***
Всю следующую неделю Гвендолин ходила как в воду опущенная. Такое ненастное настроение могло передаться девушке от погоды, окрашивающей виды за окнами замка в пасмурные серые тона; либо же связано со сложностью прийти в полноценное чувство после своего громкого приступа, спровоцированного Вин-виниерами; а может основание кроется в том, что Гвендолин не под силу выбросить из головы чистосердечное признание мистера Снейпа? Впрочем, большую роль мог сыграть девичий драматизм, которому подвержено большинство представительниц прекрасного пола, что в сложении с натурой мисс Роуз: днями и ночами прокручивать в голове различные сценарии, приводящие к определенным наводкам, - ввергло волшебницу в полное изнеможение духа. Стоит отметить, что определение «в воду опущенная» действовало только в пределах внутреннего состояния Гвендолин. На внешний облик её настрой никак не повлиял, поэтому девушка прекраснейшим образом справлялась избегать любого упоминания о её переменчивом самочувствии со стороны самых внимательных наблюдателей. К тому же волшебницу уж слишком тревожило случившееся несчастье с Миссис Норрис. Она ни раз возвращалась к месту происшествия, исследуя коридор и близлежащие кабинеты. Один такой случай произошел на рассвете выходного дня, когда Гвендолин – свободная от извечных учений и наказов мистера Локонса – решила вновь проследовать по пути, которого они с Гермионой придерживались в погоне за мистером Поттером в Хэллоуин. Под большим окном с видом на тяжелые свинцовые тучи, нависшие над Запретным лесом, мисс Роуз разглядела вереницу пауков, отчаянно куда-то спешивших. Через маленькую трещину в стене они выползали наружу, прочь из замка. Девушка хмыкнула и нахмурилась. За окнами пребывал осенний зной в самом его рассвете сил, разве насекомые не должны наоборот стремиться в тепло? — Мисс Бродевик! – Воскликнул голос приглушенный и почти неземной. Гвендолин пожелала доброго утра профессору прорицания Сивилле Трелони и продолжила следить за насекомыми. — Мисс Бродевик, как я рада! Как я рада новой встрече! – Она говорила тягуче и усыпительно, с отчетливым придыханием, — Как не спрошу о вас директора, он все намекает на вашу занятость. Вы как пчелка: и туда… и сюда… и снова туда. Бегаете… и бегаете… Я не слишком часто выхожу из своего кабинета в северной башне. Суета и суматоха школьной жизни затуманивают мое внутреннее око. Вы должны понять… Гвендолин предвзято относилась к гадалкам и прорицателям. Большинство представлялись ей обыкновенными шарлатанами, чье предсказание не стоило ломаного гроша, остальные – выскочками, которые понятия не имеют, что такое дар провиденья. Знали бы они, с чем приходится мириться провидицам – никогда бы не согласились получить такие способности в пользование. Что касается Сивиллы – мисс Роуз еще после того злополучного завтрака в начале учебного года была предупреждена Минервой МакГонагалл о небольших нервных срывах нового профессора и её заморенной повадке всюду кричать о чьей-то скорой смерти. Гвендолин объяснила такое поведение женщины недурной осведомленностью в особенностях провидиц Бродевик благодаря дневникам её бабки – о которых та сама упомянула за столом – и её стремлении им подражать. — Мне казалось, пчелы летают, - только и всего ответила Гвендолин. — Что.. я… вы что-то сказали, мисс? — Вы назвали меня пчелой, утверждая, что я постоянно в беготне. Но пчелы летают, а не бегают. Раз на то пошло, я предпочла бы прыгать и оказаться кроликом. За ними в той же мере сложно угнаться и им также не приходится скучать. — Кролик… - хохотнула профессор, а её множественные украшения на мочках ушей, шее и запястьях звякнули и зашелестели как ксилофон. — Просто нелепица. — Помнится, недавно вы слагали пророчества о смерти. Имели ли вы в виду кошку завхоза? – задумчиво произнесла мисс Роуз не изменяя созерцанию резвых пауков. — Наша с вами судьба Гвенни – чувствовать, как энергии покидают свои физические тела. Это так волнующе и интригующе, правда? Как приятно говорить с тем, кто понимает природу прорицания! Ох, как я устала от волшебников, начитавшихся книг, ведь книги помогают только до определенных пределов и ничего не стоят без врожденного дара ясновидения. Гвендолин посмотрела на женщину. Её лицо выделялось из-за очков с чересчур сильными линзами, из-за которых девушке показалось, что она взирает в глаза случайно забредшей в замок стрекозы. К тому же на подобные забавные мысли навевала блестящая серебреная шаль, накинутая на плечи профессора, как две капли воды похожая на крылышки насекомого. — Бедное животное… - продолжала профессор, словно находясь в полудреме, — Разумеется! Разумеется я сразу узрела о её… — О, не волнуйтесь, - как можно скорее произнесла девушка, не позволяя женщине докончить, - Кошка жива. Вы и впрямь не часто покидаете свою башню. — Жива! – убежденно заявила женщина и слегка сгорбила плечи, — Я это и хотела сказать. Не ей было суждено разделить блаженство забвения… — Директор выяснил, что кошку заколдовали, - прошептала Гвендолин и пальцем преградила дорогу паукам. Один из детенышей взлез на ладонь девушки. — Миссис Норрис оцепенела. Удивительно, правда? Я всегда полагала, что заклинание оцепенения действует иначе. Но за что я полностью могу ручаться – за убежденность в ненадобности специальных зелий для ликвидации последствий. Тем не менее директор распорядился о создании снадобья. На протяжении своего монолога Гвендолин продолжала играть с пауком, подставляя под его быстрые лапки то одну руку, то другую. — Вы знали, как много у пауков глаз? – сказала она, поднеся пушистое создание ближе к лицу, чтобы лучше рассмотреть, — Мой дорогой друг однажды упоминал, что этим созданиям не дано ни моргать, ни жмуриться, потому они вечно начеку. Пауки видят больше всех, а значит больше всех знают. Не это ли стало причиной их стремительного бегства из замка? – мисс Роуз вернула насекомое в его струящуюся вереницу и обратилась к Трелони, — Как вы считаете? Трелони взирала на волшебницу с удивлением и не переставала поправлять очки. — Паук… это символ неоднозначный, - ответила она, — Например, попадись он кому-то в виде рисунка из чаинок на дне чашки, я бы сказала, что это предзнаменование потери контроля над ситуацией. — Расчудесно! - Живо отозвалась девушка, — Однажды вы непременно должны мне погадать. Сивилла заважничалась – слова девушки несомненно ей польстили, – она принялась раздумывать о наличии свободного времени, не предполагая, что фраза Гвендолин нисколько не отражала её истинного желания участвовать в настолько сомнительной авантюре, а были сказаны с целью усмирить настороженность Трелони, вызванную предположением, что Гвендолин однажды захочет занять место профессора прорицания и недооценивает талант нынешнего. Последнее, чем мисс Роуз хотелось занимать себя в свободное время – это выносить самоутверждение прорицательницы в собственном ясновидении (Гвендолин и без того едва хватает терпения сносить выходки мистера Локонса), поэтому пресекла подобное на корню. И полная добродушия попрощалась с профессором. — Да что же это я! – Хлестнула руками по бедрам прорицательница, — Я совсем забыла, для чего искала вас, моя славная. Она догнала девушку и вручила ей старинную на вид записную книжку с отсыревшими желтыми листами и поплывшими чернилами. — Это записи моей прабабки о вашем роде, - шепотом сообщила Трелони, — От директора я была наслышана, что вы рано лишились матери. Наверное, она мало успела вам рассказать. Вам будет интересно узнать о прошлых воплощениях знаменитой фамилии. — Моя фамилия не так уж знаменита, - усмехнулась девушка, листая записи. — Не похоже на историю моего рода… Сивилла поправила очки, забрала тетрадь и приблизила к лицу, почти касаясь страниц острым носом. — Ах, - разочарованно ахнула она, — Я совсем не помню, чтобы держала при себе такую книжонку. Даже текста разобрать не могу. Что это за язык? Гвендолин едва смогла сдержать смешок, когда убедилась, что профессор пытается читать свои записи вверх тормашками. Повернув тетрадь правильной стороной, мисс Роуз вознамерилась в очередной раз попрощаться с женщиной, но взгляд её зацепился за страницу, где среди расплывчатого текста, упоминалось знакомое имя. — Что ещё за Гвендолоена? – Спросила Гвендолин профессора. — Ох, да-да… - с прищуром взглянула на текст женщина, — Вместо записей истории Бродевик, я взяла историю Мерлина. Ну ничего…ничего… — Гвендолоена как-то связана с Мерлином? — Разумеется, моя славная, - убрав тетрадь в карман своего балахона ответила Трелони, — Гвендолоена была первой и единственной любовью знаменитого Мерлина. По крайней мере, так писала моя прабабка. Перед обедом Гвендолин встретилась с Гермионой. После обширной темами беседы во время прогулки во дворе школы, мисс Роуз нашла необходимым поинтересоваться о явлении загадочного голоса, о котором упоминал Гарри. Гвендолин уточнила, слышали ли этот голос Рон или сама девочка? Гермиона отрицательно мотнула головой и напустила задумчивый вид. — Нет, - помедлив сказала она, — Его слышал только Гарри. Это очень странно, правда? Мальчики не хотят рассказывать учителям, но ты же сама все видела, поэтому не страшно, если мы обсудим этот случай. Гарри кричал об убийстве – и привел нас к полуживой кошке… Думаешь кошку заколдовал тот, кому принадлежит голос? Думаешь, происходящее может быть связано с Тайной комнатой? Гвендолин смолчала, тогда гриффиндорка продолжила шепотом: — Профессор Бинс рассказал про легенду о Тайной комнате Хогвартса, но настаивал на том, что все это вымысел. Я же так не считаю. — Почему же? – заинтересованно спросила Гвендолин, — Я слышала, что сильнейшие волшебники исследовали замок и ничего не обнаружили. — В Пуффендуе ребята рассказывали, что в замке огромное количество потайных ходов, благодаря которым можно перемещаться по школе незамеченным и даже выбраться в Хогсмид прямо из здания. Наверняка они как-то заговорены, ведь прибывшим волшебникам не удалось их отыскать, но факт их существования неоспорим. — Ты сказала, что найти тоннели невозможно, откуда же Пуффендуйцы прознали о них? — Когда-нибудь замечала, как Филч возникает среди коридора из ниоткуда? – С хитрой ухмылкой спросила девочка, — Как у него это выходит, если он сквиб? – мисс Грейнджер опустилась на лавку одновременно отвечая на свой вопрос, — Да вот так! Он пользуется потайными ходами. Наверняка Дамблдор показал ему, а ребята из Пуффендуя проследили за завхозом. Гвендолин присаживаться не стала, ведь каменное сидение до сих пор не просохло от ночного ливня, поэтому осталась стоять, взирая на девочку сверху вниз. Неожиданно глаза гриффиндорки заискрились мгновенным озарением, и вскочив с лавки, она воскликнула: — Ну конечно! Что если мы не застали виновника преступления, потому что он скрылся в потайных коридорах? — Значит, мы вернулись к тому, что преступник - это вполне живой человек, а не Ужас Слизерина, которого он оставил в подземельях? — Тайная комната точно слушается только человека, - Гермиона с задумчивым видом вновь присела, — Бинс сказал, что Слизерин завещал её своему наследнику. — Надеюсь, ты никого не подозреваешь, Гермиона, - строго сказала Гвендолин, —Безосновательное обвинение может испортить человеку жизнь. — Этому человеку не помешает небольшая встряска, - прыснула девочка, — Чтобы некогда было других задирать. — Ты считаешь, что наследник Слизерина – это Драко Малфой? – удивилась шармбатонка. — Всего лишь предположение, ведь он только и делает, что упрекает маглорожденных. — Никто не виновен, пока не доказано обратное, - повторила слова директора Гвендолин. И ей даже почти удалось перенять его филосовчески-воодушевленный тон. Гермиона осталась недовольна реакцией Гвендолин, а та, в свою очередь, просила девочку постараться не влезать в неприятности и сосредоточиться на учебе. Пускай Гермиона славилась своей правильностью и дотошностью – особенно, если дело касалось школьных правил, – эти качества никак не уступали стремлению докопаться до истины любыми путями. Поэтому Гвендолин не сомневалась, что девочка и не подумает выполнять её просьбу.***
Следующая неделя тянулась до невыносимого нудно. Уроки по Защите от темных искусств, на которых необходимо присутствие Гвендолин – казались смертной мукой. Мистер Локонс поменял метод обучения. И вместо настоящих испытаний – как было с корнуэльскими пикси – предпочел менее опасную вариацию выражения своего превосходства над несчастными детьми. Разумеется, мистер Локонс объявил всем, что ученики просто-напросто не готовы столкнуться с реальной угрозой и принять соответствующие меры для её обезвреживания. Но Гвендолин и большая часть школы считала, что изменение тактики связано с его явной некомпетентностью. Теперь занятия ЗОТИ заключались в нудном чтении вслух мистером Локонсом собственных книг. А в практические дни разыгрывались до смешного абсурдные представления по сценариям учебных пособий его авторства. Локонс всегда играл смелого и отважного волшебника – впрочем, он просто продолжал делать то, чем страдает днями и ночами, разве что теперь в утрированной форме, – а на помощь в создании картины звал своего излюбленного Гарри Поттера, который только за один урок мог побывать в шкуре оборотня, сыграть трансильванского крестьянина, снежного человека или вампира, который после встречи с Локонсом терпеть не мог крови и питался исключительно листьями салата. Нельзя сказать, что Гвендолин приходились по душе подобные мероприятия. Поначалу девушка находилась в нездоровой раздражительности. За время своего проживания в Хогвартсе она испытала спектр эмоций, который редко доводилось ощущать до приезда в замок. Так ей опротивели постоянные волнения, что теперь она решительно взялась за идею пропускать мимо внимания все выводящие из себя факторы. И вместо того, чтобы наблюдать за действиями в начале класса – где, судя по продолжительному вою, мистер Поттер вновь обратился в оборотня, – Гвендолин всё занятие взирала на танцующие на ветру ветви дуба за окном. Отвлечь внимание девушки могли разве что портреты мистера Локонса, развешенные на стенах так тесно друг к другу, что Гвендолин едва припоминала цвет обоев в кабинете. Они то и дело зазывали волшебницу поболтать, а точнее настаивали, чтобы она послушала о том, какие подвиги совершал тот, с кого они были списаны. В таких случаях Гвендолин любила заколдовывать полотна на лишение голоса – те только и могли, что хлопать ртом как рыбы, выброшенные на сушу. Когда прозвенел спасительный звонок, дети ринулись на выход, точно услышали оповещение, что в классе заложена бомба. Мистер Локонс закончил извещение о домашнем задании, когда из всего класса остались только трое гриффиндорцев. — Я могу идти, мистер Локонс? – Спросила Гвендолин не спеша поднимаясь со стула. — Ох, Гвенни, я и забыл, что вы здесь, дорогая! – Засмеялся Златопуст. Гвендолин почувствовала, как неприязнь к горе-профессору жгла грудь, и поспешила уйти, не дожидаясь ответа на свой вопрос. Но Локонс велел ей остановиться и принести чистые пергаменты, а также те заметки, которые она вела для записи «мудрейших» цитат профессора, ведь этим вечером он планирует вернуться к написанию новой книги. — Всё на вашем столе, - сообщила волшебница. — Тогда на сегодня ваша помощь мне не понадобится, - ответил Локонс как раз тогда, когда Гермиона, Гарри и Рон подошли к нему с каким-то вопросом. От ежедневного пребывания не в своей стезе, Гведолин только сильнее поддавалась расстройству. Такое настроение преследовало девушку и раньше. Даже в теплом замке Шармбатона могла напасть грусть, тогда Гвендолин обращалась за советом к Бертрану. В Хогвартсе не было того, кому она хотела бы поведать свои волнения (Незаблудки отправились на поиски нового места для зимовки, поэтому в ближайшие дни на встречу с феями нельзя было рассчитывать), но в школе все же оставалась та, которая в следствие свободного времени была готова проявить участливость. После ужина Гвендолин спустилась на кухню к домовым эльфам, чтобы раздобыть пару пирожных с безупречным малиновым кремом и направилась в кабинет трансфигурации, где Минерва МакГонагалл уже разливала заваренный чай по чашкам. Сегодня женщина казалась слегка разлаженной, что прежде с ней происходило в исключительных случаях. На то нашелся ответ в случившемся с кошкой завхоза, что до сих пор держало в напряжении и беспокойстве каждого преподавателя, ведь виновник до сих пор не объявился. Правда что, к компании неравнодушных неправильно причислять мистера Локонса, который продолжал волноваться лишь о собственном выгодном свете. Поэтому утверждение, что все преподаватели не находили себе места – сказано сгоряча, впрочем, Гвендолин никогда не употребляла термин «профессор» в отношении мистера Локонса. Минерва первая затронула тему случившегося на третьем этаже, что сыграло Гвендолин на руку, ведь её саму распирало желание полюбопытствовать, что обо всем этом думает старинный обитатель Хогвартса. Но женщина только и всего выразила замешательство и опасение о повторном преступлении, если вдруг виновный не будет обнаружен, право, она никак не хотела признавать, что это мог сделать один из учеников. «Это никак не вяжется в моей голове, - задумчиво сообщила она. – Есть у нас ребята взбалмошные и проказливые, но уж точно не убийцы!» — У некоторых есть и другая версия, - пожав плечами невозмутимо ответила Гвендолин. — Ужас Тайной комнаты, которого оставил Слизерин, например. Минерва вновь наполнила чаем полупустую чашку и поторопилась отпить, будто сделала это не в следствие истинного желания, а только чтобы потянуть время для размышления над правильным ответом. Вызывающий взгляд Гвендолин сообщил, что та не собирается отступать от заданной темы, и профессор в суровой форме настояла не слушать глупые сплетни. — Я случайно прознала о слухах, утверждающих, что Тайной комнате однажды уже довелось открыться. Кажется, в тот год профессор Дамблдор преподавал в Хогвартсе трансфигурацию. Вы что-нибудь знаете об этом? — Не слишком много, - поправив шляпку ответила женщина, — Подробности я и сама узнала только сейчас, когда появилась эта отвратительная надпись. — Профессор Дамблдор предполагает, что Тайная комната всерьез существует? — Он выразил желание, чтобы преподаватели не теряли бдительность и находились во всеоружии. — Так, вследствие чего же погибла та ученица полвека назад? – нахмурилась Гвендолин, отставила блюдце с чашкой в сторону и перегнулась через стол, чтобы внимать все до последнего слога, — Как вычислили виновника? – спросила она шепотом. — Нашелся свидетель, который указал на ученика третьего курса, - продолжила Минерва с твердой уверенностью, будто застала то время собственными глазами, — Он в тайне держал при себе опасное создание, которому и приписали смерть девочки. Директор того времени – его звали профессор Диппет – проявил некое малодушие, ввиду чего дальнейшие разбирательства прекратились. Всем объявили об уничтожении монстра, тем самым позволили школе существовать. Нареченного виновника выгнали с Хогвартса, но последующие наказания не приняли к исполнению, благодаря защите Дамблдора. Честно сказать, я и сама не верю, что этот мальчик мог совершить такой бесчестный проступок. — Вы знаете этого ученика лично? – удивилась волшебница. — Мы все его знаем, - сказала Минерва МакГонагалл. Гвендолин показалось, что в момент признания лицо женщины сильнее осунулось, на его чертах лежала печать спокойствия и легкой печали. Выждав время, она прибавила: — Это Рубеус Хагрид, Гвендолин. Именно его обвинили в смерти несчастной ученицы. Гвендолин изъявила желание поговорить с лесничим лично, но Минерва остановила девушку, указав на поздний час и подкрепила сказанное просьбой не распространяться о рассказанном, тем более остерегаться обсуждений этой темы с учениками. Мисс Роуз догадалась что речь шла о Гермионе и кружке «следопытов», основанном в прошлом году. Чтобы избежать разочарования тетушки, Гвендолин, пускай не слишком охотно, но искренне заверила её в своем молчании. Мимо кабинета трансфигурации пролетел призрак факультета Гриффиндора. Господин де Мимси в последнее время любил скрашивать одиночество Гвендолин, когда та спускалась в подвал подземелий. К счастью, сегодня Гвендолин довелось убедиться, что сэр де Мимси отправился в сторону гостиной, а значит на его компанию рассчитывать не могла. Собрав пустые тарелки с крошками от пирожных, волшебница сообщила о намерении возвратить посуду на кухню. Профессор МакГонагалл предупредила, что девушке незачем утруждать себя, ведь в часы уборки домовые эльфы будут рады справиться с этой задачей самостоятельно. Но Гвендолин настояла на своем решении и поспешила спуститься в подземелья. Разумеется, грязные тарелки стали отличным прикрытием для вечерней прогулки, и на этом Гвендолин не остановилась – а последовала прочь от обители домовиков и вскоре оказалась в старом театре. Кругом стояла настораживающая тишина. Сердце девушки норовило выпрыгнуть из груди и пуститься в бегство из-за сплошного напряжения, провожающего её неуверенные шаги, стремившиеся к Изумрудному залу. Внутри зала обстановка показалась более умиротворенной. Высокое зеркало оставалось таким, каким в последний раз его видела волшебница. Ничто в комнате не намекало на то, что кто-то мог посещать её стены, кроме самой Гвендолин – и эта мысль отчего-то сильно успокаивала девушку. Гвендолин собралась с духом и скинула гобелен с таинственного артефакта. Взору волшебницы открылось собственное отражение, не предвещающее никаких опасностей. Только волосы и кожа отражения заимели болезненный зеленоватый оттенок – виной тому воздух, впитавший в себя свет изумрудных канделябров. Гвендолин знала достаточно, чтобы рискнуть узнать больше, но сомнения, которым часто нравилось находить свое место в нишах незначительной неуверенности, заставили голос девушки на мгновение дрогнуть в момент, когда она воспользовалась решительностью и произнесла имя, дарованное древнему артефакту. — Эмрис! – Сказала она, и отражающая поверхность зеркала поддалась световому цунами. Странные волны накрыли некогда безупречную гладь, и свое сосредоточение нашли в самом центре, являя взору девушки человеческое очертание, но совершенно отличное от того, которое виднелось секундой ранее. Наконец, безымянный силуэт обрел внешние черты немощного старика, который тут же широко распахнул глаза и властным гонором произнес: — Имя мне Мерлин!