Тонкое искусство пофигизма

***

— Проклятье, — вполголоса выругался Шаталин, вновь хватаясь за платок— не то. По постановке человечество давно исчезло, как и родной город главной героини. Он — Максим Шаталин повторял это актрисе снова и снова. Раскинувшийся перед ней пейзаж — нечто вроде дневника. Пробуждает воспоминания, порождает тоску о прошлом, но в действительности не существует. Дом героини здесь, в этих кулисах, изображающих город-призрак на безжизненной поверхности. Его же дом там, на окраине Москвы…

***

— Большие декорации. — Жанна уселась рядом и заговорила. — Что это за остров? Шаталин спохватился. Очень уж быстро и далеко увели его воспоминания. — Почему ты спрашиваешь меня? — Ты читал первоисточник несколько раз. Шаталин не нашёлся с ответом, ему было неожиданно сложно как подтвердить, так и опровергнуть её утверждение. — Это город Гомаг, часть империи. Здание перед нами — Памятный приют Чужака, построенный и управляемый самим Чужаком Д. Нильсом, восемнадцатым Истинным Героем. На обычно невозмутимом лице Жанны мелькнула тень сомнения. — Приют под управлением Героя? Впервые слышу, этого нет в сценарии… Жизнь же осталась только в небе? — Не знаю, как ты, а я никогда не читал о Героях на парящих островах Регул Айра. Это поверхность. Героиня спустилась с парящих островов на поверхность. Лицо Жанны Ижевской приняло ещё более обеспокоенное выражение. Шаталин нашёл это довольно забавным. — Но ведь Героев и на поверхности по сценарию больше нет? — спросила она. — Ну, тут есть проблемка. Всё на поверхности было уничтожено пятьсот лет назад, — ответил Максим Шаталин, озираясь. — Но это, это родной город главного героя, хотя не каким я его себе и представлял, когда читал сценарий в первый раз. Жанна Аркадьевна, следуя его примеру, тоже начала осматривать декорации. — Так это земля, какой она была в древности. — Как тогда, помнишь, на нашей с Олей свадьбе? Жанна пронзила его ледяным взглядом.

***

День клонился к ночи.… Если б кому выпало взглянуть на Заволжск из небесных сфер, откуда изливаются лучи ночных светил, то перед счастливцем, верно, предстала бы картина некоего зачарованного царства: лениво искрящаяся Река, посверкивающие крыши, мерцание фонарей, и над всей этой игрой разнообразных сияний воспаряет серебряный звон тишины. Но вернемся к дворецкому Константину. О природе же упомянуто единственно для пояснения, почему в этакую ночь уснуть было бы непросто и самому обыкновенному человеку, обремененному заботами поменее, чем дворецкий семьи Шаталиных. Недаром же недоброжелатели, которые есть у каждого, не исключая и этого достойного человека, утверждают, что именно он, а вовсе даже не продюсер Максим Шаталин, является истинным правителем этого дома. Помимо продюсера и дворецкого, в доме жили: Виктория Шаталина, пришедшая в дом няней и через пару лет ставшая супругой Максима Шаталина, Мария, Динис и Ксюша Шаталины — дети от первого брака продюсера, совершенно разные сложноконтралируемые подростки, разного возраста, и, конечно же, финансовый директор — Жанна Ижевская. В доме, правда, она не проживала, у нее была своя квартира в Москве, однако была в нем частой, можно даже сказать, каждодневной, гостьей по долгу службы и личного желания. А сколько кормится народишку и родственников Виктории по праздникам да деловым встречам — это уж Бог веси, поди-ка посчитай. Обычай вести строгий учет жителей дома завели недавно, ведь при нынешнем возрасте старшей дочери, и желании завести ребенка у Виктории, он был необходим. Впрочем, в последнее время в связи с неожиданными обстоятельствами, и в добавок к ним желанием Виктории стать писательницей в доме стало не спокойно, что давало Константину, помимо обычных, связанных с домашним бытом и непосредственно Викторией, еще и особенные причины для бессонницы. То-то и хмурил он высокий, в три поперечные морщины лоб, вглядываясь в взволнованное лицо младшей дочери Шаталина — Ксении. — Ты что — тоже в писательство ударилась? Так это я лучше завтра, на свежую голову… — Не-ет, — отозвалась девушка, развязывая белые тесемки. — Тут другое, полюбопытнее… Вот, взгляните. Она извлекла из папки и протянула Константину общую тетрадь в черной клеенчатой обложке весьма неопрятного вида. Константин принял тетрадь двумя пальцами.        — Это что? — осведомился он.        — Вы поглядите, поглядите, — сказала Ксения. Черная клеенка обложки была покрыта пятнами весьма противного на вид беловатого налета, впрочем, совершенно сухого. Дворецкий поднес тетрадь к носу и осторожно понюхал. Как он и ожидал, тетрадь пахла. Точнее, попахивала. Черт знает чем, прелью какой-то.       — Да вы не морщитесь, — уже с некоторым раздражением сказала девушка. — Литератор. Раскрывайте и читайте с первой страницы. Дворецкий вздохнул и раскрыл тетрадь на первой странице. Посередине ее красовалась надпись печатными буквами противного сизого цвета: ДНЕВНИК. Тетрадь была в клеточку, и буквы были старательно и не очень умело выведены высотой в три клетки каждая. Константин. перевернул страницу. Действительно, дневник. «2 января 1969 года. С сегодняшнего дня я снова решила начать дневник и надеюсь больше не бросить…» Чернила блеклые. Возможно, выцветшие. Почерк аккуратный, но неустоявшийся, как у подростка. Писано тонким стальным перышком. Константин сказал недовольно: — Слушай, это, конечно, интересно — дневник девченки шестьдесят девятого года, но не в два же часа ночи! — Вы читайте, читайте, — напряженным каким-то голосом произнесла Ксюша. — Там всего-то страничек… И Константин стал читать с видом снисходительной покорности, подувая через губу, однако на третьей уже странице, на середине примерно ее, дуть перестал, задрал правую бровь и взглянул на девушку. — Читайте же! — нетерпеливо прикрикнула Ксения. На седьмой странице записи, прерывались. Дворецкий полистал дальше. Дальше страницы вновь шли исписанные. — Ну? — спросила Ксения. — Не вижу толка, — признался мужчина. — Это что — записки сумасшедшей? — Нет, — сказала девушка, усмехаясь. — она не сумасшедшая!. — Ага, — сказал дворецкий. — Тогда я, пожалуй, прочту еще разок, но в этот раз до конца. И он стал читать по второму разу.