День 110 (201). Понедельник. День и вечер.
26 февраля 2024 г. в 12:52
Полчаса возни со смесителем желания сыграть в покер нисколько не отбивают. Оставив Сомову наводить порядок после погрома и домывать грязную посуду, снова переодеваюсь, поменяв заодно и пострадавшие колготки на более плотные, чай не лето, и мы с Андрюшкой едем по сияющей огнями вечерней Москве к его друзьям. Коробку с фишками на всякий случай беру свою, но оставляю пока в машине. Мансарда, куда мы поднимаемся по лестнице, какая-то странная, по крайней мере, для карточной игры – на стенах висят сертификаты, грамоты, стоит рабочий стол у стены, кресло, кондиционер висит. Где играть то будем? Сняв куртку и повесив ее на руку, осматриваюсь:
- А это что, здесь?
Калугин издает смешок, встряхивая руками, и тоже оглядывается по сторонам:
- Ну да.
Сделав несколько шагов по комнате, еще раз осматриваюсь. На стене плакат с каким-то недоразвитым ребенком, на красном фоне. Скептически усмехаюсь:
- Какое интересное место для покера.
- Зато тихо и никто не мешает.
Ладно, хозяин - барин. Засунув, пока, куртку между ручками сумки, вешаю на плечо. Дверь, в которую мы только что зашли, распахивается:
- Ой, вы уже здесь?
Оглядываюсь на голос, и с удивлением рассматриваю рыжебородого невысокого мужчину. Это и есть хозяин? Страшненький какой, конопатый, мелкий. Мы что, будем играть втроем?
Рыжий идет к нам:
- Здравствуйте.
Калугин тоже делает шаг навстречу:
- Здорово, Сереж.
Они жмут друг другу руки, и я жду, когда нас представят друг другу. Андрей это и делает, начиная с меня:
- Вот, познакомься, это Марго.
Протягиваю ладонь, и наш карточный партнер осторожно берет ее в свои, пожимая.
- А это Сергей, мой друг.
Стараюсь быть дружелюбной и улыбаюсь:
- Очень приятно.
- Взаимно.
Рыжий, бросает взгляд на Калугина:
- Э-э-э… Молодцы, что приехали.
Отшучиваюсь:
– Да, мы такие.
Друг Сергей - это конечно хорошо, но я пока в некоторой растерянности… Тащиться с Калугиным пол Москвы, чтобы сыграть вот с эти рыжим? Да еще в каком-то странном офисе с уродами на стенах? Вопросы остаются, но задать их вот так вот, в лоб, незнакомому человеку, неудобно. Так и стою, сцепив руки у живота и недоуменно переводя взгляд с одного мужчины на другого – надеюсь, они догадаются сами все побыстрей мне объяснить? Не выдерживаю первой:
- А мы что, втроем будем играть?
Лицо Калугина вдруг теряет добродушие, и он странно-умоляюще смотрит на рыжего. Тот начинает мямлить, поскребывая свою бороденку, то с одной стороны, то с другой:
- Э-э-э… Видите ли, Маргарита.
Эти двое настороженно смотрят друг на друга. Может, боятся? Сейчас всякие игровые места не приветствуются... Качнув головой, с улыбкой перебиваю, стараясь внести в возникшую заминку нотку непринужденности:
- Можно просто Марго.
И упархиваю дальше от двери, оставляя Калугина пошептаться с Сергеем – может, так они быстрее договорятся и уладят формальности. И если наш дальнейший путь лежит в казино, даже подпольное, то я не возражаю. Ха, но Андрюха то, каков, прямо Штирлиц!
- Марго? Прекрасно. Я думаю, что больше никого не будет.
То есть? Резко разворачиваюсь к ним, совершенно не понимая, как такое может быть. То есть мы не пойдем в казино и будем играть здесь, втроем, на столике для компьютера? Или Андрей что-то напутал? Это же его идея и он сказал, что все договорено, а выходит - зря ехали? У меня вдруг мурашки по коже - этот странный дом…, этот противный рыжий человек… Что происходит? Насторожившись, я еще пытаюсь быть спокойной и цепляться за Калугина с его покером. Сглотнув, качаю головой:
- Подождите, но втроем же неинтересно.
Со стороны Андрея слышится что-то нечленораздельное, и он чешет ухо, а рыжий, уперев руки в бока, отводит маленькие холодные глазки куда-то вниз:
- Марго, я профессиональный психиатр. И здесь мы все для того, что бы вам помочь.
Меня словно пыльным мешком по башке. С размаху… Страх, сжавшись в комок, прыгает к горлу, и я замираю, наклонив на бок голову и не в силах оторвать глаз от раскрытого рта, из которого только что огласили мой приговор. Ну, вот и все… Кровь волной отступает вниз, приливая к ногам, делая их невыносимо тяжелыми, а лицо ледяным и мертвенно – белым. Сергей отрицательно качает головой и пугающий рот произносит:
- Я думаю, что нам больше никто не нужен.
И самое страшное, что добивает меня – все клятвы Андрея, его поцелуи и слова о любви, его слова, что только я для него что-то значу, а не мое прошлое – все это лишь часть хитрого плана! Такой же обман, как и лживое предложение с покером! И все для того, чтобы сдать меня в сумасшедший дом?! Я уже не смотрю на психиатра, только на Калугина - такого предательства я не ожидала никогда. Это же надо быть настолько подлым! А я-то, дура, хожу и сияю, как начищенный медный пятак… Губы трясутся:
- К-как это понимать?
И в этом вопросе все про сегодняшний день. После его признания, я бегаю за ним, как собачка, ловлю каждое слов, не свожу влюбленных глаз, готова, наверно, даже сдаться, если ему совсем приспичит, а оказывается, он все это время лишь играет заранее подготовленную роль! Может даже они ее тут репетировали на пару. И желание у него одно – сбагрить меня в дурку, под надзор к своему рыжему приятелю! Калугин старается уйти от ответа:
- Подожди, я тебе потом все объясню.
Когда потом? Когда меня упакуют в смирительную рубашку и превратят в овощ, напичканный аминазином? Нет предела человеческой подлости, но я всегда думала, что Андрей-то не способен на такое. Уж кто-кто, а Калугин всегда кичится своим честным словом, и все это знают! Может быть, поэтому я и решилась, в конце концов, все на него вывалить, все рассказать. Он же «правильный»… Нет, ответ нужен мне сейчас. За что? Такого подлого удара в спину, от любимого человека, невозможно простить. И почему именно так - с лживыми поцелуями, клятвами, хитроумными уловками? У меня не вмещается в голове его поступок, я не могу до конца в это поверить и повторяю, то ли всхлипывая, то ли смеясь, требуя ответа:
- Калугин, ты что, меня обманул, что ли?
Губы жалко кривятся в растерянной искусственной улыбке, но мне совсем не до смеха. Рыжий вмешивается:
- Вы, напрасно Марго дуетесь на Андрея.
Дуетесь? Реакция на ложь и подлость теперь называется «дуетесь»? Выставив челюсть вперед, рычу на этого убого коротышку, который не понимает разницу между капризной кошелкой и разъяренной женщиной:
- Дуются шарики на параде!
Смотрю на Калугина, и ярость все сильней захлестывает меня. Как он только мог! Сладкоголосый Минотавр пожирающий доверчивых дурочек. Это ж надо, целую спецоперацию организовал – с дезинформацией, ловушкой и полным разгромом. И этот враг для него - я? Не понимаю…
Мне больно это принять и я растерянно вздергиваю брови вверх, то ли всхлипывая, то ли усмехаясь:
- Андрей, как ты мог?! Я же тебе поверила!
- Марго, пожалуйста, успокойся, я это делаю только ради тебя, ради нас!
У меня даже челюсть отвисает. Отправить в психушку, превратить в полено, забывшее кто ты и что ты и это все «ради нас»? Большей чуши трудно себе представить! От возмущения даже подаюсь вперед, удивленно тараща глаза и переходя на крик:
- Да что ты говоришь?! Спасибо тебе большое! Может тебе еще до земли поклониться?!
Буквально лезу на него, теряя самообладание и уже не сдерживая, подступивших слез:
- Господи, я тебе русским языком говорила, что мне поменяли только тело! Что вы все в мои мозги-то лезете!?
Калугин лишь шлепает губами, и я оглядываюсь на рыжего. Но меня уже несет и мне плевать, что он там подумает. Тот сразу хватается за мои слова:
- А-а-а…Марго, простите, вы сказали, что вам поменяли тело, что вы имели в виду?
Блин, гаденыш, все-таки, обратил внимания на мой вопль. Но меня сейчас интересует только Калугин. Его обман. Его подлость. Все остальное потом. С ненавистью смотрю на плюгавого:
- C тобой вообще никто не разговаривает!
- А-а-а…Подождите, просто речь идет о нормальной человеческой беседе.
Взопревший от своей подлости предатель поддакивает, взмахивая конечностями:
- Да.
Смотрю на рыжего коротышку сверху вниз. «Скажи мне кто твой друг, и я скажу кто ты» - очень правильная поговорка! Как раз про этих двух уродов! И я ору в ответ на слащавые увертки психиатра:
- Слушай, не надо ездить мне по ушам!
Снова перевожу обвиняющий взгляд на Андрея:
- Вы что, думаете, я не вижу - один меня сюда заманил, как чокнутую, другой разговаривает, как с психованной!
Калугин, сглатывает, подтверждая все сказанное, а плюгавый частит, заговаривая зубы и выставив протестующе руку:
- Неправда, здесь только ваши друзья.
Ага, друзья… Одному табличку над входом повесить Jedem das Seine, «каждому свое», а другому, за старание, орден Иуды выдать. Мерю саркастическим взглядом болтливого «друга»:
- Да?
Но этот попугайчик меня сейчас мало интересует – надо поскорей убираться отсюда. Но я еще не все сказала, что думаю, о дорогом и любимом. Презрительно бросаю Калугину, меряя его взглядом сверху вниз:
- Таких друзей - и врагов не надо! Имей в виду, Калуга…
Тычу пальцем ему в грудь, и его лживые глазки начинают испуганно метаться, не зная куда спрятаться:
- Этого я тебе никогда не прощу!
Рвусь пройти мимо на выход, и отшвыриваю выставленную Калугиным руку. Он пытается остановить меня, хватая другой рукой:
- Подожди, подожди!
В ярости отталкиваю его руки и выскакиваю за дверь:
- Отстань от меня!
Не дожидаясь лифта и санитаров, несусь вниз по лестнице, слыша вслед:
- Маргарита, подожди, да послушай меня… Марго! Марго!
Когда он выскакивает из дома, я уже в машине и даю по газам, оставляя его ни с чем. Пусть отправляется к своему дружку…, играть в покер.
***
Через полчаса я уже дома. Во мне все бурлит, кипит и просится наружу. Не переодеваясь, только сбросив туфли, и сунув ноги в шлепанцы, иду в гостиную к Аньке, устроившейся по-турецки на диване, с раскрытой книжкой между ног. У меня столько нехороших слов по поводу карточного креативщика, что я захлебываюсь ими и только мотаюсь туда-сюда позади дивана:
- Ну, Калуга, ну деятель... Тоже мне интеллигент липовый! Красиво, ничего не скажешь.
Развернувшись, уже несусь в противоположном направлении, а Сомова поднимает голову:
- Слушай, Гош, ты можешь мне толком объяснить, что произошло?
Она обращается в одну сторону, а я уже в другой, перевешиваюсь через спинку дивана:
- Я тебе объясню, что произошло!
Анька смотрит на меня снизу:
- Ну?
Ладно, толком так толком, с самого начала:
- Он меня повез к своим друзьям играть в покер.
- Ну?
- Якобы! А на самом деле, привез меня к психиатру, урод!
Лживый предатель! Срываюсь с места, не в силах устоять и снова несусь вдоль дивана. Сомова резко оборачивается, закрывая книгу:
- К психиатру?
Мне так обидно, что я лишь развожу руками, заканчивая срывающимся голосом:
- Представь себе! Он меня чуть в дурку не сдал, представляешь?!
И как все хитро подстроил! «Мне по барабану, кем ты там была в прошлой жизни. Мужчиной или женщиной, мне все равно. Я тебя люблю, понимаешь? Люблю тебя, как человека. Люблю тебя, как женщину». Каждое слово - ложь! Распалившись от горьких мыслей, рублю воздух рукой:
- И этой двуличной твари я доверилась!
Сомова морщится:
- Марго, ну не называй его так.
Да его убить мало, не то, что обзывать! Остановившись, упираюсь обеими руками в спинку дивана:
- Да? А как мне его называть Ань? Он меня чуть не сдал, ты понимаешь?
И не куда-нибудь, прямиком в психушку!
- Взял и сдал!
Сомова качает головой:
- Ну, я уверена, что он наверняка хотел, как лучше.
А подумать немножко сначала он не хотел? Вот как мне ему теперь верить, а? Хоть одному слову? Мне теперь что, перепроверять каждый раз, куда он меня зовет и зачем? А сказки про то, что он хотел как лучше «для нас», я уже слышала и не раз. Киваю:
- Да, а получилось, как всегда! Предатель.
Хочу поделиться с подругой подробностями его «плана» и выхожу из-за дивана.
- Представляешь…
Меня прерывает звонок на мобильный, и я тянусь к нему:
- О!
Взяв трубу со столика и открыв крышку, гляжу номер – точно, он! Иуда.
- Ему еще хватает наглости мне наяривать!
Отключив мобильник, захлопываю крышку, а потом раздраженно с силой швыряю телефон на диван и тот, подпрыгнув, отскакивает к Сомовой. Не хочу его слушать! Опять будет петь про любовь, и что все делал «ради нас». Бормочу, выбирая самые мягкие определения:
- Шут! Предатель!
Усаживаюсь на придиванный модуль, спиной к Анюте, уперев руки в бедра. Потом все-таки не выдерживаю и, сбавив тон до почти беззвучного, выдаю, возмущенно елозя по сидению:.
- Гад! Cволочь!
Долго сидеть не могу и опять вскакиваю. Но и метаться запала нет - эмоции выплеснулись, частично прогорели… Приуныв, задумчиво стою, привалившись спиной к полкам. Счастливый взлет и горькое падение... Птичку жалко… В дверь звонят, но апатия и безразличие сковывают ноги - чуть склонив голову набок и вперив взгляд в пустоту, не реагирую. Анюта настороженно пробирается в прихожую и застывает там. Звонки бьют в мозг настойчивой вредной мухой, и я, приподняв брови, удивленно хмыкаю – хватило же наглости припереться… Вздохнув, опять замираю, стараясь прогнать слезы. Из-за двери раздается глухой голос Калугина:
- Аня, Марго дома?
Сомова выглядывает из-за полок:
- Имей в виду, он не уйдет отсюда.
Мне то, что… Цежу сквозь зубы:
- Ань, иди спать, а?
Сомова яростно шипит:
- Уснешь здесь.
Недовольно сопя, она исчезает из зоны видимости, переходя поближе к входной двери. В уши снова бьет долгий звонок:
- Марго, пожалуйста! Марго, я тебя прошу, пожалуйста! Открой мне дверь!
Анюта решительно выходит из прихожей, вставая прямо передо мной, и громко шепчет:
- Ты хотя бы спроси, что ему нужно-то?
Тоже мне, адвокатша. Взрываюсь, срываясь на крик:
- Да плевать мне, что ему надо!
- Тс-с-с, тихо.
Послушно подношу ладонь ко рту. Тональность за дверью меняется, становясь настойчивей:
- Марго, Марго, ну я же слышу, что ты дома!
Сомова снова бежит к двери, а я вздыхаю, набирая больше воздуха в легкие. Ну, только ради спокойного сна Аньки. Громко кричу, даже не поворачивая головы в сторону двери:
- Фу-у-ух… Чего ты хочешь?
- Я хочу, чтобы ты открыла мне дверь.
Неужели он думает, что это что-то изменит?
- Зачем?
- Чтобы мы с тобой спокойно поговорили.
Мы сегодня весь день говорим. Это что-то изменило?
- Уже наговорились!
- В общем, так, если ты сейчас не откроешь мне дверь, я перебужу весь дом!
Голос Калугина срывается на истерический крик:
- Вот пока я с тобой не поговорю, я отсюда не уйду!
Судя по тону ему тоже плохо. Может быть, действительно, все получилось не нарочно и ему есть что сказать? Хотя в это трудно поверить - слишком много лживой игры. "Мне все равно, кем ты была», но я все равно отвезу тебя к психиатру поиграть в покер... Решительно иду к двери, и Сомова, попавшаяся на пути, шепчет, указывая пальцем на вход:
- Поговори.
Повернув защелку, распахиваю дверь:
- Заходи.
- Спасибо.
Не оглядываясь, сложив руки на груди, молча, возвращаюсь. Сзади слышится уже более спокойным тоном:
- Добрый вечер.
Сомова тут же бурчит:
- Добрей не бывает.
И шлепает прятаться на кухню. Калугин заходит внутрь прихожей, щелкая за спиной замком:
- Это точно.
Останавливаюсь на пороге гостиной, все также непримиримо стоя спиной к гостю, и поднимаю глаза к потолку. Если он пришел оправдываться, то напрасно. Его обман непростителен… Почти… При единственном условии… Андрей должен понять один единственный раз и навсегда – либо он мне верит и мы вместе, либо не верит, и мы разбегаемся! Слышу торопливые шаги:
- Марго, послушай меня, пожалуйста.
Про психиатров «ради нас» слушать не желаю, и перебиваю, разворачиваясь к Калугину лицом:
- Андрей, давай ты меня послушаешь, в последний раз, хорошо?
Он замолкает и, вздыхая, опускает глаза:
- Хорошо.
Переминаюсь с ноги на ногу, готовясь говорить как можно убедительней, и не сорваться на крик:
- Я, Игорь Ребров. Встречался с девушкой по имени Карина. Более того, мы с ней переспали.
Сморщив лоб, гляжу на Калугина покрасневшими глазами, и разжевываю до мелочей:
- Я доступно изъясняю?
Калугин, внимательно вслушивающийся в мои слова, решительно мотает головой:
- Более, чем.
Вздохнув, опускаю голову:
- Хэ… Так вот… Эта дура решила, что нам пора под венец.
Калугин теребит губу и по его виду ясно, что он ничему не верит. Тогда зачем пришел? Но мне все равно нужно закончить свой рассказ и поставить Андрея перед выбором. Тем не менее, его негатив заставляет раздражаться и торопиться:
- В мои планы, как ты понимаешь, это не входило.
Калугин согласно кивает и понятливо поджимает губу. Понимаю, что ничего нового он от меня не слышит, но упрямо продолжаю:
- Как мог, я это объяснил, и что ты, думаешь, сделала эта гадина?
Калугин меня прерывает, выставляя обе руки вперед:
- Маргарит, ты это мне уже тысячу раз рассказывала, что сделала эта гадина.
Но меня уже не остановить – в последний раз, так в последний. Слушай до конца и не говори, что что-то не разобрал и не понял. Иду мимо, все сильнее распаляясь, и останавливаюсь в центре гостиной:
- Ты послушай еще раз! Эта гадина идет к какой–то ведьме, и накануне презентации я просыпаюсь женщиной.
Смотрю на Калугина, но в его глазах ничего не меняется - он просто терпеливо слушает. Бесполезно... Видимо это наш последний разговор. Стараюсь оставаться спокойной:
- Андрей, поверь, мне очень нелегко было все это тебе рассказать. Еще труднее было носить это в себе.
Меня так колбасит от обиды, что я, сморщив лицо, подаюсь вперед, глядя на Калугина исподлобья, и, все-таки, срываясь на истеричные нотки:
- И еще труднее чувствовать к тебе то, что я к тебе чувствую!
Осунувшийся Калугин переминается с ноги на ногу, тяжело вздыхает, но я вижу, как все мои слова, текут мимо него. У Андрюхи один рецепт – к психиатру. Он делает движение, и я поднимаю предупреждающе руку, отрицательно тряся головой и не давая ему сказать:
- Андрей я понимаю, проще всего было сдать меня в дурку и не надо ни во что вникать.
Калугин вяло дергает рукой, но я решительно рублю ладонью воздух:
- Сдал в палату для буйно помешанных и все, дело с концом!
Калугин мученически качает головой, оправдываясь и отводя от себя подозрения в подобных намерениях:
- Мар… Марго.
Обиженно наскакиваю на него:
- Что, Марго? Ты разве не это хотел сделать? Нет?
Дела говорят лучше слов. Естественно он протестует:
- Нет. Пожалуйста, успокойся и послушай. Услышь меня!
Взяв за плечи, он вдруг начинает их трясти, как грушу и пронзительно смотрит в глаза:
- Никто не хотел тебя никуда сдавать. Я просто хотел показать тебя своему другу, понимаешь, другу!
Так ведь не терапевту и не зубному врачу… Психиатру! Причем обманом. Я уже чуть не плачу:
- А я тебя просила?
Если мне не веришь и не хочешь верить, ну так отстань и уйди! Калугину нечего ответить и он опускает глаза, вздыхая. Переполненная обидой, вскидываю подбородок вверх, стараясь дышать глубже и не плакать:
- Я тебе доверилась для чего? Чтобы ты меня таскал по своим друзьям-психиатрам?
Андрей гладит мою спину, продолжая проникновенно увещевать:
- Маргарит, успокойся, пожалуйста, успокойся. Можно я тебе просто скажу?
Развернувшись, бреду к дивану, чтобы сесть на придиванный модуль и, уперев локти в колени, бросить сквозь поджатые губы:
- Хорошо. Я слушаю.
То, что он мне, по-прежнему, не верит, я уже поняла. Про психиатра мы выяснили и закрыли. Тогда, что еще он мне может «просто сказать»? Подавшись вперед, упрямо смотрю в пространство перед собой. Калугин усаживается на столик, ко мне лицом. Потрясая в воздухе руками, он пытается заглянуть мне в глаза и, кажется, упрашивая:
- Постарайся сейчас успокоиться и меня понять, ладно?
Мантра «постарайся успокоиться» меня бесит еще с тех пор, как они с Наумычем уговаривали меня не увольняться, а потом преспокойно бросили на съедение гиене Зимовскому. Уперевшись руками в диван и сжав зубы, смотрю прямо перед собой и молчу. Калугин раздельно произносит:
- Никто не считает тебя сумасшедшей.
Кошусь в его сторону – интересно, тогда с какого боку здесь рыжий коротышка?
- Более того, я не пытаюсь тебя, как ты выражаешься, упечь в психушку.
Факты говорят прямо противоположное и я, поморщив нос, беззвучно шепчу: «Как же».
- Но пойми ты, что все эти вот сказки…
Он начинает перечислять, загибая пальцы:
- Про вурдалаков, упырей, ну я не знаю, там, демонов, вампиров… Я все это читал Алисе в детстве, понимаешь? Ну, она в садик еще тогда ходила.
Бессильная убедить хоть в чем-то, сжав зубы, киваю каждому слову, наполняясь новыми эмоциями, готовыми вырваться наружу. Блин, ну, зачем я его пустила? Он же со мной, как с больной! Мои глаза непроизвольно наполняются влагой и, горько рассмеявшись, я отворачиваюсь. Калугин продолжает убеждать:
- И то в этом возрасте она не верила!
Гоша тоже не верил, и что? Оттолкнувшись от диванной подушки, резко вскакиваю, воздевая вверх руки:
- Да, я тоже в это не верю, но я стою перед тобой! Что мне прикажешь делать? Распылиться на мелкие частицы?
Мой голос срывается на плач, и Андрей тоже поднимается, обнимая за плечи:
- Чш-ш-ш-ш…. Есть вещи, ну которые выше нашего сознания.
Но если не магия, то, что же? Удивленно вскидываю подбородок вверх, но кажется напрасно:
- Ты о чем?
Калугин смотрит вниз, в сторону, потом вздыхает:
- Фу-у-ух… Я имею в виду раздвоение личности.
Капец, приплыли. И после этого он говорит, что не считает меня сумасшедшей! Горько рассмеявшись, киваю, отворачиваясь – все ясно:
- А!
Калугин предупреждающе поднимает палец:
- Или ложные воспоминания.
Молодец, много умных слов нахватался. Наскакиваю на него:
- Да?! Шизофрения?!
Он делает обиженное лицо:
- Да причем здесь шизофрения-то.
А причем тут раздвоение личности и ложные воспоминания?
- А что ты скажешь – не причем?
Песенки-то явно не из репертуара Калугина. Прищуриваюсь:
- Тебе же твой дружок много чего понарассказал, да?
Калугин молчит с несчастным видом и лишь отрицательно трясет головой:
- Нет, Марго! Ты меня ни услышать, ни понять не хочешь.
Я то, как раз, хорошо поняла вас с рыжим, доходчиво. А вот вы… У меня даже колени подгибаются от нахлынувшей слабости и безнадежности:
- А меня кто поймет, Андрей?
Калугин молчит, сопит. Мой голос срывается:
- Раньше полеты в космос считались фантастикой, людей на кострах сжигали за то, что Земля круглая.
Моя рука дергается вверх и замирает на полпути:
- Да, я согласна, трудно поверить. Сомова вообще чуть с ума не сошла, когда меня увидела.
Я вспоминаю жуткое состояние Игоря в тот момент, и мое лицо непроизвольно морщится, а брови ползут вверх:
- Да я сам чуть с ума не сошел! Но ведь она мне поверила!
Мы смотрим друг на друга, он сверху печально, я исподлобья, умоляюще:
- Почему ты не можешь мне поверить?
Андрей молчит, потом медленно оборачивается в сторону кухни и хмурится:
- А во что вы мне предлагаете поверить? Во что? Что моя любимая женщина это…
Он запинается, потом сглатывает:
- Мужчина?
Да какая же я мужчина? Веду головой в сторону, вздыхая. Если бы мужчина, я бы тут не стояла сейчас в соплях! От мужчины ничегошеньки не осталось... Поправляю Андрея:
- Была мужчиной.
Плюхнувшись на придиванный модуль, кладу руки на колени, сцепив пальцы. Тут же нервно расцепляю и упираюсь руками в сидение, раскачиваясь и вздыхая. Мне понятно его отторжение и тут я бессильна. Калугин остается стоять рядом, сунув руки в карманы и покусывая губу.
Хочу, чтобы он сел рядом и пересаживаюсь на диван, освобождая место для Андрея. Помолчав, начинаю снова, с другой стороны:
- Ты же сам видел, что у меня есть психологический барьер, ты видел!
Он кивает:
- Видел.
- А ты не задавался вопросом, откуда он у меня? Не задавался?
Сама знаю ответ, и Калугин опускает голову – задавался, конечно. Сначала считал, что я играю с ним, потом были сплетни про девственность, даже подозревал о некоем нехорошем происшествии в девичьей юности Марго и возил к психологу, вешать на уши лапшу... Но это никогда не мешало Андрею считать все эти преграды преодолимыми. Так что мешает теперь?
- Маргарит, задавался.
Не выдержав, вскакиваю, умоляюще всплескивая руками и крича на него:
- Так я тебе все объяснила! Чего ты хочешь от меня?
Калугин встает, а к нам с кухни спешит Сомова:
- Так, Марго.
Она что не видит, какой у нас трудный разговор? Возмущенно гляжу на подругу, тыча рукой в Калугина:
- Что, Марго? Мы разговариваем!
- Да, а я хочу прервать вашу беседу.
Она что, сбрендила там, на своей кухне?
- Что-о-о?
Калугин вздыхает, а Сомова продолжает, не обращая на меня внимания:
- Андрей, тебе наверно лучше пойти домой, мы тебе перезвоним.
Да мы ничего не выяснили! Калуга как был упертый и считал меня помешанной, так при своем и остался. С открытым ром недоуменно таращусь на Аньку – если мы сейчас не расставим все точки, то потом он тем более ко мне не подойдет!
- Сомова, ты чего, вообще?
- Так, я тебе сейчас все объясню. Андрюш пойдем.
Морщась и качая головой, Анька направляется к двери, а Калугин смотрит на меня. Я в шоке и не понимаю, что случилось с Сомовой. Андрей неуверенно мнется, косясь и блея в коридор:
- Да, ты наверно права.
Сглотнув, он мне кивает:
- Извини, у меня просто голова сейчас.
Он мотает ею, воздев вверх руки. Капец, можно подумать это не он устроил всю эту кутерьму с психиатром, а я сообщила ему что-то такое, чего он еще не слышал. Просто решил сбежать! Нашел повод и сбегает! А Сомова ему помогает! Калугин бормочет:
- Фу-у-ух, чертовщина какая-то!
Смотрю сквозь полки, как он подходит и останавливается возле Аньки, потом оборачивается ко мне:
- Ох, извини.
Сложив молитвенно ладони, снова глядит то на Сомову, то на меня и бормочет:
- Спокойной ночи!
Анька провожает:
- Да, и тебе того же.
Уже за порогом слышится:
- Ф-ф-ф... Спасибо!
Что это было? Все также недоуменно таращусь на Сомову. Я и впустила то его, только затем, чтобы окончательно о чем-то договориться. И вот он уходит, чувствуя себя правым, а я остаюсь без ответов, все той же психопаткой и шизофреничкой, что и полчаса назад. Дверь захлопывается, и я задираю голову вверх, закидывая ее назад - и что теперь? Как мне жить и ходить на работу? Сжав зубы, раздраженно киваю своим мыслям о бездушной подруге, а потом, развернувшись, плюхаюсь на диван, кладя ногу на ногу:
- Я жду!
Сомова возвращается в гостиную:
- Чего ты ждешь?
- Объяснений!
Та неожиданно разводит руками:
- А ты сама не видишь?
- Что, я должна видеть?
Анька стоит, уперев руки в бока:
- Марго я слышала ваш диалог со стороны. Он... Разговор зашел в тупик!
Да он оттуда и не выходил! Только стало в сто раз хуже. Особенно после коротышки и обмана Калугина. Сомова продолжает талдычить:
- Он не может поверить, что ты была мужиком, а ты не можешь ему простить, что он отвел тебя к психиатру. Вот и все!
Да не могу! Не отвел, а завлек обманом! Отвожу взгляд в сторону - поверит он или нет, ему то, как раз ни холодно, ни горячо. А мне теперь трястись и ждать санитаров со смирительной рубашкой! Анюта продолжает махать руками:
- Вы так до утра можете копья ломать.
Раскачиваясь всем телом туда-сюда и прикрыв глаза, вздыхаю – да, можем... Постукивая сжатым кулачком по лбу, могу лишь беспомощно стонать:
- Что ты мне прикажешь делать?!
Сомова усаживаясь на диван, всплескивает руками:
- Ну-у-у…Марго сама посуди.
Приподнявшись, она пересаживается поближе:
- Ну, хорошо, на дворе двадцать первый век.
С несчастным видом смотрю на подругу - и ты туда же?! Анька продолжает:
- Информационные технологии и все такое... Ну, кто может поверить, что какая-то бабка может превратить мужика в бабу?
Значит ситуация безвыходная? Уныло веду головой из стороны в сторону и опять утыкаюсь переносицей в кулак. Анька продолжает убеждать воздух вокруг:
- Ну, если бы я при этом не присутствовала, ну, я бы в жизни не поверила!
В чем она хочет убедить меня непонятно. Что все бесполезно? Так я уже почти смирилась. Ожидающе гляжу на Сомика. и она заканчивает:
- Просто не надо давить на Андрея.
- Да кто на него давит!
Идея с психушкой - это же его чистый креатив. Сам пришел с хитрым планом, объяснился в горячей любви, а потом отвез к психиатру. Но Сомова уверено заявляет:
- Ты!
Не понимаю. Смотрю на подругу, ожидая пояснений та возбужденно . всплескивает руками:
- Эта информация, она как бетонная плита!
Помолчав, втянув голову в плечи, она продолжает:
- Ну, ему же нужно время, для того чтобы как то свыкнуться с этой мыслью. М-м-м? Переварить всю информацию.
Таращусь в пустоту и молчу. Да пусть свыкается, никто его не трогает! Это же он ко мне пристает то с психологами, то с психиатрами. И признание, что я Гоша, он сам выдрал из меня, можно сказать насильно, зудело у него в одном месте, просто невтерпеж. Сомова продолжает кудахтать над ухом:
- Ну, нельзя сейчас от него что-то требовать.
Капец, никто от него вообще ничего не требовал! Только одно – не молотить языком как баба, налево и направо! И он даже мне поклялся в этом! Да, свыкайся ты сколько влезет! Но Анька продолжает наезжать, обвиняя именно меня:
- Да, да, моя дорогая!
Я уже и не слушаю... Опять пустые слова, причем не первой свежести.
- Вспомни, сколько времени тебя ждал Андрей.
И сколько? Неделю или две? Это я ждала, пока он накувыркается с Егоровой! Сомова, она как гипнотизер, бормочет и бормочет, переливая из пустого в порожнее:
- Теперь и тебе придется подождать.
Бог с ней, с гипнотизершей, похоже, она меня готовит к худшему. Отрываю кулак от лица:
- Ань, мне кажется, он никогда в это не поверит.
Сомова смотрит на меня и вдруг многозначительно добавляет:
- Ну да, если ему в этом не помочь.
Глядим, друг на друга, и во мне просыпается надежда – похоже, у подруги есть план. На все мои попытки что-то выведать тут же, на месте, у нее один ответ – «утро вечера мудренее» и «будем думать на свежую голову».