День за днем. Эпизод 4

Среду даю Андрею на раздумья, а утром в четверг звон будильника меня не будит, проспала, так что собираться приходится второпях. Оно и к лучшему – меньше мыслей, здоровей голова. Настроение тревожное и это уводит мой сегодняшний образ в холодные цвета - к черной юбке синяя атласная блузка, распущенные волосы и темно-синие бусы. И голубые глаза. И черная сумка на плече, в комплект. Припозднившись, выхожу из лифта и, задумавшись о предстоящей встрече с Андреем, быстрым шагом шлепаю мимо секретарской стойки. Люся успевает прервать мой марш-бросок: - Доброе утро Маргарита Александровна. Очнувшись, останавливаюсь - она тут вместе с жующим Пчелкиным и конечно в курсе всех дел в редакции. Рука автоматически тянется вверх, поправить волосы и убрать их за ухо: - Привет, Люсь, Калугин у себя? - Да. Сразу срываюсь с места: - Очень хорошо. Пока Сомовой нет рядом, мне хочется додавить Андрея и добиться для себя хоть какой-то ясности. Он выкручивается, конечно, но я научилась различать малейшие знаки на его лице и чувствую, когда он юлит. Торопливо прохожу за угол, к кабинету художественного редактора. Увы, там не только Андрей, сидящий прямо на столе с пачкой распечаток в руках, но еще и Галина, стоящая рядом понурив голову и вцепившаяся двумя руками в свою черную папочку. Их головы мгновенно поворачиваются в мою сторону. - Всем доброе утро. Калугин выглядывает из-за Любимовой: - Доброе! Галина напряженно чуть ведет головой: - Привет. Я что не вовремя? Внимательно гляжу на них: - А чего так тяжко? Любимова уныло поясняет: - А у нас как всегда… Без цейтнота мы не можем. Андрей, отведя взгляд, подтверждает: - Угу. - Ясно. Меня сейчас меньше всего интересует ихний цейтнот, у меня свой капец. Сунув руки в карманы юбки, делаю пару быстрых шагов вдоль стола, к Калугину и, остановившись перед ним, пытаюсь поймать взгляд: - Андрей. - М-м-м? Нужно сразу определить наши позиции или я, так и буду весь день трястись, как припадочная, забив на работу. Нервно передернув плечами и поджав губы, вопросительно исподлобья гляжу на Калугина: - М-м-м… Мне показалось, ты хотел мне что-то сказать? Его неуверенный взгляд и невнятный ответ, надежд не вселяют: - Н-н-н, да… А-а-а…, ф-ф-ф... Послушай, давай немножечко попозже? Любимова поднимает глаза к потолку, чувствуя себя лишней, но я на ее ужимки внимания не обращаю. То есть ему нужно подготовиться? Сделав деловое лицо, киваю в сторону холла: - Ладно, если что я у себя. Не глядя на обоих, разворачиваюсь и ухожу, слыша в спину: - Угу… Спасибо. *** Даже не успеваю, как следует расположиться за столом, только бросаю сумку в кресло – в кабинет заглядывает младшая Егорова: - Можно? Киваю, приглашая подойти, а сама, сунув руки в карманы, отхожу к окну, за кресло. Оказывается, вчерашняя фотосессия вся пошла в корзину и Наумыч требует к вечеру все переделать. Наверно поэтому у Галины с Калугиным и был такой печальный вид и разговоры про цейтнот. Фу-у-ух… А я к нему с ведьмами и превращенными мужиками. Встав за мой стол и развернувшись так, чтобы и мне было видно, Наташа поднимает в вытянутых руках фотографии моделей из портфолио и пытается еще что-то добавить к озвученной новости: - Марго, посмотри - этих мы снимали на прошлой неделе, а вот этих месяц назад. Бросаю взгляд – и что? - В общем, я считаю, что нужно тасовать моделей, потому что одни и те же лица. Ну, такое ощущение, что они у нас здесь живут вообще. Слушаю ее в пол уха, отвернувшись в сторону - с одной стороны, меня беспокоят рабочие ошибки, неожиданно навалившиеся на Андрея – Наумыч ему просто так не спустит, но с другой стороны, отсутствие энтузиазма у Калугина и явное желание перенести все откровения до лучших времен, напрягают сильнее. Выпроводить Наташу из кабинета хочется побыстрей, и я снова смотрю на картинки: - Ну, я абсолютно с тобой согласна. Раздается стук в дверь – вот и сам виновник моих мыслей. Андрей решительно направляется к нам: - Извините, что помешал. Он обходит Егорову: - Прости. И протискивается прямиком ко мне. Если за деньгами на новую фотосессию, то это к Эльвире. Жду, что скажет, а он трет нос костяшкой пальца и вдруг выдает: - А-а-а…, э-э-э... Где проходил чемпионат мира по футболу в девяносто восьмом году? Ого, экзамен с пылу с жару? Со скептической усмешкой отвожу взгляд в сторону: - Во Франции. - Кто вышел в финал? Надо же, начал с примитивных вопросов, к Гоше отношения не имеющих. Типа «блондинка» и сама затупит от пары мужских вопросов. Обреченно вздохнув, поджимаю губы: - Франция и Бразилия. - Кто победил? - Французы три - ноль, два мяча забил Зидан, один Петти. Калугин смотрит на меня в упор, и я разворачиваюсь к нему лицом к лицу для контрольного выстрела: - На «Стад де Франс» играли, разумеется. Разочаровано выдохнув, он смотрит на напряженно замершую Наташу: - Гхм… Понятно. Обходит ее и, не оглядываясь, устремляется обратно к двери: - Извини… Понятно. Вот-вот, иди, подучи мат. часть и приходи с новой порцией, посерьезней. Ловлю на себе непонимающий взгляд Егоровой и, прикрыв глаза, с легкой усмешкой вздыхаю. Наташа, похоже, в ауте от своего бывшего жениха: - А что это было? Возвращаю ее к трудовым будням: - А, не обращай внимания! На самом деле, поведение Андрея меня будоражит и радует – кажется, лед тронулся. С другой стороны, какие еще вопросы он приготовит, я не знаю, но если не отвечу, хоть на мелкую ерунду, радости, что поймал меня с поличным, не будет предела. Еще раз вздыхаю, восстанавливая дыхание, и смотрю на Егорову, засунувшую палец себе в рот: - Так о чем мы с тобой? Наташа, как завороженная, смотрит на дверь и молчит о чем-то своем думая. Звонок мобильника позволяет закончить разговор, и я отправляю Егорову вместе с ее картонками, на выход: - Извини, важный разговор. Звонит Сомова, и мы договариваемся пообедать вместе. До встречи больше двух часов и мне срочно нужно отвлечь голову на что-то простое и незатейливое. Похоже, более сложная мозговая деятельность сегодня вообще не пойдет. Сначала раскладываю бумажки по столу, потом точу карандаши, наконец, отправляюсь с инспекцией по комнатам - смотреть у других результаты гламурного креатива. *** Пробежавшись по комнатам и порасспросив как дела, обнаруживаю, что где-то оставила трубу. Блин! Называется - переключилась и развеялась. Теперь, ищи, по второму кругу. Спускаюсь сначала в бухгалтерию издательства, повторяя путь, но там телефона нет. Опять возвращаюсь к нам на этаж и пытаюсь вспомнить, куда заходила потом. Остановившись в центре холла, кручу головой по сторонам – на кухне точно не была, и забыть там не могла. Сворачиваю к секретарской стойке, где Люся шушукается с Галиной и Наташей. Они увлечены беседой, и я трогаю Любимову за локоть, другой рукой убирая растрепавшиеся волосы за ухо: - А… Девчонки, вы мой мобильник не видели? За всех отвечает Галина: - Нет, не видели. Снова верчу головой, чертыхаясь – где же он может быть? - Ч-ч-черт! Вдруг осеняет - вот, дура, можно позвонить на номер и он откликнется! Тороплюсь назад в кабинет, но налетаю на Калугина: - О! Марго! - А?! Он топчется на месте, издавая болезненные междометия: -А… Эпть... Что, ногу отдавила? - Извини. - А, ерунда. Хочу пройти мимо, но он меня тормозит, коснувшись плеча. У Андрея в руках наполовину пустая бутылка с водой и вопрос в глазах. Оглянувшись на кумушек у секретарской стойки, он поворачивается к ним спиной: - Прости, пожалуйста, а… Калугин переминается с ноги на ногу, рассматривая узоры на полу: - Cкажи, где… Э-э-э…, была фотосессия Даши Титовой, два года назад? Ого! Пошли узкоспециализированные вопросы, к тому же не по адресу. Тереблю мочку уха... Я ж у него не спрашиваю, кто подписал контракт на рекламу со стороны «Спортмастера» в позапрошлом году? Похоже, профессор решил завалить экзамен любимой студентки любым способом. Нахмурившись, задумываюсь, не зная, что и ответить – это же Андрюхина епархия, а не моя. Единственно – можно вспомнить в каком номере Титова тогда засветилась. Вроде летом… Или осенью? Если осенью, то вероятнее всего…. Ответ звучит полувопросительно: – На ВДНХ? Калуга радостно растягивает до ушей губы: - Уверена? Нет, конечно. И, похоже, не угадала. Снова задумываюсь, потирая пальцем висок. Значит, осенью была другая модель, но из известных. - Э-э-э… Подожди, так, стоп - машина! На ВДНХ это мы Крюкову снимали. В глазах Андрея по-прежнему светится надежда, что ошибусь и я иду ва-банк: - Титову на Воробьевых горах…, по-моему. Насторожено слежу за реакцией - Калугин молчит, и я с облегчением грожу ему пальцем: - Да, точно, на Воробьевых горах. Тогда еще солнце палило как в Африке, помнишь? Гляжу на него исподлобья, сложив руки на груди. Андрей уныло поджимает губы: - Помню… Мда. А я тороплюсь к себе. Звонок с городского на мобилу дает неожиданный результат – телефон обнаруживается в корзине для мусора. Видимо, случайно скинула, двигая папки с места на место. Это уже клиника. *** В час дня встречаемся c Сомовой в «Дедлайне». Устраиваемся за столиком в углу, заказываем мясо и зеленый салатик. Прислонив сумку к себе, сбоку, и положив ногу на ногу, активно хомячу, набивая топку на остаток дня. От всех переживаний аппетит, кажется, утроился. В отличие от меня, голодной, Анька, наоборот, снулая и ничего не ест, сидит, положив локти на стол, и вздыхает, как больная корова. Она прерывает молчание: - Слушай, может уже хватит жрать, а? Не переставая жевать, поднимаю на нее удивленные глаза: - А зачем мы сюда пришли, по-твоему? - Ну, ты же даже не ешь, ты кусками глотаешь как собака! Анька берет вилку и начинает вяло ковырять у себя в тарелке. - Ань, ты же в курсе – когда я нервничаю, у меня всегда начинается жор! - Чего это ты нервничаешь-то. - А что, не с чего? Мне уже позвонили из типографии по сигнальным распечаткам - два снимка с разворота плавают по резкости! Киваю в пространство: - Вон, Калугин, ходит как пыльным мешком по голове стукнутый, весь разворот мне завалил. Пихаю в рот полную с горкой вилку. От моих слов у Сомовой проявляется живое любопытство: - Как завалил? Возмущенно вскидываю голову: - Вот, так! Я его в таких вещах уже сотню лет не контролирую, а тут вообще, на тебе, на ровном месте! Недовольно взмахиваю ножом с вилкой: - Блин, главное накосячил, а мне попадет за него. Анюта берет солонку со стола и начинает активно трясти над мясом: - Ну, ты ж его понимаешь?! - Ань, я-то понимаю, а он меня понять не хочет. Ходит, проверяет меня все! Начинаю резать мясо, вкладывая в процесс все свое недовольство. - Как, проверяет? - Вопросы дурацкие задает из прошлой жизни! – Ну, слушай, я бы на его месте, тоже вопросы задавала и тоже проверяла. Потому и не выступаю. Только он же меня поймать хочет на том, о чем Гоша и понятия не имел по своей деятельности. Продолжаю жевать, уткнув глаза в тарелку и Сомова начинает, в такт своим словам, шкрябать вилкой в тарелке: - Ну, ты просто на него не дави. Тем более, раз он сомневается, значит… Сомневающийся человек - это уже человек вставший на путь истины! Аминь! Интересно, этому словоблудию их на радио учат? От таких сентенций вянут уши, и я поднимаю глаза к потолку - о, господи! - Слушай, Сомова, по-моему, до твоего эфира еще полдня! Анюта, тут же, утыкается в тарелку и начинает есть, хмуря брови: - Причем тут мой эфир? - А не причем? Вон там грузи народ своей философией, дай пожрать спокойно, а? Ей-богу! Сомова возмущенно таращит глаза: - Слушай, из тебя порой так лезет Ребров, что я поражаюсь, как это Калугин не замечает! Ну, уколола, так уколола. Швабра кудрявая. На инсинуации не отвечаю, и продолжаю есть, еще активней раздирая мясо ножом и вилкой. *** Возвращаюсь в редакцию, но до кабинета дойти не успеваю - девица из технического отдела останавливает неподалеку от Эльвириного логова и просит подмахнуть гарантийное письмо по расходникам для принтеров. Вообще-то это к Зиме, но я не вредничаю – быстро расписавшись, отдаю бумажку обратно. Приглаживая рукой выбившиеся волосы, тянусь вернуть на стол, позаимствованную у Мокрицкой авторучку, но тут со спины подлетает Егоров: - Я не сильно отвлекаю? - Да, нет. Дальше идем вместе. - Буквально пару слов. Про разворот? - К вам в кабинет или ко мне? Наумыч поглядывает по сторонам, и в мою сторону не смотрит: - Нет, я могу прямо здесь. Меня беспокоит в последнее время состояние Калугина. Начинается. Тревожный взгляд шефа фиксируется на моем лице, и я судорожно тяну руку вверх, убрать со лба прядку за ухо. Беспокоит состояние Калугина?! Звоночек тревожный и я еще не знаю, как реагировать - бросаться в бой или сидеть в обороне. - А-а-а…Ну, я слышала, там, что-то с фотографиями… Егоров склонив голову на бок, переступает с ноги на ногу: - Не только с фотографиями. Неужели еще что-то натворил? Настороженно смотрю на шефа: - А… А что еще? Начальник, напыжившись, убирает руки за спину, выставляя живот колесом: - А вот по этому поводу, он молчит как партизан! - А я чем могу помочь то? Взгляд Егорова вдруг становится жалобным: - Вот, чем можешь, тем и помоги! Постарайся, так сказать, вернуть его в прежнее русло. Но, как-нибудь, не очень навязчиво, что ли, мягко, понимаешь? Я тоже хочу вернуть Андрюшку в прежнее русло, иначе вдвоем нам тут не сработаться. Не кривлю душой: - Я попробую. - Давай, а то загремим, как говориться, под фанфары. Давай! Он устремляется мимо, а я, опустив глаза в пол, поджимаю нижнюю губу – вот еще проблема. Теперь придется контролировать и проверять калугинскую работу и это ему вряд ли понравится. Решит, что придираюсь и изживаю. Вздохнув, возвращаюсь к себе в кабинет и прикрываю за собой дверь. *** Следующий час провожу за компьютером, просматривая материалы номера. В дверь заглядывает Лидия, секретарь Лазарева – принесла бумаги на подпись. Вроде как Константин Петрович переадресовал несколько своих писем, от инвесторов, мне для ознакомления. Лида ждет роспись на каждой из принесенных бумажек и по некоторым из них у нее даже заготовлен ответ. Прочитав, подмахиваю и отдаю назад: - Это все? Та, с раскрытой папкой склоняется над столом, подсовывая еще один листок: - Нет, вот здесь еще. Новый стук в дверь и внутрь врывается Калугин: - Извините. Наши взоры обращаются в его сторону, и Андрей торопится подойти. Он протискивается мимо секретарши, предупреждающе подняв палец: - Простите! Проскользнув ко мне, он снова оглядывается на удивленную Лидию: - Извини. Водрузив руку на спинку кресла за моей спиной, а другой упираясь в стол, Калугин буквально нависает: - Э-э-э… Маргарит… Вот, скажи мне, пожалуйста… Он внимательно всматривается в мое лицо: - На Новый год, мы здесь, друг другу дарим подарки, да? Что я подарил Гоше? Капец, действительно пыльным мешком. У него работа горит под ногами, Наумыч генерирует, а он все никак не угомонится со своими экзаменами. Подарков было не так уж и много, наперечет – так в ящике серванта они и валяются до сих пор. Ни Гоше, ни Марго не пригодились. Кстати, заглядывала туда недавно. Усмехнувшись, нацеливаю на Андрюху авторучку, зажатую между пальцами: - Так, подожди, подожди…Ты... Ты подарил Гоше..., швейцарский нож! Калугин хитро усмехается: - Хэ…, сто процентов? Хмыканье несколько сбивает мою уверенность: - Ну, да, конечно, он у меня до сих пор дома лежит. В ответ раздается радостный смех: - Хэ-хэ… А вот и нет, это был не я! - Как не ты? Ну не мог же он подарить Гоше «Черную Эммануэль» на DVD-диске? Андрюха буквально млеет: - Ну, вот, так… Он торжествующе оглядывается на Лидию, обалдело глядящую на нас. - У меня вообще нет привычки, прости, дарит холодное оружие. Он протискивается мимо секретарши, цыкая губами и разводя руки в стороны, а потом хлопает себя самодовольно по бедрам. Ну, а кто тогда нож подарил? Кривошеин? - Подожди! Я вдруг все вспоминаю. Ну, конечно же! Снова целюсь в него авторучкой, вскакивая: - Ты подарил Гоше книгу о рыболовстве! А потом кокетливо опускаю глаза: - А он уже выменял ее у Кривошеина на швейцарский ножик, вот. Андрюшка расстроено молчит, а потом выдает: - Круто. То есть… То есть, Гоше не понравился мой подарок? Виновато хихикаю: - Да нет, просто он не рыболов. - А Кривошеин рыболов? Тут уж я откровенно смеюсь: - А Кривошеин, тот человек, который не мог отказать главному редактору! - Угу, понятно. Недовольно посмотрев на притихшую Лидию, он с угрюмым видом идет к двери: - Гхм, понятно! Пальцы продолжают автоматически крутить ручку и я, склонив голову на бок, провожаю Калугина улыбкой. У дверей он снова оглядывается на нас и выходит, притворив дверь. Очередной зачет сдан. Возвращаюсь к делам: - Так, где подписывать. - Что? А вот здесь еще. Она тянется ткнуть рукой в лежащую на столе бумагу. Снова усаживаюсь в кресло и подтягиваю к себе письмо. *** Проверки проверками, но помня недавние наставления шефа, уже я выбираю момент, когда Андрей застревает посреди холла, разглядывая разворот чужого журнала, и неторопливо иду к нему, сунув руки в карманы юбки: - Изучаешь или набираешься опыта? - Издеваешься? Усмехаюсь: - Ага. Слухами земля полнится. Что крепко попало? - Не без этого. Уже более серьезно смотрю на него: - Я думаю, основная разборка еще впереди, так что соберись. - Как пионер. Андрей кивает, а уже через минуту Людмила объявляет нам срочный сбор у Егорова, только просит прихватить и Зимовского. Возле дверей кабинета, когда наше трио собирается в полном составе, я стучусь, а потом приоткрыв дверь, заглядываю внутрь. Оттуда звучит грозное: - Да? Наумыч с Наташей стоят возле стола и о чем-то беседуют. - Борис Наумыч, можно? - Да, пожалуйста. Потом он заботливо склоняется к дочери: - Извини, Наташ, у меня совещание. Егорова-младшая недовольно бурчит, направляясь к выходу: - Пожалуйста. Заходим, и разбредаемся по привычным местам – я иду в дальний угол, к столику с монитором и приваливаюсь к нему пятой точкой, сложив руки на груди, Зимовский проходит дальше к стене возле окна, увешенную грамотами в рамочках, а Калугин остается возле шкафчика со слониками. Наумыч усаживается в начальственное кресло и проникновенно начинает: - Друзья! Помимо того, что мы все одна большая дружная семья, я хочу вам напомнить… Он вдруг яростно грозит пальцем, повышая голос: - Что мы здесь занимаемся еще и бизнесом! Преобразившись, он уже трясет в воздухе кулаком и стучит по столу, брызгая слюной: - И я сто пятьдесят восьмой раз напоминаю – все свои личные проблемы вы должны оставлять дома, а сюда приносить лучшие качества для бизнеса. Я ясно излагаю мысли? Отвечаю за всех: - Более, чем. Егоров яростно кивает: - Спасибо, большое. Пойдем дальше! Край стола не слишком удобное сиденье, приходится елозить в поисках большего комфорта, приподнимаясь и пристраиваясь заново. Тем временем, шеф продолжает генерировать: - Объясните мне, почему такая лажа, извините, я просто не могу подобрать другого слова, с новым выпуском? В чем проблема? Голос подает Зимовский: - Лично у меня, Борис Наумыч, проблем нет. Развернувшись с креслом, Егоров вскакивает, сцепив руки за спиной: - Антон, я не у тебя спрашиваю, а у Калугина, в первую очередь! Он же не нарочно. Из-за меня по большому счету. Смахнув волосы назад, за ухо, вылезаю с попыткой оправдать и заступиться: - Борис Наумыч, дело в том, что это полностью моя ошибка и я, как главный редактор, обязана была… Но Егоров перебивает, не давая закончить: - У тебя фамилия Калугин? Затыкаюсь, сделав губы гузкой: - Нет, ну… - Тогда давайте мы послушаем человека именно с этой фамилией. Егоров, молча, проходит в одну сторону, разворачивается обратно, снова повышая голос: - В чем причина этих детских ошибок?! Андрей стоит, опустив глаза. Шеф распаляется все сильнее, брызжет слюной и тычет вверх пальцем: - Между прочим, из-за которых, мы расплатимся недетскими бабками! Калугин вздыхает: - А-а-а… Борис Наумыч, ошибка только в рассеянности, как говориться… В общем, это целиком и полностью моя вина и я готов понести любое наказание. В голосе Калугина совершенно не слышится раскаяния, шпарит как по заученному. Думаю, это не сойдет ему с рук. - Понесешь, понесешь, я в этом не сомневаюсь. Меня, другое беспокоит. Мы с Антоном ждем развязки и шеф, сцепив пальцы на пузе, подступает к Калугину. Он вдруг протягивает руку в сторону двери и орет: - Тебя из «Мачо» сюда вредить прислали что ли? Андрей хмурит брови: - Борис Наумыч. Да, Андрюха, двадцать процентов к зарплате тебе еще отольются горькими слезами. - Что, Борис Наумыч?! Вы исправили ошибки? - Исправляем. Начальник снова тычет в сторону двери: - Все, идите, исправляйте! Он протискивается мимо меня к своему креслу: - Стоят, понимаешь мне тут, кислород переводят. Иду следом за Андреем, но окрик тормозит и заставляет оглянуться: - Марго, останься! Пропустив Зимовского к выходу, возвращаюсь. Егоров отворачивается к окну, приглаживая лысину, а я, бросив взгляд в спины ушедшим, нервно качаю головой: опять будет допытываться, что с Калугиным? Надо срочно придумать ему оправдание: - Борис Наумыч, дело в том, что Калугин, он… Егоров разворачивается, прерывая мою речь: - Да подожди ты с Калугиным. Он меня волнует в последнюю очередь. Как так? А что такое было минуту назад? Недоверчиво смотрю на шефа: - А что еще? Егоров проходит у меня за спиной, сопя и кряхтя, и встает с другого бока, разглядывая что-то на полу: - Марго, ты не могла бы присмотреть за… Пантелеевой? Шеф отворачивается, мотая головой, и я недоуменно пожимаю плечами: - За Ириной…, э-э-э… А что случилось? Егоров, пряча глаза, уходит от ответа: - Да ничего не случилось. Он идет в обратную сторону и потом сразу к креслу: - Но, если ты будешь присматривать, тогда вообще ничего не случится! Он рубит ребром ладони воздух и ожидающе смотрит на меня: - Задача ясна? Пытаюсь переварить и сообразить в чем же эта задача состоит и не нахожу ответа: - Ну, так, в общем. - Молодец, все! Выпятив нижнюю губу, с большим знаком вопроса гляжу на начальника, надеясь на дополнительные разъяснения, но тот заканчивает разговор. Он машет в сторону двери, поворачиваясь ко мне спиной: - Давай, иди, выполняй. Так с удивленно поднятыми бровями и ухожу, на ходу разглаживая ладонями юбку. Озадачил, так озадачил… Чем провинилась Пантелеева, не понимаю. *** Суматошный день на исходе, и пора собираться домой. Все дела не переделаешь, а все что записано в ежедневнике, так или иначе, решено или ушло на завтра. Повесив сумку на плечо, выхожу из кабинета и прикрываю за собой дверь. Сбоку раздается голос Андрея: - Маргарит! Остановившись, настороженно его поджидаю. Судя по всему, о любви он уже не думает и не помышляет - единственная цель в голове, поймать меня хоть на чем-нибудь и с облегчением объявить, что был прав. Что это ему даст непонятно. Калугин подбегает и, оглядываясь по сторонам, берет за локоть: - Прости, пожалуйста. Можно я тебе задам последний вопрос? Он нервно вытирает губы, глядя в пол. Опять экзамен? Лишь киваю с легкой усмешкой. Андрей смотрит в сторону коридора: - Полтора года назад у нас в мужском туалете делали ремонт. Опустив глаза, тихо подтверждаю: - Я помню. А потом, вскинув голову, уверенно встречаю его напряженный взгляд. Андрей тычет пальцем в сторону дверей с буквами «М» и «Ж»: - Ага, ОК! Какого цвета там была плитка до капремонта? Вопрос сугубо мужской, специфический. Два варианта ответов – правильный, и «не знаю, не была» для особ женского пола. Улыбаюсь: - А звонок другу можно? Калугин нервно трясет головой: - Я серьезно сейчас. Чуть пожав плечами и сунув руки в карманы, спокойно отвечаю, глядя прямо в глаза Андрею: - Синего... А возле зеркала была дырка – это Кривошеин свой пистолет испытывал, пневматический. Взгляд Калугина напряжен, уныл и безнадежен. Он что-то ищет в моем лице, не желая смириться и поверить. - Что смотришь? Андрей молчит, уперев руки в бока, потом трясет головой: - Либо ты действительно Гоша. А какие еще варианты? Так хорошо подготовилась, что выучила цвет плитки в туалете? Грустно киваю: - Либо? - Либо я не знаю, откуда ты все это знаешь, но… Ну, точно, следующая версия – шпионка из МИ-шесть, ЦРУ и Моссада. Взгляд Калугина вдруг устремляется ко мне за спину, и я оглядываюсь – там, совсем близко, стоит Лазарев и смотрит на нас. Он интересуется: - Вы не видели, Каролину Викторовну? Неуверенно смотрю на него, потом перевожу взгляд на Андрея: - Н-н-нет, я ее с утра не видела. Калугин отрицательно качает головой: - Нет. Константин Петрович чешет нос и отходит от нас: - Гхм…, извините. – Ничего. Проводив спину взглядом, добавляю со вздохом: – Еще столько же бы, не видеть. Снова смотрю на Андрея: - Мы не договорили. Он отворачивается, дергаясь в сторону своего кабинета: - Знаешь, подожди у лифта, я тебя догоню. Значит впереди у нас новый раунд переговоров? *** Пока едем ко мне, в машине вопросами не давлю, а сам Андрей не торопится с разговорами. Тогда лучше и мне отложить до родных стен, которые, говорят, помогают. Зайдя в квартиру, включаю свет в прихожей, кладу ключи на полку и сразу, не разуваясь, прохожу в гостиную: - Так, ты что будешь, кофе, чай? Чувствую нарастающее между нами напряжение, хотя и храбрюсь. Экзамены я прошла, но как говорит Сомова – важно, что с этим теперь Калугин будет делать? Страшусь взглянуть на Андрея, который, сунув руки в карманы, останавливается в торце полок. Поверил или нет? Как среагирует? Все равно пытаюсь изобразить будничность и обычность его прихода сюда. Поднимаю вверх указательный палец: - Хотя, стоп – машина! Кофе у нас - ек. Утром кончился, а в магазин при таком напряжении, заехать не догадались. Мой взгляд натыкается на Андрея, и я замираю - Калугин слишком серьезен и его глаза блестят так, словно ему больно от того, что он должен сейчас произнести. От тревожного предчувствия у меня вдруг щиплет в глазах, и я обреченно вздыхаю: - Андрей, ну, скажи что-нибудь, а? Ты всю дорогу молчишь. Сейчас молчишь… Не молчи! Даже притоптываю ногой. С несчастным видом, сдувшаяся и осунувшаяся, смотрю на него, ожидая хоть какого-нибудь решения. Мне словно не хватает воздуха, и я тяжело вздыхаю. Калугин, привалившись к торцевой стенке плечом, прячет мечущийся взгляд и его лицо, тоже, будто опухло и подурнело. Со вздохом, он отрицательно дергает головой: - Маргарита… У меня полное впечатление, что я сплю. Он жалко хмыкает и вопросительно смотрит на меня. А что я-то могу сделать? Меня саму трясет, не могу спокойно стоять – все во мне суетливо двигается и дергается: душа, руки, ноги, голова, блуждающий по комнате взгляд. Мне кричать хочется, а он молчит! Трагедии же никакой нет! Ну, ты посмотри в фас, в профиль, под юбку – тетка теткой, будто от рождения. Все остальное нужно выкинуть из головы и забыть! Делаю шаг к Андрею, стараясь примирить его с обрушившейся неизбежностью: - У меня поначалу, тоже было такое ощущение. Потом ничего привык-ла. Привалившись к полкам с другого угла и сунув руки в карманы юбки, бросаю на Калугина быстрый взгляд. Он время от времени косится на мой профиль, потом скрипит: - Гоша… Слышать это от него непривычно… И неприятно. Медленно поворачиваю голову, и Андрей спрашивает: - Это действительно ты? Надо пройти до конца. Очиститься…. Откинув голову назад, прижимаюсь затылком к стенке: - Я Андрюш, я! - Так можно и с ума сойти. - Это самый простой выход. Чуть поворачиваю голову в его сторону: - Меня сейчас другое интересует. Интересует, потому что взгляд Андрея обращен в пустоту, не на меня. Калугин бормочет: - Что именно? И вот мы лицом к лицу: - Что ты собираешься делать? Глаза Калугина мечутся, словно загнанные в ловушку зверьки: - Я… Андрей то пытается усмехнуться, то вздыхает, пожимая плечом: - Фу-у-ух… М-м-м…. Это, кажется, длится вечность, и я, не выдержав, горько хмыкаю, косясь на него: - Что, хочется вылететь отсюда пулей, да? Отворачиваюсь, снова прислоняясь к полкам и откидывая голову назад: похоже, вопрос, что он теперь собирается делать, останется без ответа. Андрей протестует: - Марго, зачем так! Мой голос еле слышен: - Извини. Калугин проходит к дивану, потом возвращается, и я, сморщив нос, печально усмехаюсь - так, не так, но эта растерянность остается на мужском лице. Яростно жестикулируя, Андрей пытается смягчить впечатление: - Ты, понимаешь… Мой мозг... Он воспринимает эту информацию. Уже хорошо! Значит, желание понять и поверить у него, все-таки, есть. С надеждой смотрю на Калугина, хотя и чувствую, что сейчас последует «но». Андрей повторяет: - Воспринимает… Его глаза то замирают на мне, то продолжают бегать по сторонам и Калугин делает жест обеими руками в сторону дивана: - Но потом отторгает… Потом воспринимает, и опять отторгает… Маргарит, я дергаюсь! Мне это хорошо знакомо по первым дням и я с понимающей грустью успокаиваю: - Ты мне можешь не объяснять. Андрей снова вздыхает, оперевшись на полку рукой рядом с моим плечом: - Каждое утро…, подходя к зеркалу… Я не могу поверить, что это со мной происходит. Каждое…Эх, Андрюшка, сколько таких утр у тебя было? Два? Три? Кошусь на него: - Теперь представь, что чувствовала я, когда смотрела в зеркало. Каждый день, каждую неделю, каждый месяц, не переставая. Оторвавшись от стенки, иду мимо Андрея, сесть на диван. Вслед слышится: - Марго! Оглядываюсь, снова оказываясь лицом к лицу с Калугиным, и он тянет меня к себе: - При всем при этом, я тебе люблю. Ради этих слов, я готова свернуть горы и простить все! Они перевешивают все мои мучения последних дней. С нежностью гляжу на милые черты, и к глазам подступает влага: - Я тоже тебя люблю! Если бы не это превращение я бы никогда не узнала бы этого волшебного чувства. Никогда… Словно летаешь на крыльях и сходишь с ума. Вдруг срывается с языка: - И спасибо за это Гоше! - Гоша тут причем? Притом! Усмехнувшись и поведя головой в сторону, пытаюсь сформулировать ему и себе: может Игорь и остался в прошлом, исчез, растворился, но он всегда со мной, часть меня и Андрей не должен ненавидеть его присутствие. Просто принимать, как данность, и все: - Хэ, потому что... Потому что, если бы не было бы Гоши, не было бы и меня! И Гоша заставил меня посмотреть на тебя другими глазами. Марго сумела разглядеть в Андрюше то, что не видел и не мог увидеть Гоша - его заботу, любовь, защиту. Калугин мотает головой, прикрывая глаза и не желая принимать такой посыл: - Маргарит я… Я все понимаю, но ты пойми... Я не знаю, как тебе все объяснить. Отвернувшись, он отмахивается, но я пытаюсь поймать взгляд - Калугин не должен ненавидеть во мне Гошу! Иначе у нас ничего не получится. - Андрей, я более чем понимаю. Я понимаю, и я тебя не тороплю. Ты ведь меня ждал, и я тебя подожду. Сомовские слова - может быть, они его немного успокоят и заставят потихоньку привыкнуть. *** Андрей уходит домой, а я весь вечер, как на крыльях - он поверил, и он меня все равно любит! Просто ему нужно время привыкнуть… Когда появляется Сомова, я уже успеваю переодеться в темно-розовую майку цвета фуксии и спортивные брючки, смыть макияж и порыться в холодильнике – сегодня у нас будет праздник живота! Этим известием радую подругу с самого порога. Когда она, переодевшись, берет бразды кухонного хозяйства в свои руки, я уже дважды успеваю рассказать, как все чудесно у нас с Калугой разрешилось. Анюта, стоя у кухонной столешницы, что-то перемешивает в прозрачной миске, и я, взяв бутылку пива из холодильника, подбираюсь к ней. Перебирая пальцами лежащие зеленые листья, киваю на месиво в ее руках: - А это что такое? - Это рыбный салат. На-ка, попробуй. Она черпает ложкой свое творение и поднимает к моему рту. Чуть наклонившись вперед, сначала принюхиваюсь. - Не бойся, не отравлю. Сомова, приподняв миску, чтобы не падало, засовывает ложку с салатом прямо мне в рот. М-м-м, действительно вкусно! Фиона тоже активно крутится внизу, надеясь получить упавшее мимо. Увы, ей не везет. Задумчиво жую, оценивая вкус, потом одобрительно киваю: - Авторитетно! - О! - А что это такое на зубах хрустит? Сомова трясет щепоткой пальцев: - Ну, это мелкий лучок, мелконарезанный. - Лук? - Ну, да. Забрав миску, прижав ее к себе рукой с бутылкой, тыкаю там ложкой – надо же какие хитрости, обычный лук, а совсем другой вкус: - Да-а-а… Совсем не чувствуется, что там лук. - Ну, это потому, что рыба, она там с майонезом, она, в общем, нейтрализует его. Перебираюсь к столу, чтобы присесть к нему бочком и ставлю миску посередине, к пустым тарелкам: - Класс... Слушай, Ань. - А? Встряхнув головой, отбрасывая волосы с лица: - А давай, чего-нибудь такое сварганим и Андрея позовем, завтра, например. Сомова закатывает вверх глаза, но я, все равно, не могу удержаться: - Кстати, можно под коньяк классные блинчики сделать. Тянусь к миске за новой ложкой вкуснятины. - Марго, давай сменим тему, а? Сомова подходит и ставит на стол тарелку с хлебом на салфетке. Жуя салат, стряхиваю рукой крошку со рта. Ну, люблю я пожрать, что поделать! - Ну, можно без коньяка, можно например…. Сомова снова протестует: - Да я не про коньяк. - А про что? - Я про Калугина - у тебя все разговоры к нему сводятся. Даже перестаю жевать – естественно, про кого же еще. Это ж какой камень с души свалился! Сомова обходит стол и садится напротив, берясь за вилку: - Ну, пора уже как-то сменить тему, ну! Это и ему полезно, и тебе. Да и мне тоже. Сижу, опустив глаза. Ясно, достала я Аньку своими переживаниями. Тем более что еще ничего не ясно на самом деле. Так что не возражаю: - Ну и то, правда. Разворачиваюсь к столу - лучше поговорим о полезном и вкусном: - Слушай, Ань, а когда ты, вот, курицу делаешь, у тебя как такая классная корочка получается? Сомова слезает со стула и идет вокруг стола к высящейся в торце горке стаканов и ловко выуживает парочку. - Да я ее просто горчицей смазываю и все. Даже не верится, что так легко: - Да, ладно? Анюта возвращается на свое место, ставя один из стаканов передо мной: - А что такого? Я серьезно. Помазать горчицей? Пожав плечами, корчу рожицу: - Ну, я просто не думала, что так можно. Анюта отворачивается, хмыкая и качая головой: - Хэ… Сунув в рот еще салата и уткнув нос в миску, интересуюсь: - Чего ты ухмыляешься? - Ну, просто тебе, знаешь, сколько всего предстоит узнать! - В смысле? - В смысле, как женщине. Зависаю, глядя на нее... Как женщине... Раньше это вызывало протест. Пытаюсь прислушаться к себе... Как женщина, действительно, мало чего знаю и умею. Сомова тычет рукой в сторону салата: - Ну, чего ты из миски то ешь? Давай, накладывай… Даю. Начинаю раскладывать по тарелкам. Прекрасный вечер, отличный ужин и я мечтательно поднимаю глаза к потолку, представляя завтрашнюю встречу с Андрюшкой. И так до самой ночи, когда ложусь спать - столько надежд и ожиданий, быстрее бы завтра!