the grinch.

— В который раз говорю, я ничего не могу сделать! — повышает голос Миён, потому что Джонни, который стоит над душой, и требует сделать хоть что-то, начинает по-настоящему раздражать. У Хан вполне себе хорошее терпение, но, когда кто-то настолько настойчиво капает ей на мозги, даже у неё откажут нервы, потому что… Она уже тысячу и один раз сказала, что не может сделать ничего. С дверью может справиться только одна компания, но она не работает в Новый год — Хан проверила это в прошлом году — а вызвать любую другую компанию нет смысла, потому что они банально не поедут — оказалось, что практически все службы занесли этот адрес в черный список, потому что… А черт знает, почему. Видимо, эго настолько хрупкое, что дверь, которую они не могут открыть, делает трещину на нём. — Да ты даже не пыталась! — Джонни взмахивает руками, едва ли не сбив одного Санту с полочки. — Мы с вами на «ты» не переходили, идите к черту, — скалится девушка и искренне надеется, что парню от этого станет как минимум не по себе, а как максимум — он банально снесет собой решетку на окне и убежит так, что одни только пятки сверкать будут. — Да что вам надо? Отстаньте! — Я хочу домой, эльф, понимаешь? — Джонни напрочь игнорирует то, что она попросила не забывать о формальностях. — До-мой. Не знаю, как может нравиться просиживание под гирляндами. И как удовольствие могут приносить тупые ромкомы. — Так пиздуйте домой, господин, — отмахивается Хан, не выдержав. — Ах, точно! Вы же не можете! Нечего вести себя, как мудак, тогда и Санта под Новый год не будет наказывать! Миён довольно улыбается, когда парень, поняв, что доставать её бесполезно, раздраженно фыркает и, агрессивно топая по деревянной лестнице, спускается на первый этаж лавки, притихнув. Возможно, девушке его жаль — совсем немного, потому что… Если отбросить тот факт, что она сама души не чает в празднике, то Миён может понять, почему парень так агрессивен и взвинчен сейчас. Оказавшись Хан в месте, которое ненавидит, без возможности выйти, то тоже закатила бы истерику по этому поводу, желая поскорее убежать куда подальше. Было бы совсем хорошо, если бы Джонни не любил любой другой праздник — Миён тогда могла бы даже искренне посочувствовать парню, но… Ему не повезло оказаться в компании абсолютной фанатки Нового Года, так что у парня просто нет и шанса на то, чтобы пережить ночь. Но очень скоро Хан, увлеченная фильмом, о своей головной боли в лице ненавидящего Новый год парня забывает. Миён скидывает сапожки на пол, оставаясь в одних белых носочках, закидывает ноги на подлокотник кресла, выбирая, на первый взгляд самую неудобную позу из всех, которые только можно придумать. Рядом на столике стоит бокал пузырящегося шампанского, к которому сама Миён даже не притронулась. Колпак с пришитой гирляндой лежит рядом, не переставая переливаться разными цветами, как и все остальные огоньки, висящие по всему периметру второго этажа. Хан жалеет, что никогда не отмечала Новый год так, потому что… В этом есть что-то по-настоящему волшебное и в следующий раз — если Санта не уволит ее в течение года — девушка могла бы провернуть такую же авантюру. Все —таки, никакое украшение дома не сравнится с тем волшебством, которое царит круглый год на работе у Миён. Не отмечать Новый год здесь теперь кажется настоящим преступлением против самого праздника. Поэтому Хан уверена, что теперь Сантана от неё не отделается, даже если захочет уволить своего единственного эльфа. Миён тихо смеется, глядя в экран ноутбука. Она не знает, сколько времени — может быть, новый год уже наступил — и чувствует себя просто потрясающе спокойно, даже на чуть-чуть забыв, что где-то там, внизу, сидит ярый ненавистник Нового года. Не захочет же Джонни поджечь лавку, чтоб приехавшие на вызов пожарные справились с дверью? Девушка отставляет миску с чипсами на пол, опасливо прищуривается, но, к своему счастью, не чувствует запаха дыма, радуясь тому, что парень оказывается не таким мудаком, чтобы сжигать что-то. Миён ставит фильм на паузу, проверяет время, обнаружив, что, во-первых, до Нового года ещё час, во-вторых, в последний раз она контактировала с Джонни больше двух часов назад. Он как-то странно молчит, а с первого этажа не доносится и звука, поэтому Хан думает, что логичнее будет сходить и проверить, а не умер ли он там от отчаяния. Девушка вздыхает, спускает ноги на пол и на носочках идет к лестнице. Не для того, чтобы не быть услышанной, а просто потому, что не хочет пачкать белые носочки, а обувать сапоги на каблуке для того, чтобы пройти сто метров Миён совершенно не хочет. Хан быстро спускается и опасливо оглядывается, стоя на самой нижней ступеньке, словно мрачный Гринч может выскочить из-за угла и дать ей по голове статуэткой Санты. Но к ее счастью Джонни обнаруживается сидящим в кресле с телефоном в руках. Бить ее по затылку он явно не собирается, как и поджигать лавку, собственно говоря, и Миён даже не знает, кого ей благодарить за это — самого Санту или уже Бога. Джонни, почувствовав на себе её взгляд, поднимает голову, и тут же гнёт бровь, словно молчаливо спрашивает, а что ей вообще надо. — Ты сидел слишком тихо, я подумала, что у тебя от горя случился сердечный приступ, — как будто бы оправдывается Миён, пожимая плечами. — Я скорее подожгу лавку, чтобы пожарная служба выпустила меня из этого Ада. Миён не сдерживает нервный смешок. Как неприятно, оказывается, понимать, что её шутливый финал развития сегодняшнего вечера так же пришел в голову и мрачному типу, ненавидящему Новый год. И, если для Миён это не больше, чем шутка, то для Джонни… вот в этом она очень сомневается. — Но это крайний вариант. На тот случай, если я совсем отчаюсь и не смогу отсюда выйти. Как последняя пуля в пистолете, знаешь? — спешит как будто бы успокоить её парень, заметив выражение лица Хан. Что уж она может сделать с тем, что реально верит, будто бы он может сделать что-то такое? — Я тут подумала… — неловко чешет бровь девушка. — Для тебя это в новинку? — беззлобно хмыкает Джонни. Миён кажется, что он стал спокойнее. Как будто смирился с тем, где именно ему придется провести ненавистный вечер. Хан не соврет, если скажет, что он выглядит так, будто бы его приговорили к смертной казни через повешение или расстрел. Она бы, конечно, могла обидеться, но… Настроение у Миён, несмотря на то, что еще час назад этот парень раздражал её невозможно, в целом, неплохое, так что она не хочет обижаться на кого-то, кого видит в первый и последний раз. Все дело — она уверенна — в том, что Джонни — невозможно красив. Дьявольски красив, сказала бы Миён и совершенно не ошиблась бы. — Как смешно, я подарю тебе фигурку Санты за твое остроумие, — цокает Хан, качнув головой. Она даже не замечает, как сама переходит на неофициальный стиль общения — в конце концов парень видит её в одних носках, это уже можно приравнять к браку. — Лучше себя. — Извини? — Миён пораженно хлопает глазами. — Извиняю, — Джонни же в ответ только улыбается. — Так о чем подумала? Хан смущенно трет кончик носа: — Присоединиться не хочешь? Ну, ко мне. Я не то, чтобы отмечаю, поэтому конфликта на почве любви и ненависти у нас не должно произойти, просто я очень странно себя чувствую, когда сижу так, наверху, и развлекаюсь, пока ты тут в гордом одиночестве дрочишь на фотки, которые тебе присылает друг. Парень смеётся с ее топорной шутки, и Миён внезапно ловит себя на мысли о том, что… Что смеется он просто невероятно. Она даже на мгновение выпадает, потому что… Потому что охренеть не встать! Вот это смех! У неё натурально начинают трястись коленки от такого. — Я бы не стал заниматься такой похабщиной, не пригласив даму, — фыркает Джонни. Хан закатывает глаза: — Я, нахрен, передумала, сиди здесь. А Джонни по какой-то причине соглашается. Тащится следом, тихо умоляя на чем только свет стоит не смотреть тупые ромкомы, потому что его натурально вырвет. Миён не особо-то сопротивляется, предоставляет парню право выбора и даже — вот чудо — меняет режимы на всех гирляндах, чтобы все горели одним цветом и не мигали. Собирается придвинуть для парня второе кресло, но тот, отмахнувшись, вальяжно садится прямо на пол, опираясь на первое кресло, в котором после кое-как устраивается сама Миён, принимая прежнее положение. Что ж, видимо, Джонни действительно смирился с тем, что ему придется провести Новый год в окружении ёлок, гирлянд, Сант и девушки, разодетой в костюмы Санты и- секс-шоп — не шутка, кстати — и решил брать от ситуации абсолютно всё, чтобы вечер для него не превратился в что-то отвратительное. Хотя, конечно, как думает Миён, ничего хуже для парня уже и не будет, раз он заперт здесь с ней, но… Он хотя бы пытается найти плюсы в сложившейся ситуации. Хан просто начала бы убивать на его месте. Они не разговаривают друг с другом еще какое-то время. Оба тупо пялятся в экран ноутбука Хан, полностью концентрируя свое внимание на фильме. Парень выбирает боевик, и Миён и не особо против — смотреть, как кого-то едва ли не в узелок завязывают, очень приятно, особенно если делать это, попивая неплохое шампанское. Конечно, на отмечание Нового года это мало похоже, но Миён настолько привыкла делать это так, что праздник именно в таком формате кажется ей лучшим вариантом. Надо сказать, что такое бывает, если ты большую часть жизни существуешь, как одиночка — без друзей и семьи. Но Хан привыкла и не жалуется — надо сказать, что ей, наоборот, совершенно непривычно находиться в компании кого-то в новогоднюю ночь. И, хотя она с Джонни никак не контактирует, практически даже не смотрит на него, сделать вид, что парня и вовсе не существует рядом с ней достаточно сложно. Игнорировать тоже не получается. Примерно на середине фильма Миён начинает чувствовать, что теряет концентрацию на происходящем на экране, а взгляд её все чаще и чаще начинает падать на Джонни. В голове тем временем начинают появляться вопросы, которые задать ему хочется непременно, но Хан впервые за долгое время чувствует, что в груди поселяется смущение.Трогать лишний раз парня не хочется, но и игнорировать все вопросы, крутящиеся в голове, она тоже не может. Ну, а когда проходит две трети фильма, Миён окончательно перестает понимать, что происходит на экране, потому что полностью акцентирует свое внимание на макушке Джонни, который, наоборот, всецело увлечен боевиком, видимо для того, чтобы как можно меньше замечать, что вокруг него слишком новогодняя атмосфера. Миён вздыхает. Когда она была маленькой, бабушка всегда говорила внимательно относиться к тому, с кем встречаешь Новый год. Мол, с кем в год войдешь, с тем дойдешь до конца, а если это будет плохой человек, то все равно не сможешь уйти. Мама же всегда считала, что, если ты проводишь с кем-то новогоднюю ночь, то этот кто-то — твоя судьба. Пусть даже человек окажется на поверку очень плохим — в конце концов не все, как считала женщина, приходят в нашу жизнь исключительно с добрыми намерениями, и это необходимо для того, чтобы развиваться в жизни, а не прозябать в одном состоянии до самой смерти. Хан задумчиво смотрит на мужскую макушку. Подумать только — это первая за последние пять лет новогодняя ночь, которую она проводит не в одиночестве, и при этом её спутник просто терпеть не может Новый год. Так повезти могло только Миён, бесспорно. Если это значит, что ей придется провести с этим мрачным парнем весь следующий год, Хан просто… Самоуничтожится. Миён смотрит на часы, замечая, что уже давно за полночь, и думает, насколько забавно с её стороны будет поздравлять его с Новым годом. Она-то точно повеселится, а вот парень… Оценит вряд ли. — Не пялься, — фыркает парень, отвлекаясь от финальных титров. — Мешаешь. — Смотреть титры? Вот это у тебя хобби. — Там охренеть, какой шрифт, — цокает Джонни, повернувшись к девушке в пол оборота. — Почему Джонни? — задаёт один из интересующих её вопросов Миён, напрочь игнорируя то, что атмосфера вокруг совсем не располагает к таким вопросам. Парень выгибает бровь, подтверждая её теорию о том, что момент не подходящий, но, если быть честной, Миён очень наплевать на это. Ей интересно, правда интересно. У Хан есть одна очень неприятная черта характера — если ей кто-то внешне симпатичен, то она начнет задавать вопросы невпопад, не особо переживая за реакцию своего собеседника. Хан Миён — очень эгоистичный человек, который притом не имеет никакого желания что-то в своем характере менять. Что никогда на руку не играет, потому что вместо хороших отношений с людьми у нее всегда получается лютая чертовщина, потому что чаще всего Миён думает исключительно о самой себе. Какой резон от того, чтобы ломать себе голову над чужими чувствами, если она иногда не может разобраться в своих? Пока другие вам скажут, что уважение чужих чувств — это двигатель любых отношений, Хан Миён скажет, что в гробу она все это видала. И единственные чувства, которые её должны интересовать, это свои собственные. Наверное, это и есть та причина, по которой у Миён в друзьях только фигурки Санты, да притом только самые стремные и кривые, которые Сантана покупает чисто шутки ради. — А я уж подумал, что ты прослушала и мы не знаем имен друг друга, — бубнит парень в ответ. Миён думает, что ворчание ему как минимум подходит. — Потому что Джонни. Нет, предки меня так не называли. Нет, Депп не имеет к этому никакого отношения. Нет, по паспорту я не Джонни, что большая проблема. Нет, я не комплексую из-за имени. Хан хлопает глазами, не понимая, что эта за поток слов был, потому что…Потому что. Видимо в этот момент она выглядит как минимум смешно, потому что Джонни тут же посмеивается над озабоченным выражением её лица, на котором после отражается еще и недовольство — Хан Миён ко всему прочему терпеть не может, когда над ней смеются. — Ответы на самые часто задаваемые вопросы, я решил сэкономить время и тебе и себе, — спешит пояснить Джонни, чтобы развеять непонимание Миён. Девушка тихо свистит, а после, словно из-за угла может появится Сантана и избить её чем-нибудь за свист в помещении, самостоятельно парочку раз хлопает себя по губах, кинув взгляд на камеру. Санте точно будет плевать на это, но мало ли — вдруг, пересматривая записи за смену, женщина решит, что Хан искренне раскаивается за то, что, цитата, пытается разорить напарницу, постоянно свистя в помещении. Что, конечно, маловероятно, потому что Сантана очень суеверная и свист воспринимает буквально. Думает, что, если Миён пару раз посвистит в лавке, то не видать ей, Санте, денег. Это, конечно, просто забавно, но тем не менее — Хан слишком много раз получала по губам за свой свист. Возвращаясь к Джонни. Миён думает, что ему, должно быть, и правда очень часто задавали подобные вопросы, раз он настолько натренировался на них отвечать, что оттарабанил ответ буквально за минуту. Впрочем, это не дало Миён ответов на некоторые вопросы — Джонни не назвал причину, по которой взял всевдоним даже для друзей, судя по всему, близких, раз уж он тащился за Ютой в место, в котором собрано все, что он ненавидит. — Не мужчина, а мечта! — ехидно усмехается Хан. — Можно еще вопрос? Парень, конечно же, догадывается, о чем спросит Миён. Качает головой, показывая, что это не то, что она должна спрашивать сейчас, да и вообще когда-либо, потому что не только Хан надеется, что это их первая и последняя встреча. — Нет, — для большей убедительности повторяет свой молчаливый ответ, но по выражению лица девушки становится понятно, что её уже просто не остановить. — А я все равно спрошу, — хмыкает Миён, недобро улыбаясь. — Почему ты так ненавидишь Новый год? — Почему вы, эльфы, всегда все портите? — цокает недовольно Джонни, вздохнув, и поворачивается к ней спиной. Хан поджимает губы, понимая, что обманного маневра не произошло. Парень включает вторую часть франшизы, самостоятельно подливает шампанского ей в бокал и всем своим видом показывает, что разговаривать с ней на эту тему не намерен. — Ты — Гринч, Джонни. Жуткий Гринч. И я думаю, что ты очень несчастен, раз так сильно ненавидишь Новый год. Не знаю, что повлияло на это, но мне правда жаль, что в твоей жизни случилось что-то такое, что заставило тебя возненавидеть этот потрясающий праздник. Или ты просто неудачник и лох. Джонни никак не реагирует, откидывая голову назад, из-за чего теперь затылком касается бедра Миён. Та смотрит на эту точку соприкосновения, хлопает глазами, потому что чувство возникает внутри странное. Хан благодарна, что парень ничего не отвечает и никак не реагирует, потому что понимает — он имеет полное право начать раздражаться из-за того, что она лезет не в своё дело, а Миён, в свою очередь, начнется злиться, потому, что а кто он вообще такой? И тогда вечер будет безбожно испорчен. Окончательно, надо сказать. Миён, впрочем, делает это практически нарочно, пусть и не совсем осознанно. У неё в привычку вошло выводить людей на эмоции, потому что… Хан считает, что только так можно узнать человека хорошо. К тому, что она — по замечанию всех вокруг — очень быстро всегда располагала к себе людей, из-за чего те очень скоро начинали рассказывать что-то личное или показывать настоящие эмоции. Она — дегустатор чужих чувств. И Миён никогда не бывает стыдно за это. Парень долго молчит, кажется, полностью игнорируя само сущестоввание девушки, а после непринужденно и просто говорит: — Я ненавижу Новый год, Рождество и все иже с ними из-за гребаной атмосферы чудесности. Все вокруг кричат «Поверьте в чудо! Поверьте в чудо! Сейчас же новый год!», а чудес, черт побери, не существует. Или что, Санта настолько мудак, что чудеса случаются только в жизни хороших мальчиков? Так я тоже до пятнадцати был хорошим мальчиком. Каждый год просил ублюдка, чтобы моя семья стала нормальной, но каждое Рождество и каждый Новый год наблюдал за тем, как пьяный отец избивает мать. Охуенное чудо! Миён поджимает губы, потому что не знает, что ответить на это. Она внезапно начинает чувствовать вину, потому что явно затронула ненужную тему, хотя и голос Джонни не звучит как-то… Не так. Он спокоен, словно говорит вовсе не о своем поганом детстве, а о походе в какой-нибудь зоопарк. Миён вообще удивляет то, как он спокойно говорит о том, о чем нельзя говорить спокойно. — В моей жизни тоже не было чудес, Джонни, — вдруг тихо говорит девушка. — Но это не значит, что я должна перестать верить в то, что оно со мной может случится. В конце концов, именно это… Эта вера в чудо заставляет меня просыпаться по утрам. — Слишком оптимистично. — Ты забыл, где находишься и кто рядом с тобой? Я ж эльф Санты, я несу людям гребаную радость! — спешно добавляет. — И заставляю их верить в чудо. Если не хотят добровольно, то бью ногами. Джонни смеется. Миён чувствует, что еще немного, и в её жизни точно произойдет чудо, и эльфом, который его принесет, будет именно этот мрачный тип. Который внезапно щекочет пятку Хан, из-за чего так дергается и несдержанно хохочет. Скажи-ка, Санта, есть ли в мире место чуду? Год спустя. — Ты что, слепой?! — практически рычит Миён, застыв на пороге гостинной, и смотрит на спину Джонни, который, держа большой белый шар, поворачивается к ней. На лице парня читается настоящий испуг, и Хан видит, как он едва не роняет бедный шар на пол. На парне — огромный красный свитер с вышитыми оленями, на голове — фетровые оленьи рога, которые Миён пафосно надела ему на голову с утра. И факт того, что парень до сих пор этот ужас не снял, заставляет Хан громко засмеяться. Если бы она год назад сказала Со Ёнхо — спасибо, Джонни, что назал свое настоящее имя на третьем свидании — что он под Новый год будет стоять в таком виде посреди собственной гостинной и наряжать ёлку, то точно услышала бы в ответ лаконичное «Охуеть!» и билетик в психиатрию. Но у судьбы, как известно, чувство юмора поганое, потому что… Со Ёнхо действительно стоит посреди своей гостинной в забавном свитере и отстойных рогах и наряжает ёлку, которую сам же выбрал. Санта где-то там в своей Гренландии явно уписывается со смеху. И Миён точно не может сказать, как вообще так получилось, что она сейчас стоит в квартире Джонни в качестве его девушки, спит в его постели и руководит процессом украшения его дома — подумать только! Просто в какой-то момент — примерно спустя месяц после того злополучного Нового года — парень появился в ее лавке вновь и потребовал, чтобы она спасала бедную фигурку уродливого Санты из его жестоких лап. Предложил обмен — Миён идет с ним на свидание, а он, так уж и быть, отпускает бедного Санту. Хан хотела отказаться. Но Санта вытолкала сотрудницу из лавки, выкинула следом её пальто и показательно поменяла табличку на «закрыто», показывая, что рабочий день закончен. Миён не оставалось ничего, кроме как согласиться. Хотя, конечно, идти на свидание в платье Санты из секс-шопа — идея так себе, но Миён стойко справилась с этим унижением. А потом всё как-то очень быстро завертелось и вот, она тут. В квартире самого плохого мальчика в списке Санты. И не просто пришла, например, в гости, нет! Она здесь, черт возьми, живет! То есть, её зубная щетка стоит рядом с зубной щеткой Джонни. Её одежда висит в его шкафу. Она после работы приходит в его квартиру. И хранит свою еду в его холодильнике. Это что, спрашивается, такое? Но надо отдать должное, Джонни тоже до сих пор не понимает, как такое вообще случилось. Он-то эльфов Санты терпеть не может. — Ты, нахрен, куда вешаешь? Там уже висит такого же цвета шар! Глаза разуй! Парень хлопает глазами, потому что Миён такой… ТАКОЙ… он не видел ни разу за этот год. Надо отдать должное — она действительно готова избить любого, если это касается Нового года. Джонни напряжённо тянется к другой ветке, но слышит только: — Я тебя сейчас нахуй в снег закатаю, отойди от ёлки! Что он, конечно же, и делает, лишь бы не попасть под горячую руку. Со Ёнхо в чудо теперь верит, пусть и с большой натяжкой. Ведь появление Миён в его жизни нельзя назвать никак иначе. Чудо, правда, сомнительное — Джонни никогда не мечтал спать с эльфом Санты.