг испуганной за нас обоих Хины и защищать ее от почти смертоносных порывов. Подчиняясь потоку, мы оказались сначала среди безумной грозы, а после — в центре оазиса спокойствия: кусочка неба, где в лучах рассвета царил штиль. Стоило перестать чувствовать ветер, как неожиданно что я, что Амано начали падать. Сердце обуял ужас. Я помнил, что случалось с жителями неба, разбившимися о земную твердь. Мои чувства тут же отразились на второй половинке, и в приступе паники мы не сразу поняли, что снова сменили форму. Осознание пришло, когда одновременно услышали стук собственных сердец.
Мы снова стали людьми.
Не знаю, как в эти минуты выглядел в глазах девушки, однако сам я залюбовался ее внешним видом: одетая в непонятно откуда взявшееся струящееся небесно-голубое платье, она была прекрасна. Голубые глаза были наполнены эмоциями и, казалось, сдерживали в себе само солнце. Не сдержавшись, взял ее за руку. «Теплая», - пронеслось внутри, пока снаружи по нашим щекам заструились соленые капли. Ведомые взаимными чувствами, мы обнялись и продолжили падать вниз. Вдалеке был виден утренний Токио.
***
Очнулись мы на мягкой траве. Вокруг щебетали птицы. Сквозь кроны пробивались лучи, оставляющие тепло на коже. Закручивались потоки воздуха, и я чувствовал: стоит только пожелать, как они подчинятся моей воле. То же самое чувствовала и Хина, но только по отношению к каплям росы на травинках.
Приподнявшись на локтях, осмотрелся, пока кое-кто чисто по-девичьи поправлял прическу. Это была старая роща, на полянке которой располагался старенький, но ухоженный алтарь, в котором и сейчас едва слышно горели благовония. Иногда между деревьями виднелись храмовые веревки. Полуразрушенные врата тори были живописно укрыты мхом. За ними я смог разглядеть тропинку, когда-то выложенную каменными булыжниками, а теперь — травой, проросшей из щелей между кладкой. Встав в полный рост, пошатнулся, будто забыл за то время, что провел на небе, как надо управляться с человеческим телом. Осмотрев себя, понял, что был одет в странную помесь традиционного кимоно и современной одежды: белый гольф торчал из-под темно-серого хаори, на рукавах которого резвились белые облака с грозовыми тучами. Последние отливали голубоватым оттенком, как и темно-синие молнии, кое-где проглядывающие на ткани. При этом я был в темно-серых джинсах и гэта из какого-то светло-серого дерева. Подав руку Хине, отметил ее платье — также помесь современного и традиционного стиля: верх напоминал наряд мико, под которым также был закрытый гольфик. Юбка доходила почти до пят и визуально формировала силуэт рыбьего хвоста. С обувью девушке повезло чуть больше: на ногах оказались небесно-голубые балетки.
Оставаться дальше на поляне было бессмысленно, и мы, держась за руки, пошли по едва виднеющейся тропинке. Спустя десять минут до ушей донесся гул человеческой жизни: рев двигателя, гомон речи. Над верхушками деревьев виднелся ярко-красный шпиль пагоды. Почему-то стало неуютно. Я автоматически поправил волосы, отметив, что они стали длиннее. Белая прядь попала в поле зрения, и я с удивлением, поймав ее, крутил между пальцев. Почувствовав, что уверенность моя куда-то улетучилась, Хина сжала сильнее ладонь и пригладила мои волосы, сказав:
- Все будет хорошо. Давай посмотрим, что там?
Я кивнул, и мы вышли из рощи прямо на задний двор храма. Нас встретили каменный сад и одинокий послушник, рисующий волны. Увидев, что мы пришли со стороны леса, он молча поклонился и ушел куда-то вглубь здания, оставив двери за собой открытыми. Я же, стараясь не наступить на плоды его трудов, прошел и провел за собой вторую половинку прямо к скамейке, случайно попавшей в поле зрения.
Через минуту с нам вышел старик, которого три года назад я опрашивал вместе с Нацуми.
***
- Для неба всегда важен баланс, - беседовал он с нами, попивая зеленый чай. - Если кто-то его нарушает, то взамен должен быть готов чем-то заплатить. Погодные шаманки платили своим телом, отправляясь жить среди духов. Так и произошло три года назад. Вот только Ваше вмешательство, молодой человек, перевернуло ситуацию с ног на голову. Вы добровольно остались там, попросив сделать то же самое, что случилось с девушкой. И за это вам обоим было позволено вернуться к людям, - молвил старый священник и умолк.
Я думал над новой информацией. Она действительно выглядела правдивой и объясняла произошедшее наиболее логично. Оставалось прояснить только один момент:
- Откуда вы столько знаете?
- Наш храм долгое время был пристанищем для тех, кто имел дело с Небесами. Самые разные люди приходили сюда, чтобы помолиться и спросить совета. А иногда к нам приходят из рощи, прямо как вы. В этом случае наш основатель завещал помочь путникам встать на ноги, накормить и дать кров. Так что располагайтесь: комнаты на верхнем этаже предназначены как раз для этого.
На том и разошлись: мы с Хиной поднялись наверх, параллельно спросив, какое сегодня число. Оказалось, что прошел всего лишь день. А значит, особых проблем с моей «пропажей» быть не должно. Проходя мимо зеркала, задержались, привыкая к новой внешности. Черты лица не изменились, а вот мои глаза стали серо-стального цвета. У Хины также изменился оттенок глаз, а в волосах виднелся темно-синий оттенок. Осознавая изменения, мы всматривались в отражения. Запоздало в голову просочилась тревога: «А навсегда ли нас отпустили?» И, будто услышав мой вопрос, ветер прошелестел на ухо: «Нет. Вы вернетесь, когда придет ваш человеческий срок».
Плечи в ответ расслабились, и я улыбнулся, спокойный от того, что будущее стало чуть менее туманным.