Не из (доброй) сказки

      На квартире родителей имелся телевизор, цветной. Такой же какой был у всех «приличных людей, которые работают на нормальной, человеческой работе!» Голос отца прозвучал блекло, частично перекрываясь радио-помехами старого приемника. Как же достала эта трижды клятая «нормальность» и «приличная работа»…       Имелась и газета, где на странице с расписанием программ карандашом Муся время от времени отмечала интересующие её телепередачи. Газета лежала прямо на белой вязаной салфетке, частично укрывающей квадратный телевизор с выпуклой линзой экрана от пыли. — Какой он квадратный, прямо как у прабабушки! — Женька сразу выцепила показатель «статусности и нормальности» в родительской квартире, — Только салфетка с совсем ажурным узором была и кажется не белая, а кремовая такая, давно это было, я тогда совсем мелкой была… Он же уже цветной или ещё черно-белый? — Цветной, — отгоняя радио волну, где частота ничего, кроме бесконечного осуждения не передавала, как можно небрежнее кивнул Миха.       Женька снова повосхищалась. Не телевизору, а тому что «всё такое настоящее, только новое, круто!» Она думала, что тихо свой бред озвучивает, но Горшок её расслышал хорошо так.       Чего, бля?! — Ты чё несешь?       Женька ресницами захлопала растерянно, пожимая плечами и хихикая смущенно. Тему тогда замяли, Муся выглянула с кухни, проверяя что за шум. Не до вытрясаний правды из всяких бестий стало. Потом Женька как нарочно с толку сбила его, со сказками своими. — Вообще это не совсем моя сказка… — призналась Женька, после того как многострадальный полурослик, временами тот ещё полудурок — кому было сказано, кольца не надевать, — Фродо кое-как добрался до Раздола.       Миха это так-то давно понял, не дурак. Слышно же где Женька особо вдохновенно большими такими кусками текст цитирует, а где пересказывает, пытаясь в стилистку попадать да спотыкается со своими «ну там было так… А не, путаю! Угх, не вспоминается… сейчас-сейчас!»       Вообще-то Горшок на лекции о гениальности профессора Толкина не подписывался! Что там с Фродо?! А Бродяжник с остальным выводком полуросликов вражинам навалял? — Её написал один английский профессор. Представляешь он ещё в детстве придумал свой язык, с грамматикой, ударениями и только потом, когда уже вырос и стал профессором создал мир Средиземья. Титанический труд! Ты только представь, Миш, проработать мир с самого начала со времен его сотворения Эру Иллуватаром и довести аж до четвертой эпохи!       Женьку несло, она торопилась побыстрее выплеснуть все свои фанатские восторги, пока не заткнули, захлебывалась словами. И слезать с ушей, на которые хорошо так присела, явно не собиралась. — Ага, ага… Ясно Профессор гений! — все же не выдержал заходящего на второй круг фанатского трепа Горшок, — Дальше в сказке-то что было, ёмоё? Бродяга этим вражинам навалял?!       Бестия взвизгнула счастливо. Засияла аж вся. — Тебе правда понравилось, Миш? — от избытка чувств Женька быстро оказалась на подлокотнике кресла, в которое упал Горшок несколько часов назад, в глаза заглядывая и за руки хватая. — Правда понравилось?!       Фанатки на их концертах на музыкантов с меньшим энтузиазмом вешались. Вот же неугомонное создание! — Уймись! — пресекая совсем уж наглые поползновения, прикрикнул Миха. — Ты либо рассказывай дальше, либо проваливай!       Женька заткнулась, отползая обратно на ковер. Не обиделась на грубость — ну, да, можно и потерпеть ради возможности вдохновенно вещать про нежно любимое Средиземье, без лишних выкрутасов с показательными обидами из-за всякой херни.

Фродо проснулся, открыл глаза — и сразу понял, что лежит в кровати. Сначала он подумал, что немного заспался после длинного и очень неприятного сновидения…

* * *

      Странности с женькиными оговорками копились и множились. Можно было бы забить на треп мелкой и не париться, ну подумаешь непонятная сущность ещё и немного двинутая до кучи. Мусю не пугает внезапными проявлениями как самого Горшка временами и ладно! Может для бестий мелких подобная степень двинутости, норма?       Мать ушла по делам. Она уже почти не боялась оставлять Миху одного дома. Просила глупости не делать. Отец работал. Только сам Миха как тунеядец и лентяй дома у родителей бока отлеживал, официально долечивался.       По-хорошему надо было уматывать обратно к ребятам, репетировать, песни новые писать, выступать. Че он, совсем немощный что-ли?!       Как всегда, когда в размышлениях становилось особо черно, влезала Женька, которой больше всех надо было его теребить, на мозги капать, вот прилипла, хер прогонишь, ёмоё! — Ты будешь варить суп! — вот так и заявила вваливаясь в комнату, где сам Миха гитару мучал, бесцельно струны перебирая, ни единой нормальной мелодии вымучать из себя и инструмента не получалось.       Музыка вообще не шла: ни из головы, ни откуда бы то ни было ещё. Так обрывки из аккордов…       Сначала удавалось успокаивать себя, со скрипом принимая скверную истину, что в не совсем добровольной завязке руки ходуном ходят и аккорды нормально никак зажать не удавалось. Чуть позже было настолько тошно и тяжело просто существовать, что ни до чего кроме желания прекратить существовать и мысли не доходили.       А теперь кровь из носу валить с родительской шеи надо было! И нихрена не получалось. Сука! — С херали? Мать придет сварит, — пожимает плечами Горшок.       Женька молчит. Нехорошо так молчит. Руки на груди скрестила, приваливаясь к дверному косяку. Зубами наливающиеся красноватым оттенком губы мочалит — что-то эта вылезшая уже здесь навязчивая привычка раздирать губы до непроходящих кровавых ранок о чём-то да говорит.       Но не похер ли? Михе вон, похер! Мамину герань на окне не жрет и на том спасибо. Собственно Женька совсем не жрет, вроде бы… Некая мысль, сквозящая неуютным холодком, мурашками прошлась по загривку, но так ни во что конкретное не оформляясь. — А маме помочь не хочешь? — подозрительно ровным тоном, в котором так и читается «скотина», спрашивает Женька.       Ну, чё опять начинается-то? Нормально же без этой нудятины и пинков по совести, с кивками в мамину сторону общались, ёмоё! —… или панкам родителям помогать, зазорно? — продолжает давить бестия опасно понижающимся голосом.       Родителям помогать не зазорно. Но… Суп? Серьезно?! В Мусином переднике у плиты с поварёшкой бегать? Бред. Полнейший бред! — Упаси тебя, Господь Бог, или во что ты там веришь, ляпнуть про «бабское дело — борщи готовить», — продолжила напирать Женька.       Совсем страх потеряла. — Ты меня на понт берешь? — огрызнулся Миха. — У меня получается? — с совершенно неуместным в назревающей перепалке, тоном любопытного ребенка спрашивает Женька.       Настроение бестии меняется по щелчку, точно как тумблер у железного зайца из «Ну, погоди!» переключили. Всё это так неожиданно, только рассмеяться с сюрреалистичности происходящего и остаётся. И на варку супа согласиться, пусть радуется нечисть — уломала.

* * *

      Посягать на мамин передник оказалось необязательно. Вместо этого Женька самое чистое кухонное полотенце на голову Михе накрутила — «чтоб волосня твоя панковская, в еду не натряслась». — Мясо вымыть. Овощи почистить. Воду в кастрюлю и на плиту, — с ходу раскомандовалась бестия, усаживаясь на табуретку у кухонного стола.       Кухня была маленькой, рослому Горшку казалось, что он того и гляди об шкафчики настенные головой шибанется или рукой со стола чего смахнет. — А ты, значит, командовать будешь? Удобно устроилась! — У меня лапки! — и демонстративно потыкала пальцами в ближайшую картоху, та не шелохнулась. — Могу только морально поддержать и советом помочь.       Пришлось довольствоваться советами. Чистить. Резать. От масла горячего матерясь, обожженные руки под краном держать. Готовили, щи, вернее пытались. В процессе Женя вспомнила что для щей нужна капуста, но бежать за ней, без денег и малейшего представления где находится рынок, было уже поздно. — Ну, значит просто суп варим. Подумаешь, — она пожала плечами, невозмутимо уводя особо корявый кусок морковки и захрустела им, — Блин! Ни вкуса, ни запаха, — погрызенное месиво нахалке хватило совести выплюнуть в мусорку. — Какое разочарование… Только текстуре порадоваться и остается! Несправедливо.       С гневным воплем, «ах, ты!» Горшок срывает с головы мотню из полотенца и замахивается на бестию. Паразитка, оперативно выметается с кухни, сквозь смех выдавливая: «У тебя кастрюля ща перекипит!»       По железным стенкам уже пузырящийся бульон бежит. На плиту капает. Мама только вчера на кухне генеральную уборку сделала. Стол и пол в кусочках из обрезков и очистков.       Пиздец!

* * *

      Усталый как собака, Миха закончил наводить порядок на кухне. Чутка подуспокоился. Желание огреть полотенцем некоторых излишне звездящих сущностей ещё пузырилось в кончиках пальцев. Доварившийся суп стоял на заляпанной плите.       Прости мам, к полноценным подвигам — не готов.       Бестия тихонько сидела всё это время в зале. И когда всё ещё мрачный Миха приходит Женька газету гипнотизирует. Стащила с телевизора на ковёр, в солнечный квадрат, ненадолго заглянувшего в Питер осеннего солнца, поместила и сидит. — Ми-иш, — Женька обернулась к нему с тем самым выражением, с каким обычно дети смотрят на родителей, уламывая взрослых разрешить им котёнка с улицы оставить, заранее зная — животные в квартире под запретом.       Эпизода в кухне для неё уже не было — феерическая наглость! — Миш, можно? — в глаза просительно заглядывает.       Чуть ли не под нос суëт газету с расписанием телепередач, ноготком в заинтересовавший момент тыкая. Шрифт мелкий с ходу не разберешься в зернистой печати. Для большего удобства Миха дополнительно фиксирует бесяче плавающую перед носом бумажку, перехватывая прохладную руку за запястье.       Вс. 09:30 «Дисней-клуб: Утиные истории» М.ф. — Эт, чë мультик, что-ли? — немного споткнувшись о сокращение «м.ф», подозрительно спрашивает Горшок.       Женька согласно угукает. Её вообще ничего не смущает. — Ты не понимаешь! Это же Утиные Истории! По телевизору!       Миха действительно не понимает, чего такого чудесного в дребедени для детей. — У меня на DVD-дисках они были, — начинает объяснять Женька. — Папа весь сборник записал, но без заставки с песней. Я только когда выросла узнала, что она там вообще была. А это ж любимый мультик моего детства, Миш. Ну, пожа-алуйста, давай посмотрим! Там серия не более двадцати минут с заставкой идет.       Любимый мультик детства. Папа записал. На диске, не на кассете. На DVD-диске! В детстве!       Невольно складывалось впечатление… А ничего не складывалось! Не стыковались осколки в цельную картинку, как ни складывай.