По воле твоей

7 лет назад

      Урахара Кисуке наспех улыбнулся вошедшему племяннику, обслуживая маленькую старушонку и складывая продукты в принесённую ею сетчатую сумку. Та в свою очередь самозабвенно рассказывала о том, как обстоят дела у её дорогой внучки. Кисуке обладал тонкой проницательностью и умением внимательно слушать своих собеседников, уделяя им такое всеохватывающее внимание, что порой некоторым от этого становилось даже неловко, ведь не каждый мог противостоять столь пронзительному взгляду, отчего рядом с ним эта бабуля, завсегдатая магазина, цвела и пахла.       Рыжеволосый подросток ходил между рядами туда-сюда, без особого интереса стреляя карими глазами в дядю и в ожидании, пока тот освободиться. Только помятая школьная форма и всё ещё немного детское, чаще всего хмурое лицо Куросаки Ичиго выдавали его возраст, если бы не эти детали, его легко можно было бы спутать, как минимум, со студентом. В школе кое-кто даже побаивался сталкиваться с ним, перешёптываясь о том, какими возможными делами помышлял Куросаки, хотя тот был далёк от репутации хулигана и обладал довольно покладистым и безобидным характером. Вдобавок, он казался пугающе высоким по сравнению со своими сверстниками, совсем, как и его дядя, поэтому чаще всего его ярко-рыжая макушка плыла над другими невысокими мальчишками, выделяясь из толпы.       Кроме роста, между Кисуке и Ичиго не было ни единой схожести, по которой удалось бы догадаться о их родстве. В придачу к различности во внешнем виде, у них разительно отличался темперамент, поэтому оба регулярно обменивались безобидными колкостями. Куросаки всегда находил причину для того, чтобы отпустить осуждающее замечание в адрес Урахары, на что тот отвечал своими пошловатыми и заставляющими краснеть комментариями.       Ичиго вновь устало посмотрел на дядю. Тот уже махал на прощанье своей постоянной покупательнице. В его улыбке всегда, как и сейчас, скрывалось нечто очаровательное и естественным образом подкупающее тех, кому предназначалась. Ичиго же не придавал этой, на его взгляд, лисьей ухмылке никакого значения.       — Куросаки, не могу поверить, что твой отец разрешил тебе устроиться сюда на подработку, — он сделал несколько шагов поближе к племяннику, выходя из-за кассы.       — Судя по количеству посетителей, сдаётся мне, что долго я здесь не пробуду.       Урахара искренне расхохотался, ни капельки не оскорблённый.       — Не суди меня так строго.       Ичиго закатил глаза.       — О деле, — минув племянника, Кисуке принялся внимательно передвигать пачки риса ближе к краю полки. — Хоть магазин и открыт до полуночи, твоя смена будет длиться до восьми, после этого времени я обычно и сам тут справляюсь. На выходных можешь взять больше часов, если захочешь. Что же ещё... Ах, ну да, у нас нет никакой специфической одежды, но и в школьной форме я тебя не хочу здесь видеть, можешь оставлять вещи у меня.       — Ясно, а сегодня я тебе нужен?       Урахара сперва задумчиво почесал затылок и чуть позже сказал, что нет.       — Хорошо, прежде чем я уйду... — Ичиго полез рукой в карман рюкзака. — Отец просил передать тебе эти письма.       Кисуке слегка нахмурился, не представляя, что ещё за письма мог передать ему сводный брат, но как только взял их в руки, то его лицо приняло каменное выражение, где только взгляд выдавал некую смесь раздражения и сожаления.       Писала бывшая невеста. Он вздохнул и поблагодарил Ичиго, после чего тот, не желая тратить ни минуты перед своим свиданием, торопливо ушёл.       Уже поздно ночью, оставшись наедине, Урахара разложил письма перед собой по порядку. Он ужасно не любил общий свет, поэтому горбился под небольшой настольной лампой у своего футона. Всего писем было шесть, несколько из них пришли совсем недавно, а самые ранние чуть больше месяца назад. Так часто и много Киока ещё никогда не писала, поэтому он слегка насторожился.       Однако, добравшись до третьего письма, он пока не обнаружил ничего нового. Та же старая история с рассказами о том, как она изменилась, как много всего поняла и как сильно раскаивается в том, как поступила. Урахара спокойно просматривал эти повествования, как если бы читал второсортный роман, не будоражащий никаких чувств внутри, а только провоцирующий на дрёму. Только в последнем письме, самом коротком и размашистом, она сообщала, что заболела, и ей нужна его помощь. Он выдохнул, прекрасно зная, о какой помощи шла речь.       "Врёт ли, что заболела? И как я смогу проверить? Скорее всего, придётся встретится, а этого я хотел бы меньше всего. Сделать вид, что никогда не получал эти письма?" — Кисуке совсем немного нахмурился и задумался. Он сложил все листы исписанной бумаги вместе, кроме последнего, скомкал их и выбросил в мусорное ведро. Распечатанное письмо о болезни он сложил обратно в конверт, и из суеверия о том, что под подушку не стоит ничего класть, ведь то, что под ней, могло потревожить его сон, он отложил конверт подальше от себя, а сам улёгся на футон, сложил руки за голову и уставился в потолок, размышляя о том, стоило ли предпринимать какие-то действия или нет. В конце концов, измотанный бесконечной аргументацией нескольких вариантов, он уснул крепким сном.       Утром он проснулся в хорошем расположении духа и чувствовал себя очень бодрым. В конце концов, утро вечера мудренее, а потому Урахара решил не отправлять бывшей невесте никаких денег. Он был осведомлён тем, что у неё практически всегда были какие-то проблемы с деньгами, и не от плохой жизни, а скорее от очень хорошей. Киока никогда не сдерживала себя в тратах и выходила за всяческие лимиты, и пока они были вместе, он преданно и без всяких вопросов покрывал эти расходы. Прошло уже более полутора года с момента их расставания, и Урахаре было известно, что она всё это время встречалась с мужчиной, с которым изменила ему, и при этом пыталась вернуться обратно. Она умела сидеть на двух стульях одновременно и не чувствовать никакого угрызения совести.       Кисуке ухмыльнулся своему отражению в зеркале, пока чистил зубы. "Интересно, что заставило меня полюбить эту женщину? Прежде я находил её безразличность, хваткость и хитрость ужасно очаровательными чертами". Он подумал, что в этот раз ему стоит написать ей, хотя прежде он считал, что лучше стоит игнорировать её письма, и тогда они прекратятся, но она поражала его своей целеустремлённостью. В этот раз он хотел ясно дать понять, что ей пора вычеркнуть его из своей жизни раз и навсегда.       У него оставалось ещё немного времени перед работой, поэтому он уселся за ночной столик с чистым листом и ручкой в руках. Смысл написанных слов был прост, он был очень аккуратен в их выборе, не пытался быть ни грубым, ни ласковым, не желая дать Киоке никаких надежд или любых возможных эмоций. Когда он закончил, то ненадолго застыл, глядя на письмо. Взглянув на орду коробок, стоящих в углу, он двинулся к ним и, хорошенько порыскав там, отыскал подарок Киоки, сделанный ею на день рождения. Простая безделушка, которая однажды значила для него так много. Он даже с некоторым мимолётным сожалением и грустью о прошлом посмотрел на подарок, но затем, отрезвев, взял его и положил рядом с письмом. "Завтра нужно будет сходить на почту и отправить всё это". Он ощутил какое-то сильное облегчение, будто сбрасывал с себя очень тяжёлый груз.       И, когда то самое завтра наступило, Кисуке чувствовал растущую внутри радость, будто ему удалось стряхнуть с себя все хлопоты и заботы этого мира. Не в его стиле было тянуть до последнего, но в этой ситуации случилось именно так. Он откладывал столь неприятное для него дело, как это часто делают люди, пока сама жизнь не поторопила его с принятием решения.       Он размашистым шагом двигался по улицам, пребывая в бодром настроении. Стояла невыносимая жара, которая никак не напрягала Кисуке, тот настолько был занят размышлениями об обретенном внутреннем спокойствии, что его не удручала ни погода, ни визжащий ребенок, пытавшийся вырваться из рук матери, ни лаявшая на него прохожая собака, — ничего не тревожило его ум и сердце. Он шагал уверенно, чуть ли не припеваючи. Его темно-зеленого цвета кимоно, которое он часто набрасывал на простую белую майку, развевалось на теплом ветру, синхронизируясь с весельем хозяина. А свободные штаны похожего оттенка забавно хлопали по ногам от теплого ветра.       Одноэтажное здание почтового отделения, сколько он его помнил, никогда не видело толкового ремонта, тут и там отваливались целые куски краски и штукатурки. Снаружи оно казалось по истине древним, но внутри кое-как обстановка улучшилась и выглядела так, будто была в ногу со временем. Около самого здания, как всегда, стояло несколько стульев и небольших столиков для простых зевак, поэтому, как и сегодня, можно было наблюдать за сидящими стариками, что красноречиво переговаривались друг с другом за игрой в шахматы. Он поздоровался с ними, приклонившись, и вошел внутрь, слегка нагнувшись под низкой дверью. Его тут же встретила приятная прохлада кондиционера, поэтому он с наслаждением и облегчением улыбнулся. Кисуке оглянулся и с удивлением обнаружил, что для столь раннего утра людей собралось довольно мало. Обычно все битком было набито пенсионерами, с которыми, откровенно говоря, ему было особенно интересно: с ними всегда можно переговорить о чем-то совершенно не важном. Он встал в очередь за невысокого роста школьницей, которая без конца рылась в своей сумке, висевшей наискосок. Поскольку заняться ему было нечем, он без особо интереса стал разглядывать ее.       Немного посеревшая от стирок рубашка была до ужаса скомканная, словно никогда не встречала глажки. Клетчатая юбка почти доходила до колен и была, на удивление, идеально выглажена, белые гольфы скатились немного вниз, отчего один был короче другого. Коричневые туфли были испачканы грязью, наверняка, после вчерашнего дождя. В целом, вид у нее был довольно-таки небрежный, кроме, разве что, длинных, идеально гладких рыжих волос. Густая копна доходила до самой талии. Кисуке, будучи особым ценителем волос, мог покляться, что они прямо-таки сияли здоровьем и производили эффектное впечатление.       Школьница на мгновение перестала рыться в сумке и, издав недовольный вздох, перекинула всю копну волос вперед, отчего Урахаре открылся вид на вспотевшую шею и слегка повлажневшую рубашку.       Он заинтересовался, что такого искала в своей сумке девушка, поэтому невольно осмотрел ближайший метр вокруг нее. Опустив вниз взгляд, он заметил немного выглядывающий из-под его шлепок листок бумаги. Не растерявшись, он поднял его.       — Простите, но Вы случайно не это ищите?       Когда девушка обернулась, Кисуке на мгновение оторопел. Несмотря на то, что ее лицо было покрыто испариной, а сама она вся раскраснелась от стоявшей на улице жары, все в ней, несомненно, показалось ему совершенным. Он и доселе встречал невероятно красивых женщин, поэтому нисколько не оробел перед такой выдающейся красотой, однако что-то внутри него на секунду замешкалось, когда ее губы разошлись в мягкой улыбке, похожей на теплое прикосновение самого солнца.       — Ах! Господи, Вы мой спаситель. Спасибо, спасибо большое! — мелодичный голос коснулся ушей Урахары, и он сам не заметил, как вдруг расплылся в улыбке пуще прежнего.       Она отвернулась, неловко собрав руки спереди. Он всем телом мог ощутить ее внезапное смущение и, одновременно, радость, и ему стало от этого весело. Он ни в коем случае не стал принимать это на свой счет, не рассчитывая, что мог произвести впечатление на школьниц. Просто сияющая в ней радость подействовала и на него. Когда очередь подошла к ней, то ее голос показался ему куда более размеренным и ласковым. Ее попросили подождать после того, как она протянула найденную бумагу, и вскоре рабочий вернулся с внушительного размера коробкой. Кисуке какое-то время наблюдал за тщетными попытками рыжеволосой школьницы успешно взять в руки коробку, скрывая смешок вот-вот готовый выскользнуть из груди.       — Дайте мне пару минут, — обратился он к ней вновь, — и я Вам помогу.       Она раскраснелась еще сильнее и принялась бормотать несвязные отказы:       — Да нет, что Вы, все в порядке. Я... Я сама справлюсь, — она издала обнадеживающий смешок.       Кисуке с пониманием выслушал эту неловкую попытку отказаться, но все же мягко настоял на помощи. Возможно, нечто в его умиротворенном и смиренном взгляде и нежном голосе показалось ей успокаивающим, отчего она, сперва неуверенно замявшись, согласилась.       — Спасибо, простите, — смущенно пролепетала она и просто отошла в сторону, уступая ему место у выдачи товаров.       Уже спиной Урахара ощущал на себе ее внимательный взгляд. "Скорее всего, прикидывает, не извращенец ли я какой-нибудь". При мысли об этом он сострадательно усмехнулся, прекрасно понимая и сочувствуя опасению девушки. Он протянул сотруднику свой конверт, в котором всего на одной странице уместилась просьба к его бывшей невесте. Урахара искренно надеялся, что Киока прислушается к тому, чтобы больше никогда с ним не связываться. Он так же благосклонно упомянул, что не держит на нее никакого зла и даже желает ей всего хорошего. В конверте рядом с письмом лежала внушительная сумма денег, вытянутая из сбережений Кисуке. Он сдался внутреннему сопротивлению уже на выходе из дома и сейчас чувствовал себя куда более уверенно, как если бы этих денег там не было. Даже если она обманула его, этого он не собирается узнавать и не хотел держать никакого зла. На душе стало легко, может потому, что какая-то его часть была убеждена в том, что он, скажем прямо, откупился от нежелательного контакта.       Урахара поднял коробку рыжеволосой школьницы и обернулся к ней.       — Идемте?       Она почтительно кивнула, внезапно зардевшись, будто была замечена за чем-то неприличным. Стоило им выйти наружу, оба ощутили мгновенную влажность и липкость воздуха. Урахара размеренно двигался чуть поодаль девушки, он не хотел обременять ее беседой или вопросами, которые могли показаться неудобными. Обычно, он был легок на слова, но сейчас пытался их тщательно подобрать, пережевывая ту или иную фразу. К тому же, ему было известно, что со своими светлыми волосами, высоким ростом и угрожающей статью он скорее походил на опасного хулигана, чем на добродушного хозяина небольшого продуктового магазина. Кисуке даже обрадовался, что не поленился побриться этим утром, иначе его вид был бы куда более устрашающий. По крайней мере, он считал, что именно таким его воспринимали школьницы и все, кто помладше. Она тоже не стремилась к тому, чтобы что-то сказать, поэтому большую часть пути они провели в молчании. Оно было наполнено чем-то смущающим, но одновременно умиротворяющим.       Девушка исподтишка следила за мужчиной, который нес коробку с легкостью бывалого атлета. В ее голове не было и намека на предубеждения, о которых думал Урахара. С первых секунд он показался ей очень обаятельным и заслуживающим доверия. Она с невольным восхищением наблюдала за его легкой и уверенной походкой. Несколько раз он бросил на нее свой взор, как будто уверяя в безопасности.       — Я не ожидала, что моя тётя вдруг решится прислать столько вещей, — поделилась девушка. — В таком случае я бы ни за что не пришла за посылкой совсем одна, — добавила она как бы оправдываясь.       — Понимаю, разумеется. Никаких проблем на самом деле, в конце концов, не каждый день мне удается побыть кем-то вроде белого принца?       Она засмеялась чистым и звонким смехом, от которого Кисуке почувствовал приятную волну тепла, прилившую к груди.       — Вы совсем не похожи на белого принца, даже не смотря на ваши волосы.       — Вот такого удара я никак не ожидал, на кого же тогда?       Девушка постеснялась сказать, что он скорее походил на темного рыцаря. Нечто в его лице говорило о таинственной опасности, скрывающейся под покровом очаровательной улыбки и миролюбивых глаз.       Хоть она лишь загадочно улыбнулась и отвернула взгляд на дорогу, Урахара сумел прочесть ответ и за эти несчастные несколько секунд, пока они смотрели друг другу прямо в глаза.       Вскоре они добрались до нужной точки, и Урахара Кисуке отбыл, выслушав череду благодарностей. Ее имени он так и не узнал, посчитав, что эта милая, случайная встреча ничего особенного не значит. Даже их имен.