Залечим свои раны

Когда супруги спустились с чердака, на крыльце их уже ждала вся чета Морелей. Луиза что-то смешно и одновременно суматошно говорила Луи о том, что он взял на себя тяжёлый багаж, и просила не жаловаться, когда под вечер разболится поясница. Ноэль переносил все сумки, стоящие на земле на деревянный настил крыльца, а Инесс разглядывала цветы на клумбе, разбитой прямо под окнами дома. — А-а, как вы здесь? — Суна сбежала по ступеням, бросаясь в объятия госпожи Морель. — Твой муж, дочка, предложил всем встретиться, — проговорил Луи, — у кого-то было плохое настроение? — мужчина звучно рассмеялся и приобнял её по-отцовски. — Надеюсь все прошло? Грустить я тебе здесь не дам, дорогуша, — крикнул с лестницы Ноэль, — вообще, как можно грустить в такой компании, — играя бровями, он взглядом указал на Кайю, отчего Суна смущённо отвела глаза. — Все прошло, не переживайте, я чувствую себя неловко. Вы приехали и все стало ещё лучше, — она улыбнулась и с благодарностью посмотрела на мужа. — Ну ладно, что мы на пороге стоим, проходите в дом, — Кайя забрал у Ноэля несколько сумок, помогая тому занести все в дом. Суна зашла в дом последней и, оглядывая всех находящихся рядом людей, которые весело между собой переговаривались, шутили и смеялись, поняла, что здесь собрались все люди, которые её по-настоящему ценят. Вот эти пять человек, всего лишь пять. Но для неё они могли заменить все население Турции, да что там Турции, ей больше никто и не нужен, чтобы разрешить себе быть счастливой вместе с ними, так же смеяться и весело болтать. Конечно же не хватало сестры и мамы, но не они ли отказались от неё. Суна начала осознавать, что невероятно устала от игры в одни ворота: она идёт на сближение, она хочет поговорить, она должна помочь, она пытается получить внимание (на любовь уже не расчитывает) от семьи — и все это ради чего? Каждый раз стена, которую кто-то уверенно укрепляет с обратной стороны, достраивая её ввысь и делая прочнее. Чтобы точно она не пробилась... Может пора перестать? Может быть Кайя прав, пора думать и о себе? Взглядом девушка наткнулась на небольшое панно, висящее в прихожей, на нем были изображены люди, сидящие за длинным столом, заставленным всевозможными явствами. Ее охватил легкий ужас. А чем она будет кормить сейчас гостей? Глазами она быстро находит мужа и аккуратно подходит сзади. — Кайя, а здесь есть продукты? Нужно же что-то приготовить, все, наверное, проголодался после долгой дороги, — шёпот обжигает кожу Кайи, заставляя его развернуться к жене, из-за чего они почти сталкиваются носами. Мужчина бегает глазами от завораживающих глаз жены к её губам. Что там говорят? Нет большей пытки, чем смотреть на губы, которые не можешь поцеловать? Сейчас Кайя полностью разделяет эту позицию. У Суны замедляется дыхание, от такой близости подкашиваются ноги, а вопрос, ради которого она подошла, отходит на второй план. Хотелось остаться в этом моменте: его глаза, его слегка проступившие ямочки на щеках, аромат его парфюма. Этот запах сносил голову и в обычное время, а сейчас, когда они стоят в нескольких сантиметрах друг от друга... Но в голову снова возвращаются его слова: "Так тебе не ко мне нужно было, а сразу к Халису", "Не люблю. Жалкая". Эти фразы будут её преследовать всегда? Ведь хорошо сейчас, зачем думать об этом? Но Суна делает шаг назад, слегка мотая головой, будто избавляться от мыслей. Кайя тяжело сглатывает, прочищает горло и, наконец, сдавленно отвечает: — Всё есть. На кухню ещё вчера завезли какие-то продукты, — наваждение не отпускает, дыхание сбивается, её аромат дурманит голову. Мужчина просто не может оторвать взгляд от губ жены. — Хорошо, я тогда пойду, — она делает несколько неуверенных шагов, — а-а, кухня находится в той стороне, — сама себе дала себе указания девушка, а после, откашлявшись, и с наигранной невозмутимостью поменяла свой курс. Если бы Морели не были бы увлечены домом и своими чемоданами они увидели бы крайне странную сцену для женатый пары. Со стороны это выглядело еще более неловко и даже комично. Но этот инцидент остался все же незамеченным. Суна прошла на кухню, обмахивая себя ладошками. Казалось, внутри полыхал такой огонь, который невозможно было бы потушить всеми водами этого мира. Ещё никогда ни с каким человеком девушка не испытывала ничего подобного. Это было ново, это было необычно, но так правильно, приятно и так желанно. Кайя же не смог даже с места сдвинуться. Он смотрел на удаляющийся силуэт жены и его охватывала буря эмоций, казалось, что датчик влечения к этой девушке у него уже давно перешёл все возможные градации и сейчас просто кричал о том, что мужчина не сможет быть без неё. "Как школьник, впервые влюбившийся в девчонку" подумал Кайя. Ему даже стало бы стыдно за это, только если бы он испытывал эти чувства к кому либо другому, с Суной это ощущалось единственно-верным. — Кайя, — к нему подошёл Луи, — я хотел предложить устроить прогулку. Здесь недалеко есть прекрасная речка, кажется даже небольшой водопад. Может не самый красивый, но довольно живописный. — Я, — мужчина постепенно возвращаляся в реальность, — Конечно, за. Можно взять с собой провизию и устроить пикник, — Луи кивнул, в его глазах загорелся шаловливый огонь, — но лучше завтра, сегодня уже слишком поздно, к тому же Суна пошла, кажется, готовить ужин. Не хотелось бы чтобы её старания у плиты заменились на пикник бутербродами на природе. — Согласен, — Луи похлопал молодого человека по плечу, — пойдём поможем дамам разнести их багаж по комнатам. На кухне Суна обнаружила столько продуктов, что можно было подумать, что Кайя планировал остаться тут минимум на месяц, а не на несколько дней. В некоторых магазинчиках Антепа было меньший выбор, чем сейчас у неё на полках. Открыв очередной нависной шкафчик, девушка увидела небольшую записку, с аккуратной, выведенной рукой мужа, надписью "Чтобы ты могла сделать все, что тебе захочется. Здоровья твоим рукам!" В конце фразы было нарисовано небольшое сердечко. Суна провела пальчиком по буквам, тепло улыбаясь. Дело оставалось за малым, выбрать блюдо и приготовить его так, чтобы порадовать любимых людей. Перебирая в голове рецепты Суна осознала, как соскучилась по кухонной рутине. В особняке Корханов практически невозможно было что-то приготовить самостоятельно — за все время своей жизни там, она подходила к плите всего несколько раз, и то, скоро бывала отогнана Шафикой. Девушке нравилась кухарка и её еда, но все чаще её посещали мысли, что она приготовила бы то или иное блюдо иначе. Не лучше, не хуже – просто по-другому. А ещё ей очень хотелось приготовить что-то для Кайи, чтобы он высказался насчёт её кулинарных способностей. Она никогда не ждала искреннего одобрения её еды от семьи, безусловно она боялась, что отцу что-то не понравится, и он её снова побьёт или закроет в подвале. Но услышать от матери, сестры или тети, что им нравится то, что она приготовила, она уже давно не надеялась, да и не хотела уже. А вот чтобы её еду оценил муж ей почему-то очень хотелось. Хотелось показать, что она имеет хоть какие-то способности, а кухня – это то место, где она могла похвастаться своими талантами, выработанными за годы дрессуры в отцовском доме. Спустя полчаса по всему дому уже поползли первые ароматы, влекущие гостей лесного поместья спуститься к хозяйке в её "мастерскую". Кайя заглянул на кухню и остановился, опираясь на дверной косяк. Он внимательно смотрел на девушку, а та его совершенно не замечала, полностью увлеченная своим делом. Она колдовала над блюдами, перелетая от плиты к столу, где собирала какой-то салат. Когда она надолго задерживалась на одном место, вставала, подгибая одну ногу. Мужчина любовался этой картиной довольно долго, но вскоре подошёл к Суне сзади и поставил руки по обе стороны от девушки на кухонную панель, так, что она оказалась заключена между его рук. — Невероятный аромат, — он говорил это ей куда-то в область шеи, путаясь в волосах. И если бы его спросили о каком аромате идёт речь – о запахе еды или все-таки о смеси лёгких духов и фруктового шампуня – он вряд ли бы ответил сейчас. Сердце Суны сделало кульбит и, сначала остановившись на мгновение, ускорило свое биение до неимоверно скорости. Пытаясь сохранить спокойный вид, она продолжала мешать булькающий соус, стоявший на огне. — Я надеюсь, всем понравится, — она говорила это тихо, сдавленным голосом, с трудом извлекая из горла звуки. — Мне уже нравится, — мужчина мурлыкал у неё над ухом. — Кайя, отойди пожалуйста, — она взялась свободной рукой за его, пытаясь сдвинуть, — мне не удобно так готовить, ты мешаешь, — наконец она смогла обрести твёрдость в голосе, поэтому её слова прозвучали достаточно жёстко. У мужчины все похододело внутри, он одёрнул себя и, преодолев сопротивление своего тела, отстранился от девушки. — Прости, — он поднял руки будто сдаваясь, — просто хотел сказать, что эти запахи скоро привлекут на кухню всех, так что могу помочь накрыть на стол. — Хорошо, — она все ещё чувствовала неловкость, — но может быть сядем на террасе? — Давай, хорошая идея, — Кайя смотрел на неё, а девушка старательно прятала глаза, — что мне отнести туда уже? Суна достала нужное количество посуды и столовых приборов, а потом добавила, что это не все и ему придётся ещё несколько раз сходить туда-сюда. Мужчина забрал посуду и двинулся на улицу. В голове были мысли только о том, что произошло на кухне...а до этого и в коридоре. Его сердце определённо все больше захватывали чувства к девушке, ему хотелось всегда быть рядом с ней, как можно ближе. Хотелось любоваться ею, касаться нежной кожи, запутываться в ароматные локоны. — Как школьник, — пробормотал Кайя. За стол все пришли без приглашения, точнее Суна не успела всех пригласить, семья Морелей спустилась из своих комнат на запах. Во Франции, безусловно, невероятная кухня, но турецкие блюда для этих людей были одними из любимых. Поздний обед или ранний ужин сопровождался активным разговором только под конец. В начале все увлечённо принялись за еду, нахваливая Суну. — Дочка, я, конечно, помню, что ты любила готовить ещё детстве, но чтобы это было так вкусно! — Луи посмотрел на девушку, расплываясь в улыбке, — здоровья твоим рукам. Суна смущённо опустила глаза, и ответила зеркальной улыбкой. Пока Кайя смотрел на эту сцену, в голове промелькнула мысли, что жена больше походит на кого-либо из этой французской семьи, чем на собственного отца. Суна и Луи улыбались буквально одной улыбкой на двоих, а их глаза излучали одинаковый свет при взгляде друг на друга. По лицу Луизы пробежала озорная искорка. — А знаете, что я сейчас вспомнила? — все перевили взгляд на неё, ожидая продолжения. Женщина сделала многозначительную паузу, увеличивая интригу. — Я кажется понял, о чем мама, — Ноэль весело, но с деланым сожалением покосился на Суну. — О нет, — она смешно протянула это слово, как мольбу, брови выстроились в аккуратный домик, а нижнюю губу девушка прикусила, пряча улыбку. Всем своим видом она напоминала нашкодившего щенка. — Однажды, когда Суна жила с нами, мы с Луи вышли из дома буквально на пару часов, — Луиза махнула рукой, — не помню куда нам нужно было, но это и не важно. — На рынок вы тогда поехали, — Суна подперла голову руками и прятала лицо в ладошках. — Да, точно, на рынок. Так вот, возвращаемся мы значит домой, а там туман из-за муки, вся кухня в тесте, дети в тесте, все в тесте, — женщина все шире улыбалась, вспоминая моменты детства Суны и Ноэля, — а главное, никого нет на кухне. Я иду по следам из муки и масла, — она смотрела на Кайю активно жестикулируя, — естественно, я пришла в ванную, а там эти двое сидят вместе в ванной, прям в одежде. И Суна отмывает Ноэля от теста мочалкой с мылом, — тут уже ни разказчица, ни слушатели не смогли сдержаться и разразились таким смехом, что казалось, стены беседки подрагивали в ритм. — Надо признать, — Ноэль наклонился к Кайе, и говорил как будто по секрету, но достаточно громко, что слышал весь стол, — что такой беспорядок устроил я. Суна так аккуратно готовила, что мне стало скучно, поэтому я решил внести свои изменения в её рецепт, — он засмеялся, — а потом смотрю, а у неё глаза напуганные, она на меня так страшно смотрит, сжимает руки и как потащит в ванную. Я даже понять не чего не смог. — Я вообще-то, знатно испугалась тогда, — надув губки, сказала Суна, пытаясь казаться обиженной, — у меня в доме такой беспорядок считался непозволительным неуважением. — Дурочка, — Тётя Лиззи продолжала смеяться, на этот раз сжимая руку девушки. Кайя перевёл взгляд на жену. Сейчас она выглядела хорошо, и смотрела на эту ситуацию с улыбкой. Но мужчина понимал, что тогда маленькая девчонка боялась Кязыма, куда больше чем сейчас и из-за него разуверилась практически во всех людях настолько, что боялась добродушных Морелей из-за беспорядка. Суна как будто бы чувствами размышления мужа, она подняла не него свои глаза и, ободрительно улыбнувшись, качнула головой, будто говоря "все в прошлом, не забивай голову". В конце ужина было решено собраться на чай через час на веранде и там же потом поиграть в настольные игры или просто пообщаться. Семья Сонмез взяла на себя все обязанности по уборке стола, отпустив Морелей немного прогуляться по близлежащей территории. — У тебя просто чудесные друзья, — Кайя отдал очередную партию посуды Суне, которая стояла над раковиной. Мужчина наслаждался обществом жены, и поскольку со стола он уже все принёс и ему не нужно было никуда идти, остановился рядом, облокотившись бедром на кухонную панель, а головой о навесной шкафчик. — Да, они прекрасные. Знаешь, иногда в детстве я мечтала, чтобы у меня была именно такая семья. Чтобы мы любили друг друга, а потом, когда оказалась у Морелей, мне казалось, что я в сказке, — у неё выпала прядка волос, и она попыталась её сдуть с лица, чтобы не прикасаться мокрыми мыльными руками к причёске. Попытка не удалась и тогда Кайя аккуратно, со всей нежностью прикоснулся к её волосам и заправил нерослушный локон за ушко, обводя рукой лицо. — Спасибо, — застенчиво, часто хлопая ресницами пробормотала девушка. Мужчину умелило её смущение, и он сам засветился от восторга. Кайя уговорил Суну на то, чтобы она пошла отдохнуть, пока он сам подготовит все к чаю на веранде. Пирог, сделанный Суной, уже стоял в духовке, поэтому ничего сложного мужчине не нужно было делать. Девушка действительно устала за весь этот длинный день, поэтому практически сразу согласилась с мужем. Она опустилась в кресло в гостиной и, наблюдая за мужем в цветастом фартуке, скоро погрузилась в сон. Кайе не хотелось будить жену, поэтому накрыв на стол, он вернулся в гостиную и пытался максимально снизить шум, исходящий от его действий. Мужчина сел в другое кресло, стоящее напротив того, на котором расположился Суна, и достал свой старенький толстый альбом в кожаном переплёте, который служил мужчине вот уже больше года, но до сих пор не закончился. Листая страницы, можно было увидеть, как резко сменились его приоритеты: вот первые страницы все покрыты ветвистыми наброски колец, цепочек, браслетов, серёжек, даже несколько шкатулок. Всё было занято рабочими вопросами, под некоторыми украшениями был подписан номер заказчика – хоть альбом и был личным, но в Лондоне мужчина часто использовал его именно для разработки новых украшений. Дальше несколько пейзажей, вид на Босфор, и вот тот переломный момент, с которого эта кипа бумаг превратилась в сокровище: нечеткий, зарисованный на скорую руку портрет красавицы с каштановыми локонами и кофейными глазами. На этом рисунке этого, конечно, не было видно, так как мужчина создал его простым карандашом. Но портретное сходство было более чем очевидно – здесь он по памяти изобразил свою будущую жену в их первую встречу. Дальше был портрет с момента, когда Суна вместе с семьей пришла в особняк по воле Ферита и Кязыма – здесь она была нарисована с опущенными глазами, от чего образ становился её более загадочным и манящим. Первый портрет, который он рисовал непосредственно имея перед собой непревзойденный оригинал он сделал во время полёта в Мармарис. Он оказался более прорисованный и чекий, было ощущение, что на его создание ушло много часов, хотя полет длился не больше часа, а рисовал Кайя и то меньше: хотелось оставить время для того, чтобы рассмотреть оригинал и попытаться узнать о его отношениях с этим усатым водителем. Далее шли зарисовки из Мармариса, на одной из них Кайя даже добавил пастелью цвета её голубому платью, после того, как вернулся в Стамбул. Украшения же практически исчезли из этого альбома, переместившись в сугубо рабочие. Вот и сейчас взяв острый карандаш он начал аккуратно выводить плавные линии женского стана. Суна спала, как ребёнок, поджав ноги к груди и обхватив ладонями локти противоположных рук. Голова устало облокотилась на спинку кресла. Между бровей провела небольшая складочка, так происходило, когда Суна погружалась куда-то в себя и отстранялась от окружающих, серьезно что-то обдумывая. Кайя отложил бумаги и, подойдя к жене, невесомо накрыл её пледом. Морщинка разгладилась. Комната наполнилась равномерным дыханием двух людей и звучным чирканьем карандаша, за окном начинали петь сверчки. — И представляешь, он так ей и говорит, — за фразой, громогласно сказаной Ноэлем последовал раскатистый смех Луи. Морели вернулись с прогулки позже, чем планировали, но были довольны пройденным путем. Кайя быстро взглянул на них, пытаясь взглядом немного снизить децибелы в комнате, а потом перевёл глаза на Суну. Она зашевелилась, вылезая из сладкого облака сна и открыла глаза, изучая, что происходит вокруг. — Оо, вы уже вернулись, — она перевела глаза с мужа, которому благодарно улыбнулась, на Морелей, — я сейчас все подготовлю к чаю. — Я уже все сделал, поэтому, пока будет закипать чайник, можешь привести себя в порядок после сна, если хочешь, — Кайя поднялся и прошёл в кухню. — Спасибо, — нельзя было сказать, что Суна была сильно удивлена тому, что муж уже все сделал, но осознание того, что он всегда рядом и старается помочь в любых вопросах, будь то разговор с сестрой или просто заварка чая, разливалось по её телу приятным бальзамом. Вечер прошёл ещё лучше. Веранда, погруженная в темноту леса, ярко освещалась множеством маленьких огоньков золотой гирлянды, от чего создавалась какая-то сказочная атмосфера. Чай, совмещённый с настоотными играми, получился невероятно семейным и приятным для каждого, кто сидел на веранде. Постоянно слышался смех, на лицах сняли улыбки, а в глазах бегали озорнын огоньки. Кайя любовался Суной, а она наслаждалась обществом дорогих сердцу людей. Хотелось остановить этот момент или растянуть его как можно дольше, поэтому расходиться стали уже ближе к полуночи. Первыми ушли младшие Морели, Инес знатно устала за день и последний кон игры почти засыпала, поэтому Ноэль предпочел увести жену спать, вопреки её словам, что она ещё может немного поиграть. Луи предложил Кайе обсудить что-то, и тот, поднимаясь со своего места невесомо провел пальцами по спине жены, от чего у той сразу пробежали приятные мурашки. Суна бросила нежный взгляд в след мужу, что не скрылось от внимательной мамы Лиззи. — Вы такая красивая пара, Суна, я смотрю на вас и вспоминаю нас с Луи в ваши годы, — девушка стыдливо отвела глаза. Ей было невероятно тяжело врать этой доброй женщине. Она в целом не умела врать, а когда приходилось это делать при близких людях, сердце Суны разрывалось. — Спасибо, — она попыталась изобразить подобие улыбки, — но вы первая, кто так считает. — Разве? — бровь женщины удивлённо и слегка весело взлетела вверх, — а ты? Кайя? Вы так не считаете? — Да, но, — Суна нервно сглотнула, глаза бегали, отображая активную мыслительную деятельность, — просто моя семья до и его тоже, против нашего брака. — Мне кажется, ты чего-то недоговариваешь, но ладно, — она накрыла руку девушки своей красивой рукой, украшенной морщинками опыта, — просто знай, что если тебе нужно будет с кем-то поговорить, я всегда рядом. Глаза Суны наполнились слезами, она старалась их держать, но рядом с Лиззи спрятать истинные чувства всегда было крайне сложно. Женщина, увидев это, протянула к ней руки, приглашая пересесть ближе и утонуть в нежных объятиях. Заняв место под крылышком Луизы (а получилось именно крыло из-за того, что женщина сидела с накинутой на плечи шалью), Суна дала волю чувствам. Они сидели вдвоем: Луиза слегка покачивалась, будто успокаивая ребенка, и пальцами расчесывала волосы девушки. А Суна, слегка всхлипывая, наслаждалась искренными объятиями, которых ей так не хватало все эти годы. — Чего же ты плачешь, завтра глазки опухнут, будешь как слепой котенок, — госпожа Морель улыбалась нежно, но при этом грустно. Было ощущение, что она тоже говорит не все, что хотелось сказать. Суна долго собиралась с силами и, спустя несколько минут все-таки смогла сказать так, чтобы голос не сорвался. — Я была бы так рада, если бы ты моей мамой, — голос все же дрогнул, — я впервые говорю с кем-то как может дочь говорить с матерью. Наконец могу показать, что я чувствую. Мама никогда этого не видела, не хотела видеть. А сестра после замужества стала такой, — девушка пыталась найти слова, — статной, властной, гордой. Поначалу я так радовалась, что она смогла быть такой, какой хочет быть, но этот особняк никого не щадит: свобода и власть перерастают в эгоизм, гордость в гордыню, сила во всевластие. Да и я изменилась, сложно всегда улыбаться, быть для всех счастливой, когда в твоей жизни все наперекосяк. Знаешь, — она глубоко вздохнула и спрятала глаза, — мне ужасно стыдно за это, но я завидовала сестре. Она получала все, свободу, любовь, голос, важность. А я ходила как тень. Наверное, поэтому наши девчачьи разговоры тоже закончились. Луиза сжала ее ладошку и серьезно заглянула в карамельные глаза. — Тебе здесь нечего стыдиться. Каждый человек имеет право на свою собственную жизнь, отдельную от семьи, такую какую он себе выберет. У тебя не было этого выбора, но ты видела его у сестры. Вот и все. — она замолчала, прошло некоторое время, обе женщины размышляли о чем-то своём под звуки сверчков и песни ночных птиц, — Но сейчас ты, наконец, счастлива? Рядом с таким мужем мне было бы сложно говорить об одиночестве. Суна усмехнулась. Хотела бы она все рассказать маме Лиззи, и о браке, и о договоре, и о мести. И о своих чувствах. Как бы она этого не отрицала, копаясь в себе, она понимала, что Кайя для нее уже больше, чем просто хороший человек, который поддержал в трудную минуту. — Да, он очень хороший человек, — это все, что она смогла сказать в этот момент. К женскому коллективу бесшумно подошли мужчины, Луи положил руки на плечи жене и, нагнувшись, оставил на виске нежный поцелуй. — Дорогая жена, не пора ли нам, старикам, уже пойти спать? Дома ты бы уже третий сон смотрела, — Луи говорил весело и с такой любовью в голосе, что, слушая его, все присутствующие расплылись в улыбке. — Любимый муж, — в том же тоне отвечала Луиза, — я соизволю принять твое предложение после того, как договорю с Суной, а ты, если твои годы тебя тянут поскорее сечь в кровать, можешь не ждать меня, — все рассмеялись. — Правда, мама Лиззи, уже поздно, давай завтра еще поговорим, не буду тебя задерживать, — она нежно обняла женщину и отстранилась отсев подальше и давая возможность встать, — иначе завтра мы с вами уснем где-нибудь в лесу во время прогулки. — Ну хорошо, убедили, убедили, — женщина легко вспорхнула и взяв мужа под руку, сделала несколько шагов в сторону дома, потом обернувшись добавила, — Суна, знай, что вот уже десять лет в моём сердце есть не только сын, но и прекрасная дочь, — в глазах железной леди Сонмезы заметили блеск скопившихся слез, — Кайя, жена в твоем распоряжении. — Спокойной ночи, — в один голос поговорили Сонмезы. — Спокойной. Когда супруги Морели удалились, Кайя присел рядом с Суной и окинув ее заботливым взглядом, снял свой широкий пиджак, с которым он даже в лесу не смог расстаться, накинул его на плечи девушки. — Не делай, так, пожалуйста, дорогой муж, а то я скоро в тебя влюблюсь, — она грустно улыбнулась, понимая насколько скоро это может произойти, если он будет таким... идеальным. Кайя не смог понять, что он почувствовал после этой фразы. Боль от того, что она не влюблена в него сейчас или счастье от того, что он на верном пути, и скоро это произойдет. — Разве это плохо? — за маской веселости он пытался спрятать истинное рьяное желание узнать, что на самом деле чувствует Суна уже сейчас, — мне казалось, любовь – прекрасное чувство. — Может быть, но не в нашем случае, — она горько усмехнулась, — ладно брак ради мести, но любовь...это перебор. Можно заставить тело делать что угодно, ждать, терпеть любые мучения, — тут она запнулась, судорожно сглотнула и подобрала ноги ближе к себе. Это не осталось незамеченным, — но душу трогать нельзя, там раны затягиваются намного дольше, если вообще затягиваются. Кайе оставалось только надеяться, что когда она говорила "терпеть мучения", то не подразумевала брак с ним. — Да, ты права, — он решил не давить на девушку, — о чем вы говорили с Луизой? — О том, как нам друг друга не хватало, — знаешь, мы даже почти не говорили, это просто чувствовалось, — Суна задумалась, — а вы с Луи? — Он посмотрел мои наброски украшений и предложил выпустить новую коллекцию совместно именно с моей небольшой лондонской фирмой, а не с домом Корханов, — он говорил удивленно, не веря сам себе. — А я даже не сомневалась, что как-то так и должно было все быть. Ты прекрасный ювелир, а Халис просто не хочет этого замечать из-за своего статуса, вот и все, – она положила руку ему на плечо, я уверена, что у тебя все получится. Кайя смотрел завороженно на Суну, он и сам знал, что его идеи лучше, чем классические и вычурные дизайны ювелиров из фирмы, но слышать сейчас это от жены было невероятно приятно. — Ты просто будь рядом, и все точно получится, — намгновение повисло тяжелое испытывающее обоих молчание. Они сидели лицом друг к другу всего в нескольких сантиметрах. Казалось в моменте все остановилось, замерло, чтобы запечатлеть таинство слияния душ: птицы, сверчки вдруг замолчали, ветер стих, даже листва перестала шуршать под темным плащем ночи. Кайя в который раз за день, пытаясь не смотреть на манящие губы, тонул в глазах жены, изредка все же спускаясь к пастели губ. Суна снова ощущала внутри трепет от его близости, от его тепла. Ее манила ямочка на его щеке, когда он улыбался. Почему-то хотелось его поцеловать, и сначала, обязательно эту ямочку. Она облизнула губы и , бегая глазами по своим рукам, отвернулась. Нельзя никому отдавать своё сердце. — Конечно, буду. Пока наш договор действует, — так безопаснее, так потом не будет больно. Почему же больно сейчас? — Пусть так, — это точно не то, что мужчина хотел услышать, — пойдем спать, а то завтра не встанем. Если бы не тяжелый день, избыток впечатлений и накопившаяся усталость, они оба не смогли бы уснуть, пытаясь разобраться в своем состоянии, но силы покинули их сразу, как только супруги заняли свои места в семейной постеле. И, если голова еще рисует барьеры, то тела притягиваются сами собой, чувствуя своего, самого родного и близкого человека. Поэтому спустя уже полчаса Суна лежала, уткнувшись носом в плечо мужа, в крепком, но нежном обруче мужских рук.