Metamorphosis

Неловкий ужин с семьей, которую они встретили, не входит в список желаемых занятий для Дэрила. Урчащий желудок ребенка был их единственным спасением. Иначе семья бы не приняла предложение. Теперь же они получили приглашение остаться в заброшенном жилом доме. Им с Кэрол почти нечем поделиться, но он всегда может поохотиться еще. Придется ставить ловушки, пока он не найдет лук, но Дэрил не боится умереть с голоду. А вот эти люди — да. Они в мгновение ока съели почти все припасы, которые собрал для них Ниган. Еда — хорошее предложение мира, и план Кэрол начинает работать, когда ребенок накормлен и никто не застрелен и не зарезан. Женщина первая кто решает нарушить неловкость. — Я Ванда, а это мой муж Джим. Наша дочь... — Сесилия. Мне пять лет, и скоро у меня будет котенок! — маленькая девочка прерывает её, перевозбужденно выпаливая. — Самая разговорчивая в семье, — ее мать улыбается. — Как мы и говорили, у нее буйное воображение. Вот и все, — отвечает ее отец. Сесилия смотрит на него так, будто он несет полную чушь, а Дэрил забавно хмыкает. У него такое чувство, что эта история с котенком — не ложь, просто они не хотят об этом говорить. — Она напоминает мне мою Софию, — размышляет Кэрол. Интерес Ванды сразу же возрастает втрое.  — У вас есть дочь? — Была. Мы потеряли ее в самом начале. Ей было двенадцать, но я помню ее в этом возрасте, как будто это было вчера. Она тоже хотела завести питомца. Все время просила. Мы. Кэрол вплетает его так, словно он отец Софии, и хотя он знает, что это лишь для того, чтобы представить их как единое целое, ему все равно хочется, чтобы это было правдой. — Мне так жаль… — Мы давно бродим здесь одни, — Кэрол лжет, — Отправляемся в долгий путь на запад. Посмотрим достопримечательности, если получится. — На запад, в пустыню? — Нет, к побережью. Там есть красивые пляжи. — Я уже целую вечность не была на пляже. Должно быть, последний раз это был наш медовый месяц, верно? — она подталкивает Джима, — Когда ты напился мохито? Это какая то семейная история, но они не знают друг друга настолько хорошо, чтобы послушать её, и Джим не смеется. Разговор затихает, превращаясь в неловкое молчание вместо легкого подшучивания. — То что ты делала там, с мертвецами... — Ванда, прекрати. — Это из-за этого? — она поднимает руку в перчатке, не обращая внимания на тревогу мужа. — Да, — Кэрол соглашается. Ванда облегченно выдыхает, улыбка быстро расплывается, когда она хлопает мужа по плечу.  — Я же говорила тебе. Это было не в плохом смысле. Мы не встречали больше никого, похожего на нас. Я уже начала думать, что здесь вообще никого не осталось. В последнее время было нелегко из-за погоды и разграбленных припасов. Приятно видеть дружелюбные лица. Кэрол ковыряется в еде и так же быстро возвращает улыбку.  — Мы надеялись, что встретим тех, кто хоть немного понимает, что происходит и почему. — Изменения произошли из-за этого? — Ванда указывает на повязку, туго обмотанную на руке Кэрол. — Да. — Тогда ты новичок. Я уже и забыла, насколько это может быть странно. Для нас это случилось очень давно. С самого рождения Сесилии. Я тогда была беременна. Думала, что с ребенком может что-то случиться, но тут появилась она, вся розовая и кричащая. Я не знала, что у нее тоже была мутация, пока... ну, я уверена, вы знаете, как определяются такие вещи. — Это может передаться, — Дэрил шепчет, не понимая, что это значит, и уже не в первый раз жалея, что Юджин не пошел с ними, чтобы расшифровать их выводы. — Мы были так же потрясены, — Джим наконец-то присоединяется к разговору, смирившись с тем, что ему не удастся усмирить жену, — Мы думали что потеряем дочь, после того, как я мутировал и передал это Ванде. — Ты не знал, — она снимает перчатку и кладет руку на его запястье, кожа к коже, как будто в этом нет ничего особенного. Это доказательство того, что прикосновения друг к другу не так уж смертельны, как опасалась Кэрол. Эти двое делают это постоянно, и оба до сих пор живы и здоровы. День рождения и Рождество наступили одновременно, и все, чего хочет Дэрил — это развернуть подарок, который сидит рядом с ним. — Вы должны пойти с нами в Институт, — Ванда ухмыляется. Он прищуривается, его подозрения усиливаются.  — Куда? До Кэрол, кажется, ещё не дошли её слова. Она сидела, все еще застыв на этом новом открытии. Она дарит ему самую нежную улыбку, разделяя радость за их новый, личный шанс. Можно было бы забыть, что здесь есть кто-то еще, кроме них... если бы у него не завязывался узел в животе при упоминании о другой группе. — Есть место для таких, как мы. Я слышала об этом по радио несколько месяцев назад. Мы не смогли найти сигнал снова, но оно где-то рядом. Нам не придется прятаться или беспокоиться о том, что мы можем причинить вред другим. Целая община с людьми, у которых есть мутация. Вы должны пойти с нами. — Там мой котенок! — говорит девочка, — Мама сказала, что я смогу взять его, когда мы придем. — Мы уходим завтра. Просто остановились здесь немного отдохнуть. Колебания Дэрила проступают в его словах, несмотря на все его старания сохранять нейтралитет.  — Что вы знаете об этом месте? Уверены, что там безопасно? — Нет. Ни в чем нельзя быть уверенным. Если бы это были только мы с Джимом, то остались бы здесь, но это не жизнь для дочки. Если есть шанс, что она встретит таких же, как мы, то мы должны рискнуть. Для него и Кэрол, смириться с тем, что их мир вращается вокруг друг друга — очень просто, но для ребенка, у которого впереди вся жизнь, это приговор к одиночному заключению. Она никогда не прикоснется ни к кому другому. Никогда не влюбится. Она обречена жить одна после смерти родителей. Дэрил не уверен, что не сделал бы такой же выбор, чтобы исследовать новое сообщество, если бы София или Генри были с ними и с такой же проблемой. — Подумайте об этом, — Ванда продолжает, когда они не отвечают достаточно быстро, — А пока нам нужно доесть ужин, и давайте мы отплатим вам за вашу доброту одной из свободных квартир. Они соглашаются, зная, что в количестве всегда есть безопасность, но не нуждаясь в ней для них обоих. Его больше беспокоит эта маленькая семья, ставшая легкой мишенью для сумасшедших, оставшихся на свободе. Слишком поздно искать другое место для ночевки, и он предпочел бы использовать это время, чтобы обсудить с Кэрол гору новой информации. Позже, когда они остались наедине за закрытыми дверями, ему приходится сопротивляться желанию сорвать перчатки и прикоснуться к ней, но он не может сделать первый шаг, когда она так сильно боялась тактильного контакта ранее. — Что ты думаешь об этом Институте? — она садится на край кровати и кивает на место рядом. — Думаю, это похоже на ловушку. — Так и есть, мне кажется. Но они так просто не сдадутся, даже если мы их предупредим. — Они хотят лучшей жизни для своей девочки. Ради этого они готовы рискнуть чем угодно. — Я бы чувствовала то же самое, если бы София была здесь, — признается Кэрол, — Я не могу перестать думать о ней после того, как увидела эту малышку. Кем бы она могла стать, если бы росла в этом мире… Как все могло бы быть по-другому, если бы у нее была мутация, как у нас. Почему... почему она не получила ее, а я получила? — Мы знаем, что она существует не менее пяти лет, но это всё ещё очень поздно как для времен на ферме. — Да, ты прав. Я знаю, — она фыркает. Кэрол чувствует себя виноватой за то, что выжила, а ее дочь — нет. Она до сих пор не может понять, почему ей дан второй шанс. — Я тоже думаю о ней. — Я стараюсь не думать. Слишком больно, но потом когда что-то напоминает мне о ней, я не могу прекратить поток своих мыслей, — она смотрит на свои колени, снимая перчатки с рук, — По крайней мере, с этой встречи пришли хорошие новости. Он тяжело сглатывает в предвкушении, когда его собственные перчатки ложатся на кровать. Медленно она поднимает руку в молчаливом приглашении. Дрожащие кончики пальцев выдают ее нервозность, но Кэрол старается, и он не заставляет ее ждать. Их страхи и переживания, все сомнения, которые они разделяют — все это отходит на второй план при долгожданном прикосновении. Ее глаза не отрываются от их ладоней, когда они поворачиваются и касаются друг друга, ласкаясь в нежном танце, а Дэрил лишь наблюдает за удивлением на родном лице. — Конец света не настал снова, — говорит она. — Нет. Не настал. Вся сила воли, которой им хватало, чтобы держаться на расстоянии, рушится, как прорванная плотина, мгновением позже. Им дали зеленый свет, и она бросается в его объятия, как будто он может передумать. Дэрил крепко обнимает ее, жадно вдыхая воздух, утыкаясь носом в изгиб ее шеи. Пальцы впутываются в серебристые волосы, когда он гладит ее по голове.  — Это все, что мне нужно. Вот оно, крошечное признание которое разрывает и так запуганное сердце, но это так же и ложь. Он хочет большего. Их облегчение от объятий временно, но оно уступает место потребности, которая пробирает его до костей. Она — идеальный наркотик, и его жажда получить еще одну дозу почти невыносима. Они распаляют друг друга, зная, как опасно переступать эту грань. Их виски соприкасаются, ласкаясь как изголодавшиеся по любви кот и кошка, не руководствуясь логикой или разумом, а инстинктом, который побуждает их прорваться через запретный барьер. Они не говорят о том, что будет дальше. Не обсуждают, почему срывают с себя одежду, словно соревнуясь в том, кто первым швырнет оскорбительную ткань рубашки через всю комнату. Ее майка присоединяется к куче, обнажая её так же как и его. Он представлял их по другому при первом разе, медленно и с разглядываниями, но сейчас их цель — не смотреть, а прикасаться. Дэрил прижимает ее к себе, пока они ищут теплое искушение полуобнаженных объятий. Ее грудь прижимается к его груди, разгоняя все лучшие эндорфины по позвоночнику. Теплая кожа ее спины — это ровная тропинка, по которой он следует от плеч к бедру, полностью уверенный, что никогда не чувствовал ничего лучше нее. — Не отпускай, — она почти умоляет, цепляясь за него ногтями, не в силах прижаться достаточно близко. Без опоры в виде вируса, с боязнью к прикосновению как оправдание их барьеров, они превратились в клубок конечностей, играющих в импровизированную игру «Твистер». Она еще не переползла к нему на колени, но Дэрил видит, что она хочет, чувствует, как ее тело шатается с каждым вдохом, заставляющим ее дрожать от желания. Так не обнимаются просто друзья, если только он всю жизнь не путал понятия о дружбе. Его член не твердеет так ни от кого из его подруг. Подруга не стала бы прижиматься к его шее с открытым ртом и затяжным поцелуем, как она делает это сейчас. Он отвечает поцелуем в ее плечо, прекрасно понимая, что это мутация заставляет их сбиваться с пути. Они ничего не соображают, как и во время шторма, но он счастлив оставаться с Кэрол в любовном опьянении, пока она позволяет ему, независимо от причины. Так было уже более десяти лет. Но когда она начинает плакать, во всем этом больше нет ничего сексуального. — Эй, что случилось? Я сделал что-то не так? — Нет, — она задыхается, — Ты не хочешь меня, даже если думаешь, что хочешь. Ты не можешь. То, что ты сказал раньше, что если я уйду, то ты не остановишь меня... ты был полностью прав. Тебе не стоит продолжать пытаться. Я не стою тех усилий, которые ты прилагаешь… — Я не это имел в виду, Кэрол. Правда, не имел... Все, что он говорит, даже случайности, произнесенные от досады, проникают в ее душу и гноятся, если там есть хоть намек на отказ за который она может ухватиться. Это очень страшно, что ему приходится фильтровать свои слова, чтобы не разбить то, что осталось от ее сердца. Возможно поэтому, он так часто и терпит неудачи, но если кто-то и стоит усилий продолжать стараться, так это она. — Мне просто нужно, чтобы ты осталась, хорошо? — грустно говорит он. Она умоляла его не бросать её, и все, что он хотел сказать в ответ, было «разве ты еще не поняла, что я никогда не уйду?» Его страх быть брошенным очень силен, и она единственная в мире, кто может разорвать эту рану. Часть души все еще боится потерять её. Она не понимает, насколько важна для него, и все, что он скажет, сейчас ничего не изменит. — Я не уйду. Я обещаю. Я не хочу вести себя так... Я не знаю, что со мной не так, — она плачет. — Поговори со мной. — Я не знаю как… — Попробуй, просто попробуй, милая. — Я чувствую все. Все время, и это никогда не прекращается. Мне так страшно за нас, и я так скучаю по ним, и это не становится легче. Эти разговоры про то, что время лечит — ложь. Я только стала лучше притворяться, что это работает. Он пытался подбодрить её, пока они были в пещере, и теперь, когда она разрывается в его объятиях, он жалеет, что у него нет нужных слов, чтобы исправить то, что сломано. Все, что у него есть — это прикосновения. Все, что он может сделать — это быть рядом с Кэрол, пока она трепещет в его объятиях. Он прижимает ее к подушкам, натягивая одеяло сверху.  — Тебе больше не нужно притворяться. Ее слезы впитываются в его кожу, унося с собой частичку удушающего бремени в каждой капле, которую она позволяет ему забрать себе. Всхлипывания стихают, когда Кэрол погружается в глубокий сон. Но он бодрствует гораздо дольше, боясь, что в тот момент, когда закроет глаза, эта новая грань которую они пересекли, окажется не более чем сном. *** Когда он проснулся, она лежала там же, где они заснули прошлой ночью — прижавшись к его груди, свернувшись калачиком, как эмбрион, с руками, сложенными между их телами. Ее обнаженная спина под поглаживаниями его пальцев напоминает о том, как ему повезло. И оказывается доказательством того, что это был не сон. Она застонала, зевая и просыпаясь с красными глазами, которые выглядят ярче в солнечном свете нового дня. — Доброе утро. — Доброе, — Кэрол застенчиво улыбается, как будто им есть что скрывать друг от друга. Он не смотрит на нее. Он не собирается пользоваться тем, что ей было больно, но она больше не плачет и выглядит так прекрасно с невесомой улыбкой на губах. Ему потребовалась вся его сила воли, чтобы не смотреть на то, что он годами представлял только в уме. — Я хочу почувствовать твои касания на себе, — она дышит в маленькое пространство между ними. Это разрешение к желанному контакту, но он колеблется. Дэрил не может быть смелым, когда все, чего он когда-либо хотел, находится перед его глазами, но при этом, боязнь того, что его может быть недостаточно, всё еще преобладает. Он хочет попробовать. Он не может оставить ее в подвешенном состоянии, иначе это может заставить её думать ещё больше о себе. Дэрил осторожно гладит ее плечо, прослеживая за лабиринтом мурашек, поднимающихся ему навстречу. Кэрол терпелива, и ему интересно, знает ли она, как много ей придется подсказывать ему, если они когда-нибудь встретятся так, как он надеется и желает. Представляет ли она, как мало у него навыков, чтобы сделать это правильно с его стороны. Конечно, она знает, с грустью думает Дэрил кончиками пальцев касаясь изгиба ее ключицы. Он ни с кем не был с тех пор, как они познакомились. Более десяти лет воздержания, а если считать до конца света, то гораздо дольше. Как она вообще может захотеть пройти такую степень его постыдного обучения, казалось бы, базовых возможностей каждого мужчины? — Эй, куда ты пропал? — мягко спрашивает Кэрол, смахивая волосы с его лица, пока они не встречаются взглядами. — Извини. Я здесь. — Я делаю это странно, да? Она всего лишь попросила прикоснуться к ней, а он проваливается уже от этой простой просьбы. Губы, которые он хочет поцеловать, уже нахмурены, а извинение готово вырваться наружу. — Чувствуешь, как быстро бьется мое сердце? — он пытается объясниться, кладя ее руку туда, где за его ребрами находится полная барабанная установка на самом громком концерте. Кэрол почти незаметно кивает.  — Чувствуешь, как бьется мое? Его большая ладонь ложится на середину ее груди. Если бы он не лежал здесь, то подумал, что она пробежала милю, потому что именно так быстро она бьется под его ладонью, доказывая, что они оба боятся того, что не должно быть таким уж и сложным. Его рука так близка к тому месту, где она хочет его почувствовать, что заставляет его сделать этот прыжок веры и надеяться на лучшее. Его палец легким перышком пробегает по её груди, и он задерживает дыхание, готовый к последствиям. Вместо этого Дэрил вознаграждается тем, что ее тело раскрывается в безмолвной просьбе о большем. Носы сталкиваются, лбы осторожно прилегают друг к другу, пока он проводит по ее телу кончиками дрожащих пальцев. Он никогда не прикасался ни к кому и ни к чему так трепетно, как к ней. Дэрил лишь слегка надавливает на ее грудь, осторожно сжимая в своей руке и удивляясь тому как она там помещается, пока она не отодвигается, и он не начинает паниковать. Но Кэрол лишь переворачивается на спину, чтобы предоставить лучший доступ. — Ты такой красивый, — она говорит ему, одаривая той же нежной улыбкой, которую он увидел после стрижки в лагере. — Это мои слова. Они медленно исследуют друг друга, изучая каждый шрам и царапину, каждый изгиб, ведущий к новому участку кожи. Она хочет испытать единственный тактильный контакт который разрешен ей до конца жизни, и он надеется, что не разочарует ее. У нее перехватывает дыхание, когда Дэрил проводит большим пальцем по ее животу, удивляясь тому, что ему вообще это позволено. Сначала Кэрол старается избегать шрамов на его теле, но когда он не вздрагивает, становится смелее. Она прослеживает один из них, который проходит от его ребер до копчика, пока Дэрил завороженно смотрит на одну длинную линию, на мягком животе. У нее тоже есть свои шрамы, некоторые слишком новые, чтобы быть полученными от Эда, а другие со временем затянулись. Он пытался прятать все ее отметины, но один особенно неприятный кружок в изгибе ее груди заставляет мужчину вздрогнуть. Он не пытается подразнить ее, когда опускает голову, чтобы прижаться губами к тому месту, где когда-то давно тлела сигара. Он хочет лишь вбить в это место новое, приятное воспоминание, но Кэрол задыхается и проводит ногтями по его затылку. Дэрил хочет узнать, какова она на вкус. Он давно мечтал о ней на своих губах, и когда он осмеливается провести кончиком языка по ее ключице, это хныканье едва не становится его погибелью. Несмотря на всю свою храбрость, он все так же боится. Она значит для него все, и он не верит что не разрушит то, без чего не может жить. Вместо того, чтобы довести дело до конца и стянуть с ее ног брюки, чтобы соединить их вместе, он поворачивает голову и прижимается к ее груди, вздыхая, когда она обхватывает его руками. Несмотря на то, как далеко они зашли, они не совершили ничего такого, чтобы не было пути вернуть всё как было. Их губы не соприкасались. Он не был в ней. Их усилия были сильными, но непорочными, никогда не заходящими слишком далеко за черту. Они могли бы свалить все на вирус и притвориться, что этого не было. Избавить себя от травмы разрушения единственных отношений, которые могли бы хоть что-то значить. Конечно же это было ложью, обычным успокоением его расшатавшейся неуверенности и боязни потерять единственную, ради которой он всё ещё живет в этом мире. — Я тоже боюсь, — шепчет она. — Чего? — Что меня будет недостаточно для тебя, просто потому что это я. Когда вирус перестанет делать нас... такими. Стук в дверь прерывает его слова. Их новые знакомые уходят, и они с Кэрол не могут оставаться в постели все утро, не проводя их. — Мы еще не закончили говорить об этом, — Дэрил целует ее в лоб, а затем перебирается через кровать, чтобы взять стопку одежды. Как только они снова останутся наедине, они докопаются до сути. Таков его план, и будь он проклят, если не будет его придерживаться.    ***   — Вы точно не пойдете с нами? — спрашивает Ванда, когда они все вместе собираются у дома. — Нам нужно подумать. В конце концов, может, и пойдем следом, — Кэрол принимает объятия другой женщины, — Пожалуйста, будьте осторожны. По нашему опыту, такие места редко оказываются хорошими. — Будем. Вот, на случай, если вы передумаете, — она протягивает Кэрол наспех нарисованную карту места назначения и письменные указания, избавляя ее от необходимости спрашивать о местонахождении. — Могу я задать тебе личный вопрос? — шепчет Кэрол, прежде чем она повернулась, чтобы уйти. Она отсылает мужа и дочь на несколько шагов вперед, создавая иллюзию уединения.  — Конечно, спрашивай. — Как вы справились с переменами в ваших отношениях после укуса? — Что ты имеешь в виду? Кэрол вздрагивает, понимая, что ей придется все объяснить по буквам, а Дэрил начинает краснеть. Ему стоило последовать за Джимом, чтобы завести фальшивый разговор о погоде и котятах. — Мы не были готовы к тому, что все настолько изменится. Я о том, насколько... сильнее ощущаются некоторые вещи. Мне просто интересно, как долго это длилось у вас? Ванда наклоняет голову с любопытной улыбкой.  — Насколько сильнее? — У нас брачный период. Как у животных. Это случилось после укуса, — Дэрил говорит серьезно. Кэрол прикладывает ладонь ко лбу, а Ванда ухмыляется.  — Я всегда могу рассчитывать на его прямоту. Просто скажи нам, сколько времени это обычно длится? Мы предполагаем, что это побочный эффект мутации, но если он и проходит, то не так скоро. — Мы были в замешательстве, — признает Дэрил со стоическим выражением лица. — То, что вы описываете… у нас ничего такого не было. Мы не почувствовали ничего, чего не было раньше. Она машет рукой на прощание, после того, как бросила бомбу к их ногам, оставляя и его, и Кэрол потрясенными до глубины души. Они сражаются не с вирусом, а с собственным влечением друг к другу.