Три года

      В один миг долго тянущиеся минуты и часы превратились в дни и месяцы, а следом — в годы. Ожидание и тоска, когда-то поглощавшие полностью, стали обыденными чувствами, с которыми он просыпался и засыпал. Открывал глаза и закрывал. Начинал день и заканчивал.       Её нет уже два года. Крис даже не помнит, что он в это время делал. Не помнит, как две тысячи седьмой сменился две тысячи восьмым. Миссия за миссией, испытание за испытанием, команда за командой — всё такие же безымянные… Вечный цикл, из которого ему более не выбраться. Не помнит, как весна сменилась летом, июль августом — очередная годовщина её падения из окна, ознаменовавшая начало его бессмысленного существования, конец сентября-начало октября, двадцать третье ноября, декабрь, новый год…       В середине января найти свежие цветы слишком сложно, но он знает, что цветочные ларьки работают круглосуточно и круглогодично. Он здесь завсегдатай. Девушки за стойкой его лицо знают наизусть — каждую морщинку, каждый сложно уловимый, но постоянно виноватый оттенок взгляда, — готовые предложить другой, но всё так же неизменно дорогой и красивый букет. Они всё ещё верят, что он носит их на свидания. Он не пытается отрицать.       Сегодня с ним пришла Клэр. Задержавшаяся после новогодних праздников в его компании, потому что они семья, последние оставшиеся друг у друга. Джилл тоже часто говорила, что ближе Крис больше никого не найдет.       Крису хотелось схватить её за руки, посмотреть в глаза и прокричать, что он уже нашёл. Она перед ним. Она всегда рядом с ним.       Он этого, конечно, не сделал.       Они оба знают — обмениваются молчаливыми, понимающими и едва насмешливыми взглядами, пока флористки перевязывают бант на букете, — что она не любила цветы. Шутила на совместных нечастых обедах про умирающие на окне своей каморки кактусы. Но если и хотела бы получить цветы, то нечто невычурное. Клэр закатила как-то глаза, сказав, что Джилл обрадовалась бы и огромному красивому букету — «она тоже девушка, Крис, ей это очень льстит».       Они тихо благодарят работниц — Клэр несёт простой букет из хризантем, потому что он идеально вписывается в «простоту» в понимании Джилл. Крис задумчиво же разглядывает пушистые ароматные бутоны, перевязанные так, чтобы не уколоть пальцы. В его руках впервые подобный букет, а он их принёс к её камню несчётное количество.       Он до этого ни разу не приносил на могилу розы.       На поле с каждым годом всё больше и больше памятников, теряющихся под одинаковыми формами, высотой и длиной. Над ними лишь возвышается память жертвам Раккун-сити — Клэр на пару минут останавливается, молча смотря в самый центр, мысленно вспоминая, что города уже нет десять лет, а она всё ещё здесь, всё ещё живая. И Леон, и Шерри тоже живы. В их кругу не хватает лишь Джилл.       Они с каждым днем всё меньше верят, что снова с ней встретятся, но упрямо отказываются в этом признаться. «Упрямство — это ваша семейная черта, Рэдфилды», — однажды цыкнула Валентайн, вызвав бурю возмущений, а сама в ответ — смеялась, прикрывая рот рукой.       Джилл — и её могила, будучи последним местом, где можно с ней поговорить — неизменно популярна. Помимо небольших свечей и пары мягких игрушек, которые обычно убираются Крисом в коробки с её вещами, здесь всегда есть цветы.       Сегодня необычный гость. Клэр от удивления даже спотыкается, но быстро берёт себя в руки и первая подходит к молодому человеку, с каким-то раздражением выпрямляясь. Такая горделивая походка… Всё ещё немного на него обижена, хотя прошло два года.       — Вы же даже не знакомы.       — Я слышал про неё столько, что мне кажется, будто мы с ней знакомы все десять лет, — он оборачивается, и на его лице ни капли удивления. Крис понимает сразу — он их ждал. — Как дела?       Два букета мягко опускаются вниз, но Крис сидит напротив камня чуть дольше положенного. Пальцами прикасается к ледяному камню, гравировке с ее именем… Друзья так не делают. Он думает о том, что Джилл наверняка называла бы Кеннеди «новичком», сложись судьба иначе и работай они до сих пор в полиции.       — У меня не очень много времени, потому к делу, — Леон рукой в кармане что-то ищет, потом достаёт и протягивает Крису. — Бывал в Африке?       Он уже слышал про Африку. От Джессики. Ладонь сжимается в кулак.       — Не доводилось, а тебе?       — Я бы от международной командировки не отказался, но их нет в моём договоре, — рядом Клэр чуть выгибает бровь вопросительно, но молчит. — Но у нас есть источники, которые говорят, что там планируется большая вечеринка.       — Леон, — негромко огрызается девушка. Тот машет руками в сдающемся жесте.       — Недавно нашим источникам удалось выяснить, что в последние несколько месяцев в Африке проходят постоянные аукционы среди био-террористов. Некоторые доказывают, что слышали, как говорят про Альберта Вескера.       Крис физически ощущает, как останавливается время, сужается пространство. Он поворачивает голову к Кеннеди, ожидая продолжение рассказа. Агент поправляет рукава куртки.       — Я не знаю, есть ли там Джилл, но этот некий «доктор Альберт Вескер» весьма заинтересован в их торговле. Тебе виднее, стоит ли эта зацепка внимания.       Любая зацепка, в которой звучат имена Джилл и Вескера, имеет значение, знает Крис. Он размышляет над информацией два месяца, пока подтверждается его запрос отправиться в Киджуджу. Взвешивает все за и против, пока на соседнем континенте накаляется обстановка. Приносит ещё один букет к её могиле, несвязными мыслями в голове поклявшись, что в следующий раз сюда они придут вместе. Или не придут вовсе — могилу снесут.       Он едет по пыльным дорогам Африки в марте, не зная лишь ответа на последний оставшийся вопрос: стоят ли его попытки чего-либо.