Тонкое искусство пофигизма

На титульном листе надпись от руки, над прочерченной линией: «Дневник А.Р.» Тетрадь была в клеточку, и буквы были, словно напечатанные и выведены высотой в три клетки каждая. Константин снова открыл эту страничку: «Неправда! Я не одна! Я нужна ему. Он один понял, какая я. Он самый лучший, он самый добрый. Я буду служить ему, я буду делать для него всё, что он захочет, даже невозможное. Я буду работать, не уставая. Стараться для него одного. Какое счастье, что он есть. Пока он рядом, моя жизнь будет полной и радостной. Я стану его тенью. Наверное, в этом и есть смысл моего бытия. Только ради этого стоит жить…» «Сегодня я поняла, что у меня всегда всё будет кувырком. Если бы вручали приз самой неловкой и нелепой, я бы не получила первую премию — я бы взяла вторую, потому что я ещё и невезучая. Разве можно полюбить такую бестолочь, как я? Иногда мне кажется, что он меня убить готов. Всё равно он — лучше всех. И хотя вокруг него столько красоток, но все они понимают, что у них нет никаких шансов. Как я могла поверить в то, что он меня может полюбить?! Нет, я дура, я поверила в гадание. Разве я могу изменить его жизнь? Он звезда, а я… Но помечтать-то можно? Чуть-чуть…» Чей же это дневник? Он явно женский. А если и правда Ольги? Детишки… Вечно лезут куда не просят. Ломай голову теперь. — Константин! — послышались звонкое цоканье каблучков. Дворецкий сжал кулаки. Нехорошо конечно плохо думать о новой госпоже Шаталине, но Виктория временами позволяла себе чересчур много.

***

Девчоночка выросла. Мда… Сколько лет прошло, а она так и осталась подле Максимки. Забавно, что она, а не Серафима. Я думала, что такая женщина как Серафима будет бороться до конца. Да и с Максимом они с самого детства, он ей в любви признавался. Хотя… Сложно понять, что у него в голове. Много вокруг него женщин было, много и сейчас. А Жанна хитрая, столько лет рядом. Но опять-таки, неужели они работают вместе после всего? Такой скандал был! Как думаешь? — обратилась престарелая прима к фотографии мужа — Почему именно её? У него столько работников, а прислал её! И как это понимать? С мальчиком нужно поговорить. Оболтус. Оно и понятно, отец его разгильдяй и он в него пошёл. Не довоспитала я его, не доглядела. Ошибка за ошибкой, скандал на скандале. Шарашка с Романом и Серафимой, порочная связь с какой-то уличной девкой, глупость с Жанной, не сообщил дату похорон, подобрал в посольстве какого-то прощелыгу — дворецкого, не звонит, не пишет. На благословения не просил, свадьбу не пригласил! Жену его только в журналах и вижу. В гости не приходит, даже сейчас свою Жанну прислал! Жанну! Понимаешь, ту самую! Но девчонка, конечно, молодец. Ну и актриса! Даже виду не подаёт, хоть постыдилась бы сюда являться. С таким скандалом уходила. Нет, ты представляешь? Явилась ко мне, держите мол, письмо от Максима. Вот какая выросла неблагодарная, я ж для нее… , а она такое вытворить, да что теперь то… Хорошо ещё не с Максимом под руку суда явилась, но даже так, стыд то какой! Ещё под праздник прикатила. О чем Максим думает? После того что было, её сюда присылать? Ну работает она у него, но здесь то ей быть зачем? — солнечный зайчик скользнул по стеклу, — Хотя, может ты и прав, много воды с тех пор утекло. Да и разговор у нас с ней был тогда серьёзный. Не умалишенная же она, чтобы не учиться на ошибках. Да, пусть будет как есть. Злодеяние расследует и уйдёт. Каждый ошибается. Раз Максим её простил, значит и я прощу.

***

— Хорош у меня племянничек. Хоть сдохни тут, ему лишь шутки. Что глазами хлопаешь, Жанна? — Сердито обратилась она к Ижевской, и снова на «ты». — Познакомьтесь, господа. Перед вами новоявленный Видок в юбке. Она-то меня и спасет, она-то злоумышленника на чистую воду и выведет. Вот уж спасибо, удружил Максимка. Послушайте-ка, что он тут пишет. Марья Афанасьевна достала злополучное письмо, нацепила очки и прочла вслух: — «…А чтобы вы, окончательно успокоились, посылаю к вам свою доверенную помощницу Жанну Аркадьевну. Она — особа острого ума и быстро разберется, кому помешали ваши драгоценные псы. Если кто из ваших ближних и вправду желает вам зла, во что верить не хотелось бы, то Жанна выявит и разоблачит негодяя». За столом стало тихо, а какое при этом у кого было выражение лица Ижевская не видела, ибо сидела ни жива ни мертва, покраснев и уткнувшись носом в тарелку с малиновым суфле. В смущении она пребывала еще очень долго, стараясь обращать на себя как можно меньше внимания. Впрочем, никто с ней разговора и не заводил. Единственным ее наперсником был нахальный Закидай, пролезший под столом и высунувший из-под скатерти сморщенную морду прямо Жанне на колени. Свою миску с мозговыми костями Закидай уже опустошил и теперь безошибочно определил, кто из сидящих за столом наиболее податлив к вымогательству.