Незаконченное чудо

      Кан Дохи задёрнула шторы и включила телевизор, прикрутив звук. Вечер, который мог бы стать счастливым событием, будет одиноким и долгим. Ей бы отправиться спать и очнуться уже утром, когда праздничная канитель утихнет, но ей нравилось бередить старую рану и жалеть себя. Один единственный день в году, можно ведь?       Три года назад в этот день она потеряла парня. Он, держа за руку её подругу (не самую близкую, но ладно), объявил, что любит другую и что расстаётся с Дохи. Это больно само по себе, но больнее, что это Дохи застала своего парня на свидании с подругой. Разве всё не должно случаться в другом порядке? Сначала объяви о расставании, потом уже открыто встречайся. А как после рассказали Дохи, за её спиной встречались отнюдь не пару дней — несколько месяцев. Зачем так, она понять не могла.       Но будто её гнева было мало, бывшего парня и бывшую подругу на её глазах сбил грузовик. Сразу насмерть. Пролетел так быстро в нескольких сантиметрах от Дохи, что чудом не задел, разворачиваясь на разлитом масле. Чистая случайность, одна за другой: Дохи вернулась из поездки на день раньше; Дохи забежала перекусить в первую попавшуюся кафешку, а в ней встретила парочку изменщиков; они вышли объясниться через чёрный ход, чтобы не мешать другим и чтобы не развлекать прохожих на оживлённой в Рождество улице нечаянным скандалом; доставка продуктов задерживалась и наконец появилась аккурат, когда Дохи смаргивала ненужные слёзы, стараясь держаться. И то, что откуда-то на асфальте взялось разлитое отработанное масло, тоже случайность, к Дохи не относящаяся.       Что ещё помнит Дохи — белое лицо водителя, расчерченное красным. Он выпал из кабины, спеша узнать, жив ли кто. А бывший парень лежал под машиной такой красивый и неповреждённый, будто прилёг и уснул. Мгновенная смерть, как сказал врач, сломанное ребро вмялось в сердце. Бывшую подругу она тогда не разглядела. И к лучшему — для кошмаров хватало и так.       Подумав, Дохи достала из холодильника пиво. К праздничному ужину больше подошло бы вино, но ей же не праздновать. В шкафчике рядом с раковиной хранился приличный запас снеков, их она прихватила тоже.       Выбрав фильм, далёкий от рождественской тематики, Дохи уселась на полу, обложившись снеками и банками с пивом. На экране поплыли кадры заставки, крупные буквы названия. Электронные часы показывали, что Дохи успеет посмотреть фильма три, прежде чем на улице окончательно стихнет праздничное гуляние.       На моменте, когда герой склонился поцеловать героиню, Дохи зажмурилась. Приложила банку с пивом ко лбу, задышала часто. Не помогало. Слёзы наворачивались на глаза и вытекали, прокладывая кривые дорожки по щекам, срываясь на колени.       Дохи всхлипнула и запрокинула голову, заморгав. Проклятые слёзы! Её бывший был последним, с кем она целовалась. Собственно, на свидания с кем-то ещё не находилось времени. Едва Дохи оправилась от шока и от расспросов полицейских, как переехала, сменив работу, в другой город. Лишь бы не думать о предательстве и мгновенной каре за него.       Лишь бы не думать, что задержись она согласно расписанию, два человека были бы живы, а у того водителя, признанного невиновным, не было бы травмы — она видела его глаза, сталкиваясь с ним в ходе расследования. Стать причиной смерти это накладывает отпечаток, ломает что-то в душе. А он ещё и такой молоденький был.       Дохи уткнулась в сгиб локтя, смахивая слёзы в мягкую ткань джемпера. Право же, не стоит рыдать из-за погибшего обманщика. Она любимую бабушку так долго не оплакивала.       — Так вот что значит траур на три года, — попыталась она засмеяться. Но погибший бывший её супругом не был, чтобы убиваться. Он даже формально перестал быть её парнем к моменту смерти. Да и три года недавно истекли.       Дохи хрипло рассмеялась. И тут же зажала рот руками, зайдясь в приступе всхлипов. Нет, надо срочно брать себя в руки, это уже выходит за грань нормального.       В дверь позвонили.       Дохи удивлённо вскинула голову, развернувшись на звук. К ней некому было явиться, она не стремилась обзавестись знакомствами на новом месте, а немногочисленные коллеги уж точно были заняты своими делами, чтобы приходить к ней по ночам.       Звонок повторился, и Дохи вздрогнула.       Не веря, что не ошиблись квартирой, она встала и подошла к двери. На дисплее домофона разглядела только смутный силуэт, наверное, камера сильно запылилась.       Наскоро вытерев глаза, щёки и нос, Дохи приоткрыла дверь.       — Кто вы?       За дверью и правда стоял парень, судя по одежде.       — Что вам надо?       Парень сдёрнул бейсболку и застыл в почтительном поклоне. Дохи рассматривала макушку с примятыми волосами и недоумевала.       — Кто вы? — повторила она. — Вы, наверное, ошиблись адресом.       — Меня зовут Ян Чонин, — тихим голосом, полным извиняющихся ноток и отчаянной настойчивости, ответил парень.       Дохи вгляделась в лицо, но не узнала. А он продолжал смотреть, явно ожидая, что она его вспомнит.       — Я вас долго искал, — начал парень твёрдо. — Прощу прощения за боль, с которой я к вам…       Шум на лестнице привлёк внимание обоих. Дохи испуганно распахнула глаза, сообразив, что скоро появятся ещё люди. Соседи, чьи радость и любопытство она совсем не хотела видеть.       — Зайдите, — распахнула она дверь.       Парень покосился на неё вопросительно, но перешагнул порог.       Дохи с облегчением закрыла дверь — в момент, когда первые из возвращающихся соседей появились на площадке перед квартирами. Но теперь у неё была другая проблема, не выглядящая опасной, но ведь по внешнему виду судить — ненадёжно.       Она прижалась к двери и вздохнула. А парню деться было некуда, место, где можно стоять обутым, тесное, не предполагающее толпу.       — Меня зовут Ян Чонин, — начал парень тихо, явно учтя причину, по которой его позвали в дом. — Но вы меня не помните? Мы встре…       — Подождите, — остановила его Дохи. — У меня сейчас не лучшее время. Похоже, что и у вас так же. Хотите пива? Вы расскажите свою историю позже, когда я успокоюсь. Так можно?       Ян Чонин, чьё имя будило весьма смутные ассоциации, кивнул, робко улыбнувшись.       — Тогда прошу, — неопределённо взмахнула рукой Дохи.       Парень скинул кроссовки и прошёл дальше.       — Куртку можно оставить здесь, — указала на ближайшее кресло Дохи. — Туалет и помыть руки там, — махнула в глубь коридорчика, ведущего заодно и к спальне.       Парень послушно оставил куртку в кресле и отправился в ванную. Прислушиваясь к полившейся воде, Дохи уселась на пол перед телевизором. На экране герои давно перестали целоваться, и вообще часть фильма прошла, пока Дохи справлялась со слезами и решала, открывать ли дверь.       Парень остановился шагах в трёх. Дохи заметила краем глаза сгустившуюся тень и повернула голову. Он стоял неподвижно, потому она имела возможность рассмотреть нечаянного гостя.       «Только бы не заплакать», — мелькнуло в голове. И тут же следом появилась мысль, что в чужом присутствии Дохи обычно не плакала, держала лицо. Так что вполне возможно, что удастся выпить пива, посмотреть фильм и не скатиться в сопли и жалость к себе.       — Возьми, пожалуйста, пиво в холодильнике, — мягко предложила Дохи, подкрепив слова неуверенной улыбкой. — Любое, хотя выбор там не богат.       Она невольно проследила, как парень подошёл к её холодильнику, потянул за ручку, распахивая, как склонился, заглядывая внутрь. Почему-то взгляд метнулся по натянувшейся ткани джинсов, вернулся к проступившим под футболкой позвонкам.       Молодой, вряд ли старше неё, заключила Дохи. И отогнала сомнения, зачем же понадобилась симпатичному парню. Это всё позже, когда минует полночь и можно будет ложиться спать, пережив ещё одну рождественскую ночь.       — Вот, — протянул ей парень пиво, аккуратно присаживаясь на краю ковра.       Дохи взяла баночку и подвинулась, намекая, что он может сесть рядом.       — Садись сюда, — позвала она, когда парень не отреагировал. — Я смотрела романтику. Но думаю, что можно выбрать приключения или боевик, мелодрама как раз заканчивается.       На экране и правда шли явно последние сцены, когда все счастливы, насколько возможно, а все злодеи наказаны, насколько допустимо жанром.       — Боевик? Отлично. — Парень сел ближе, но всё-таки выдержав расстояние. Дохи хотелось возмутиться, ведь не для этого она его пустила, хотя в тот момент не думала о таком. Он должен был стать её компанией на эту ночь — дружеской компанией. Дохи подавила возмущение, вспомнив о благоразумности.       — Тогда боевик, — ровным тоном произнесла она, уже перейдя в меню выбора фильма. Пролистнув несколько, она ткнула наугад.       Электронные часы перещёлкнули время. Одиннадцать тридцать. Ровно.       Побежали первые кадры, комната наполнилась голосами персонажей. Дохи прищурилась, сосредотачиваясь на экране и сюжете, безразличному ей.       Отпив из банки, заметила, что парень держал свою в ладонях.       — Может, за будущее? — подняла в импровизированном тосте она свою банку. Произнести «за счастье» у неё не получилось.       Парень поднял свою банку, дотронулся ею до пива Дохи. Она же заметила, что пиво даже не открыто.       — Ты не пьёшь?       Он помотал головой:       — Я за рулём.       — Ночью поедешь? — удивилась она. Хотя не думала оставлять незнакомца до утра. Ей надо было пережить ещё часа полтора, чтобы наверняка, а дальше она справится без посторонних.       Парень пожал плечами.       — Я пока в машине живу. Но не хотел бы спать прямо на этой улице, она узкая слишком. А до стоянки ещё надо доехать.       — Не надо, — заявила Дохи. В её фантазии парень пил вместе с ней, на равных, чтобы иллюзия не-одиночества была полной. И видимо, это алкоголь подсказал гениальное решение оставить незнакомца до утра: — Постелю тебе на диване. Честно. Мне не трудно. Вот только посмотрим кино, давно собиралась что-нибудь интересное посмотреть.       Она заметила вспыхнувшее в глазах парня изумление и поспешила улыбнуться:       — Правда, ты можешь остаться. Сегодня же Рождество, время чудес, — неловко припомнила она, и голос её дрогнул.       Дохи отвернулась, поспешно отпила пива, маскируя подступающие слёзы. Рождественские чудеса, какие они на самом деле? По телевизору о них говорили другое, не то, что случилось с Дохи.       — Спасибо, — произнёс парень, помолчав.       Он завозился, устраиваясь поудобнее, щёлкнул колечком на банке, следом зашипела пена.       — Вот, — не глядя пододвинула пакетики со снеками Дохи, — угощайся. Если голоден, можно что-нибудь нормальное приготовить, я как-то не планировала…       — Спасибо, — отозвался парень. — Мне хватит этого.       Зашуршали упаковки. А Дохи неожиданно для себя смогла сосредоточиться на фильме. Незамысловатый сюжет, зато много шума и беготни: главный герой отчаянно пытался исправить случайную ошибку и запутывался сильнее. Напряжение уходило. Хотя на экране машины врезались, взрывались, переворачивались — это могло бы напомнить о прошлом, но нет, красочные языки пламени не совпадали с личным опытом.       Когда главный герой выполз из перекорёженной машины практически невредимым и подхватил откуда-то взявшийся кусок арматуры, Дохи засмеялась. Нелепица! Люди на самом деле хрупкие, не супермены.       Парень рядом хмыкнул, и Дохи радостно обернулась:       — Правда же? Врут, но по-своему красиво.       — Главный герой должен выжить, это закон жанра. Этого ожидают зрители, и режиссёру никуда от этого не деться, — почти весело, встретив её взгляд, ответил парень. Дохи закивала.       — Чонин? — прикусила она губу, не уверенная, что правильно запомнила имя. Но так хотелось позвать его по имени, как близкого.       Он кивнул.       — Бери ещё.       Она и сама собиралась открыть следующую баночку. С её стороны больше пива не было, только смятая тара.       — Возьми, — протянул он банку и дёрнул кольцо, когда Дохи повернулась.       — Спасибо, — качнулась она к нему, протягивая руку. Но пена с шипением рванула из банки, грозясь залить ковёр, и он поспешно отвёл руку, ловя пену.       Дохи это заметила мгновением позже, потянулась к коварной пене, чтобы гость остался сухим. Не рассчитала в неверном свете расстояние, ткнулась в плечо Чонина, но это не помогло удержать равновесие.       — Прости, — шепнула она, хватаясь за руку, в которую Чонин собирал шипящую пену.       Он поспешил отпить из банки. Но Дохи уже клонила его вбок, сама того не желая.       Громко втянув пену, Чонин подавился и тут же закашлялся.       — Прости! — отчаянно извинялась Дохи, пытаясь сесть ровно, не расплескать пену из руки Чонина и банки, не повалить самого Чонина, заходившегося в кашле. — Прости.       Дохи сожалела, что помешала Чонину и испортила вечер. Но немыслимое уже случилось — она ощутила рядом живое, тёплое, мужское тело, дышащее с ней в такт, и так близко, как не считала для себя возможным. То, что она не забыла, какой бывает близость, не перестала втайне её желать, — парализовывало. Дохи замерла, пойманная случайными соприкосновениями с телом Чонина.       Его кашель потихоньку стихал. Чонин извернулся, чтобы не кашлять на Дохи, но оставался на месте. Злополучная банка с пивом опиралась на его бедро, прижатое к Дохи. Края банки поблёскивали в разноцветных отсветах экрана телевизора. Но Дохи больше нравилось рассматривать пальцы, удерживающие банку, руку Чонина, исчезавшую в длинном рукаве футболки, шею и линию подбородка, уводившую взгляд к невидимым губам.       Каким получится поцелуй? Сладким и острым, как снеки? Горьким, с привкусом пива? Солёным из-за её слёз? Дохи гадала, ожидая, что же случится, когда Чонин справится с кашлем и повернётся к ней. Он не сможет проигнорировать близость их тел, оставить всё как есть.       Она молчала, зная, что одного слова будет достаточно, чтобы Чонин вежливо отстранился. Любого слова.       — Простите, — сказал Чонин, не поворачиваясь.       Дохи села ровно, пусть и с опорой на диван. В голове шумело. Мысли о поцелуях и близости с мужчиной сплетались с недоверием к миру, оказавшемуся жестоким.       — Это моя вина, — ответила Дохи. — Мне хотелось, чтобы ты чувствовал себя уютно. Не получилось, да?       — Это не так, — хрипло, но мягко ответил Чонин. — Я рад, что вы впустили меня. Думал, прогоните, не выслушав даже.       — Я выслушаю, — отозвалась Дохи, вдруг вспомнив, что с этого и начался их вечер. Чонин пришёл к ней не просто так, у него был очень серьёзный повод, о котором она могла только догадываться. Страх, что «тайна» Чонина причинит боль, отрезвила Дохи. Но она уже пообещала, что постелет ему на диване. — Утром выслушаю. После завтрака.       Дохи вздохнула. Незваное смущение щекотало между лопатками ледяными мурашками. Сбрасывая оцепенение, Дохи повела плечами, распрямляясь. И у неё тут же забурчало в животе.       — Кажется, мне нужно пройтись, — пробормотала Дохи, раздумывая, станет ли легче, если она на время скроется с глаз Чонина, от его присутствия.       Чонин молча подвинулся, пропуская её, но Дохи медлила. Любое решение казалось неправильным. Встать и уйти? Остаться и расслабиться? Смотреть кино и есть снеки? Разговаривать с Чонином? Всё это — притворство, чтобы замаскировать воспоминания о другой рождественской ночи. Той, которая три года назад оборвала её надежды грубо и самым неожиданным образом.       — Пожалуй, сначала досмотрим фильм, — оправдала Дохи свою нерешительность. В руках остро не хватало чего-нибудь. Баночка пива подошла бы идеально.       Дохи покосилась на Чонина, но возле него осталась только та открытая банка, пену которой они ловили. В холодильнике имелось пиво, но пришлось бы встать за ним, пройти мимо Чонина, перед Чонином, вернуться потом к Чонину.       Она подтянула и обняла колени, хотя живот тут же запротестовал. Уставилась в экран, пытаясь угадать, как много пропустила в сюжете. Киногерой по-прежнему смело решал возникающие перед ним проблемы, снося их то кулаками, то машиной, то острым словом — и мир мог бы спать спокойно, если бы герою не нравились так взрывы.       — Интересно было бы знать, что не умрёшь, — протянула Дохи, недовольная тем, что киногерой, кажется, почти не страдает, за него страдают другие, он же только ведёт учёт потерям.       — Думаете, как много он бы позволил себе? — с готовностью поддержал Чонин, кивнув на экран.       — Это слишком философский вопрос, — уклончиво ответила Дохи, тут же представив, а что бы она делала, если бы её парень-изменщик выжил. Повалялся бы в больнице, но выжил. Она бы отложила праведный гнев, не мучая пострадавшего, а что потом? Высказала бы ему всё, что думает, или презрительно игнорировала? — Мне кажется, многие живут так, будто не могут умереть, — сказала неожиданно даже для себя. И добавила: — Я тоже.       Дохи вздрогнула, когда Чонин вдруг сел прямо, развернувшись и склонившись к ней.       — Это неправильно! — с жаром заявил он. — Неправильно жить в ожидании, что в любую минуту что-нибудь случится.       — А как? — возмутилась Дохи, уставившись на Чонина. — Тогда, получается, он был прав? Брал от жизни всё, делал, что хотел, потому что смерть непредсказуема? А как же мои чувства и моя жизнь? Это я должна была предугадать, что он окажется… окажется… окажется…       Она задыхалась, не в силах выговорить ругательство. Ведь её парень мёртв, какой смысл его обзывать. Бывший парень, пора бы уже привыкнуть, что он и её-то не был.       Чонин принёс ей воды, вложил в ладони прохладный влажный стакан и придерживал, видимо, опасаясь, что Дохи его уронит. И его руки последовали за стаканом, страхуя, когда Дохи решила приложить прохладное ко лбу.       — Прости, я говорила не про фильм, — объяснилась она, прячась за руками Чонина и своими. — Но это всё было уже давно, так что нет смысла лишний раз вспоминать.       Он убрал руки и отставил стакан, смотря на Дохи, но не пытаясь непременно поймать взгляд.       — Это я виноват, что…       — Нет же! — перебила Дохи. — Давай досмотрим фильм и забудем о плохом.       Она схватила его за запястья, удерживая, внушая правильность своего решения. И расслабилась, только заметив тень улыбки на его лице. Но вместе с его улыбкой дрогнуло и её сердце. Дохи вмиг ощутила, насколько непозволительно близко вторглась в чужое личное пространство — и насколько ей было хорошо из-за этого.       Дохи неуверенно всмотрелась в губы Чонина, уже не ловя улыбку, а отмечая изгиб, полноту и возможную мягкость. Неприличнее некуда — сидеть вот так, удерживая возле себя парня, но Дохи не решалась отпустить чужие запястья и оборвать момент. А Чонин почему-то тоже не спешил отстраниться.       Очередной киношный взрыв заставил обоих вздрогнуть. Но Дохи лишь очутилась ближе к Чонину. Заглянула в его глаза. Собственное дыхание показалось громче шума фильма. И открытое желание большей близости, всё равно с кем, лишь бы это был живой человек, — откровением ударило в виски.       — Вы, — начал Чонин нерешительно и замолчал. Дохи же искала в его лице признаки взаимности. Не внезапной симпатии, а намёков на то, что её желание не было чем-то неестественным, отчаянным. Что если вдруг она потянется за поцелуем, Чонин не поймёт её неправильно.       Чонин отвернулся раньше, чем Дохи на что-нибудь решилась. Он так же оставался слишком близко — она рассматривала его лицо без стеснения, скользя любопытным взглядом по губам, крыльям носа, скулам, бровям, ресницам.       Новый киношный взрыв бросил на лицо Чонина красные отсветы танцующих языков пламени, вырвал его из теней.       — Ты?.. — задохнулась Дохи, наконец-то узнав незваного гостя. — Это был ты?!       Как она могла не узнать его сразу, ведь столько раз видела эти глаза наполненными болью и сожалениями? Как она забыла его лицо и имя, ведь о сбитом бывшем не забывала ни на миг? Если кого-то следовало вымарать из памяти о прошлом, почему это оказался не бывший парень?       Дохи покачнулась, потерявшись в пространстве. Неловко вскочила на ноги, смотря на Чонина и находя всё больше подсказок, по котором могла распознать в нём водителя того грузовика.       Чонин медленно поднялся следом, встав напротив Дохи.       — Мне очень жаль, что снова появился в вашей жизни столь бесцеремонно и напомнил о горе.       — Нет. Нет-нет-нет, — шептала Дохи, не осознавая, что именно отрицает. Только что она пожелала поцелуев впервые за три года, но опять ничего не получит. Только поняла, что устала от одиночества, но случайный гость — не тот, кто может её спасти. Вселенная насмехалась над ней, подстроив встречу именно в Рождество, когда Дохи наиболее уязвима.       Она сжала виски, выдавливая тревожные мысли из головы. И не удержалась от всхлипов, прошибающих прямо из грудной клетки, вырывающихся несмотря на её нежелание плакать.       — Это нечестно! — прохрипела она, покачнувшись. — Нечестно только отбирать и ничего не давать взамен.       Слёзы потекли по щекам. Дохи запрокинула голову, пытаясь их унять, и её повело назад. Долгий взмах ресниц, за который она почти смирилась, что упадёт и, возможно, глупо разобьёт себе голову. И тут её потянули, поймав. Голова неловко дёрнулась, до боли в шее, — но и голову подхватили, удержали, вернули на место.       — Нечестно, — прошептала Дохи в плечо Чонина. Он в ответ только сильнее прижал её к себе.       Дохи безмолвно плакала. Не могла остановить слёзы, вытереть лицо, отпустить Чонина, в которого бессознательно вцепилась. Чонин не возражал, и Дохи не гадала, какие у него на то причины, — пользовалась подставленным плечом, разделённым теплом. Ей этого, наверное, больше всего не хватало три последних года.       — Нечестно, — сказала она внятно, когда согрелась и успокоилась. — Он бросил меня после нескольких месяцев обмана и тут же погиб. Почему я должна скорбеть о нём, как о близком, после предательства? — подняла она голову. — И почему я не могу злиться на него, как он того заслуживает? Смерть это несоразмерно суровое наказание за обман и измену, но почему я тоже как будто наказана?       — Я думал, что забрал у тебя близкого человека, — глухо и растеряно ответил Чонин.       — Он перестал им быть незадолго до… твоего появления, — жёстко сказала Дохи.       — Я не знал, — просто сказал Чонин.       — А я хотела бы забыть, — в тон ответила Дохи. И хмыкнула, подумав, что её слова можно трактовать как предложение. Неприличное. — Так ты про тот вечер хотел поговорить? Ради этого нашёл меня в другом городе?       — Да. Перед родственниками погибших я извинился, всё выплатил. Осталась только ты.       Чонин смотрел так спокойно и покорно, что Дохи невольно задумалась, чем таким он мог «отплатить» за погибшего бывшего парня. Не деньгами же, они не были помолвлены, у Дохи вообще никаких прав не было на «компенсацию».       — Ты мне ничего не должен, — озвучила она то, что думала. — Он перестал быть моим парнем, а та, которая погибла вместе с ним, перестала быть моей подругой. Не хочу больше жалеть о них.       — Но ты явно несчастна, — шепнул Чонин. — А я тот, кто был за рулём грузовика, сбившего их.       — Тебя признали невиновным. Это был несчастный случай, — упрямилась Дохи.       — Но ты несчастна, — повторил Чонин.       И Дохи сдалась:       — Да.       Она снова уткнулась в плечо Чонина, раз уж он предлагал утешение. Закрыла глаза. И вздохнула умиротворённо, когда её обняли крепче. Она могла бы высказать ему всё то, что три года копилось и бурлило в ней, но она и так сказала достаточно. Произнесённые вслух обиды потеряли значимость, перестали отравлять жизнь. Три года Дохи не могла признаться, что хотела справедливости — для себя, не для бывшего парня и бывшей подруги. Они не наказаны, погибнув, они сбежали от суда и порицания. И то, что злые сплетники называли несчастный случай провидением, немедленной кармой, заслуженным наказанием — не было правильным. Эти же сплетники с тем же удовольствием рассказывали Дохи, как давно и какими способами ей изменял её парень.       Экран погас. Фильм благополучно закончился, недосмотренный. А вместе с ним по комнате прекратили метаться яркие всполохи киношных взрывов и пожаров. В установившейся тишине Дохи слышала их с Чонином сплетённое дыхание, звуки города за окном, гудение техники. И чувствовала одновременно облегчение и грусть.       — Кажется, мои слёзы наконец-то иссякли, — произнесла Дохи в плечо, имея в виду скорбь по обманутым надеждам и чувство несправедливости. — Твоё появление и правда помогло, — задумчиво протянула она. — Но ты проделал такой путь только ради разговора?       Теперь, когда прошлое не причиняло боли, мыслилось чётче. Она страдала три года, но ведь и Чонину пришлось не сладко. Если она винила себя в смерти двух человек просто потому, что застала их вместе и вышла с ними к дороге ради разговора, то что чувствовал Чонин? В неуправляемом грузовичке, уже видя, куда его несёт?       — Да, — вздохнул Чонин. — Мне важно твоё прощение. — И вдруг переступил с ноги на ногу, постаравшись не потревожить Дохи на своём плече.       Дохи хихикнула. Стало смешно, что Чонин озаботился её комфортом, когда ему было неудобно, хотя она явно использовала его как подушку для слёз.       — Что? — отозвался он тихо.       Дохи вскинула голову. И сразу попалась его взгляду.       — Рождество, — сказала она первое, что пришло в голову, чтобы не признаваться в настоящих мыслях. — Это и правда похоже на сказку.       — Надеюсь, счастливую? — неуверенно уточнил Чонин.       — В счастливых обычно целуют, — не подумав, ляпнула Дохи. И затихла, поражённая собственной дерзостью.       Но не отвернулась, когда Чонин нерешительно склонился и, помедлив, поцеловал.       И да, вкус его поцелуя оказался свежим.