Педагогический состав

      Учась в Хогвартсе, Гермиона редко понимала, что испытывали студенты под властным взглядом заместителя директора. Но, став преподавателем, она часто под него попадала. И далеко не по вопросам учебных процессов. Казалось, будто Паркинсон заботило это в последнюю очередь, а куда важнее была внешняя составляющая. По крайней мере, в отношении Гермионы…       — Это не так плохо, — вынесла свой вердикт Паркинсон. — Разве что…       Гермиона вздрогнула от прикосновения палочки, а после ощутила лёгкую прохладу, пробежавшую по плечам. Взглянув в зеркало, Гермиона осудительно посмотрела на Паркинсон, которая довольно оценивала платье, делая рукава более блестящими.       — И кто я, по-твоему? — выгнув бровь, спросила Гермиона.       Паркинсон тяжело вздохнула и на пару секунд подняла голову кверху, тихо шепча проклятия.       — Звёздное небо, Грейнджер, — ответила Паркинсон и коснулась волос Гермионы.       — Нет, — строго сказала та, перехватив руку. — Не люблю, когда их трогают.       Паркинсон хмыкнула, но всё-таки отшагнула. Её ладонь мгновенно опустилась в сумку, вытягивая оттуда небольшую заколку любопытной формы. Гермиона сразу свела брови к переносице, рассматривая её.       — Это созвездие? — спросила Гермиона.       — Да, наденешь? — прищурившись, спросила Паркинсон.       Гермиона улыбнулась и приняла украшение, пытаясь вспомнить, что оно означало. Самые популярные созвездия сразу покинули сознание, а более редкие восстановить в памяти спустя годы было сложнее. Ей стоило уточнить название у Паркинсон, но, когда заколка больно кольнула висок, эта мысль улетучилась.       — Теперь и в Министерство пойти не стыдно, — довольно произнесла Паркинсон.       — Я тебя прекрасно слышу, — пропела Гермиона.       — Жаль, что не слушаешь, — вздохнула Паркинсон.       Сказав это, Паркинсон вышла за дверь, Гермиона проводила её взглядом, а после вновь посмотрела на себя в зеркало. Слишком давно она не выбиралась за пределы школы, постоянно отдавая себя ей. Другие преподаватели часто выходили в свет, посещали мероприятия, вечеринки старых друзей, квиддичные матчи…       И Гермиону постоянно звали, но всегда находилась причина не идти. То непроверенные конспекты, то несоставленный учебный план. Все время появлялись вещи, которые она ставила выше радости, веселья и беззаботного отдыха. Так она себя научила, считая, что каждый день, час и минута должны быть полезными. А если за сутки не сделал ничего важного — они прожиты зря.       Но с годами эта тактика всё чаще её подводила, принося не удовольствие, а вырабатывая чувство долга.       Гермиона любила свою работу, безоговорочно. Горела, жила ею и была благодарна Гарри за пристанище. Но вместе с этим забыла, в какой момент навязанный и вынужденный отдых перестал приносить дискомфорт, а превратился в потребность.       Всё чаще Гермиона видела свою жизнь как марафон, где она несётся навстречу смерти, пока другие медленно движутся, наслаждаясь благами.       Возможно, этот приём должен показать, как может быть? Её хочет поздравить Кингсли, определённо, это результат достигнутой цели. И раз Гермиона добилась её, то стоит напомнить, что работа это часть жизни, а не её фундамент?       Улыбнувшись, Гермиона кивнула сама себе и, взяв сумочку со стола, вышла в коридор.

***

      — Но они сделали это командой, — отметил Поттер. — Попытка отомстить преподавателям, действуя сообщая, — тоже отличный результат.       Драко хмуро посмотрел на довольного Поттера, отчего потребность в огневиски стала ощущаться сильнее. Бескрайний позитив, вероятно, передавался по директорской линии. Либо же ежедневное нахождение с портретом Дамблдора выжгло в Поттере любую перспективу на пессимистичный настрой. Впрочем, это не имело значения, потому что он в любом случае раздражал Драко.       — Обязательно передадим им твоё восхищение, — хмыкнул Драко.       — А лучше закрепите результат, — улыбнувшись, сказал Поттер. — Устройте командное задание. Главное, с хорошим призом. Чтобы они боролись за него сообща.       Закончив, Поттер кивнул в сторону кладовой Драко, где тот хранил изготовленные зелья.       — Не распоряжайся моими запасами, — прищурился Драко.       — Но идею Гермионе всё равно подбрось, — сказал Поттер. — На этих ваших тайных встречах по планированию.       — Их уже давно нет, — раздражённо заметил Драко.       И если звери двигались инстинктивно, обходя все опасные места, то Поттер ровно наоборот. Казалось, что за несколько минут их разговора он шагнул по всем дорогим для Драко темам. Начиная от его мыслей о студентах и заканчивая прекращёнными встречами с Грейнджер.       Последнего Драко не хватало особенно сильно. Спустя пару месяцев её почти отсутствия в его жизни он ощутил это сполна. А её недавние слова о другой девушке были лишь очередным зелёным флагом, вселяющим надежду.       Если до вчерашних событий Драко сомневался, стоит ли делать первые шаги к возобновлению их общения, то сейчас был абсолютно уверен, что верней пути ему уже не найти. Она хочет того же, что и он, но по своей натуре отказывается признаваться в этом даже самой себе.       От этой мысли он улыбнулся. Отрицать вещи, контроль над которыми ускользает сквозь пальцы, вполне в её духе.       — А стоит возобновить, — строже порекомендовал Поттер. — Общайся вы чаще, быть может, и план ребят…       И это было единственным, в чём Поттер оказался прав. Встречи нужно было восстановить, с этим Драко уже согласился. Но не только из-за них с Грейнджер и их обоюдной потребности друг в друге, а чтобы сохранить державшийся на волоске мир, ведь она своими вопросами о девушках его уже пошатнула.       Это была основная причина. Не желание проводить с ней больше времени и видеть её горящие от новой идеи глаза, а дети и всеобщий мир, определённо.       Драко шумно выдохнул и отрицательно покачал головой. Да, отрицать вещи, контроль над которыми ускользает, было не только в её духе. Но ему хотелось первым переступить эту грань.        — А вот и они…       Услышав Поттера, Драко поднял взгляд и, кажется, перестал дышать на несколько мгновений. Грейнджер, всегда носящая пиджаки, рубашки, джинсы и лишь изредка закрытые платья, опускалась на Хогвартс словно звёздная ночь.       Чёрное обтягивающее платье не оставляло простора для фантазии. Лишь подчёркивало идеальную талию, желание коснуться которой зудом отдавало в ладони. Контрастировало с бронзовой кожей, хрупкими плечами и улыбкой, жарче пожара.       Её волосы, всегда собранные в строгие причёски, кудрявыми волнами опускались по открытой спине. Он и не мог представить, что за столько лет они стали такими длинными и ещё более изящными. Но то, что обескураживало его окончательно, это заколка, открывающая миниатюрную шею.       Либо он сошёл с ума, либо видел созвездие Дракона, светящееся на голове краснеющей от его взгляда Грейнджер.       Осознав, что она уже стояла непозволительно близко и все ждали лишь его, Драко отмер. И в секунду понял, что всё это время улыбался — настолько ярко и неосознанно, что смог привлечь внимание всех стоящих.       — Драко, наверное, тоже пытается понять, что за созвездие в твоих волосах, — отметила Пэнси и, подмигнув ему, взяла за руку Поттера.       — Ты правда знаешь? — тихо спросила Грейнджер, подходя к нему.       — Я не настолько осведомлён, как профессор астрономии, — с улыбкой отметил Драко. — Но я знаю, чем её напоить, чтобы она созналась.       Грейнджер засмеялась и кивнула, поспешив в сторону выхода из замка, где их и ждала карета. Драко медленно двигался за ней, всё ещё отходя от лёгкого покалывания на коже и громко бьющегося сердца.       Она была изумительно прекрасна, как в тот вечер на легендарном Святочном балу. И единственное, что радовало Драко в походе на этот приём, — сегодня она окажется не в объятиях Крама, а в его собственных. Драко надеялся украсть у Грейнджер не один танец.       Нагнав её у самой кареты, Драко сразу открыл дверь, подавая руку. Она на секунду удивилась, но ладонь протянула. Медленно, аккуратно, неотрывно смотря на Драко.

***

      — Я был уверен, что вы справитесь, — продолжал разглагольствовать Кингсли. — Одни из самых гениальных волшебников.       Гермиона отвернулась, стараясь сдерживать вырывающийся наружу смех. Она не могла сосчитать, сколько раз за недолгий вечер услышала эту фразу. Казалось, что речь Кингсли в принципе состояла исключительно из неё, только в разных интерпретациях. С одной стороны, это безумно льстило, а с другой — всё чаще напоминало, что ещё пару месяцев назад Кингсли был готов закрыть школу.       Его мнение и слова зависели напрямую от давления других вышестоящих магов. И он мог кричать с тем же успехом, как сейчас восхвалять, только в иных обстоятельствах. Это напоминало Гермионе важную мысль, которую вкладывала в её голову ещё Макгонагалл.       Да, ты велик и на вершине, пока делаешь вещи, приносящие выгоду. Но стоит Гермионе или кому-то из её окружения опрометчиво шагнуть — они вернутся в изначальную точку, а все их достижения сотрутся.       Удивительно, но на первых курсах Гермиона искренне полагала, что нет человека главнее министра в Британии. Ей искренне казалось, будто он мог всё: от преобразования Хогвартса до издания тысячи магических законов.       Но с годами она всё чаще разочаровывалась, понимая, что, какой бы абсолютной ни представлялась власть, она не безгранична. Существовали чины хоть и ниже, но не менее влиятельнее, которые при должной мотивации могли даже министра прижать к стене.       Это и случилось с Кингсли. Некогда солдат, которого она безгранично уважала, теперь ломался под натиском собственной власти. В нём боролись наработанные годами принципы и желание подчиниться давлению. Потому что это было проще, спокойнее, но совершенно лишало воли. Вероятно, поэтому он постепенно принимал политику Дамблдора?       «Этого не могу сделать я, но можешь ты, мой мальчик».       Излюбленная некогда директором привычка перекладывать ответственность на другого. И вроде ты участник событий, наставник, пропагандируешь верный путь и решения. Но при этом никаких активных действий не принимаешь, возможно, потому что больше не можешь…       Это понимание угнетало Гермиону и всё дальше отталкивало от рабочего места в стенах Министерства магии. Наверное, по этой причине она согласилась сразу же, когда Гарри предложил ей стать деканом и преподавателем. В школе, несмотря на отдалённость и защищённость замка, она была свободнее.       — А мисс Бронте сегодня не будет? — вскользь упомянула Паркинсон, постукивая указательным пальцем по бокалу с шампанским.       Это было сказано настолько беззаботно и спокойно, что Гермиона в очередной раз удивилась способности слизеринцев скрывать эмоции. Зная, насколько Паркинсон раздражали Бронте и её позиция по отношению к Хогвартсу, удивительно, что Паркинсон не стала искать её первым делом, когда они вошли в зал. Напротив, Паркинсон спокойно, с фирменной улыбкой и элегантными высказываниями общалась с министром, делилась их с Гарри идеями и успехами.       Она отлично подстраивалась под ситуацию, чего нельзя было заметить в Гарри. Он хоть и пытался оставаться доброжелательным и почтительным по отношению к большинству присутствующих, но получалось у него это откровенно плохо. По крайней мере, насмешку от слов Кингсли о вере в них он скрыть не смог. Но в этом и был весь Гарри, извинившийся после и переложивший все блага на Гермиону и Малфоя.       — Она задерживается, — махнул рукой Кингсли. — Какие-то дела в этих ваших новомодных салонах.       — Кожу сбрасывает? — с ухмылкой уточнил Малфой, делая глоток огневиски.       — Профессор Малфой, — осудительно сказал Кингсли. — Не стоит говорить так о почтительных лицах Министерства магии.       А после Кингсли внимательно осмотрелся по сторонам и вновь взглянул на Малфоя.       — Но вы ужасно правы.       Все тут же улыбнулись и чокнулись бокалами, наслаждаясь праздником. Вокруг них играла изысканная музыка, слышался гул разговоров и принимались важные решения. И впервые Гермиона была рада, что находится по иную сторону, беззаботную и весёлую, а не использующую мероприятия для встреч. Это воодушевляло.       Сделав последний глоток шампанского, Гермиона поставила бокал на поднос мимо проходящего официанта. И в моменте, когда смотрела в середину зала, где танцевали люди, Гермиона ощутила на себе чужой взгляд. На мгновение от него стало не по себе, но, обернувшись, она встретилась с серыми глазами Малфоя.       Он внимательно рассматривал её, потрясающе улыбался и, казалось, чувствовал себя так же легко, как и она. И хоть Гермиона знала, насколько профессиональны слизеринцы в транслировании эмоций, в его она ощущала искренность. Весь сегодняшний вечер он не сводил с неё взгляда, заставляя смущаться и искать огрехи в себе. Но с каждым разом она находила лишь подтверждение немого восхищения.       Это было удивительно. Малфой и раньше вёл себя не совсем однозначно, порой его слова звучали слишком двояко и подталкивали к романтическому подтексту. А сейчас, казалось, интерпретировать иначе их было невозможно, как бы она ни пыталась.       Было это следствием её тоски по его обществу или реальностью, Гермиона не понимала. А всё чаще признавалась себе, что и не хотела. Её устраивали те предположения, которые закрадывались в голову последние пару часов.       Когда Кингсли ушёл, Гарри начал внимательно рассматривать гостей, и уже через минуту улыбка ярко осветила его лицо.       — Ты не говорила, что твой отец будет здесь, — покосившись на Пэнси, сказал Гарри.       — Да? Мне казалось, что говорила, — сделав большой глоток шампанского, ответила та.       Гарри свёл брови к переносице, ловя в её непроницаемом выражении лица ложь, и тут же тяжело выдохнул.       — Пойдём, — Гарри подал ей руку.       — Не хочу с ним разговаривать, — тут же сказала Паркинсон, убрав бокал на столик позади себя.       Скрестив руки на груди, она отвернулась, явно не желая не то что идти, даже беседовать о подобной перспективе. На что Гарри опустил взгляд в пол, а после медленно подошёл к ней, аккуратно проводя пальцами по оголённым плечам. Почти невесомо, едва прикасаясь, но достаточно, чтобы её кожа покрылась мурашками.       — Я с тобой, — тише произнёс Гарри, вставая к ней почти вплотную.       От этой картины в груди Гермионы защемило, посылая по телу короткие разряды тока.       — Тебе не нужно делать это одной, мы вместе, — практически неслышно проговорил Гарри.       Поколебавшись несколько секунд, Паркинсон всё-таки кивнула и вложила свою руку в ладонь Гарри, отправляясь с ним к собственному отцу. Гермиона провожала их взглядом, замечая едва уловимое беспокойство Паркинсон. Казалось, что в эту секунду всегда железная леди на мгновение приспустила маску и была искренней. Точно так же, как Малфой…       — Она до сих пор не рассказала о свадьбе? — аккуратно спросила Гермиона.       — Думал, ты поймёшь её волнение, — пожал плечами Малфой. — Или о несостоявшейся свадьбе с Уизли родителям спокойно сказала?       — Непривычно видеть её такой, — нахмурилась Гермиона, а после косо взглянула на Малфоя. — И Рон опередил меня.       Она услышала, как Малфой усмехнулся, и обняла себя за плечи. Ей тоже хотелось бы, чтобы рядом был человек, который скрасит любое переживание. Гермиона не считала себя слабой, но понимала, что поддержка никогда не бывает лишней. Она может не сильно нужна, но с ней чувствуешь себя уверенно. Это бесценно.       — Гермиона, — послышался знакомый голос.       Повернув голову, она ощутила, будто собственные глаза стали на пару миллиметров больше. Кормак Маклагген уже стоял перед ней, улыбаясь и странно играя бровями. Со школы он так и не изменился: поведение отталкивало, а предложения пугали.       — Потанцуем? — спросил он, протягивая ей руку.       Казалось, она ощутила, как сердце проваливается к ногам, а кровь покидает конечности. Настолько сильно ей не хотелось идти с ним совершенно никуда, а он, подобно призраку прошлого, лишь стоял и глупо улыбался.       — Поздно, Маклагген, — сказал Малфой, закрывая собой Гермиону. — Грейнджер пообещала мне все сегодняшние танцы.       С этими словами Малфой взял её за руку, крепко сжимая. Тепло волнами окатило тело, а чувство защищённости стеной выросло перед ней и нежелательным Кормаком. Тот же, увидев Малфоя, осмотрел его с ног до головы, но всё-таки кивнул и сразу же ушёл.       Гермиона не смогла сдержать улыбки и благодарно взглянула на Малфоя.       — Мерлин, я уже придумывала причину, почему мне скорее нужно уйти, — выдохнула она. — Спасибо.       — Не думай, что спасение дастся тебе просто так, — хмыкнул Малфой, смотря в её глаза.       Гермиона выпрямилась, улыбка с её лица мгновенно испарилась, и она с опаской взглянула на Малфоя.       — С тебя танец, Грейнджер, — сказал он. — Прямо сейчас.       — Ты меня напугал, — возмутилась Гермиона и легко ударила его по плечу, отчего Малфой засмеялся и тут же потянул её в середину зала, где танцевало ещё несколько пар.       Оказавшись там, Гермиона не сразу вслушалась в музыку. Тёплая рука Малфоя, опустившаяся на её талию, заставила задрожать. Улыбнувшись, она по наитию положила свою ладонь на его плечо, чувствуя твёрдое тело под приятной хлопковой рубашкой.       — Ради этих краснеющих щёк я могу пугать тебя хоть вечность, Грейнджер, — очаровательно улыбнулся Малфой.       В это мгновение другая его рука коснулась её ладони, переплетая их пальцы. Но это не придавало ей и сотой доли чувств, бушевавших от его взгляда. Настолько яркого, тёплого и счастливого, что она не сразу узнала в нём того самого Малфоя, с которым решила сократить общение. Но в нём виделся тот Малфой, по которому она тосковала последние пару месяцев и общество которого стало больше, чем желание. Оно превратилось в потребность.       Не ту, которая поддерживала жизнь, а ту, которая наполняла её.       Движения Малфоя были уверенными, плавными, словно подхватывающими её саму и подсказывающими, что нужно делать. Для Гермионы, помнящей лишь танец со Святочного бала, это было как нельзя кстати. И Малфой, будто зная и понимая это, только подталкивал её к верным шагам, помогая и поддерживая каждую секунду.       — Похвала Кингсли на тебя прекрасно влияет, — отметила Гермиона, крепче удерживая Малфоя.       — Чего не скажешь о тебе, — ответил Малфой. — Удивительно, да? Из нас двоих у тебя синдром отличницы.       — Начинаете разговор с диагноза, мистер Малфой? — усмехнулась она. — Дурной тон.       Он покачал головой и в эту же секунду ослабил хватку и отпустил её талию, оттолкнув от себя. Гермиона едва не упала, но тут же была притянута Малфоем обратно. Настолько быстро и резко, что врезалась в его тело и не сразу отмерла, прижимаясь к широкой груди и жадно вдыхая аромат парфюма.       — Как дела, Грейнджер? — шепнул он ей в волосы.       Осознав, что стоит так уже несколько секунд, она продолжила движение, аккуратно подняв на него взгляд.       — Всё в порядке, — выдохнула она.       — Теперь все правила этикета соблюдены? — ухмыльнулся Малфой.       Гермиона улыбнулась и отвела взгляд. Ей бы хотелось, чтобы её нежелание говорить чувствовали так же, как Гарри считывал эмоции Паркинсон. Но такой радости доставить ей никто не мог, даже Малфой.       Гермиона надеялась, что он больше ничего не спросит. Так и случилось, Малфой молчал, и она была ему за это благодарна. Он не был тем человеком, с которым ей хотелось сейчас обсуждать свои переживания. Тем более что некоторые из них касались его самого.       Вдруг Гермиона заметила в дальней части зала Линду Бронте, говорившую с Клариссой Фоули. Последнюю она запомнила особенно чётко, потому что её крики в кабинете Малфоя не слышал разве что глухой — настолько она была недовольна попаданием Каспера в список трудных студентов.       — Я не знала, что Фоули дружит с Бронте, — сказала Гермиона.       Малфой сразу проследил за её взглядом. Удивление на несколько секунд коснулось его лица, мышцы едва заметно дёрнулись, а в глазах она заметила подозрение.       — После слов Бронте о чистокровных беспределах — очень даже, — сказал Малфой и тут же повернулся к Гермионе. — Смотри на меня.       Переведя взгляд, Гермиона тут же ощутила на себе чужой, а увидев на лице Малфоя натянутую улыбку, повторила её. Со стороны могло показаться, что они беззаботно танцуют, но оба были напряжены.       По сути, это не должно было вызывать в них подозрений. Две женщины из высшего магического света мило общаются между собой на мероприятии в Министерстве. Что странного?       Но в разуме Гермионы всплывали слова Гарри о том, что именно Бронте раз за разом напоминала, что Тёмный Лорд собрал единомышленников в школе, поэтому её нужно закрыть. Но разве Фоули не были частью тех самых единомышленников? И если она общалась с этой семьёй, почему сын её подруги один из первых, кто подрывает такое хрупкое школьное равновесие?       В голове витало много вопросов, и не на все Гермиона знала ответы. Но зато она сразу сложила факты воедино, а в особенности тот, которым ещё час назад с ними делился Кингсли.       — Не хочу называть чистокровных волшебников злодеями, — медленно начала Гермиона.       — Но Фоули имеют прямое отношение к желанию Линды закрыть Хогвартс, — продолжил её мысль Малфой.

***

      После танца Грейнджер отлучилась всего на минуту, но пропала на целых тридцать. И насколько бы сильно Драко ни хотел выведать детали беседы Фоули и Бронте, он быстро отказался от этой затеи. Способов и возможностей у него будет ещё много, но происшествий, в которые могла попасть Грейнджер, было гораздо больше.       И если брать во внимание её напряжение, отведённые взгляды и нежелание говорить, Драко чувствовал, что был ей нужен. Это ощущение, казалось, было выше его собственного рассудка или понимания. Он знал, что это необходимо, а вопросами, зачем, почему и для чего, предпочёл не задаваться. Впервые он не слушал домыслы разума, пытавшегося найти ответы на вопросы. Драко шел за внутренним голосом, ведущим его к ней.       Не найдя Грейнджер в самом поместье, где и проходил банкет, он вышел в небольшой сад на заднем дворе. Там стояли волшебники, курившие магловские сигареты и размышляющие о видах медленной смерти. А чуть дальше, по мощёной дороге к пруду, не было практически ничего, лишь из-за пары больших кустов виднелась крыша беседки.       Пройдя вперёд, он уже через несколько шагов заметил сидевшую Грейнджер. Она сняла свои туфли и, подобрав колени к груди, расположилась внутри убранства, рассматривая пруд. Драко медленно подошёл к ней и, перед тем как войти, постучал по одной из досок, привлекая внимание Грейнджер.       Она тут же повернулась к нему и опустила бутылку огневиски, которая была в её руках. В секунду Драко самому показалось, что он слегка перепил, отчего и видел немыслимые картины, но это было реальностью.       — Извини, что не вернулась, — выдохнула она и сделала глоток из бутылки.       — Они быстро ушли, — пожал плечами Драко, проходя внутрь и усаживаясь рядом с ней.       Услышав это, она тут же кивнула, а через мгновение почти истерично рассмеялась, качая головой.       — Если бы Фоули и Бронте были единственным, что меня волнует, жизнь стала бы гораздо проще, — сказала она. — Будешь?       С этими словами Грейнджер протянула ему бутылку. Он сначала посмотрел на огневиски, после на покрасневшую Грейнджер с грустным блеском в глазах и всё-таки принял алкоголь.       — Если декан Гриффиндора предлагает выпить, нужно соглашаться, — отметил он, делая глоток.       Грейнджер усмехнулась и склонила голову набок, макушкой упираясь в один из столбов, на которых держалась беседка.       — Как у тебя это получается? — спросила она.       — Быть настолько очаровательным? Ну, знаешь…       — Переключаться, — перебила Грейнджер. — То ты строгий профессор, при имени которого студенты прячутся под парты…       Она говорила медленно, спокойно, будто бы читала ему вслух книгу, с которой знакомилась сотни раз.       — То кружишься со мной в танце так, будто мы старые друзья, — она горько улыбнулась.       Драко заметил, что она слегка дрожит. Неизвестно, было это из-за алкоголя или холода, но он тут же взмахнул палочкой, накладывая согревающие чары.       — То становишься пропитанным скептицизмом аврором или заботишься так, словно я для тебя что-то значу, — завершила Грейнджер.       Её взгляд на мгновение упал на бутылку, но она тут же отвела его, смотря прямо ему в глаза. С таким интересом, словно ответ на этот вопрос был для неё важнее излюбленного расписания или успеваемости студентов.       — Вдруг ты и правда для меня много значишь? — усмехнувшись, спросил он.       Сказанное было для него серьёзным, важным, но он не мог произнести это прямо. Лишь шуточная форма и надежда на нужный ответ — никакой строгости, она чревата болью.       — Ведьма, живущая от конспекта до конспекта, — она отрицательно покачала головой. — Которая, пообещав себе забыть о работе хотя бы на вечер, ищет повод о ней поговорить.       Понимание окатило Драко. Теперь и он осознавал, почему она резко помрачнела и так стремительно ушла. Грейнджер, всю жизнь учившуюся и пытающуюся быть лучшей, настигло осознание.       Вот что её коробило. Отсюда тоскующий взгляд, когда она смотрела на Пэнси и Поттера, вовлечённость в их танец и откровение сейчас. И для Драко было особенно ценно, что она говорила это ему, будто бы напыщенная и высокомерная Грейнджер исчезла. Осталась та, что имела лишь положительные для него качества. Откровенная, простая и настоящая, желавшая того же, что и другие, но при этом по-особенному.       — Разве я могу значить много? Не как преподаватель, — спросила она у него.       — На комплимент нарываешься? — выгнул бровь Драко.       Она смотрела на него несколько секунд, а после встала, взяла в руки туфли и уже двинулась к выходу из беседки.       — Где Паркинсон и Гарри? Думаю, нам пора, — пробормотала она.       — Грейнджер, стой, — выдохнул Драко.       Нагнав её у самого выхода, он опустил ладони на её плечи, чувствуя, как она слегка вздрогнула. Он ждал, что она оттолкнёт его, уйдёт, выскажется, но она просто стояла, словно ждала его слов или действий. Это грело душу, заставляя подойти к ней вплотную со спины. Ощутить её обнажённую кожу сквозь тонкую ткань собственной рубашки. Её дыхание, слегка подрагивающие плечи.       Драко опустил голову вперёд настолько, чтобы она чувствовала его дыхание. А Грейнджер, будто под искусным Империусом, стояла рядом. Словно желала этой близости и его слов так же, как он хотел их ей сказать.       — Значишь, Грейнджер, — прошептал он. — Уверяю, есть человек, для которого ты важнее многого.       Услышав это, она резко развернулась к нему. Опьянённая не столько алкоголем, сколько его словам, Грейнджер смотрела в глаза Драко и, казалось, чувствовала сказанное. Он понимал это, потому что испытывал то же самое. Именно рядом с ней. Настолько близко, что уже и разум осознавал: она важна для него, и это не рабочие отношения, а нечто гораздо большее.       Желание поцеловать её взяло верх, и Драко подался вперёд, почти переступая разделяющую их грань, как услышал возглас Поттера:       — Малфой, Гермиона, где вас носит? Нам уже пора, — кричал он.       Драко поджал губы и заметил на её лице смущение — лёгкое, непринуждённое, живое и настоящее.