Многоцветье Микаэллы

Второе пробуждение не было таким же уютным. Лёжа с закрытыми глазами, Мики почти слышала, как хорошо отдохнуло её тело, но в голове зажглись искры недовольных мыслей. «А что ты будешь делать сегодня? Ты в тупике, ты в загоне. Связи нет, интернета нет, даже книжек нет. Лежать на кровати и есть? О, ты долго этого хотела! Накаркала?!» Чистя зубы, Мики вдруг замерла и уставилась на своё отражение в зеркале. Нет, маньяков за спиной и чешуи вокруг глаз она не обнаружила, зато поняла, что зубной пасты-то у неё нет. И мыла. И полотенца. И вчера, и сегодня она выполняла «ритуальные движения», совершенно не замечая этого: как робот, как запись на кассете. «Господи, что со мной стало?» — девушка сползла и села на пол, на щербатый коричневый кафель. Лягушка с щетки смотрела на неё с сочувствием. — Так нельзя, — сказала ей Микаэлла. Кроме ломтя хлеба и стакана кефира ничего на завтрак не захотелось. Рассматривая приклеенные над столом вырезки из детских книжек — пчел, мишек, заек — Мики чуть-чуть повеселела, но свои мысли ей не нравились: «Внизу, во внутреннем дворе должен быть магазин побольше, с овощами, фруктами, зубной пастой, альбом и ручки бы еще купить, план локаций набросать, квест — так квест. — Слушай, Ми-ка-элла, кроме магазинов и компьютерных игрушек о чем-то можешь думать? Ты большая девочка, а деградировала до десятилетки. — Я устала…» С последней мыслью девушка поднялась со стула на кухне, добрела до кровати и упала на неё ничком. Мозг словно снова истратил заряд. В синем, зыбком, коротком сне метались какие-то разноцветные фигуры, тут же забываясь… Но, когда Мики снова открыла глаза, она уставилась на плед прямо и внимательно. Вблизи, плед был похож на пейзаж с невысокими холмами, равнинами и долинами. «Обойди всё еще раз. Определи запретные зоны, открытые и, самое главное, неясные». Желтые пятнышки среди зеленых и синих переливов были похожи на лучи солнца. «Солнце. Где оно? Что же ты, загнешься здесь? Ты еще вчера сказала, что Здание — твоё. — Ага, тем страшнее, ты знаешь. — Ты уже говоришь сама с собой! — Карниз!» Рывком встав и быстро одевшись, Микаэлла заплела волосы в косу, в одном кармане оставила пару звездочек, убрав остальные в шкаф, а в другой сунула вилку. — Коммандос! Еще маскировку кефиром нарисуй. Один удар — четыре дырки! — фыркала Мики себе под нос, открывая входную дверь. Но и вилка слегка успокаивала перед вереницами полутемных коридоров, темно-желтых немых дверей и в царстве оглушительной тишины. Тихо крадясь, вертя головой и выслушивая любой шорох, Микаэлла прошла коридор-сапог, лифты и вышла в желтый холл вахтёра и закрытого магазина. Серая дверца снова не открылась, и Мики повернулась к вахтёрской конторке. Ей было совестно от намерений, но почему-то она поняла, что полиция не придет. И, решившись, бросилась обшаривать конторку, двигая пыльные ящички, засовывая руки вглубь полок. «Золото найду? Базуку? Перо грифона?» — нервно улыбалась Мики, но находила только пыль. Пока не открыла, потянув с усилием, квадратную дверцу шкафчика над столом. И не узнала в черном прямоугольнике видеокассету. Старую добрую VHS из школьных времен, за пару лет сгинувшую под напором ДВД. Бережно вытащив кассету, Мики, конечно, подумала: «И куда её вставлять? Плёнка цела. Надписей нет. Ох уж эта лотерея с кассетами без надписей: можешь крутой новый боевик найти, а можешь — похабный «мульт для взрослых»!» Положив кассету на стол, Мики решила заглянуть под конторку, но, едва она встала на колени, как, покачнувшись, резко вдохнула многолетнюю пыль и… — Апчхи! Чих громом разнесся по этажу, улетел аж куда-то к Синему Залу, в ответ прилетело эхо. А паника стукнула изнутри Микаэллу в грудь. Судорожно, царапая ладони о паркет, она поднялась было, но согнулась снова, стянула кассету со стола и проскочила выход к Серой лестнице, не разгибаясь. «Как попалась, как Джерри Тому!» — думала она, вжимаясь спиной в стену возле лифтов. К счастью, лифты молчали, и Мики рывком бросилась обратно в длинный коридор. Страх было утих, но впереди был черный пролет лестницы. Мики прижалась плечом к стене и прислушалась к звукам оттуда. «Это ветер», — сказала она себе. — «Свежий, приятный ветер конца зимы. Я же всего лишь на втором этаже. А там открыто! Пробежать два пролёта — и улица!» Наспех перекрестившись, Микаэлла осторожно высунула кончик носа на темную лестничную клетку. Ничего не случилось, черные руки не утащили её во тьму. А темно там было изрядно. Кромешно. Но свежий ветер так манил… Правым ухом Мики сканировала шум за спиной, но со стороны «вахтёрки» никто не приближался. Мики перешагнула через порог и встала обеими ногами на плиты лестничной клетки, будто пробовала ледяную воду… Снизу застучали каблуки. Еще не поняв, что это именно каблуки, Мики вылетела обратно в коридор и пришла в себя только у двери своего блока. Она не боялась, это был просто уже инстинкт убегающего зверя. И лишь крепко запершись, Мики снова включила сознание. «Ты вчера изрядно натопала по лестницам, здесь за 50 метров всё слышно, даже больше. Один чих не мог усугубить… Там стучали каблуки. Не поднимались к тебе. Не побежали за тобой. Не шаркали». От последнего слова стало нехорошо, но рассуждения Микаэлле понравились. Два — всего два! — пролета перед пожарным выходом на улицу притягивали её, но осторожность и тщательные планы были для Мики важнее… Если не всего, то многого. Застелив аккуратно кровать и спрятав кассету в шкаф, девушка улеглась на кровать и, изучая потолок и серое небо в окне, стала просчитывать. «Жалко, вилка не серебряная… Итак, в Синий Зал идти опасно — не хочу потерять сознание, и, как в том анекдоте, очнуться и увидеть свой обглоданный скелет, например. Лифты — табу, совершенно непредсказуемы. Двери-вертушки — закрыты, второй раз я слышать ЭТО не хочу. Продавщица… Не хочу и связываться — пока — с той, кто берет оплату блестками. Столовая, балконы… Непредсказуемы, нельзя. Лестница. Она короткая. Я не теряла сознания. Я легко убегу назад, быстро запрусь. Единственное, там темно, вдруг кто-то спустится», — Микаэлла поёжилась. — «Мне бы свет, фонарик. А если кто-то побежит за мной?.. Дверь…» Мики приподнялась на локте и уставилась на входную дверь. Она была достаточно тяжелой и крепкой, но… Мики вдруг ощутила гигантский контраст, как весы, где на одной чаше была её маленькая комнатка, а на другой — огромное Здание Университета: «Если что-то навалится снаружи, дверь выдержит? Если сломается — куда бежать?» Микаэлла повернулась и бросила взгляд за окно. Карниз! Вот, почему она о нём вспоминала! Широкий, почти метр, карниз из коричневого гранита опоясывал всё здание, из окна легко было спуститься на него — и даже идти. Ручка рамы легко повернулась. Осторожно открывая окно, Микаэлла охотно вдохнула свежий воздух. Не пахло ни серой, ни пылью. День был очень туманным. Знакомые корпуса почти терялись в белесой пелене. Двор был пуст, голые деревья и черный асфальт чуть поблескивали от сырости. Красные, желтые и зеленые изразцы на стенах чуть украшали этот мокрый монохром. Окна по-прежнему были мертвыми квадратами. И даже голуби не летали… Карниз тоже был мокрым, но Мики все равно перешагнула на него с подоконника, хоть и медленно. «Одна нога, другая… Между прочим, тебя сейчас шикарно видно! — И что?! Истлеть в блоке?!» Держась рукой за стену, Микаэлла осмотрелась. Влево карниз опоясывал длинную стену корпуса, шагов сто, потом поворачивал на соседнюю и упирался в высокую, на три этажа, арку с коваными ажурными воротами, запертыми. Идти туда Микаэлла не решилась: «Далеко, скользко. Я и так сиреневая бабочка, приклеенная к этим хтоническим стенам. Как строили, а? Чтобы красиво и жутковато… Но пусть это будет мой пожарный выход: бегом по карнизу — и вниз по решетке. И будто, что будет. Но не сейчас». Затем девушка взглянула вправо. Карниз проходил под окнами трёх соседних блоков и уходил за поворот, к коридорам. Поколебавшись, Мики решила заглянуть в другие блоки и аккуратно шагнула вправо. Шаг, еще шаг. Снова вжимаясь в стену, отчего на толстовке уже темнели пятна, заглянула в окна второго блока. Там было пусто. Почти абсолютно. Казенные шкафы, остов кровати, стол и стул. Даже холодильника не было. Пыль и унылый полумрак. «И хорошо, что пусто», — подумала Микаэлла, осторожно ступая дальше. Кроссовки тускло поблескивали среди коричневого и серого… А вот следующие два окна заставили её прижать руку ко рту. Они были загорожены изнутри шкафами, тесно прижатыми к подоконникам. Унимавшая бьющееся сердце Микаэлла всматривалась в темные доски, видела корешки книг в этих шкафах, но ни в кухне, ни в спальне разглядеть за ними ничего не удавалось. В голове чуть помутилось: «Ставлю галочку. Осторожнее. Книги — это хорошо, книги — не горы костей. Но дальше как идти? Один блок остался.» Когда Мики подползла по карнизу к угловой комнате, то, несмотря на туман, внешний двор Университета и другие его корпуса встали перед ней в мрачной красоте. Величественный, высотой около 35 этажей, он уходил ввысь, а бесконечные башенки на стенах, кованые решетки и бронзовые плафоны, огромные гранитные клумбы внизу делали его еще больше похожим не то на собор, не то на космический корабль. Центральный шпиль терялся в тумане. Его строили, чтобы показать хвастливое торжество человеческого разума, но Мики, любившая, тем не менее, Университет, сейчас ощущала его опасно-немым, как холодное море с блестящей синевой и неизведанными безднами. «Тем милее все эти расчесочки и платьица. И «Киндер» в холодильнике. Вот так люди и впадают в детство, порой в один конец. Но я уже выпала оттуда, топаем дальше!» — и Мики заглянула в последние окна. Они тоже были закрыты. Но не шкафами, а плотными парчовыми шторами красного цвета. Мерцая в полумраке, они были самым ярким пятном вокруг, кроме самой застывшей на карнизе Микаэллы, но также, от пола до потолка, скрывали тайну комнаты, как и те книжные шкафы. И что-то не хотелось вглядываться в щёлки между шторами и стеной. Тем более, к Мики пришло другое искушение: один из больших бронзовых плафонов-украшений, который спускался с третьего этажа до самой земли. «Тут метров семь. Много изгибов, веток, да и клумба с землей внизу. Не рухну, соскользну с пятком синяков, если что. Лишь бы ногу не подвернуть…» Раздумья плыли в тумане. Мики умела бороться за свободу. Ну, если хватало сил. Но умела. А запертая клетка, явные, но необъяснимые запреты были её кнопкой берсерка. И она взялась рукой за бронзовый завиток, подняла ногу… Но тут же резко отшатнулась к стене, краем глаза заметив движение. По асфальту что-то бежало. «Кошка!» Обычная дворовая кошка, коричневая в полоску, пулькой мчалась подальше от арки, и, насколько видела вытянувшая шею Мики, скрылась в каком-то окне или дырке у стенных цоколей. А от дальнейшего ей просто стало жутко. Жутко от кроссовок до макушки. — Стой там, Мики, не лезь вниз! — раздался голос. Скорее мужской, но не человеческий, странный, чуть хриплый, слегка… Знакомый? Мики крепко зажмурилась, стараясь только не упасть, пошевелиться она не могла, задышала, открыв рот. «Сейчас схватит. Как я всё прослушала?! Господи!!!» — Не лезь вниз, — повторил голос. — Он сегодня вылез во двор, вон, всех распугал. За Тошу не волнуйся, он никогда за ней не угонится. А я вот тоже на карниз залез… «Тошу? Это — Тоша?!» — Мики не смогла не открыть глаз, всматриваясь туда, куда залезла кошка. Голос раздавался недалеко, из-за поворота. «Неет, смотреть туда я не буду!», — а он будто прочитал её мысли и сказал: — Мы знаешь, на кого похожи? Ты Волчонок, а я Большой Ух. В начале мультика, когда он посмотреть-то на Уха боялся. Мики не удержалась, фыркнула, запрокинув голову, и довольно безумно это прозвучало. «Не сходи с ума, не сходи, держись!» Упоминание мультика, однако, вдруг помогло: — Да кто — ОН? А ты? — Ты меня не?.. — начал голос, но громкий, мерзкий звук, будто что-то протащили по асфальту, оборвал их и зловеще разнесся между корпусами. Голос тоже занервничал: — Вот. Микуся, иди к себе в блок, только осторожнее, а я тоже пойду! Он ненавидит, когда кто-то разговаривает друг с другом, его это притягивает! — Хорошо, — прохрипела, от страха и сырости, Микаэлла. Но на пару секунд задержалась, услышав торопливый мелкий топот за поворотом, будто кто-то убегал на очень маленьких ногах или лапах. Забавный довольно звук. Не в пример этим жутким шагам, быстрее! В режиме выживания страх покидал Микаэллу. Быстро, как та самая коммандос, она прокралась обратно к своему окну, глядя строго под ноги, и быстро закатилась внутрь, даже не испачкав кроссовками кровать. Закрыла окно, задернула шторы, сгибаясь, проскочила на кухню, задернула штору и там. Мерзкое шарканье стало тише, но какое же липкое, черное чувство оно взбивало в груди! Такое, что Мики снова кинулась в ванную, заперлась и открыла воду, плеская горячей водой себе в лицо и зажимая уши. Оно стихло где-то через пару минут. И тут же напряжение свалилось с плеч, как серые камни под ноги. Ужасно захотелось есть. Сонно протирая, как в первый день, глаза, Микаэлла вышла на кухню и, не открывая создавшие зеленоватый сумрак шторы, достала хлеб, колбасу и поставила чайник. Большой, вкусный бутерброд по-животному успокоил: «Вот почти все стрессы так и заедаешь, ага. Хочется сладенького…» Из сладенького был только тот самый Киндер. Дожевывая бутерброд, Мики развернула шуршащую упаковку, медленно разломила мягкое шоколадное яйцо, полюбовалась на нежный отлив белого шоколада, затем открыла желтое пластиковое яйцо. — Ух ты, фигурка, а не сборная, — довольно прошептала она фразу из детства. И да, на ладонь девушки выпала фигурка из неведомой коллекции. Это была серая полосатая кошка в платье. Серьезная мордочка, большие глаза, длинное синее пластиковое платьице. Одной лапкой она прижимала к боку книгу, в другой держала жезлик с прозрачным, из красивого стекла, шариком. Микаэлла нежно погладила кисюльку. И снова вспомнила Тошку. «Тоша, прости, что мы тебя оставили тогда здесь! Я ничего не решала, я была слишком маленькой! Как ты тут выжила? Тридцать лет…» Логики в своих мыслях Микаэлла не искала. Веки её чуть отяжелели. А книга у кошки напомнила еще что-то: «Она может быть и учительницей! Как я. Да, я же учитель? Сейчас же каникулы, да?» Мозг снова заглох, стал ватой при этих мыслях. Зато, когда Мики дотронулась до шарика на жезле, он засиял ровным молочным светом…