***
Утро в доме Шаталиных недолгое, но обычно радостное. Сегодня, к примеру, в доме пахнет свежестью и соком. И причина эта в семейном празднике, традицию праздновать который принесла с собой в род Шаталиных Виктория. Максим Викторович послал Константина в сад, где что-то шумно и весело делали члены его семьи. Дворецкий шепнул на ухо Виктории, что Шаталин старший хочет позвать всех к праздничному завтраку, и та оглянулась, нежно улыбнулась. Справа от нее (со спины не сразу догадаешься) стоял Денис. Далее две одинаково ссутулившиеся фигуры, Маши и Ксюши, не разберешь, кто из них кто с этого расстояния; одна сдавала карты, другая — громко возмущалась. А с краю, у стеночки, высокая, худенькая Жанна. Эту и захочешь, ни с кем не перепугаешь: платок-шаль на сторону скошен, и сбоку — для человека ее статуса стыд и недопустимо — прядка золотистых волос торчит, так и отливает в солнечном луче. Максим Викторович вздохнул, вновь, уже в который раз, усомнившись, не ошибся ли, дав в свое время возможность Жанне возобновить деятельность в его фирме. Нельзя было не разрешить, не позвать вновь — через большое горе и тяжкое испытание прошла женщина, так что не всякая душа и выдержала бы, но уж больно не степенного она поведения была сейчас: чересчур жива, непоседлива, любопытна и в движениях слишком часто нечинна. Так ты ведь и сам таков, старый дурень, укорил себя продюсер и опять вздохнул, еще сокрушенней. Когда все собрались на завтрак, он поздравил каждого из домочадцев- кому руку пожал, кого по голове легонько погладил, кому просто улыбнулся, а с последней, Жанной, вышел казус. Наступила, будто специально, Константину на ногу, шарахнулась, всплеснула рукой и локтем прямо по блюду. Грохот, звон серебра о каменный пол, во все стороны обрадовано катятся красные яблоки. И вечно с ней так — не партнер по бизнесу, а недоразумение белобрысое. Максим Викторович пожевал губами, но от возмущений воздержался, потому что семья в сборе и праздник. Сказал только, одергивая: — Волосы-то подбери, стыдно. И в кабинет иди. Работать пора, сроки горят, денег нет.***
Продюсер громко и в выражениях рассказывал историю про собаку Лялю и про то, что думает об этой ситуации. Бухгалтер, давно привычная к такому поведению Шаталина, слушала сосредоточенно. Невнимательно на нее взглянуть — юная девица: лицо чистое, собой располагающее и вроде как наивное, но это обманчивое впечатление возникало от вздернутого носа и удивленно приподнятых бровей, а пытливые круглые синие глаза смотрели из-за очков вовсе даже не просто, и было по глазам видно, что нет, это не девушка и даже не молодая женщина — и пострадать успела, и пожить, и поразмыслить о прожитом. Свежесть же и моложавость от белой кожи, часто сопутствующей блондинам, и от постоянных косметических процедур. — Так вот скажи мне, Жанна, к чему это я тебе рассказываю? Женщина задумалась. С ответом не спешила. Маленькие белые руки непроизвольно потянулись к огромной папке, лежавшей на краю стола, и продюсер, знавший, что Жанне в последнее время легче думается за завязыванием узлов, позволил: — Вяжи, можно. Отметим, что такое странное увлечение у бизнес-партнера Шаталин заметил после своей второй свадьбы. В начале, в шутку конечно, посоветовал сходить к психологу, но потом, быстро понял, что за этим, хоть и странным, делом женщина становилась спокойнее. Решив больше не акцентировать на этом внимание, он завел для нее отдельную папку, в которой хранились платки, которые Жанна могла завязывать в узлы. Проворно забегали руки, и Максим Викторович поморщился, вспомнив, какие отвратительные произведения появляются на свет из этих обманчиво ловких пальцев. На новый год Жанна поднесла ему белый шарфик с буквами НГ, скособоченными так, будто они уже успели изрядно попраздновать. — Это кому? — настороженно спросил Шаталин. — Брату. — Ну-ну, — успокоился он. — Так что собачка-то? — Я так думаю, — вздохнула Жанна, — что эту проблему решать придеться мне. Этим, Максим, ты хотел сказать, что меня на твоих семейных праздниках быть не должно, ведь я не член твоей семьи, а деловой партнёр. И такое решение обо мне ты вынес оттого, что я в за столом яблоки просыпала. — Просыпала-то нарочно? Чтоб праздник сорвать? Признайся. Шаталин заглянул ей в глаза, но устыдился, потому что прочел в них укор. — Ладно-ладно, это я так… А о собаке я рассказал тебе не к тому, не разгадала ты. Что же это у нас, людей, за устройство такое, что всякое событие и всякое сказанное слово мы непременно хотим на себя приложить? Гордыня это, Жанна. И невелика ты птица, чтоб я про тебя притчи загадывал. Внезапно рассердившись, он встал, заложил руки за спину и прошелся по кабинету.