В погоне за дикими гусями

      — Почему Трусиха выше меня?! – отходя от палки с насечками, на которой мы начали отмечать рост ещё при Сабо, возмутился Мой оболтус.       — Потому что, – невозмутимо ответила, – в этом возрасте девочки растут быстре, чем мальчики.       — Ээ?! – он вытаращил глаза. – Так ты будешь высокой, как дедушка?!       — Врятли.       Нет, надеюсь, что нет. Это будет в высшей степени неловко.       — Правильно, – Эйс ухмыльнулся и взерошил волосы Плаксы, – потому что самым высоким буду я!       Не хочу его разочаровывать, но до встречи с самым из нас высоким он не доживёт. Вероятно.       Ухты, даже как-то грустно стало. Как время летит.       Если так подумать, мы с Плаксой тоже выросли уже, и теперь не полные копии друг друга. Всмысле, мы и раньше отличались, но не так очевидно.       Первое, что бросается в глаза, помимо незначительной разницы в росте: полное отсутствие у моего идиота мышечной массы. Он, как дрыщавая макаронина, угловатый (хотя эти углы по большей части сглаживает его фрукт) и тощий. Тот же фрукт, видимо, не даёт ему эту самую мышечную массу набрать? Тут, конечно, могут быть и особенности биологии, но что-то я в нашей семейке лапшеобразных не припомню. Так что, вероятно, это просто фруктовики странные.       В то же время моё собственное тело решило, что ему пришла пора обозначить будущие женские очертания. Это практически ничего не изменило, особенно с тем, что одежду мы все до сих пор носим одну и тут же. Просто наблюдение. В остальном я так и осталась шире Плаксы в плечах, потому что плавание, и в бёдрах, потому что девочка. Да и в целом буду на первый взгляд спортивнее, чем он, просто потому, что мне никакой фрукт мышцу качать не мешает.

***

      ...как, пока я обо всём этом думала, в споре о том, люди каких профессий важны и обязательно будут в их будущих пиратских командах, эти два оболдуя добрались до обучения этикету я, честно говоря, упустила (хотя там ещё про Шанкса что-то было, не суть) но страдаю почему-то теперь вместе с ними. Сдаётся мне, Макино, как нашему учителю, приходится ничуть не легче. Хотя она рада, что теперь может видеть нас чаще.

***

      Серый Терминал снова начинает превращаться из пепелища в свалку.       Пускай джунгли и отхватили себе здоровые куски, которые раньше были пограничными с лесом территориями, население города никак не изменилось. Однажды избавившись от мусора, они решили, что могут, не задумываясь, продолжать снова сбрасывать отходы за стены.       Пепелище на месте Серого Терминала постепенно возвращается к тому, каким оно было до Пожара. Только вот людей там теперь нет. Сюда просто некому возвращаться.       — Это уже какой-то верх абсурдной глупости и высокомерия, – проворчала рядом с ним Ригель, поднимая что-то с земли. – На. Смотри.       Она, продолжая высматривать что-то среди новых мусорных куч, протянула ему заляпанную мокрым от недавнего дождя пеплом подзорную трубу. Эйс повертел предмет в руках и не нашёл в нём изъянов, кроме общей обшарпанности и небольшой трещины на краю линзы. Он раздвинул трубу и осмотрелся – трещина даже не мешала обзору! Всё работало, как положено!       — Эй, Луффи! – младший брат, чью макушку он случайно заметил в трёх холмах от себя, проверяя качество подзорной трубы, тут же отозвался. – Смотри, что нашли!       Пока маленький плакса бежал к нему, Эйс подумал о том, что без постоянно прячущихся тут людей эти мусорные кучи скоро станут во много раз выше, и больше чем на половину будут состоять из того, что высокомерные жители города сочтут недостойным их «идеальных» жизней.       Это просто невероятно злило.       «С другой стороны, – подумал он, глядя на то, с каким энтузиазмом Луффи разглядывает подзорную трубу, – без постоянно ошивающихся тут людей нам точно больше достанется».

***

      Как-то так вышло, что в самый сезон продаж Макино заболела, поэтому, пока не спадёт температура, мы вызвались её подменить. Девушка-женщина со своего места оглядела нас – потных, покрытых пластырями и грязью, косматых детей леса в драных майках, да ещё и которые с плохо скрытым водянистым взглядом разгоняли перед ней воздух останками сегодняшней газеты – и очень красноречиво промолчала. Мы (я) намёк поняли и вернулись через час чистые, прилично одетые и с Эйсом на буксире.       Макино критически оценила мой непревзойдённый талант жарить яичницу, не сжигая кухню, умение Хмурого с самодовольным видом выпендриваться, смешивая пиво с другим пивом и сияющие честностью глаза Луффи, когда он обещал не съедать все запасы бара в первый же день, и с тяжёлым вздохом, пряча улыбку, дала добро.       Могу сказать одно: Партис бар выдержал это нелёгкое испытание, выпавшее на его долю, с честью.       За эти несколько дней, занимаясь странной формой самоуправления, мы открыли для себя несколько интересных и не очень вещей.       В частном порядке Плакса понял, что такая скучная и однообразная работа без драк, сокровищ и приключений ему не по душе. Причём понял это спустя час после официального начала работы. Он как-то, буквально ничего не делая, умудрился разбить несколько тарелок и погнуть почти все вилки! Раньше, когда мы тут жили, за ним такого не замечалось...       Чтобы не уничтожить бар, мы отослали идиота гулять и, убрав за ним беспорядок, сели разгибать вилки обратно. Хотя я и согласна с Луффи в том, что постоянно так работать у меня не получится, но вот в качестве перебивки между чем-то захватывающим? Абсолютно не против.       Как-то сама собой в баре возникла вечерняя шоу-программа с участием меня, нехитрого реквизита, денег всех желающих и Плаксы-заводилы, который громко восхищался каждый раз, как в первый... Но это не так уж важно.       А вот Эйс проникся каким-то странным уважением к работникам барной стойки. Напитался там духом барменства, смешивая одно с другим? Или достиг пироманьяческого просветления, получив в ходе сомнительных эксперементов коктейль Молотова? И, да, это каким-то образом на самом деле случилось. Как тогда полыхнуло-то... Потолок чудом не загорелся. Видимо, способ Хмурого дурошлёпа справляться с травмой – травмировать её в ответ. Чтож, я не против, всё пойдёт, пока он себя нигде не режет и на люстрах не вешается.       И, пока я обо всём этом размышляю, в самом углу уже битый час друг из-за друга выглядывают какие-то деревенские девушки, в своих попытках невзначай бросить взгляд на ничего не подозревающего придурка забыающие притворятся, что едят. Эйс – идиот, выросший в джунглях, поэтому вообще ничего не видит, слишком занятый чтением поваренной книги Макино. Жаль их даже – девчонок обскакала стопка бумаги.       Наконец, не выдержав нахождения с таким шикарным парнем в одном месте, девушки испаряются, оставляя на столе практически полные тарелки. Видимо, насытились одним только видом своего загадочного возлюбленного. Чтож, это в любом случае достанется Луффи, когда он вернётся из леса.       Я отстраняюсь от швабры, удобно опершись на которую была вынуждена стать свидетелем этого недозачатка турецкого сериала.       — Есть что-то интересное? – Эйс отрывается от книги, оглядыаается по сторонам.       — А? – моргает и закрывает рецептник, будто и не он только что так увлечённо следил за поэтапной гибелью всего актёрского состава и каждым сюжетным поворотом на пути к заранее поставленной цели, пожимает плечами. – О, да не особо.       Ещё какое-то время занимаемся своими делами молча.       Тут с лестницы скатывается Луффи. Мы синхронно поворачиваем головы к нему, потому что какого чёрта он там делал?       — Я принёс цветы Макино, – виновник замешательства невинно хлопает глазами.       Эйс спрашивает: «Зачем?» Детство в лесу с бандитами даёт о себе знать. Как и то, что никто из нас ни разу за всё время совместной жизни не заболел... Получается, монстры какие-то.       — Не знаю? – Плакса ковыряется в носу, у него нет оправдания, он просто идиот. – Сабо сказал, что больным людям нужны цветы.       Старший хмурится и собирается что-то сказать, но закусывает губу и отворачивается. Луффи смотрит на меня – пожимаю плечами, потом он замечает на столе недоедки и через мгновение оказывается там. Эйс возвращается к книге.       Все остаются вполне счастливы.

***

      Макино идёт на поправку и настаивает на том, чтобы удалить нас из своего рабочего пространства. Но мы как-то втянулись, поэтому уходить не собираемся, да и хотелось бы увидеть, чем этот турецкий сериал закончится – прынц-то заметил, хотя и не понял. Не знаю, как девочек его недоумевающие, хмурые взгляды в их сторону до сих пор не отпугнули.       — И почему они постоянно на меня так смотрят? – болван жалуется нам, сидящим перед ним на барных стульях. – Я что, что-то не так делаю?       Луффи хихикает, сам не до конца понимая, над чем.       — Ну, ты им нравишься, вот они посмотреть и приходят.       — В смысле..? – не понял Хмурень. — В том смысле, что ты для них интересен, так как не местный, – пожала плечами, – загадочный, да ещё и симпатичный.       Эйс тут же нашёл взглядом висящее на стене зеркало и скорчил сам себе рожу.       — Правда что-ли? – он ухмыльнулся.       — Пользуйся на здоровье, – под смех моего оболтуса засунула палец в ухо. – Не злоупотребляй только, казанова.

***

      В конце концов, Макино вежливо выпроводила нас из бара и мы вернулись в лес под мечтательные вздохи поклонниц Эйса, а наш старый общий счёт в немного поубавил в сумме.

***

      — Ой, божья коровка... – оболтус застыл, как только насекомое упало ему на нос.       Мы только что закончили все дела, которые были запланированы на сегодня, поэтому развалились отдыхать на поляне. Эйс заснул ещё до того, как успел лечь, над чем Луффи хихикал неприлично долго.       Я перевернулась на бок и подпёрла рукой голову, чтобы посмотреть, как насекомое торопливо перебегает на протянутую ему Плаксой травинку. Держа свой драгоценный груз в руках, он сел, потом встал и прошагал к ближайшему кусту, где снова сел, чтобы позволить божьей коровке перебраться в более безопасное место.       — Я придумал! – балбес улыбнулся, уже в восторге от только что пришедшей в его голову идеи. – Пойдём охотиться на жуков!       И, пока Мой идиотос счастливо скакал по поляне вокруг тарахтящего, как старый трактор, Эйса, я была вынуждена встать, чтобы сопровождать Плаксу в его приключении.       — Опять? – после долгого лежания пришлось разминать затекшие мышцы. — Его тут оставляем?       Луффи проследовал взглядом в сторону моего кивка и остановился, чтобы несколько секунд в позе мыслителя долго и пристально разглядывать старшего придурка. Наконец, он осмысленно кивнул сам себе и просто пошёл в случайную сторону. Я закатила глаза и, попинав Эйса, на случай, если он вдруг спит не так крепко, как мы думали, просто из мелочности и чтоб не расслаблялся, перетащила его к ближайшей крупной муравьиной тропке.       Всё равно в охоте за жуками мне никогда особо не везло, хоть так себе день скрашу.

***

      Просыпаться посреди ночи от того, что по твоему лицу ползает гигантская улитка... не так странно, как можно было бы ожидать. Я бы даже сказала, что это довольно мягкая месть. Может быть, муравьи всё-таки не доставили выросшему в джунглях болвану так уж много проблем.

***

      Дадан выдохнула облако дыма, наблюдая, как эти подростающие щенки нагло отнимают у её мужчин их заработанные потом и кровью, честно наворованные белли.       Даже невооружённым глазом было видно, что с их первого раза дети набрались опыта: Эйс действительно втянулся и играл больше для удовольствия, чем ради денег, Ригель явно мухлевала, не то, чтобы со всем разнообразием её причудливых трюков кто-то мог на самом деле сказать, где именно их дурят, а Луффи... Чтож, на этом фронте всё осталось так же глухо, как и раньше. Мальчишка оказался в сложных планах безнадёжен, хоть ты тресни.       Атаманша свова затянулась, думая теперь обо всём, что за последние два года успело измениться: о своей стае счастливых блохастых кабелей, о трёх внезапно повзрослевших и вернувшихся после Пожара в лес паршивцах, о дворянах, разбогатевших после приезда мирового аристократа, после чего дела у бандитов пошли – ха! – в гору, об ублюдке-Гарпе, который – и почувствовало же её умудрённое опытом женское сердце тогда неладное – приезжал уже целых четыре раза... О себе, в конце-то концов подумала.       Эх, не молодеют люди, не молодеют. А жаль, она бы сейчас такой красавицей была...

***

      Никто не говорит об этом прямо, но Пожар в Терминале изменил нас и наше отношение ко многим вещам.       «Хотя, – подумала я, глядя на то, как Плакса в очередной раз, кувыркаясь, летит с обрыва прямо в океан, и уже собираясь прыгать, стобы плыть за ним, – некоторые вещи просто не меняются, что бы ни произошло».       Как и наша неспособность нормально объясняться друг с другом и решать проблемы до того, как они перерастут во что-то большее и покроются коркой, становясь какой-то дурацкой пародией на семейные шутки.       Несмотря на это, мы, вроде как, всё ещё друг друга любим? Пока разговоры не доводят кого-то из нас до неудобных остальным тем. Иногда кажется, что всё было бы намного проще, если бы никто из нас вобще не разговаривал. Если бы мы трое на самом деле были теми дикими животными, которыми нас считает всякая городская дрянь.       Балбес, тяжело дыша, развалился на траве, пока мы развешивали мокрую одежду сушиться.       Вечерело, и можно было бы легко развести костёр, чтобы высушить и одежду, и волосы быстрее... Но никто из нас до сих пор даже не подумал бы об огне, пока он не стал бы абсолютно необходимым. Слишком свежими для нас были шрамы, оставленные Пожаром.       «Некоторые, – я посмотрела на свои вытянутые ноги, обведённые снизу бледно-розовой и кое-где рыжеватой коркой, – более физические, чем другие».       С другой стороны, общая травма огонь также объеденил нас больше, чем что-либо другое. Луффи до сих пор не может представить себе пикник без самого большого костра, какой только могут позволить обстоятельства. Он каждый раз, словно впервые, смотрит на извивающееся пламя, как заворожённый, чем-то даже похоже на то, как он тогда, на лодке с дедушкой, смотрел на море...       Не знаю, хорошо это или плохо. Да и не должно оно меня волновать.

***

      Эйс понемногу начинает готовиться к отплытию. Никто пока не говорит об этом, но мы в предвкушении, видим и помогаем.

***

      — Это твой последний шанс победить меня до того, как я выйду в море! – самодовольно ухмыляется Эйс. Луффи, уже своё получивший, ведёт счёт.       — Ну не знаю, – пожимаю плечами и занимаю низкую позицию, – какой-то ты не агрессивный, с таким, если сильно надо будет, и договориться можно.       Хмурый смеётся и строит рожи, готовясь нападать.       Мы начинаем одновременно. Эйс замахивается ногой, приходится шустро уклоняться – благо, гибкость позволяет – тут же в то место, где секунду назад было моё лицо, прилетает кулак. Я перекатываюсь и вскакиваю на ноги. Хмурень уже летит на меня – бросаю в него собранную во время прошлого уклонения горсть пыли – выигрываю полсекунды замешательства. Пользуюсь придурком, как опорой, хватаю свисающую лиану и, летя по широкой дуге, уклоняюсь от серии ударов и готовлюсь спрыгивать прямо на него. Эйс уже ждёт удобного момента, чтобы в ответ выхватываать меня за ноги в полёте, но вместо этого я спрыгиваю раньше и перекатываюсь, чтобы пнуть его снизу. Блокирует, хотя оторвавшаяся вместе со мной часть лианы со звонким шлепком прилетает ему по голове. Тут, под шумные подбадривания Плаксы, начинается драка на кулаках, где я первые несколько секунд пытаюсь оболдуя этим куском лианы придушить, но потом, когда шанс полностью упущен, большую часть времени стараюсь уклониться и не дать себя вырубить... Конечно же мы ещё и общаться успеваем, куда без этого-то.       — Всё ещё не выглядишь достаточно угрожающим.       Вместо ответа Эйс теперь пытается пнуть ногой в живот – не получается, увеличиваю дистанцию. Мы берёмся за наши старые, обшарпанные металлические трубки. Хмурый тут же наносит удах сверху, я защищаюсь.       — А если так? – он внезапно пытается выбить из-под меня ноги, но я использую собственную трубку, чтобы подпрыгнуть выше и, опираясь на чужие плечи, оказываюсь позади. Эйс быстро разворачивается и блокирует удар. Теперь мы соревнуемся в скорости и ловкости с применением тупого оружия, хотя Хмурый больше пытается задавить меня силой. И, если бы я ничего не делала, у него бы это получилось с относительной лёгкостью. Идиотос угрожающе скалит зубы, подражая высшим хищникам джунглей и, не без плохо скрытого смеха, рычит. – Я тебя убью!       Ухмыляюсь – на его лице на мгновение появлается хмурое выражение ожидания какой-то подлянки, но оно быстро исчезает, сменяется любопытством и предвкушением.       — Ты не можешь убить меня, – вырваюсь из захвата и делаю ложный выпад, – если я сначала убъю себя!       В полном замешательстве Эйс не успевает вовремя среагировать и оказывается на земле с прижатой к горлу трубкой.       — Убит! – я тяжело дышу, он тоже, Плакса визжит на краю прляны – в конце концов это первый раз, когда кто-то из нас двоих победил Эйса!       Опираюсь на трубку, встаю, отряхиваюсь. Хмурый тоже начинает медленно подниматься. Луффи уже прискакал и виснет у меня на шее.       — Как ощущения? Приято быть проигравшим?       Эйс долго не отвечает и остаётся сидеть в пыли. Наконец, он спрашивает:       — Почему ты так сказала?       Я много чего сказала, пока мы дрались.       — Что именно?       Он очень недовольно хмурится.       — Про то, что... Ну, что убьёшь себя...       А. Он про это... Тут даже Луффи подзавис и уставился на меня. Больная тема для них?       — Эм... – почесала затылок. – Мне нужно было как-то отвлечь тебя, так что решила сказать что-нибудь... неожиданное. Как видишь, сработало. Можешь взять на вооружение, наверное?       Пожала плечами.       Эйс подозрительно прищурился, но, видимо, наткнувшись на обычную непробиваемую кирпичную плоскость выражения моего лица, облегчённо вздохнул. И на выдохе уснул лицом в землю.       Мы с братишкой молча переглянулись, синхронно моргнули и глупо захихикали.

***

      В этом мире не празднуется Новый Год, а календарь ведётся... често говря, как-то странно. Последние двадцать с чем-то лет все просто используют дату смерти Золотого Роджера как точку отсчёта, так что первое января для основой массы людей – просто ещё один день, а не утро адского похмелья и продолжение весёлых гуляний для монстров, которые ещё не ложились.       Мы тоже этот день не празднуем. Ну, то есть не празднуем привычным большинству образом. У нас свой способ отметить чьё-то появление на свет, особенно когда Хмурый тупень всё ещё комплексует из-за чего-то настолько простого, как его чёртово рождение.       В общем, подарков мы не дарим – что дарить? Лишние безделушки ни к чему, а всё нужное в плаванье мы уже собрали. Торты не печём и пельмени всей семьёй не лепим, хотя могли бы, но вместо этого несколько часов потратили на преследование по всему лесу самой крупной оставшейся в джунглях добычи. Родственников в честь праздника не собираем – Гарп, как обычно, опаздывает, и по случаю отплытия все дружно держат кулачки за то, чтобы это опоздание длилось как можно дольше, Дадан с бандитами мы и без повода постоянно навещаем, а то надо же деньги разными способами зарабатывать, вот и держим разбойников в напряжении. Песен и плясок тоже нет – мы на них у Макино с утра насмотрелись, пока она с нашими отросшими патлами во всю ножницами работала, а потом кормила, как в последний раз.       Что ещё на дни рождения обычно делают? Да всё, кажется, само как-то сделалось, без повода. Осталось проводить только отплывающего-то.       — Паршивец, я совершенно не буду по тебе скучать!       — В добрый путь!       — Удачи!       — Ещё увидимся!       — В следующий раз я обязательно тебя побью! Слышишь?!       Эйс смеётся и машет нам с лодки сначала одной, потом обеими руками и качается так сильно, что несколько раз чуть не вываливается за борт. Наконец, он превращается в едва заметную точку на горизонте и исчезает совсем. Мы расходимся, кто куда.

***

      Сегодня мы с Луффи рыбачим с той самой пристани в Фууше, где почти что год с перерывами когда-то стоял корабль Шанкса. Без Эйса (как только его отплытие нами осозналось, осело и прижилось) стали приходить сюда чаще.       Как-то неприятно осознавать, что после следующего визита старика мой идиот останется сам себе царь и друг. Да ещё и стыдно становится, если хотябы на мгновение вспомнить, что самый большой страх Плаксы – остаться одному.       Конечно, он в любой момент может пойти терроризировать Дадан, или заявиться к Макино (он всегда был немного маменькиным сыночком) да и будет знать, что мы где-то там, за океаном, и это будет гораздо менее гипотетически, чем с Сабо... Блин, что вообще мешает мне просто остаться и подождать с ним нашего семнадцатилетия? Быть морпехом даже не то, чему я на самом деле горю желанием посвятить свою жизнь.       Сложно.       Это просто эгоизм. Наверное, мне хочется уйти и просто... на какое-то время забыть, что я к ним принадлежу, а то начну тут сентиментальщину разводить. Ну и то, что я деду наговорила тоже, по большей части, правда – всё-таки выйграла я тогда у Эйса только потому, что он сильно удивился.

— Смотри! У тебя клюёт!

— Ха... Сорвалась.

***

      С другой стороны, прикрывать торжественное отплытие Эйса и давать придурку фору новостями о моём – единственной из всех его внуков-раздолбаев – искреннем решении последовать за бравыми солдатами, несущими в массы добро и правосудие... Дедушка был невероятно счастлив, даже слезу пустил по случаю.       Правда, так просто отделаться от исчезновения Хмурня нам не удалось. В основном потому что Плакса, как полный идиот, выдал заветное «он уже уплыл пиратствовать» меньше чем через десять минут после начала разговора. Старикан даже спросить об Эйсе не успел. Так что за брата – теперь пирата – всё равно вдарил нам обоим так, что проснулась я уже одна и на его дозорном корабле. Даже попрощаться толком не успели...       По крайней мере, Плакса остался на острове? Без этих двух полуумных будет скучно. Жаль, мне больше не с кем будет бороться за еду...

***

      Так основательно я ещё никогда не ошибалась.