Плюшевый львёнок

      Том шёл по небольшой улочке; это был самый короткий путь от вокзала Кингс-Кросс до маленького домика на Роджерс Стрит, где жила Сьюзен — единственный человек в этом мире, которому было до него хоть какое-то дело.       Ему было тринадцать, Сьюзен — одиннадцать. В глубине души он надеялся, что и ей в этом году придет письмо, написанное изумрудными чернилами, но этого не случилось; она знала о существовании мира магии с его слов, но не принадлежала к нему. Это стало суровым ударом для Тома, хотя он всегда знал, что таких, как он, — единицы. Он надеялся, но, увы, надежды не сбылись, и это его сильно огорчало. Значит, такова его судьба — каждый раз терпеть, когда рок бьёт его по голове. Он так не хочет. Он — Том Марволо Реддл. Он сам — Рок.       Подойдя к дому, он увидел, что тот весь в огнях — вечерело, и хозяева зажгли в нем свет. Это придало ему немного уверенности в себе, тем более, что семья Певенси не видела его уже почти год, и Том не знал, как они примут его. Если со Сьюзен он переписывался с помощью совы, то другие члены почтенного семейства не общались с ним ровным счётом никак.       На дворе стоял июнь тысяча девятьсот тридцать девятого года; даже в воздухе витало ожидание чего-то страшного и непредсказуемого. Все были на взводе, все были озлобленны на что-то — кто-то на Чемберлена, кто-то на обнаглевших немцев и их дрянной Третий Рейх, кто-то на варварских русских и коммунистическую угрозу, а кто-то был не в настроении и был озлоблен просто так. И все эти злые люди ходили вокруг Тома, толкали его, злились, ругались, кричали, и от всего этого ему хотелось закрыться, запереться, забаррикадироваться — для этой цели существовал Хогвартс, и было громадным облегчением, когда профессор Диппет разрешил ему оставаться в школе на время каникул. Вторым местом, в котором он мог отдохнуть от всего, был домик на Роджерс Стрит, пятьдесят шесть, где мистер и миссис Певенси всегда были рады его видеть и где его всегда ждал тёплый приём. Он любил эту семью — она вся светилась счастьем, светом и радостью, и Том невольно сам перенимал это настроение, из угрюмого и нелюдимого подростка превращаясь в весёлого ребенка. Это было волшебное место, куда его постоянно тянуло, где бы он не находился.       Но в воздухе нестерпимо пахло пылью, потом и переменами, и внутреннее чутьё подсказывало Тому, что эти перемены коснутся не только мирного уголка счастья на Роджерс Стрит.       Том забрался по ступенькам к двери уютного домика и позвонил. За четыре года он запомнил эти три деревянные ступеньки, которые скрипели при каждом его шаге, белые поручни, такую же белую дверь с отверстием для почты, колокольчик с резким металлическим звуком… Всё это было родным, до боли в глазах родным, и что бы Том ни делал, о чём бы ни думал, в его светлых снах всегда было это крыльцо, этот колокольчик, эта лестница… И Сьюзен. Она тоже была там, в венке из белоснежных лилий, статная, спокойная — и тогда Том вспоминал молодую Кандиду Когтевран в её прекрасной диадеме; её величавый портрет он видел среди многих других живых портретов в Хогвартсе. Сьюзен бы понравилось там — потому что она тоже не была такой, как все. Она была особенной, хоть ей и не пришло письмо из Хогвартса. Он был в этом уверен.       Наконец, когда Том позвонил в дверь в третий раз, ему открыли: на пороге стояла маленькая — теперь не такая уж и маленькая — Люси. В руках она держала жёлтого плюшевого львёнка, рот её был удивленно приоткрыт, а голубые глаза широко распахнуты. В этих чистых невинных голубых глазах Том увидел все эмоции, которые только можно было испытать — недоверие, умиление, радость, шок и нечто лёгкое, возвышенное, то, чего не хватало многим людям, в том числе и ему. В конце концов малышка Лу выронила из рук плюшевую игрушку, бросилась к нему на шею и на весь дом прокричала: — Том приехал!       «Том приехал»… В приюте миссис Коул его бы никогда не встретили с таким теплом — там он о таком и мечтать не мог. Он взял свой ручной чемодан и с повисшей на нём Люси вошёл в дом, посчитав крик девочки своеобразным приглашением войти.       В доме царила необычная тишина; войдя в гостиную, Том обнаружил на удивление серьезного мистера Певенси, который усердно читал газету и постоянно хмурился, что-то бормоча себе под нос. Он, рассмотрев Тома, слабо кивнул ему и снова погрузился в чтение — видимо, в газете написано было что-то очень важное. Люси убежала куда-то наверх; Том остался было сам по себе, но тут из кухни выглянула миссис Певенси, которая приветливо улыбнулась и подозвала его к себе. — Мы не ждали тебя, Том, — она ласково потрепала его по голове. — Хочешь поужинать с нами, милый?       Том вспомнил, что не ел с тех пор, как утром уехал из Хогвартса, и немедленно кивнул. Миссис Певенси скрылась на кухне, откуда тотчас же запахло фруктами и холодной ветчиной. В животе Тома приятно заурчало, и он решительно пошёл в гостиную и сел за стол в ожидании того, когда ему принесут поесть.       Не прошло и пары минут, как за столом собрались все дети семейства Певенси — малышка Люси со своим вездесущим львенком, как всегда злобный и угрюмый Эдмунд, прекрасная Сьюзен в красивом белом платьице и Питер, веселый, смешной и рассказывающий очередной анекдот про фрица и англичанина. Анекдот был крайне бородатым и заросшим и использовался в обиходе, наверное, со времен Первой Мировой, но никого это не смущало, и все, кроме Эдмунда, слушали внимательно и терпеливо. Сьюзен даже весело засмеялась в конце, что сильно покоробило Тома — обычно, когда он рассказывал ей что-то, она была серьёзной и никогда не хихикала так глупо, как она делала это сейчас с Питером.       Она почти что и не заметила его — так по крайней мере показалось самому Тому. Поздоровалась и как будто забыла, смеясь над шутками брата. А рядом с ним сидела только радостно щебечущая Люси, но это Тому было несколько безразлично — больше всего его волновала Сьюзен. Липкое, странное чувство начало расползаться по телу. Том никогда не ощущал ничего подобного — какая-то неизвестная злоба, которую он никогда прежде в глаза не видел, разве только когда жил в сиротском приюте. Такое же чувство, как у этих взрослых с улицы, вечно спешащих и вечно злых. В последнее время каких-то уж очень злых. — Дорогой, садись ужинать, — раздался с кухни весёлый голос миссис Певенси. Её супруг оторвался от газеты, надел лежавшие на тумбочке очки и сел во главу стола. Дети немедленно поутихли — отец семейства был сегодня слишком сумрачным, и даже развесёлые Питер и Люси удивленно смотрели на него, не понимая, что могло случиться такого, что так расстроило их отца. Том внутренне обрадовался — лицо Питера изображало какую-то дурацкую полуулыбку, оставшуюся ещё с тех пор, как он рассказывал анекдот. Том усмехнулся — никогда ещё на его памяти старший брат Сьюзен не выглядел так глупо.       Миссис Певенси тем временем принесла в гостиную подогретую ветчину, корзинку с яблоками и грушами и только что приготовленную картошку. — Чем богаты, тем и рады, — как будто извиняясь, сказала миссис Певенси. Она разложила тарелки и еду, села за стол и стала чего-то ждать. Том, ужасно голодный и хотевший было уже приняться за ветчину, недоуменно посмотрел на неё, потом на Сьюзен и Люси — все просто сидели, и это немного напрягло его. — Господь наш на небесах, — внезапно начал мистер Певенси. Все почтительно склонились над тарелками, и Тому пришлось сделать то же самое, чтобы не выглядеть странным. — Мы просим тебя, благослови эту пищу, помоги всем бедным и страждущим, кому сейчас тяжело, кто не может сегодня преломить кусок хлеба. Благослови и тех, кто желает нам зла, — они не ведают, что творят, так обрати их на путь истинный, ведь они заблудшие овцы, потерявшиеся во Тьме… — после паузы мистер Певенси со вздохом сказал: — Аминь. — Аминь, — хором подхватили все. Том уставился в свою тарелку, смущаясь тем, что он не верит в их Бога, потому что он верит в себя и в своё могущество. Сказать он об этом, конечно, не решился бы, но странный осадок появился в его душе, что ещё больше сбило его с толку. — В газете написали, что японцы взяли ещё две китайские крепости, — сказал мистер Певенси, когда все начали поедать ужин. — Мало им Нанкина, мало им, этим… — он оборвался, смотря на застывших от изумления детей и помрачневшее лицо жены. Он устало покачал головой. — Чувствую, что просто так это для нас не закончится. Чертовщина какая-то в мире творится. Говорят, что немцы со славянами опять что-то не поделили — а уж если они что-то не делят, жди беды… или мировой войны.       Мистер Певенси замолчал и принялся за еду, но Тому кусок в горло не лез — услышанное его сильно впечатлило. Он скосил глаза на Сьюзен — та тоже была подавлена и шокирована, но старалась не подавать виду. Привычки маленькой леди всё время давали о себе знать, не отпускали от себя. Том улыбнулся — милая Сьюзен, похожая скорее на даму из рыцарских романов, чем на девочку из обычной магловской семьи. Она была так похожа на чистокровную слизеринку, гордящуюся своим аристократическим происхождением. Тому часто доставалось на факультете за то, что он полукровка, — никто не верил в сочинённую им легенду о древнем роде, из которого он выходит. Сам он часто пытался найти доказательства этого, но все упиралось в фамилию Реддл — нигде никаких упоминаний о ней не было. Марволо, имя его деда, дало чуть больше результатов, но все равно мало — один из Марволо, который потенциально мог быть его дедом, приходился потомком Салазара Слизерина, что было совсем уж невероятно. Хотя…       Том всегда был уверен в том, что он лучше многих напыщенных однокурсников, а родословная — это то, чем можно было похвастаться перед ними, добиться их признания. Том посмотрел на Питера и удивился, как можно вообще было сравнивать себя с ним: безбашенный, горячий Питер и изящный, спокойный Том были как небо и земля, совсем разные, совсем непохожие, настолько, что Том часто удивлялся, как такая правильная Сьюзен могла вырасти в такой непоседливой семье…       Том встал из-за стола, поблагодарив миссис Певенси за вкусный ужин. Та приветливо улыбнулась ему. — Милый, не хочешь остаться с нами на ночь? Мало ли что может случиться с тобой в такую темень… — сказала она. Том вопросительно посмотрел на мистера Певенси, и тот медленно кивнул. — Переночуешь в комнате Питера и Эдмунда, — сказал он после недолгого раздумья. Лица Питера и Тома одновременно приняли мученический вид. — Пап, они друг друга подушками побьют, — строго сказал Эдмунд. Брови мистера Певенси медленно поползли вверх, и Эдмунд пожалел, что вообще заговорил об этом. — Услышу хоть какой-нибудь подозрительный звук… — предупреждающе сказал он. — А теперь спать, все спать!       Эдмунд нахмурился, девочки захихикали, а Питер внимательно посмотрел сначала на Тома, потом на отца, и тяжело вздохнул, смирившись со своей судьбой.       Взгляд Тома вдруг столкнулся со взглядом Сьюзен, и та весело помахала ему рукой.