Письма в Лиссабон

118 минут. Ровно столько Альваро лежал с открытыми глазами в 3 часа ночи и смотрел в потолок, будто надеялся что-то разглядеть. Это стало привычкой — просыпаться ночью и лежать на спине с открытыми глазами, пока не прозвенит будильник или же пока организм не будет истощен этим ритуалом. Весь следующий день его спутниками были бесконечный кофеин и красные глаза. Иногда он принимал пару таблеток мелатонина и спал всю ночь, не думая ни о чем. Обычно это происходило после тяжелого рабочего дня, когда все, о чем мечтаешь это забыться лицом в подушку. Но не сегодня. Вся его жизнь стала театром. Большой съемочной площадкой. Сценой, в которой он играет главную роль. Спектакль, где он только и делает, что лажает и срывает постановку. На работе — театр, дома — тоже. Он привык. Все привыкли. Все привыкли к отрешенному и вечно витающему в облаках Альваро на семейных праздниках семьи Клементе. Он актер, музыкант. Его творческий мозг постоянно в процессе, он не может не витать в облаках. Он лежит в постели и впервые за эти 118 минут поворачивает голову в сторону. Рядом с ним мирно спит его законная жена, повернувшись к нему лицом. На секунду ему становится тошно от жизни, которой он живет. Сегодня он вновь убеждал себя, что он превосходный актер и что все его награды, стоящие в кабинете, заслуженны. Он с улыбкой на лице похвалил пересоленный ужин, с улыбкой на лице помог убрать со стола, с той же улыбкой укладывал спать близнецов, а потом с блаженной улыбкой трахал свою жену. Пересоленная картошка шла врозь сладкому батату, который она научила его есть, потому что это полезно и может заменить десерт. Потому что так можно обмануть мозг. Она не знала, что он будет обманывать свой мозг каждый раз, когда будет есть картошку, приготовленную Бланкой. Мытье посуды губкой и гелем с лавандой не стояло рядом с наспех закинутыми тарелками в посудомойку, потому что если есть то, что будет экономить мое драгоценное время, я использую это по максимуму. Сказка на ночь близнецам была скучной, это отметили даже ребята, которые сказали, что уснут и без нее и любезно прогнали своего отца из комнаты, когда тот зевал каждый абзац. Секс? Он, должно быть, абсолютный подонок, раз редко открывает глаза и почти всегда ставит раком свою жену, дабы можно было в очередной раз обмануть свой мозг и не видеть ее лица. Потому что секс в кровати, в которой он давно перестал чувствовать себя комфортно, никогда больше не сравнится с мокрыми темно-серыми простынями в двухкомнатной квартире в центре Басаури. Потому что что бы ни шептала жена ему в ухо во время секса, он все равно будет слышать «Морте, я хочу довести тебя до предела» совсем другим голосом. Голос, который он, кажется, будет слышать всегда на задворках своего сознания. И даже сейчас, лежа на кровати, рядом со своей законной женой и детьми, спящими через стену, он слышит тихий, еле уловимый, хриплый шепот. «Любимый» «Альви» «Я люблю тебя» «Не уходи» «Останься еще на пару часов» «Забери меня» «Приедь ко мне» «Мне страшно» «Я без ума от тебя, Морте» «Думаешь, в другой вселенной у нас есть ребенок?» «Свяжи мне руки» «Прикоснись ко мне» «Войди в меня» «Поцелуй меня» «Никогда меня не оставляй» Он снова и снова прокручивал это в голове, 118 минут давно прошли, время бодрствования давно перевалило за 2, а то и 3 часа. Это была агония. Настоящий пожар. Ему казалось, что именно сейчас температура его тела растет с каждой секундой все больше и больше, еще минута и он взорвется, словно вулкан. Его бросало в дрожь, холодный пот стекал по разгоряченному телу, оставляя мокрые пятна на белоснежном постельном белье, но это было не то белье, на котором обычно остаются мокрые пятна. Альваро помнит — то белье было темно-серым, черным, белым в мелкий цветочек, небесно-голубым, а еще с мультяшными коронами, купленным в детском отделе, просто потому что это забавно, Морте! Кажется, именно сейчас, ему стоит титанических усилий сесть в кровати, взять в руки телефон, открыть диалог, который всегда хранится в архиве What’s App под паролем, диалог, последнее сообщение в котором гласит: «С меня хватит.» и начать печатать. На часах 3:27 и Альваро чувствует, что еще хотя бы день этой никчемной, глупой и ненастоящей жизни, которой он живет уничтожит его. Он чувствует, что все эти фальшивые улыбки — ключ к его погибели. И есть только одна настоящая — та, что может спасти его от бесконечного круговорота пересоленного притворства. В 3:27 он решается на шаг, на который не решался долгие годы. В 3:27 он решает перестать быть трусом и перед тем, как сделать этот шаг он в последний раз смотрит на Бланку. Больше это не помогает. Он больше не чувствует к ней равнодушия, он чувствует подбивающую тошноту от их брака. Он снимает обручальное кольцо и знает, что больше никогда его не наденет. Ни на семейные праздники, которым пришел конец, ни в семейные поездки, которым больше никогда не случиться, ни в свои выходные, чтобы порадовать этим пустым знаком жену. В той же агонии он идет на кухню, залпом выпивает стакан ледяной воды и понимает, что наконец — то пришел к той самой точке невозврата. «Ициар, моя любовь, моя жизнь…»