Меня зовут Арлекино

      Джинни – а это была именно она – обняла Гарри и поцеловала его в щёку, после чего нежно посмотрела в глаза. Но вдруг увидела странную, неадекватную реакцию любимого человека. Девушка мгновенно помрачнела, счастливый огонёк в её золотисто-карих глазах погас, сменившись страхом и недоумением, и она, заикаясь от страха и непонимания, прошептала:       – Т-т-ты н-н-не мой Гарри! Кто ты такой?       – Клянусь, я действительно Гарри Джеймс Поттер, наследник Поттер, сын Джеймса и Лили Поттеров, внук Карлуса Поттера, – смущённо ответил Гарри.       Больше он ничего сказать не мог, изображать влюблённого в Джинни у него всё равно не получилось бы, но надо было что-то делать, иначе его ждал эпичный провал.       – Луна, – позвала Джинни стоявшую недалеко подругу, девушку в синем сарафане, длинном, расшитом разноцветными бусами вязаном голубом кардигане, с длинными белыми волосами и пронзительными светлыми глазами. На шее у неё было ожерелье из винных пробок, которое явно было самодельным артефактом – определителем настроения собеседника, а в ушах – настоящие редиски на крючках из золотистого металла. "Луна Лавгуд", определил Гарри. Он видел эту девушку в воспоминаниях Гарольда.       Луна подошла к Гарри посмотрела ему в глаза. Это не была легиллименция, но Гарри всё равно почувствовал, как будто ему сканируют мозг. Ожерелье из пробок работало.       – Его мозгошмыги не опасны, – задумчиво произнесла Луна. – Но это не наш Гарри.       – Так что же это такое? – с нетерпением спросила Джинни. – Оборотное зелье? Иллюзия? Или его сознание захватил кусок Тёмного Лорда из шрама? Не может же человек так измениться после нескольких дней разговоров с вернувшимся дедом?       Гарри молчал.       Луна, задумчиво посмотрев в потолок, ответила:       – Нет, это не Тёмный Лорд. Тот уничтожен окончательно. Не осталось ни рабских меток пожирателей, ни сущности в шраме Но это не наш Гарри. У него абсолютно другие мозгошмыги. Я не знаю, кто он такой, я впервые его вижу...       – Луна, Джинни, клянусь, я Гарри Джеймс Поттер, внук Карлуса Поттера. Мой дед может подтвердить мою личность.       Луна внимательно посмотрела на стоявшего невдалеке Карлуса Поттера.       – У них похожие мозгошмыги, – сказала она. – Скорее всего, этот парень действительно Гарри Джеймс Поттер, он не врёт. Но кто же тогда наш Гарри, и куда он пропал?       – Куда ты подевал моего Гарри? – строго, с интонациями, похожими на те, которые бывают у Молли, когда она отчитывает непослушных сыновей, спросила Джинни.       – Я не знаю, – прошептал Гарри. – Я действительно не знаю, где он находится.       – Он говорит правду, – сказала Луна. – Он для нас не опасен. Джинни, не стоит сейчас разводить панику. Он действительно не знает, где наш Гарри, и ничего не может сказать потому что связан клятвой.       – И что теперь делать? – прошептала Джинни. – Мама сегодня планировала всех пригласить в Нору на ужин. Если не будет Гарри, она обидится.       – Думаю, есть смысл его пригласить, – ответила Луна. – На месте разберёмся.       Джинни кивнула. Гарри сдавленно улыбнулся. Ему надо было найти место среди этих ребят, которые много лет были друзьями того Гарри, который сейчас находится в мире обычных людей под именем Гарольда Дурсля. Друзьями настоящего Героя Магической Британии. И выбора у него не было.       К ним уже спешили Рон, Гермиона и Невилл. Друзья "того" Гарри. К Молли Уизли подошла темнокожая девушка в спортивном костюме, что-то прошептала ей на ухо.       – Рон, подойди сюда, – рыжий парень вздрогнул, услышав голос матери.       – Мам, что случилось?       – Рон, тебе надо срочно посетить Джорджа в Мунго, – сказала мать с интонациями, не терпящими возражений.       – Это очень важно, – сказала Анджелина. – Джордж хочет с тобой серьёзно поговорить.       – Ты это говоришь таким тоном, как будто он составил завещание.       – Рон, не шути так. Только мы: я, ты, братья, Джинни, мама – можем помочь Джорджу найти смысл жизни после гибели брата, – строго сказала Анджелина.       – Извини, нам всем больно после потери Фреда... – Рон покраснел и замялся. – Я сейчас...       Он вышел из выставочного зала и немедленно аппарировал.       Молли задержалась вместе с Анджелиной – она сама была взволнована тем, что Джордж срочно позвал к себе Рона, матери надо было узнать самые свежие новости о состоянии сына.       Гермиона тем временем приближалась к Гарри. Вроде бы всё было так, как всегда, но она чувствовала что-то странное и незнакомое в поведении парня, которого знала без малого семь лет. Если бы она раньше не видела Малфоя и Забини, не разговаривала с Ноттом, то подумала бы, что это не её старый друг, а какой-то слизеринец под обороткой. Вроде бы всё так, и верные слова говорит, и не зазнаётся, и всем уделил внимание, придраться не к чему. Но слишком гладкая и правильная речь, присущая не мальчику, воспитанному в простой, немагической семье, а Наследнику аристократического рода. Невилл не был так близок с Гарри последний год, однако и он, увидев выражение лица Гермионы, заподозрил что-то неладное.       Они подошли к Гарри, Джинни и Луне и поздоровались.       – Привет, Джинни, Луна, это только я вижу что-то странное с Гарри? – сходу тихо спросила Гермиона.       – Гермиона, Невилл, привет, – ответила Джинни. – Нет, тебе не показалось.       Гермиона увидела, как в их сторону обернулся Малфой, и установила вокруг всей компании чары конфиденциальности, чтобы никто из посторонних не смог услышать разговора.       – Привет, Гарри, привет, девочки, – Невилл пожал руку Гарри. – Что случилось?       – Это не наш Гарри, – прошептала Джинни.       – Кто-то под обороткой? – спросила Гермиона.       – Нет, – ответила Луна. – Этот парень – настоящий Гарри Джеймс Поттер. А вот кем был наш Гарри – это загадка, которую нам надо разгадать.       – А он что? – спросила Гермиона. – Вы спрашивали, откуда он взялся?       – Он связан клятвой. – ответила Луна. – Спрашивать его бессмысленно, надо что-то придумать. Для нас этот Гарри не опасен.       Гарри был в растерянности. Он не думал, что друзья Гарольда так быстро его раскусят.       – Луна, – спросила Джинни, – А что мы скажем маме и папе? Ведь наш Гарри постоянно отдыхал на каникулах у нас, в Норе. Они знают его, как облупленного. Я не говорю уж про Рона с Джорджем...       – Ну что вы меня обсуждаете так, как будто я вещь, а не живой человек? – рассерженно зашептал Гарри. – Обсуждаете меня в третьем лице, как будто я ничего не вижу и не слышу. Я понимаю, что я не ваш Гарри, я всё расскажу вам позже, когда смогу. Мне тоже не по себе от всего этого.       Тем временем к Молли подошёл темноволосый человек средних лет, одетый в просторную голубовато-серую блузу и чёрные брюки, голову которого украшал вишнёвого цвета берет. На груди у него висел журналистский бейджик, гласящий, что это обозреватель парижской "Nouvelles Magiques" Жан-Пьер Виридиан. Француз слегка поклонился Молли и с немного грассирующим акцентом сказал.       – Добрый день, мадам Уизли, – фамилию Молли он произнёс с ударением на последний слог.       – Добрый день, месье Виридиан, – ответила Молли, прочитав фамилию на бейджике.       – Чем я интересна французской прессе? Думаю, что моя невестка Флёр для вас более интересна.       – Нет-нет, мадам, меня заинтересовал именно ваш подвиг, – возразил француз. – Вы – простая английская домохозяйка, многодетная мать, которая смогла убить Беллатрикс Лестрейндж – одну из опаснейших волшебниц современности, мастера боевой и тёмной магии. Как это вам удалось?       – Она представляла угрозу для моей дочери Джиневры! – Молли говорила эти слова с такой интонацией, как будто забивала гвозди в голову француза. – Я убила её своим фирменным заклинанием для разделки птицы.       Виридиан опешил от такого напора.       – То есть, можно сказать, что Джинни была спасена силой материнской любви?       Молли торжествующе улыбнулась, а потом немного смущённо ответила:       – Ну, можно сказать и так. Хотя это выражение обычно применяют по отношению к Гарри.       Рядом с Молли появилась вездесущая Рита Скитер.       – Миссис Уизли, позвольте мне использовать ваши слова в своей публикации, – сказала она.       – Месье Виридиан, вы не против? -спросила Молли своего визави.       – Нет, не против, – ответил Виридиан. – Думаю, что мадам Уизли – одна из самых главных героинь битвы за Хогвартс, её подвиг заслуживает публикаций во многих изданиях.       Рита не теряла времени, её прыткопишущее перо строчило по пергаменту.       – Месье Виридиан, а где ваше перо? – спросила Молли, когда Рита отошла в сторону стоявших в стороне слизеринцев.       – Дорогая мадам Уизли, – улыбнулся француз, – мне поручили выполнить одну очень важную миссию.       Виридиан незаметно вынул из нагрудного кармана сложенный лист пергамента.       – Вот это, – прошептал он, – мне просил передать один наш общий знакомый. Он просил меня об этом давно, более двух лет назад.       Молли взяла пергамент и быстро спрятала его в сумочку с расширением пространства.       – Простите, мне надо спешить, у меня ещё здесь несколько очень важных разговоров.       Виридиан направился в сторону выхода. А буквально через несколько секунд к Молли буквально подлетела Флёр.       – Кто это?       – В смысле?       – Кто этот мужчина, с которым вы разговаривали?       – Это французский журналист Виридиан, обозреватель парижской магической газеты.       – Это не Виридиан, – отчётливо произнесла вейла. – Я прекрасно знаю настоящего Жан-Пьера Виридиана.       Молли была ошарашена.       – Жан-Пьер Виридиан – мой хороший друг, во время Турнира Трёх Волшебников мы много общались с ним. Он никогда не стал бы избегать меня, – продолжила Флёр. Клиника Святого Мунго. Отделение ментальных недугов.       Рон Уизли подошёл к дежурной медсестре.       – Добрый день, мисс Канингтон.       – Добрый день, мистер Уизли, – ответила девушка в бордовой мантии. – Ваш брат ждёт вас и хочет сказать вам что-то важное.       Парень зашёл в палату – небольшую комнату со светло-бежевыми стенами, вся обстановка которой состояла из кровати, тумбочки, пары стульев и столика. На стене над кроватью висел достаточно типовой пейзаж с лесом, полем и рекой. На столике стояла простая стеклянная ваза с букетом полевых цветов, которые росли в окрестностях Норы. Цветы утром принесла Анджелина. Сам Джордж сидел на кровати, рядом валялась потрёпанная книга Гилдероя Локхарта "Тропою троллей" с автографом.       – Привет, Рон, – как-то заторможенно сказал Джордж.       – Привет, Джордж, я принёс тебе твоих любимых пирожков с патокой. Мама их сегодня утром испекла. – Рон достал из сумки свёрток.       – Спасибо маме, она всегда о нас заботится, – Джордж грустно улыбнувшись, повернулся лицом к брату. Взгляды братьев встретились.       – Рон, ты... это... прости меня, – смущённо пробормотал Джордж. – Меня и Фреда.       – За что? – удивился Рон. Таким своего старшего брата он никогда не видел.       – За то, что превратили твою любимую игрушку в паука. За то, что мы смеялись над тобой. Я сегодня во сне видел Фреда. Он мне сказал, что...       – Джордж, я давно не в обиде... и простил вас...       – Нет, для меня это сейчас важно – продолжил Джордж. – Фред во сне сказал мне, что я должен попросить прощения у тех, кому мы своими шутками причинили боль, чтобы его душа перестала меня мучить и наконец-то отошла за грань. Это очень важно для меня, для тебя, для всего нашего будущего. Рон, не переживай за меня, я не сошёл с ума. Просто я хочу с тобой серьёзно и откровенно поговорить. Мы с Фредом, когда учились в Хогвартсе, совершили очень много дурных поступков – ставили эксперименты на беззащитных первокурсниках, издевались над беднягой Филчем, лишившимся магии из-за тёмного проклятия, пытались накормить своими зельями его Миссис Норрис. Умнейшее животное, ничего у нас не брала.       – Джордж, ты ли это?       – Это я, братец. Я обо многом передумал за последние дни. Ты согласишься работать со мной в нашей лавке?       – Естественно, Джордж! Я же твой брат. Конечно, у меня нет таких талантов, как у...       – Не комплексуй, малыш Ронни, – улыбнулся Джордж. – У тебя есть главный талант: ты верный друг и надёжный товарищ...       – Ну не скажи... Это было далеко не всегда. Мне до сих пор стыдно за то, что я позавидовал Гарри, когда записка с его именем вылетела из Кубка Огня. Тогда я предал его, вёл себя недостойно... – Рон замялся, его лицо, покрытое веснушками, покраснело.       – Успокойся, – старший обнял младшего за плечи. – Это всё прошло, ты после этого стал совсем другим, ты вырос и сейчас знаешь цену дружбе.       Рон смутился. Он никогда не думал про то, что Джордж станет разговаривать с ним серьёзно, как равный с равным. Но это было именно так.       – Ронни, – сказал Джордж, – тебе ещё нужно поговорить с Лавандой. Скоро полнолуние. В прошлый раз мадам Помфри дала ей остатки ликантропного зелья, которые принесла Андромеда. Сейчас, слава Мерлину, ей помог Гарри. Думаю, что мы сами сможем закупать ингредиенты и варить для неё зелье.       – Но я не зельевар! – вздрогнул Рон. – Я могу всё испортить.       – Варить антиликантропное зелье для Лаванды смогу я. А нарезку делать ты сможешь?       – Нарезку? – Рон задумался. – Нарезку сделать смогу. Надо бы ещё найти в Хогвартсе старый учебник профессора Снейпа, который был у Гарри. Наверняка оттуда можно почерпнуть много полезного.       – Думаю, профессор Слагхорн нам не откажет, – сказал Джордж, – И ещё, я думаю, есть смысл продавать антидот к нашим шуточным зельям, если вдруг они попадут к людям без чувства юмора.       – Или у тем, у кого есть противопоказания, – продолжил мысль брата Рон.              Некоторое время спустя. Клиника Святого Мунго. Отделение проклятий.       Лаванда в розовой пижаме с фиолетовыми снитчами сидела на кровати, отвернувшись от Рона к стене.       – Рон, я не могу рисковать. Ликантропия – это на всю жизнь. Тебе придётся каждый месяц запирать меня на полнолуние, потому что я буду превращаться в опасного зверя. Как будут смотреть на это люди?       – Лаванда, ты помнишь нашего профессора Люпина? Он же тоже был ликантропом, которого в детстве укусил оборотень – кстати, тот же Сивый, который напал на тебя. И у них с Тонкс родился чудесный сын, который не унаследовал недуга отца. Я люблю тебя, Лаванда, для меня важна ты, твоё доброе сердце и твоя любовь.       – Но я стала темной тварью, и неизвестно, какие дети могут родиться от матери-ликантропа, – Лаванда продолжала смотреть на стену. – Я не помню, что было в прошлое полнолуние, мадам Помфри дала мне зелье и заперла в отдельной палате. Для тебя будет шоком моё превращение, когда я покроюсь шерстью, а моё лицо превратится в волчью морду...       Рон услышал всхлипывание.       – Лаванда, успокойся, я не буду шокирован. Я люблю тебя и хочу, чтобы ты стала моей женой.       – Но твои родные... Я знаю, что твоя мама не сразу приняла Флёр, а она всего лишь на четверть вейла...       – Она – настоящая вейла, которая обладает всеми дарами вейлы, независимо от того, сколько у неё крови. Билл тоже стал ликантропом, хотя и в слабой форме. Я думаю, что уж они нас поймут и примут. Джордж сказал, что будет готовить тебе зелье...       – Джордж пришел в себя? – Лаванда обернулась к Рону, на её лице появилась смущённая улыбка       – Да, ему стало лучше. Мы вместе будем работать в лавке братьев Уизли и поможем тебе.       – А сейчас что?       – Я думаю, надо посмотреть в медицинской библиотеке книги про ликантропию.       – Это действительно какое-то чудо... – прошептала Лаванда.       – Что именно? – удивился Рон.       – Рональд Уизли собирается идти в библиотеку! – рассмеялась Лаванда.       – Ради тебя я готов совершить и такой подвиг, – рассмеялся Рон.              Магловский Лондон. Хостел Сен Кристофер'С       Гарольд впервые устраивался в магловской гостинице. Пафосные отели с мишленовскими звёздами его мало интересовали. Для человека, который провёл своё детство в каморке под лестницей, а школьные годы – в комнате факультетского общежития, где одноклассники-гриффиндорцы жили впятером, это было излишне пафосным. А вот четырёхместный номер в хостеле, где жили в основном его ровесники или люди немного постарше привлёк Гарольда оптимальным соотношением цены и качества. Денег на проживание ему хватало.       Сейчас он лежал на верхнем ярусе кровати и читал свежий номер "Ежедневного Пророка", который забрал утром из "Дырявого котла".       Места напротив занимали его ровесники Казимеж Качиньский из Польши и Жозе Перейра из Анголы, которые готовились к поступлению в Лондонскую школу экономики и политических наук.       На нижнем ярусе в позе лотоса сидел худощавый индиец Амитабх Капур в светлых льняных штанах и черной футболке с эмблемой футбольного клуба "Мохун Баган" и играл на ситаре. Гароль помнил, что у сестер Патил тоже сначала на первом курсе был ситар, но индийская музыка никого из одноклассниц особо не привлекала, он висел на стене над кроватью Парвати, а после рождественских каникул инструмент исчез – по всей видимости, девочки оставили его дома – не было особо времени на нём играть.       Сейчас музыка успокаивала его нервы. Под звуки ситара Гарольд задремал.       Ему снилось, как он на Святочном балу танцует под индийскую музыку с Парвати Патил. Гарольд помотал головой – в этом было что-то неправильное. Звуки ситара сплетались в его голове, превращая одну реальность в другую – и вот он уже танцует с Джинни, одетой в красное расшитое золотыми цветами сари, с золотыми цепочками и браслетами. Её густые рыжие волосы уложены, как у актрис в тех индийских фильмах, которые иногда смотрела миссис Дурсль. Как будто светящиеся изнутри медово-карие глаза, покрытые перламутровым блеском губы, сложившиеся в улыбку, одновременно наивную и хитроватую... "Джинни, Джинни, Джинни..." – закрутилось в голове у Гарольда на мотив песни из фильма про танцора диско. Вокруг них собрался хоровод, в котором были Седрик и Чжоу, Невилл и Луна, Драко и Панси, Гермиона и Виктор... Они все бросали какие-то экзотические цветы, ленты серпантина, хлопали в ладоши...       Гарольд проснулся, когда уже наступил вечер. Амитабх куда-то ушёл, другие ребята ещё не пришли. Гарольд был один в комнате, и только в голове у него по-прежнему крутилась песня из сна: "Джинни-Джинни-Джинни...". Где ты, Джинни?