Ты ночью что-то на латыни
Склонившись, надо мной шептал.
Открыв глаза, я подмигнула:
«Ну как, изгнал?»
Аноним
Принц ещё никогда так не боялся. И ни добрая рюмка абсента, принятая почти что в качестве лекарства, ни даже распятие 582-й пробы на крепкой шее никак не помогали справиться с этим его страхом. Наконец, ступил он за ветхую ограду. Взошёл по крутой лесенке на покосившееся крыльцо и, перекрестяся, вошёл внутрь. Свечи едва теплились. «За ЖКХ заплатить забыла!» – вяло возмутился принц, оглядываясь. Посредине светёлки, с рюмкой мартини в правой руке, прямо на голом полу, в позе звёздочки возлежала Она. Стараясь пока не смотреть в ту сторону, принц огляделся вокруг. Углы комнаты тонули во мраке. «А потом иностранцы удивляются: чего это мы всегда такие мрачные? Да чтоб в интерьер вписываться!» – про себя съязвил принц. Но ничего: на комоде нашлись ещё три связки свечей. И он принялся расставлять их везде – на карнизах, на полках, на приступе очага, нимало не жалея воска. Момент, когда, всё же, придётся приблизиться, взглянуть, принц оттягивал, сколько мог. Но известная максима велела не тянуть кота за… А хоть бы и хвост. Господи, какая же страшная! Нет, не так: какая же страшная, сверкающая красота! Принц и хотел бы отойти; но по странному любопытству, по необъяснимому логически, почти первобытному инстинкту, в моменты крайнего ужаса побуждающего не бежать с криками прочь, а достать мобилу и начать снимать летящий в тебя метеорит, он не утерпел. Взглянул ещё раз, и ещё, впитывая весь кошмар разом – леопардовые лосины, слипшиеся от слоёв туши ресницы, подведённые алой помадой губы, выщипанные брови, приклеенные накладные ногти... Там, под верхней губой, ещё и виниры имелись, но пальцы в рот ведьмы принц совать не рискнул. Ненависть – скорее, страх, первобытный ужас, заставлявший колени и зубы синхронно дрожать, – упорно не желал превращаться в любовь. Он поспешно отошёл к столу. Выдвинул табурет, присел, восстанавливая дыхание. Развернул Книгу, любовно поглаживая старинные страницы, и, чтобы ещё более ободрить себя, начал читать громким голосом: — «Жена добрая, трудолюбивая, молчаливая – венец своему мужу. Добрая жена домовитая, благоразумна своим промыслом, добрым подвигом и мужним наказанием. И всё у доброй жены разложено, рассортировано и убрано. Поднявшись с постели, умывшись и помолясь, трудится жена, рук не покладая. Сама знает, как сеять муку, как квашню затворить-замесить и хлебы скатать. Никогда, разве что занедужит или по просьбе мужа, жена без дела не сидит, так чтобы и слугам, на неё глядя, повадно было трудиться». Возвысил голос и, по мере чтения таких важных и приятных для любого мужчины слов, принц быстро разошёлся: — «Всякий бы день у мужа жена спрашивала да советовалась обо всём хозяйстве, припоминая, что нужно. А в гости ходить и к себе приглашать и пересылаться, только с кем разрешит муж». Ух, какая сила была сокрыта в Книге, с нового учебного года включённой в образовательную программу школ и ВУЗов королевства! Мудрость, проверенная сотнями сытых и довольных мужчин, подзадоривала принца, и он начал читать на разные голоса, желая заглушить остатки прежней своей боязни. — «А платья и рубашки и платки на себе носить бережно каждый день, не испачкать, не измазать, не залить, на мокрое не сесть и не класть; всё то, с себя снимая, складывать бережно и хранить это строго, на лишнее деньгу бездумно не тратя». Хоть бы какой звук, какое-нибудь живое существо, может, сверчок, да хоть таракан отозвался в углу – может быть, не так страшно было бы это зловещее молчание! Но лишь слышалось потрескивание свечи и слабый шлепок восковой капли, маравшей деревянный пол. — «Следует мужьям воспитывать жён своих с любовью и примерным наставлением; жёны мужей своих вопрошают о строгом порядке, о том, как душу спасти, Богу и мужу угодить и дом свой получше устроить, и во всём покоряться мужу; а что муж накажет, тому с любовью и страхом внимать и исполнять по его наставлению и согласно тому, что здесь писано». Она по-прежнему лежала неподвижно, лишь иногда уютно всхрапывая во сне. А принц всё читал: — «А увидит муж, что у жены непорядок, сумел бы свою жену наставлять да учить полезным советом; но если жена науке такой, наставлению не последует и того всего не исполняет, должен муж жену свою наказывать, вразумлять её страхом наедине. Плетью же, наказывая, бить осторожно, и разумно и больно, и страшно и здорово – если вина велика». Выразительно дочитав свой любимый момент, принц поднял глаза и вскрикнул, вскочил, опрокинув табурет. — Ой, фсё! – раздался хриплый голос. Твою дивизию, Она встала!!! Неровно ступает с закрытыми глазами, беспрестанно расправляя руки, рюмка с остатками мартини крепко зажата в правой. Принц совершенно непрофессионально завизжал, захлопнул Книгу, выставляя её перед собой на манер оружия. — «Добрая жена должна уметь и кушанье сварить, и кисель поставить, и бельё выстирать, и выполоскать, и высушить…» – по памяти заголосил он, мелко крестяся. Ведьма, осушив бокал одним большим глотком, ловко подтянула леопардовые лосины. — А Аллегрова «Младшего лейтенанта» уже пела? – пьяненько рассмеявшись, уточнила она. — «…и уметь шить, вышивать, ткать, обучать рукоделию горничных своих, да и всё это доглядеть и заметить», – испуганно лепетал принц. Нетвёрдой походкой подойдя к столу, ведьма, от свечи закурив тонкую дамскую сигарету, гаркнула: — Хватит уже мне в мозг гадить! Никому ничего я – современная, эмансипированная женщина, феминистка третьей волны, – не должна! Тоже мне: устроил тут экзорцизм из-за корпоратива на Лысой горе! Ну, встретились с девочками, выпили, потанцевали. Истеричка принцевская! — «…и скатерти и полавочники постлать», – трагичным шёпотом закончил принц своё страшное заклинание по изгнанию свободы из законной жены. Воздев очи горе, ведьма страшно закричала: — Позовите мне Вия!***
Сунувший в окно поутру свою морду дракон нашёл принца едва живым. Он оперся спиною о стену и, выпучив глаза, глядел неподвижно. На свет его, ступавшего на вялых ногах, вынесло на волне желания посетить надворные удобства. Выйдя вновь на свет, принц встряхнулся и потянулся за набедренной флягой. Выпивши медленно и даже торжественно, он пригладил на голове своей в одну ночь поседевшие волосы и сказал: — Эх, не доросли мы пока до «Домостроя»! И, добавив что-то абсурдное из разряда «женщину, хоть и ведьму, любить и принимать надо, а не домостроить», побрёл в дом, чтобы вместе с любимой, Ириной Аллегровой и Вием – гостем из очень средней Азии – продолжать гулять под «Младшего лейтенанта, мальчика молодого».