From the Waters, I Rise

      Воздух.       Его легкие вопили. Он не мог найти поверхность. Он не мог найти свет.       Дыши.       Он задыхался, густая субстанция всасывалась глубоко в грудь, растекаясь по венам. Она жгла. Она пульсировала. Она тянула его обратно вниз.       Двигайся.       Где его руки? Где ноги? Он напрягся, пытаясь найти свое тело. Он должен был бороться. Он должен был выжить.       Он должен был жить.       Он вырвался на поверхность, и первый глоток воздуха был отвратительным, но пьянящим. Со следующим вдохом он выдавил из легких густую желеобразную жидкость, посочившуюся по углам губ. На третьем вдохе он открыл глаза.       Серый. Мир был серым. Цветов просто не было. Он быстро заморгал, пытаясь прогнать жидкость из глаз. Солнца не было. Не было и луны. Как долго он пробыл под водой?       Чувства возвращались одно за другим. Взгляд стал острее — он увидел облака, закрывавшие небо. Вода была холодной. Такой мучительно холодной, что все тело онемело. Дыхание по-прежнему было неровным, а воздух — таким же отвратительным. Все, что он мог слышать, — это удары волн о его тело.       Все мысли были сосредоточены на одной задаче — добраться до берега.       Пловец из него оказался неважный, но между бассейном и океаном была огромная разница. Он все плыл и плыл, не останавливаясь ни на секунду, не открывая глаз. Вода затягивала его тело, она была намного гуще, чем любая другая, в которой он когда-либо плавал. Но он заставил себя сосредоточиться. Сосредоточиться на ощущении воды. Сосредоточиться на звуке разбивающихся волн. Сосредоточиться на том, чтобы выжить.       Сосредоточься.       Когда его руки вцепились в песок, от облегчения он совсем ослаб. Земля. Безопасность. Он вытащил свое изможденное тело на сушу — она была такой же холодной, как и вода, в которой он выжил. Едва он перестал чувствовать, как его пытаются утащить обратно в океан, то просто упал. Его вырвало на песок еще одной порцией гнилостной жидкости.       Было больно.       Все болело.       Как только он погрузился в воду, все вокруг потемнело. Стало холодно. Когда он уже не чувствовал прижавшихся к нему рук, когда тепло ушло, он потерялся во тьме.       Но он выжил.       И снова он выжил. Его не сломить.       Ганнибал не позволит разбить себя.       Лежа на песке и не имея сил даже открыть глаза, он вспоминал все последние события.       Красный дракон. Повержен. Уилл Грэм. Его. Уилл. Уилл.       Где Уилл?       От этой мысли он резко приподнялся, с трудом разлепив глаза, словно они были заклеены. Его зрение расплывалось, но все, что он видел, было серым. И черным. Лужи черноты. Она струилась под ним, наполняя лужи. Кровь. Кровь, чернеющая в лунном свете. Он истекал кровью. Похоже, он умирал. Может, Красный Дракон и убьет его. Но он позволит себе умереть только от рук Уилла Грэма.       Его тело было покрыто черной жидкостью, которая обволакивала его разорванную одежду, холодя кожу. Температура тела падала, но он не дрожал. Он слишком долго пробыл в воде, истекая кровью и борясь. Времени оставалось мало.       Он прижал руку к животу, готовый почувствовать тепло крови, скользнувшей между пальцами, но она была холодной. С трудом собравшись с мыслями, он посмотрел на свое тело и вздрогнул.       Цвет исчез из его восприятия, оставив лишь синие, серые и черные оттенки. Это не было обманом лунного света: цвета не было, как будто его целенаправленно вытравили. Его кожа была серой, одежда — синей... Неужели так... себя чувствует тот, кто умирает?       С опаской он поднял руку от раны на животе, но его пронзил новый шок. Раны не было. Кожа была безупречна, ни единого шрама, и только разрывы на одежде свидетельствовали о том, что рана вообще была. Черная субстанция все еще прилипала к коже, но, сколько он ни оттирал ее, не мог найти огнестрельную рану.       Это означало, что он все-таки умер. И это был тот самый ад, в который его отправили. Холодный, безлюдный ад, где не было ни жизни, ни красок. Как подходяще.       Ганнибал опустил голову на холодный песок, чувствуя, как дыхание судорожно вырывается из груди. Он никогда не узнает, пережил ли Уилл падение, найдет ли он тело Ганнибала, вырвется ли из лап полиции. Возможно, для Уилла было бы лучше исчезнуть. Но Уилл...       — Ну, привет.       Ганнибал вздрогнул от этого звука и открыл глаза, ожидая наткнуться на серое небо над головой, но вместо него увидел золотой цвет. Он был ослепительным на фоне однотонных красок, настолько ярким, что Ганнибал поморщился. Когда зрение восстановилось, он понял, что золото было в форме маски, окруженной черным.       — Извини, что напугал, но я не мог не заметить, что тебе может понадобиться кое-какая помощь, — проговорил голос за неподвижной маской.       Ганнибал несколько мгновений просто смотрел перед собой, завороженный увиденным. Значит, он не был обречен на одиночество в этом чистилище. Возможно, это был его тюремщик. Ганнибал знал, как с ним сдружиться.       Существо сидело на корточках, но придвинулось еще ближе, так что маска оказалась в дюйме от лица Ганнибала. Сквозь черноту, скрытую под золотом, он увидел глаза — широко открытые и в то же время далекие. Они смотрели прямо сквозь него. Существо в маске резко вдохнуло, принюхиваясь.       Возможно, это тоже было частью его личного ада. И что же сделал Ганнибал? Принюхался в ответ.       Он не почувствовал ничего, кроме запаха дождя и гнили, затуманивших и притупивших его обычно острые чувства. Но что-то в присутствии этого существа заставило его глаза расшириться, и неожиданно по щекам потекли слезы. Даже такие раздражители, как лук, уже много лет не вызывали у него подобной реакции.       — ДУМ! — воскликнуло существо. Его голос был слишком громким, слишком близким. — Давненько вы не появлялись на моем берегу!       Его берег? Значит, он был тюремщиком. Ганнибал молчал, прекрасно понимая, что находится не в своей стихии. У этого существа была информация, которой он не знал, и чем дольше оно продолжало говорить, тем больше Ганнибал мог узнать, прежде чем идти дальше. И, похоже, оно было более чем готово поделиться информацией.       Существо выпрямилось, возвышаясь над ним.       — Что же делает в таком месте хорошенький маленький ДУМ?       Прикинуться дурачком было единственным выходом, даже если Ганнибалу это не нравилось.       — Я... я не знаю... — пробормотал он. Его голос хрипел, как будто прошло несколько дней с тех пор, как он говорил в последний раз. — Я просто... очнулся здесь, — это было недалеко от правды. В каждой хорошей лжи есть правда, спрятанная глубоко внутри.       Существо хмыкнуло в ответ, и Ганнибал почувствовал, как его взгляд окидывает каждый сантиметр его тела, осматривая.       — Вполне правдоподобная история, — подтвердило существо и протянуло руку в перчатке. С некоторым усилием Ганнибал потянулся и взялся за ладонь, вставая на ноги.       Головокружение затуманило его и без того беспорядочные чувства, заставив споткнуться на мокром песке. Мир закружился вокруг него в тусклых красках — синих, серых и черных, — а затем вновь выровнялся. В поле зрения опять появилось стоящее перед ним золото.       — Меня зовут Хиггс. Частица Бога, пронизывающая все сущее, — существо стояло перед ним во весь рост, и Ганнибал смог рассмотреть все его черты. Он был полностью покрыт смесью черного и золотого, каждый сантиметр кожи был спрятан. К его груди была пристегнута странная капсула с трубкой, наполненная мутной водой. Она соединялась с ним самим. Весь этот ансамбль заставил Ганнибала почувствовать себя еще более неуместно здесь, чем прежде.       Ему придется приспособиться.       Хиггс раскинул руки, указывая на однообразное окружение.       — Добро пожаловать на берег! Ты, должно быть, очень особенный, раз оказался здесь, — радостно воскликнул Хиггс, не сводя с Ганнибала расширенных глаз. — И какой из меня будет хозяин, если я не покажу тебе, как тут все устроено?       Ганнибал сглотнул, но облегчения это не принесло. Вода, или чего он там нахлебался, все еще стояла у него в горле. Это... не было смертью. Это было похоже на нее, и не было никаких причин, почему бы это не было смертью, но... Это было что-то другое. Теперь он был чем-то другим. Он стал чем-то большим.       — У тебя есть имя, незнакомец?       Губы разомкнулись сами собой, а на ум сразу же пришло имя:       — Клифф.       Последнее воспоминание о человеческой жизни. Падение с обрыва, который привел его сюда. Эта новая жизнь началась с обрыва.       — Меня зовут Клифф.