Конечно

Рудгар — черное на сером, сигаретный дым, томительная выдержка кадра, нечеткий и падающий горизонт. Рудгар ругается на вспышку и машет рукой перед объективом, портя фотографию: самый центр — окровавленное кружево девичьего воротника — перекрыт темным смазанным пятном. Только годы спустя, уже в Лондоне, сонно перебирая кадры в потертом бумажном конверте с предостерегающей надписью "Архивное и скучное, не открывать" (а на внутренней стороне короткого сгиба — "Настоящее" и еле видимое сердечко), Саша понимает: не испортил. И в груди тянет сладко-горько, будто черный шоколад, и рука тянется схватиться за чужой локоть — да нет его. Саша, воровато оглянувшись, будто виновник снимка мог стоять за спиной молчаливой курящей тенью, прикасается пальцами к, предположительно, ладони на фотографии. Вкладывает свои пальцы в чужие, всегда подрагивающие и цепкие, как птичьи лапки. И ненадолго задремывает так, и ей снятся ветер в высоких кронах, уносящий табачный дым, первый день после смерти и растрепанные короткие волосы. Её забирал Рудгар, а потом был наставником и всегда жаловался, как много Саши в его послежизни, и как болит голова, и сигарета последняя, ну-ка сгоняй за пачкой, в смысле где достать, невежда? И ругался. Жаловался — и учил, и глаз не спускал, и доставал из Сашиных ребер ленту памяти, аккуратно вынимая кадры, стараясь не задеть и так распоротую кожу, дрожа больше, чем обычно, трепля по плечу, чтобы успокоить. Вместе с ней разбираясь, как вставлять бобины пленки в фотоаппарат, как настраивать объектив. А потом снова жаловался и снова ругался. С Рудгаром никогда не страшно и не одиноко, даже когда ругается или молчит. А здесь, в чужом департаменте, в чужой стране, с чужими, пусть и цветными, яркое на ярком, жнецами, ей иногда страшно и потерянно. Как сейчас. Ничего, дернувшись и проснувшись, думает она, убирая фотографии и пряча конверт под крышку стола, смаргивая влагу, ничего, они еще обязательно встретятся, когда она закончит практику в Лондоне после стажерства. Конечно, встретятся, если только Рудгар не забыл о ней и тоже ждет, тоже думает, тоже смаргивает и видит ее во снах, наверное, как и раньше, говорит и дергается, когда спит. Надо только подождать. Такие пустяки. Она накрывается одеялом с головой, поджимая ноги и сжимая правой рукой левое плечо, будто это кто-то другой. Конечно, встретятся. Пустяки.