Записки из дневника

Я пришла сюда, чтобы как-то справиться с болью, которую я переживаю уже несколько лет. Сейчас мне двадцать восемь. Вместе со мной в огромном доме живет мой пятилетний сын. И больше никого. Одна комната закрыта на замок уже три года, и туда заходит только мама моего мужа… которого нет с нами. Как закрыта эта комната, так и закрыто мое сердце. Но сегодня я решила открыться, решила, что поделюсь с вами своей болью. Возможно тогда я перестану мучиться от бессонницы и смогу жить свободно, отдавая время себе и своему сыну. Даже не знаю с чего начать… Я встретилась с МунБином, когда мне было всего восемнадцать лет. Мы с ним одногодки и учились в одном университете, на одном потоке, но в разных группах. Встречались мы с ним только на совместных лекциях. Он привлек меня своей необычной внешностью, одно время я хотела с ним заговорить, но потом увлеклась учебой, да и вокруг него собирался народ. Как выяснилось после — я тоже привлекала его внимание. Внешность у меня не самая обычная. Я иностранка. Откуда именно — значения не имеет, но цвет моих волос рыжий, как у многих представительниц моей родины. В Корею я переехала с концами, чтобы сбежать от надоедливых родственников, дождей, да и получение образования заграницей меня очень привлекало. А в подростковые годы я вообще была фанаткой корейской культуры. Все в моей жизни удачно совпадало. До определенного момента. Через полгода после учебы начались самые обыкновенные будни корейского студента — групповые работы, отчеты и, конечно же, поездки за город на барбекю пати. Наверное, это была моя самая любимая часть учебы. У меня было много друзей, а они общались с друзьями Мунбина, тем самым и мы, наконец, нашли общие точки соприкосновения. Спустя год мы уже вместе ходили в университет. Все вокруг дразнили нас и, кто знает, может быть под властью разговоров других людей, мы решили добавить нашим отношениям официальности. Я стала его девушкой, а он моим молодым человеком, хотя все эти статусы нас не особо интересовали. Нам просто было хорошо вместе. Но так было до первого поцелуя. После него я поняла, насколько сильно привязалась к этому человеку. Шли годы. Я в голове лелеяла мечту о престижной работе, и, в принципе, все удалось. Я пошла работать по специальности в одну крупную компанию графическим дизайнером. А вот у Мунбина дела шли тяжело. В студенческие времена он горел желанием стать певцом. У него отлично получалось писать лирику. Он всегда посвящал ее мне и я говорила, что его тексты должны выйти за рамки нашей пары. Одна компания приняла его к себе автором песен, но для него это было мало, и я понимала, что если он станет айдолом — обретет огромный успех. Однако, он боялся. «На это уходят огромные силы, возможно, я даже не буду появляться дома долгое время из-за концертов и тренировок» Иногда он обижался на меня, дурачился, говоря, что я на самом деле не люблю его, раз тяну туда, где впоследствии наши пути могут разойтись. Ради меня он отказался от своей мечты и все пришло к тому, что его зрителем была лишь я и наша кошка. Вечерами он мог петь мне свои песни, а я слушала. В студенческие годы, параллельно учебе он занимался плаванием. Он стал профессиональным пловцом, но тут неожиданно у него появились проблемы с сердцем. В воде находится ему запретили. Он не отчаялся и стал тренировать малышей-пловцов, взращивая в них любовь к воде и дух к соперничеству и победе. В двадцать три года он сделал мне предложение. Свадьба была пышной. Мы много зарабатывали вместе, но не кичились деньгами. Строили на них свое уютное гнездышко. Совсем скоро я узнала, что в нашей маленькой семье появится маленький малыш. Нашему счастью не было предела. Вспоминаю те дни и мне кажется, что все было хорошо, но я совсем не знала, что состояние Бини ухудшалось с каждым днем. Он прятал это от меня. Ведь мне нельзя было нервничать… Но я понимаю, что скажи он мне, мы решили бы эту проблему вместе… Родился наш малыш. Он был так похож на него. Этот немного приплюснутый, но острый носик, тонкие губы и лисьи глаза… От мамы там ничего, казалось, не было, кроме рыжего отблеска на волосах. Он любил его всем своим сердцем. Когда не работал — всегда был с ним, а когда мне нужно было отдохнуть — он давал мне отдых, полностью брал на себя уход за малышом. Мы дали ему имя «Чанмин». Бини сказал, что оно означает «яркий, ясный». Папа у нас был луной, а его сын яркой луной. А меня Бини всегда называл солнцем. «Цвет твоих волос прям напоминает мне солнце на рассвете!» Теперь мне тяжело, страдая бессоницей, я всегда ловлю эту грань переходящую от ночи к утру. Встречать это обжигающее утреннее солнце с каждым днем становится все мучительнее. В нашей семейной жизни не было разладов… но они начались, когда я услышала его душераздирающий кашель ночью. На следующий день мы оставили Чанмина с бабушкой — мамой Бини. Ей пока ничего не говорили, но материнское сердце чувствовало неладное и она часто спрашивала у меня «что случилось». Я не рассказывала ей. Мне казалось, что я все решу сама и потом, когда все закончится, за ужином, мы скажем, что были проблемы, но это все в прошлом. В прошлом? Кажется, все только начиналось, или уже заканчивалось. Я не знаю. Врачи сказали, что надежда только на операцию, но и с ней вероятность выживаемости маленькая. Он отказался. Я была в отчаянии. Я кричала и плакала, я стучала кулаками об его широкие плечи, а он улыбался. Сейчас я думаю, что это была улыбка человека, который принял свою тяжелую судьбу. Он не хотел, чтобы я переживала еще сильнее. Как же ему было трудно тогда… «Пожалуйста, не плачь» Это все, что он сказал мне в тот день, когда озвучил свое решение. Наверное ему и так было больно, а мои слезы делали еще больнее. Я готова была отдать ему свое сердце, лишь бы он жил. На следующий день все было как обычно, будто то вчерашнее было страшным сном. Но я вернулась к реальности, когда увидела, что он пьет таблетки, купирующие кашель. Следующую неделю я ходила, словно в вакууме. Я растеряла свою былую веселость и атмосфера в доме стала удручающей и тревожной. Чанмин чувствовал это, и постоянно подбегал то ко мне, то к Бину со словами «Папа, мама, что такое, что такое». Детский лепет уже не радовал меня. Я с грустной улыбкой гладила его по голове и отправляла в игровую. Спустя неделю Мунбин взял отпуск на работе и попросил сделать меня то же самое. Он отправил малыша к бабушке, взял меня за руку и усадил в машину. Он отвез меня к берегу моря. На прибрежной территории мы пробыли три дня. И за эти три дня он рассказывал мне о своих мечтах и желаниях. Говорил, что он обязательно должен все это попробовать. А я плакала. Зачем… Я задавала ему этот вопрос, а он смеялся, но в один момент он сказал такие слова: «Я хочу оставить после себя как можно больше вещей, которые ты сможешь помнить и осуществить ради меня. Пусть я сделаю это твоими руками, тогда мы будем вместе как можно дольше. Это прозвучит эгоистично, но я тоже не готов тебя отпускать. До поры до времени» На следующей день он извинялся передо мной, а на третий день благодарил… За меня и за сына. Ночью я проснулась от того, что он плачет, но я не могла дотронуться до него тогда. Мне казалось, что если обниму или возьму его за руку в тот момент, то он растворится в воздухе. Зря. Мне нужно было тогда это сделать. Я жалею о каждой мелочи сейчас, но какой в этом смысл? Через полгода его не стало. Моя душа разбилась на тысячу осколков. До сих пор я подбираю их и пытаюсь склеить обратно, но все снова разбивается о воспоминания. Спустя еще полгода я нашла в его комнате прощальное письмо. «Дорогой мой лучик света, Я пишу это письмо с улыбкой. Ты еще помнишь, как я улыбаюсь? Надеюсь да, иначе я буду расстроен! Но я буду еще более расстроен, если узнаю, что ты читаешь это письмо без улыбки. Улыбнись, я увижу твою улыбку отсюда! Как там Чанмин? Он растет не по годам. Такой умный малыш, весь в свою маму. Не переживай. Я слежу за вами тут. Мне комфортно! Как там мама? А сестра? Не забывай приходить к ним на семейные посиделки. Они тебя очень любят. А я люблю тебя еще сильнее, чем все они. Ты помнишь о том, что я говорил тебе у моря? Обязательно сделай то, что я тебя просил. Помни, что я слежу за тобой. И ты тоже можешь меня увидеть. Дождись ночи и посмотри на небо. Но не забудь улыбнуться, а то я буду расстроен» Дурак. Как я еще держалась после этого письма. Мне хотелось убежать. Убежать и никого не видеть, ни сына, который так похож на него, ни друзей, ни его семьи, ни этого мира. Я была разбита. Не только моя душа, но и я сама. Мама и сестра Бини приходили ко мне каждую неделю и помогали. Мне ничего не оставалось, кроме как жить тут со своим сыном, работать и принимать помощь от его родных. Но без него. Теперь яичница была всегда с желтками, ведь для него я их убирала. Теперь ненавистный мною мятный шоколад больше не лежал в холодильнике. Теперь я могла смотреть сериалы часами, не думая о любимых фильмах Бини. Но в этом не было смысла, ведь в этом доме, который строили мы вместе для нас, не было слышно ни его голоса, ни его смеха, ни песен. Мунбина тут больше не было. И в этом нет смысла до сих пор. Нет. Я не хочу так. Я не согласна. Я не хотела его терять, и я никогда не отпущу его. <…> Будь у меня маленький шанс. Маленькая ниточка. Я бы точно за нее ухватилась… Я бы точно спасла его…

***

Надоедливый будильник. Неужели я сегодня впервые за столько лет нормально поспала? Я открыла глаза. Где я? Комната в студенческие годы. Яркая и дерзкая… — Что происходит?