Два Малфоя

Осень в две тысячи девятом рано заявляет свои права. Выйдя из магазинчика магловских книг, Гермиона плотнее затягивает шарф и, держа в руках сверток с покупками, отправляется по мощеной булыжником улице. Ветер бьет ей в лицо, а небо над Косым переулком походит на причудливый рисунок сплетенных серых туч, готовых разразиться слезами. Лавируя в шумной толпе, спустя несколько минут Гермиона добирается до поворота, из-за которого магический переулок получил свое название, и останавливается возле лавки все еще носящей имя Олливандера, которую его родственники восстановили после войны. Ее внимание, как и многих прохожих, привлекает новый витраж. Красочные стекла, обрамленные в мелкие квадраты, сияют и переливаются; в каждом квадрате, как в окошке, двигаются изображения животных. Несколько родителей с детьми замедляют шаг, чтобы позволить своим чадам рассмотреть витраж, а двери лавки приветливо открываются, о чем оповещает звук колокольчика висящего над ними. Гермиона делает шаг назад, чтобы пропустить широкого мужчину с дочерью, которая сжимает в руках новенькую волшебную палочку, и, провожая их взглядом, обращает внимание на мальчика, одиноко сидящего на ступенях магазинчика напротив. На вид ребенку не больше девяти, тоненький, одетый в темно-зеленое пальто и шапку, натянутую до самых глаз. Он увлеченно рассматривает витрину, не замечая ничего вокруг. Гермиона непроизвольно улыбается его виду и продолжает путь — через две лавки дальше по переулку она заходит в кондитерскую, которую несколько лет назад открыли сестры Патил. Внутри уютно, расставлены столики, большая часть из которых занята, как и каждый субботний вечер. — Привет, Гермиона! — говорит ей Джордж, муж Падмы, выглядывая из-за прилавка. — Тебе как всегда? — Привет! Да, если можно. — Как дела у детей Поттера? — Отлично! Как ваши? — Падма тяжело переносит очередную беременность, наверное, это будет наш последний, — сообщает ей мужчина, протягивая кулек доверху наполненный лакричными палочками разного вкуса. Гермиона кивает и вежливо улыбается. У них будет уже пятый, что по ее личному мнению, более чем достаточно. У нее, например, нет ни одного. Они с Роном пытались завести детей, но ничего не вышло. А однажды она получила сову с документами о разводе, потому что Рон хотел «…все-таки стать отцом, ты прекрасный человек и я тебя по-своему по-прежнему люблю, но постарайся понять меня…» Гермиона поняла: поставила свою подпись там, где требовалось, и с тех пор видела бывшего только на снимках в Пророке. Спустя год она вернула себе девичью фамилию. — Передавай Падме привет! — Обязательно! Выйдя на воздух, Гермиона несколько раз глубоко вздыхает, чтобы восстановить пошатнувшееся самообладание. У нее уже отболело, лишь иногда накатывает, будто высокой волной на незащищенный берег. Уменьшив гостинцы с помощью заклинания, Гермиона отправляет их в карман и, подумав, повторяет то же самое с купленными ранее книгами. Ее взгляд сам собой перемещается туда, где она видела мальчика на ступенях. Он по-прежнему там, все так же сидит, любуясь витринами. На этот раз Гермиона испытывает безотчетное беспокойство. Она несколько минут ждет, не появится ли рядом с ребенком кто-то из взрослых, а потом возвращается к нему. — Привет! Красиво, правда? — Гермиона кивает на яркие витрины Олливандера. Мальчик медленно переводит на нее взгляд своих шоколадных глаз. Они действительно похожи на горячий расплавленный шоколад. — У тебя все хорошо? Ты довольно давно сидишь тут один. Ребенок чуть склоняет голову и едва заметно кривит нос, будто раздражен тем, что она отвлекла его от важного-преважного занятия. Жест кажется ей отдаленно знакомым. — Все хорошо, мэм. Я жду. — Где твои родители? На этот раз он глядит исподлобья и кого-то ей напоминает, Гермиона готова поклясться в этом. — Отец сказал ждать его здесь. — Прямо на улице? — Со мной все в порядке, мэм. Спасибо. Одновременно с его словами, как назло, небо решает-таки разреветься, и несколько крупных капель обрушиваются сверху вниз, вдогонку за ними торопятся капли поменьше. — Если ты не хочешь промокнуть, пойдем внутрь, — она указывает на кондитерскую, в которой была раньше. — Я угощу тебя и мы вместе дождемся твоего отца. — Спасибо, мэм, не нужно. — Он в Лавке Олливандера? — Гермиона не отстает. — Я могу позвать его. — Спасибо, мэм, не нужно, — повторяет он. Голос ребенка спокоен и почти лишен красок. У Гермионы неожиданно щемит в груди. Она не может не сравнить мальчика с детьми Гарри — единственными, с кем она близко общается, — и удивляется тому, что, хотя, маленькие Поттеры почти такого же возраста, но ведут себя совсем иначе. Они — взрыв энергии и источник шума. — Я настаиваю, я не причиню тебе вреда… Мальчик снова кривится, но поглядывает на свет в окнах кондитерской. Там внутри, должно быть тепло, в отличие от продуваемой улицы и начавшегося дождя. — Не причините вреда, — соглашается ребенок, — иначе я скажу своему отцу. Гермиона чувствует, как подкатывает беспокойство, но не может определить его природу. Отмахнувшись, она дожидается пока мальчик поднимется и последует за ней. Подведя его к прилавку, Гермиона спрашивает: — Что будешь? — Чашку чая, мэм. — Может лимонад? — Только чай, спасибо. — Ты вернулась? — закончив с другими посетителями, спрашивает Джордж. — А что тут у нас за молодой джентльмен? — он обращается к ребенку. — Может что-то сладкое к чаю? У меня потрясающе вкусные эклеры, шоколад в них, готов спорить, лучший из тех, что ты когда-либо пробовал! Подумав, мальчик соглашается. — Что ж, один эклер с шоколадом, сэр. — И еще два, Джордж, — просит Гермиона. — И чай на троих. — Она решает, что отец ребенка не откажется от чашки горячего напитка в такую погоду, а уже позже у нее будет возможность выразить ему свое недоумение тем, что он оставил сына одного. — Отлично, сейчас принесу! Гермиона, успевай занять столик у окна, пока освободился. Это лучшее место в зале! Она решает, что место у окошка это действительно удачный выбор, чтобы нерадивый отец мог бы заметить их с улицы. Мальчик снимает пальто и, с трудом дотянувшись до вешалки, разглаживает складки, прежде, чем оставить его. На нем черный свитер, брюки с острыми стрелками и лакированные, начищенные до блеска ботинки. — Когда отец придет, я попрошу его вернуть вам деньги, мэм, — серьезно говорит он, усаживаясь на диван рядом с ней, хотя она предполагала, что ребенок выберет другую сторону от стола. Гермиона в очередной раз с какой-то тоской задумывается над тем, как разительно мальчик отличается от детей Гарри. Разве должны быть маленькие дети такими серьезными и собранными? — Зови меня Гермиона. — Она протягивает ему руку. — Гермиона Грейнджер. Ребенок мгновение глядит на ее руку, а после подает свою ладонью вверх. — Рад знакомству, мэм. Я Скорпиус Гиперион Малфой, мэм. У Гермионы, кажется, останавливается сердце. По крайней мере, от неожиданности оно точно пропускает пару ударов. Рядом с ней сын Драко Малфоя? У мальчика острый нос и точеные скулы, но это не делает его похожим на Драко больше, чем был бы любой другой ребенок. И глаза цвета шоколада совершенно точно не напоминают серебряные радужки глаз Драко. — Не собираешься снять шапку? Здесь тепло, — предлагает она. И, когда Скорпиус стягивает вязанную шапку, все сомнения становятся лишними. Платиновая сталь многих поколений Малфоев передалась и ему. Тонкие детские пальцы уверенным жестом приглаживают назад несколько растрепавшихся прядей. — Я вас знаю, — сообщает мальчик. — Вы героиня войны, я читал про вас. — Что ж, я тоже рада познакомиться с тобой, Скорпиус. — А вот и заказ! — обращает на себя внимание подошедший хозяин. Пузатый белый чайник, три чайные пары и три блюдца с большими пышными эклерами левитируют с его подноса на стол. — Я так понимаю, это Малфой младший? — шепчет Джордж, поверх детской головы. — Почему он с тобой? Гермиона косится на Скорпиуса, но он выглядит увлеченным тем, что наслаждается первым откушенным куском эклера. — Долгая история, — отмахивается она. — Ну как? — Гермиона переключает внимание на мальчика, и Джорджу приходится уйти, продолжая мучиться любопытством. — Вкусно, — Скорпиус отвечает с набитым ртом и улыбается, хоть на мгновение снимая маску чопорного маленького джентльмена. Он откусывает еще. За окном уже льет настоящий дождь, а Гермиона разливает чай себе и мальчику и косится на третью кружку. Оставляет ее пустой. Она все еще не может до конца поверить в то, как все обернулось. Они с Драко работают вместе около трех лет, но за это время между ними не возникало даже разговора о личном, а теперь вдруг напротив нее сидит его сын, причем сам Малфой об этом еще даже не знает. Гермиона подозревает, что он не будет рад тому, что она каким-то образом влезла в его жизнь. Впрочем, даже если бы Гермиона с самого начала знала, чей это ребенок, все равно не оставила бы мальчика в такую погоду. — Почему ты оказался на улице один? — она делает глоток. Чай насыщенный и очень ароматный. Скорпиус к ее удивлению не добавляет в свою кружку сахар, как бы сделали дети Гарри. — Я хотел посмотреть на животных, а отцу нужно было по делам. — Гермиона догадывается, что он имеет в виду движущиеся картинки витража. — Я уже взрослый, мэм, чтобы ненадолго оставаться одному. — Что ж, надеюсь, отец додумается поискать тебя в соседних магазинчиках. Не хотелось бы заставлять его лишний раз волноваться. — Я не потеряюсь, мэм, у меня есть монета, — отправляя в рот последний кусок, сообщает ей Скорпиус. Он лезет в карман брюк и достает оттуда золотой галлеон, занимающий почти всю его детскую ладошку. — На нее наложены чары, да? — Будто услышав ее, ободок галлеона начинает светиться красным. Гермиона поднимает мальчика вопросительный взгляд. — Отец ищет меня и сейчас придет, — говорит Скорпиус. Гермиона резко отводит глаза и делает глубокий вздох. Ей очевидно, что монета зачарована Отслеживающим или каким-то похожим заклинанием, впрочем ее гораздо больше волнует то, что сейчас все же придется встретиться со своим начальником впервые за пределами Министерства. Если не считать их общения в школе. Но это было будто в другой жизни, и они оба уже давно не те, кто целовался в темных нишах Хогвартса. Драко не заставляет себя долго ждать: дверь кондитерской распахивается, впуская ветер, и на пороге возникает его высокая поджарая фигура. Не смотря на выходной вечер, на нем официальная зеленая мантия, потемневшая на плечах из-за дождя. Очевидно, что он не аппарировал, а использовал обычный способ передвижения, пока разыскивал своего ребенка. Его волосы растрепаны ветром или, возможно, нервным движением рук. Он быстро отыскивает глазами сына и направляется к ним широким уверенным шагом. Крылья его носа раздуваются от возбужденного дыхания. Бледные губы сжаты в тонкую линию. Драко выглядит так, будто собирается наорать на нее. Гермиона моргает и собирается с духом. Встает ему навстречу. Мальчик повторяет ее жест. — Что. Это. Все. Значит? — вместо приветствия чеканит он. Его взгляд стремительно пробегается по ребенку, очевидно давая отцу возможность удостовериться, что физически Скорпиус в порядке. — Не стоит благодарности, Малфой, — отвечает Гермиона, глядя ему в лицо. За годы совместной работы она достаточно привыкла к Драко, чтобы знать, что имея дело со вспышками его гнева, лучше не пытаться отступать. — Очевидно, ты был достаточно занят, чтобы оставить ребенка одного посреди переполненного людьми Косого переулка. Челюсти Драко сжимаются. — Ему девять, он уже взрослый, чтобы побыть полчаса одному. Тем более, что на нем Защитные и Отслеживающие чары, Грейнджер. Не учи меня быть отцом! Лучше объясни, как так вышло, что он теперь здесь, с тобой? — Оглянись! — требовательным тоном говорит она, настаивая на своем, и голова Малфоя едва ли действительно не поворачивается, но он удерживает себя. — На улице дождь, но ребенок не может даже наколдовать себе зонт! Едва смысл ее слов доходит до него, глаза Драко вспыхивают такой злобой, какую она давно уже не видела в нем. — Ты посмеешь бросить мне это в лицо, Грейнджер? — он делает к ней шаг, так что упирается бедром в угол столешницы. — Почему бы и нет, Малфой?! — возражает она, гадая, что вызвало в нем такую острую перемену. Малфой не часто позволяет своему раздражению выплескиваться наружу, и по большей части быстро берет себя в руки, но сейчас он похож на того, кто мог бы швырнуть в нее что-то вроде Непростительного. Гермиона не понимает почему. Чары зонта относятся к разряду простейших заклинаний, но волшебные палочки официально разрешено покупать детям лишь в одиннадцать, после дня, когда они получают письмо-приглашение в Хогвартс, так что ее удивляет его вспышка. Она ведь не сказала ничего, кроме очевидного: в силу возраста и без палочки Скорпиус не может укрыть себя от непогоды. Но внезапно Гермиона вспоминает. Дело не в возрасте мальчика. — О! — Ее глаза округляются. — Я не имела в виду то, о чем ты подумал, Малфой! Лишь отсутствие у него волшебной палочки! Глаза Драко сужаются. Боковым зрением, Гермиона замечает, что его рука сжата на палочке, торчащей из кобуры, закрепленной на бедрах. Их взгляды пересекаются. Гермиона принуждает себя выдержать и не моргнуть. Спустя несколько долгих мгновений, Малфой встряхивает головой и отворачивается. Его мантия запахивается после того, как он убирает руку с рукоятки палочки. — Разве я не сказал тебе ждать на месте, Скорп? Гермиона переводит взгляд на ребенка. — Извини, отец. Она буквально ожидает какой-то ссоры между ними, судя по тому, как жестко звучит голос Малфоя, однако мальчик в ответ не выглядит испуганным, скорее чуть смущенным. И он не прячет глаза, когда отвечает на вопрос. — У тебя шоколад на губах, — говорит ему Драко, и, протянув руку, проводит пальцем по сладкому следу, — ну вот, уже лучше. Помедлив, будто размышляя, Малфой бросает на Гермиону быстрый взгляд, а потом устраивается на свободный диван и делает знак сыну, чтобы тот пересел к нему. — Так и будешь стоять, Грейнджер? — спрашивает он, и Гермиона спохватывается. Быстро опускается на свое место. — Это мне? — Драко кивает на третий эклер, тарелка с которым стоит рядом той, где лежала сладость Скорпиуса. Малфой пальцем толкает блюдце к сыну. — Я не голоден, хотя выглядит отлично. Поможешь? Мальчик деловито кивает и сразу же протягивает руку, чтобы взять. Удивительно, но рядом с отцом Скорпиус выглядит живее, чем раньше, хотя Гермиона ждала ровно противоположного. Она почти не помнит, как вел себя Малфой в компании с Люциусом, когда был совсем маленьким, но ей кажется, что Драко побаивался отца. Лицо же Скорпиуса расслаблено, а поза почти вальяжна. Малфой наливает себе чай и делает несколько глотков. Гермиона внимательно смотрит на них. Теперь, когда два Малфоя рядом, она удивляется почему решила, что Скорпиус не похож на отца. Мальчик — почти копия маленького Драко, но смягченная чертами своей матери. Скорпиус красив, почти как волшебная кукла. — Полагаю, я должен все-таки сказать тебе спасибо за то, что позаботилась о Скорпе, — говорит, наконец, Малфой, глядя прямо ей в глаза. — Мне нужно было прикупить кое-что в Лютном, а он застрял у витражей Олливандера. Я решил, что не будет беды, если оставить его ненадолго. Кто же знал, что он окажется на твоем пути? Гермиона выискивает издевку, но в глазах Драко скорее смешинки. Ей непривычно видеть его таким… мягким. В Министерстве у него отлично получается оставаться с безразличным лицом большую часть времени. — И очевидно ведь, что ты помогла ему просто потому, что Скорп ребенок, а не из-за того, что он сквиб? Гермиона бросает быстрый взгляд на Скорпиуса, но тот остается спокойным, когда отец использует это слово. — Скорп знает, кто он, Грейнджер, — перехватив ее взгляд, говорит Драко, — и для нас с ним это не проблема. А для тебя? На этот раз за напускной легкостью она легко замечает серьезный вопрос. Гермиона чувствует это как никогда. Драко вспылил не просто так. Наверняка ему много раз приходилось сталкиваться с осуждением или даже презрением по отношению к его сыну. Малфой испытывает ее, но она знает, что он не добьется успеха: кому если не ей, страдавшей в школе от его оскорблений, касающихся ее крови, быть терпимой к другим. — Никакой проблемы, Малфой. Ты совершенно меня не знаешь, если можешь думать иначе. Драко выжидательно смотрит, взвешивает ее ответ и лишь спустя время кивает. Откинувшись на спинку дивана, он делает еще один глоток чая, и, по привычке, легко убирает соринку с рукава сына. — Давно размышлял над тем, как ты проводишь вечера, Грейнджер. Гуляешь по Косому, выискивая кому бы причинить добро? — Драко приподнимает одну бровь, когда косится на нее. Гермионе удивительно слышать, что Малфой думал про нее, потому что бывали дни — и часто, — когда ей казалось, что он не замечает ее существования даже в их общем офисе. — Прекрасная погода. Я гуляла, — огрызается она. — Купила пару книг. Магловских. Гермиона из чистого упрямства отправляет ему рикошет, но Малфой реагирует безразличием. Он давно уже равнодушен к вопросам чистокровия, но ей временами по-прежнему кажется, что в какой-то момент Драко сорвется, и тогда окажется, что все это лишь искусный обман. Малфои в свое время развернули целую кампанию по восстановлению семейной репутации. Они пожертвовали бОльшей частью своего состояния, чтобы склонить Визенгамот к признанию их невиновными в пособничестве Темному лорду, и в кратчайшие сроки заключили выгодную брачную сделку с Гринграссами — волшебниками, не запятнавшими свое имя во время войны. В начале мая состоялась финальная битва, а уже осенью — за день до дня рождения Гермионы, — Драко женился на Астории. Люциус пускал умилительную слезу, когда рассказывал, про чистую юношескую любовь… Но Гермиона эгоистично верила, что Драко был печален на свадебных снимках в Пророке, потому что не хотел этой свадьбы и все еще любил ее. Их отношения просто обязаны были что-то для него значить! Даже если они не заходили дальше отчаянных поцелуев в тайне от посторонних глаз. — Что за книги? — спрашивает Драко. Его длинные пальцы лениво поглаживают Скорпа у основания шеи. Гермиона встает, чтобы дотянуться до своего плаща, отыскивает в кармане уменьшенные книги и, положив их на стол, восстанавливает исходный размер. Это две сказки с красочными обложками, на одной из которых нарисован воздушный шар, парящий над землей; в корзине, которую удерживает шар, видны несколько машущих человечков. На второй слон, на цветастой цирковой подставке. Глаза Скорпиуса загораются любопытством и, увернувшись от руки отца, он склоняется над книгами. — Я могу посмотреть, мэм? — Скорп, это скорее всего чужие подарки, — одергивает его Драко. — Совершенно ничего не случится, если он их посмотрит. — Она пододвигает книги ребенку. — И зови меня Гермиона. — Так я прав? Это для Поттера? — У него два мальчика. Джеймс того же возраста, что и Скорпиус, а Альбусу семь. — Я знаю, что у него есть дети, Грейнджер. — Скорпиус мог бы общаться с ними, — зачем-то предлагает она. Драко ухмыляется. — Никогда не думал об этом. Полагаю, Поттер тоже. Гермиона вынуждена согласиться. Она не слышала, чтобы Гарри предлагал что-то подобное. Они вообще не касались Малфоя в разговорах. Единственное, что Гермиона помнит, это как в какой-то из вечеров разговор зашел о разводе Драко, и Джинни спросила не была ли причина в том, что их единственный с Асторией ребенок родился без магических способностей. — Какой большой… — восхищается Скорпиус, указывая пальцем на раскрытую страницу с изображением слона, рядом с которым люди выглядят крохотными. Если бы Гермиону спросили заранее, она бы поставила на то, что мальчика больше заинтересует летающий шар, но тогда она бы проиграла. — Это слон, Скорп, и держать его в цирке почти так же неправильно, как содержать эльфов в рабстве, — сообщает ему отец, но мальчик не понимает намека, в отличие от Гермионы, которая когда-то боролась за освобождение последних. Но она не успевает парировать, потому что он продолжает. — Ты пришла сегодня за книгами. Что еще? Свидание? — Нет, я... — Она хмурится. — С какой стати, тебя это интересует? — Праздное любопытство, — Драко жмет плечами. — Не думаю, что оно уместно, Малфой. Драко мрачнеет пока смотрит на нее. — Ты права, мне без разницы с кем ты проводишь выходные. Главное, что ты в моем распоряжении в те часы, за которые я тебе плачу. Ее щеки вспыхивают, потому что его слова звучат оскорбительно. — Мне платишь не ты, Малфой, а Министерство! Уголок его губ неожиданно приподнимается в типично малфоевской усмешке. — Как скажешь, Грейнджер. Собирайся, Скорп, мы уходим. Мальчик с некоторой неохотой, но подчиняется, не позволяя себе клянчить. Драко встает и подает сыну его пальто, а потом бросает короткий взгляд на пустые тарелки. — Сколько я тебе должен? — Нисколько, — отвечает она. Пока Скорпиус сосредоточенно застегивает каждую пуговицу, Гермиона заворачивает в салфетку свой эклер, к которому она даже не притронулась, и потом протягивает его мальчику. — Возьми, пожалуйста, что-то мне совсем не хочется сладкого. Ребенок, вместо того, чтобы принять сладость, смотрит на отца. — Что надо сказать, Скорп? — Спасибо, Гермиона. — Я добавлю счет к твоим выплатам, Грейнджер, — сообщает ей Драко, и не дожидаясь, пока она ответит, подталкивает сына к выходу. — Приятно было познакомиться, Скорпиус, — кричит им вслед Гермиона. Мальчик оборачивается и чопорно кивает. Снаружи по-прежнему дождь, но Малфой раскрывает над собой и сыном магический зонт. Они удаляются, держась за руки. Гермиона вздыхает. Драко ее босс. Он трудоголик. Любит крепкий чай без сахара и хорошие книги. Он с азартом болеет за «Бешенных быков» и до сих пор верен бывшей жене. Хотя последнее — точно не ее, Гермионы, дело. И он любит сына: когда Драко смотрит на ребенка, его привязанность почти осязаема. Гермиона провожает двух Малфоев грустным взглядом и рассеянно барабанит пальцами по книжке со слоном. Чтобы не чувствовать себя одинокой, она решает, что навестит Гарри… *** Драко выливает в рот очередную порцию алкоголя. Напиток обжигает, но, гребанный драккл, совершенно не справляется со своей задачей! Не помогает ему перестать вспоминать о том, как Грейнджер сидела, склонившись к его сыну. Он выходит на балкон, чтобы проветрить голову, и долго стоит, уставившись на звездное полотно, растянувшееся до самого Лондона. Пригород, в котором Драко снимает дом, — совершенно небольшой по меркам Малфой Мэнора, — уже погружен в дремоту, и в окнах соседей почти не горит свет. Запустив пальцы в волосы, он поглаживает затылок и прикрывает глаза. Драко три года работал с Грейнджер бок о бок и не допустил ни одной ситуации, выходящей за рамки деловых отношений. Он был уверен, что справится и дальше… Но Грейнджер одним махом вломилась в его жизнь. Снова. Чтобы не чувствовать себя одиноким, он решает, что нуждается в новой порции огневиски. . .