Перчатки

Сапнап в детстве практически всегда ходил в перчатках, сделанных из огнеупорного материала, иногда даже спал в них. Маленький Пандас, будучи настоящим воплощением огненной стихии, мог ненароком покалечить кого-нибудь или что-нибудь подпалить. Не раз и не два он, по неосторожности, обжигал собственную маму, совсем того не желая. Всегда после таких инцидентов он рыдал взахлёб, прося прощения у любимой родительницы, но та вовсе не злилась. Она всегда улыбалась сквозь невольно текущие слёзы и говорила, что всё в порядке, даже несмотря на появляющиеся на коже волдыри. С годами он, конечно, научился контролировать свои силы и применять их не только в битве с врагом, но и в повседневном быту, но перчатки всегда покоились где-нибудь поблизости. Отучаться от их носки на постоянной основе было непросто и долго, даже сейчас, когда он уверен, что не потеряет контроль над собой, невзирая на свою вспыльчивость, Сапнап всё равно надевает их когда его одолевает лихорадка от болезни или отравления из-за какой-нибудь ядовитой твари. Несмотря на то, что Сапнап не желает расставаться со своими перчатками, с ними у него связаны не самые лучшие воспоминания, за которые он их и недолюбливает. Бэд не любит перчатки. Ему нравится ощущать окружающий мир голой кожей чувствительных ладоней, да и из-за длинных когтей перчатки были весьма неудобны для демона. В конце концов, в былые времена, живя в Нэзере в родном племени с сородичами, по рассказам самого Бэда, он довольно часто передвигался по-звериному, на четырех лапах. В этом не было ничего удивительного, ведь он не человек и его строение тела отличается от привычного людского. Правда, живя в цивилизованном мире он давно приучился ходить только на двух задних лапах, лишь изредка опускаясь на все четыре, когда проход в пещеру оказывался слишком низок для его немалого роста или же надо было поймать уж больно шуструю добычу, а лука под рукой нету. Но, несмотря на свою нелюбовь к ткани, закрывающей руки, Бэд всё равно иногда их надевал, когда принимался за готовку чего-нибудь. Пусть его шерсть очень короткая и больше похожа на бархатное полотно, он всегда опасался, что она может оказаться в чьей-нибудь тарелке. Картина того, как чернильно-чёрный демон, почти в три метра ростом, насвистывает приятную мелодию себе под нос и натягивает белоснежные неплотные перчатки на свои когтистые лапы, стала привычным зрелищем уже давно. Джордж часто надевает перчатки, будучи брезгливым человеком. Если они собираются спускаться в пещеру или отправиться на охоту, то на руках дальтоника всегда показываются кожаные перчатки. Но, как только он вновь показывается на родной базе или там, где можно почувствовать себя в достаточной безопасности и не нужно постоянно держать наготове меч, то Джорж сразу оголяет свои бледные и ухоженные ладони, не забывая поворчать о том, как же в них жарко рукам. Все трое не жалуют перчатки, но, тем не менее, продолжают их время от времени носить, пусть причины у всех разные. Дрим же, в свою очередь, свои перчатки не снимает вообще. Масочник ходит в своих плотных перчатках двадцать четыре на семь, не снимая даже на время сна. Он никогда не закатывает рукава и носит тонкие кофты с высоким воротом под своими свободными худи, и очень редко снимает маску. Её Дрим не снимает не потому, что не доверяет своей команде, да и жутковатый шрам через все лицо вовсе не является истинной причиной, лишь удобной отговоркой, чтобы не углубляться в детали – просто у него до ужаса чувствительные глаза. На свету Дрим без своей фирменной маски подобен новорождённому слепому котёнку, а вот в темноте, наоборот, видит не хуже Бэда, что, по природе своей, ночной хищник. Все давно привыкли большую часть времени видеть заместо привычного лица улыбчивый смайлик на белом фарфоре, но почему-то так и не привыкли к перчаткам, скрывающим от мира чужие руки. Никто не задавал вопросов, а Дрим ничего не рассказывал. Они просто все дружно игнорировали эту тему, не желая вскрывать, очевидно, старые раны, коих у каждого имеется не по одной в наличии. Неизвестно и непонятно, кто и зачем установил растяжку в заброшенной шахте, ведь в ней давно не было ничего ценного – одна паутина да потухшие факелы. Даже монстров особо не встречалось, всего пара скелетов на несколько десятков метров и четыре поворота без развилок. Устройство сработало быстро, заполняя темный коридор до боли знакомым звуком и клубами пыли с мелкой крошкой из взорванного динамитом камня. Дрима откинуло на несколько метров назад, практически не задев вспыхнувшим огнём, и оглушило от удара. Когда в глазах перестало всё плыть, а звон в ушах стал чуточку тише, он принял сидячее положение, держась за правый бок, который прострелило болью. Уже совсем рядом были слышны взволнованные крики Джорджа и Бэда, спешащих на звук взрыва. – Ох Боги, Дрим, ты как?! – Чужая рука осторожно ложится на плечо с правой стороны, с которой и слышится голос Джорджа. Дрим болезненно морщится, но находит в себе силы ответить «да». Руки отчего-то неприятно жжёт, начиная с кистей и до самых локтей. Он опускает более не скрытые маской глаза на свои руки. Пускай в глазах все ещё слегка двоится, он все равно прекрасно видит, что от перчаток и рукавов не осталось ничего, кроме рваных лоскутов, которые совсем не скрывают его обнажённой кожи. Масочник резко дёргается, скидывая с плеча чужую руку, прижимает свои собственные к груди, склоняясь и подтягивая колени. Несмотря на тупую боль во всем теле, он пытается сделать всё, чтобы не было видно того, что так старательно скрывалось годами. Но уже слишком поздно. В темноте его бледная не видевшая солнца кожа слишком очевидно выбивается на общем полотне мрака, позволяя во всей красе разглядеть, помимо многочисленных кровоточащих ран от расколотого щита, ещё и старые шрамы. Уродливые, оставшиеся после страшных рваных ран шрамы, которые успели разглядеть. Внутри всё похолодело, а отбитая спина покрылась холодным потом, заставляя ткань неприятно липнуть к коже. – Пожалуйста, не трогай меня… – Единственное, что выдавил осипшим голосом Дрим, когда вновь ощутил чужую ладонь, прижавшуюся к спине. Тепло руки мгновенно пропало, но лишь для того, чтобы через мгновение уверенно лечь на его светло-русую макушку. – У тебя руки в крови, дай посмотреть. – Полушёпотом просит Хало и осторожно треплет своими длиннющими пальцами его волосы. Дриму понадобилось какое-то время на то, чтобы решиться согласно кивнуть. Ему не хотелось бы, чтобы его сейчас трогали, он вполне мог отлежаться и, немного придя в себя, позаботиться о своих ранах, но это будет несправедливо по отношению к друзьям, искренне за него переживающим и хотящим протянуть руку помощи. Сапнап садится рядом на колени и протягивает ладонь, на которой вспыхивает небольшой огонёк, рассеивающий темноту. Бэд, присевший напротив, скидывает с плеча походную сумку, немного в ней порыскав, он достаёт флягу с водой и несколько мотков чистых бинтов. Демон не планировал использовать ценные зелья лечения, ибо раны у товарища не критичны и сами собой заживут быстро. Приподняв чужое лицо за подбородок, он разворачивает его левой щекой, на которой красуются впившиеся в кожу осколки маски. Подцепляя белые кусочки когтями и осторожно вынимая, Бэд подмечает, что Дрим всё норовит опустить взгляд вниз, на собственные дрожащие руки, до сих пор прижимаемые к груди. Ткань кофты покрылась пятнами от впитывающейся крови. Закончив с промыванием порезов и залепив их пластырями, демон отстраняется, усаживаясь поудобнее и задумчиво смотрит на масочника. Всё это время между ними царила неуютная тишина. – Дрим, я… Я могу взглянуть на твои руки? – Осторожно спрашивает Бэд, чуть склоняя голову к плечу и не торопит с ответом, давая время принять решение. Медленно, будто находясь перед хищником, Дрим отнимает от груди трясущиеся руки, осторожно вытягивая их вперёд. Поначалу Бэд только смотрит, думает, как лучше прикоснуться к истерзанному полотну бледной кожи, где свежие раны кажутся менее устрашающим зрелищем, чем застарелые отметины. Когда чужие когтистые пальцы бережно касаются запястьев, масочник едва сдерживает себя, чтобы не вырвать их из мягкой хватки. Сапнап подносит пламя ближе, предварительно уменьшив его в размерах, дабы никого не ранить, но оставляя его достаточно ярким, чтобы Бэду хватало его света. Родниковая, кристалльно чистая вода тонкой струйкой вытекает из фляги на порезы, смывая всю мыть, грязь и кровь, и стекая на землю грязно-розовыми каплями, образующими небольшую лужицу на холодном камне. Дрим не дёргается, не сопротивляется, позволяя разворачивать свои руки, рассматривать их и обматывать бинтами, при этом стараясь выглядеть отрешённо. И ему вовсе не нужно знать, что друзья видят эту фальшь насквозь, просто делая вид, что всё в порядке. Хотя почему «вид»? На самом деле всё и вправду в порядке, разве что они волнуются за Дрима, который угодил в растяжку по своей же невнимательности. Что, кстати, было очень даже удивительным явлением, ибо в ловушки, особенно такие простые, как правило, попадал Джордж. Может быть их и гложило любопытство, но они не станут ни о чём расспрашивать, в конце концов, масочник не просто так всё это время скрывал эти шрамы. Белые бинты, накладываемые умелыми руками демона, быстро покрывают руки, скрывая от мира изуродованную кожу и заменяя собой место тканей черной водолазки и зеленой худи. Судя по тому, как шрамы плавно затекают своими неровностями дальше локтей, вверх, к плечам, становится понятно, что Дрим усеян ими, как ель игрушками перед Рождеством, а потому и кутается в свои жаркие кофты с высоким воротом. – Ну вот и всё! – Довольно произносит Хало, – Пару дней и будешь, как новенький, если, конечно, больше никуда не вляпаешься. Оставь это дело Джорджу. Дрим в ответ лишь смущённо кивает и негромко благодарит за помощь. – Только вот твоей маске повезло меньше, чем тебе. Ей конец. – Упомянутый Фаунд даже бровью не повёл на подколку демона. Он демонстративно поднимает крупный осколок повыше и подносит ближе к огню, дабы его лучше видели. Дрим тянется к нему и осторожно забирает его у дальтоника, тоже рассматривая его со всех сторон в свете пламени. Глаза, что изначально были сфокусированы на белом фарфоре, быстро переключаются на пальцы. Несмотря на то, что Бэд перемотал ладони, его пальцы остались оголенными на всеобщем обозрении. Лиловые следы ожогов мозолили глаза, раздражая своим видом и фактом существования, вызывая желание спрятать куда-нибудь руки. Дрим вообще рад, что ему задело только руки – не нужно ребятам видеть ещё и другие шрамы, этого он бы точно не пережил. Парень невольно представил эту картину и ему тут же стало не по себе, но из безрадостных мыслей его вырвал несильный, но, тем не менее, болезненный хлопок. На тихое шипение друга Сапнап лишь виновато улыбается, пожимая плечами, и свободной рукой протягивает пару перчаток. Старые и потрепанные, пахнущие костром и облупившиеся местами, они кажутся самым настоящим благословением. Дрим берет их, не задумываясь ни на секунду, едва не вырывая из рук товарища. Спешно, а от того неуклюже, он натягивает перчатки, наконец с облегчением ощущая, что вновь может дышать свободно. Сидящий ближе всех, Бэд помогает затянуть завязки поверх бинтов. Всю дорогу до выхода из старых шахт они проводят за непринуждённой болтовнёй, правда Дрим лишь изредка что-то комментирует, ибо сил ни на что не хватает, и выступает в качестве слушателя. Джордж, придерживая и позволяя опереться на себя, вел масочника вперёд за остальными товарищами, освещающими дорогу. Чужие перчатки и бинты закрыли от мира то, что должно быть скрыто и забыто в недрах памяти. Однажды он будет готов и расскажет, ничего не тая, покажет каждую проклятую отметину, не дающую спокойно жить, но не сейчас. Когда-нибудь. Обязательно.