***
— Ты ведёшь себя как ребёнок! Нельзя просто так взять и всё бросить! — Кэйа ни сколько не сомневался в последующей за его словами реакции Дилюка и быстро отклонился от кулака, летящего в челюсть. — Люк, он был и моим отцом! Мне что, тоже расхерачить свою жизнь, как это сейчас делаешь ты? Дилюк был на грани. Казалось, он готов броситься — как тогда — и рвать, пока не станет легче. Только раз прежде Кэйа видел такую бушующую ярость в брате. И он намеренно подогрел этот огонь, чтобы тот вырвался и дал мозгам немного остыть. Дилюк жёг взглядом, тяжело дышал. Лицо обдало нестерпимым жаром — огненные крылья взметнулись над головами, и опаляя верхушки деревьев, скрылись за холмами… Кэйа с равнодушным видом отошёл и уселся на каменный парапет, отделяющий виноградники от дороги, спиной к Дилюку. Пусть видит, что он ему доверяет. Только… Под коленками зудела неприятная слабость и дрожали пальцы. Не убил. Худшее позади. Томительные минуты ожидания. Что ещё сделать, чтобы Дилюк с ним поговорил, Кэйа не знал и перебирал варианты, когда тот сел рядом на остывающий в сумерках камень. — Прости за «ребёнка»… — Кэйа заговорил первым, когда почувствовал плечо брата совсем близко. — Ты думаешь, что я решил просто всё разнести, не заботясь о будущем? — голос Дилюка звучал глухо, пусто. Кэйа повернулся и посмотрел на знакомое с детства лицо: в глазах появилась скорбь, рождающаяся с последним вздохом родного человека, и горечь от равнодушно брошенного в лицо слова, которое перечёркивает веру в людей. Отец и сын так гордились тем, что Рагнвиндр стал самым молодым капитаном, что Орден удостоил его такой чести! Но все заслуги Крепуса и его сына не могли перевесить репутацию организации и её верхушки: ему чётко дали понять, что незаменимых нет, есть только система, идущая по головам. Такого оскорбления Дилюк простить не мог и, сложив с себя полномочия капитана, со скандалом покинул стены Магистрата. — Ты наверняка займёшь моё место, — Дилюк коротко взмахнул ладонью, пресекая возражения. — Это хорошо. Я на это очень надеюсь. Ты, Джинн и Лиза способны удерживать порядок. Если я всегда говорил с Советом прямо, то с тобой сенешалям придётся не сладко. Будь осторожен и никому не доверяй, но это ты и так знаешь. Кстати, мы сейчас поступаем весьма опрометчиво. Нас не должны видеть вместе, — Дилюк повторил короткий взмах, призывая не перебивать. — Я предупредил Эльзера, что мы будем через него держать с тобой связь. Всем скажешь, что я обозлился на весь мир и ушёл. У тебя хорошо получается людям лапшу на уши вешать… Но на этот раз его всё-таки прервали: — Позволь поинтересоваться твоими планами. — Ты же знаешь, что я не смогу вот так просто жить дальше. Я должен совершить правосудие. Они все должны заплатить… один за другим. Но главное, я должен найти Доктора. Психопат, наделённый властью и деньгами - угроза всему Тэйвату. А ты останешься и будешь защищать наш дом. От монстров и людей. От той гнили, что засела в самом сердце Мондштадта. Я уверен, что мой брат справится с этим, как никто другой. Пообещай мне это. Понимание неизбежного кололо сердце ледяными иглами. Снова. — Обещаю. Но не смей со мной прощаться! — Ты… — Дилюк похлопал тяжёлой ладонью по плечу брата. — Ты всегда был сильнее меня. Так что делай то, что должен, а мне позволь слабость — месть. И не оглядываясь зашагал к поместью.***
Два листа были полностью исписаны аккуратным ровным почерком. — Хм… Не дурно, — Кэйа в мельчайших подробностях описал рутинный патрульный обход: перечислил рыцарей, точный маршрут с упоминанием разговоров со всеми встречными-поперечными, удовлетворение от того, что в округе всё спокойно. Большую часть повествования занимал несчастный случай с одним из парней, который подвернул лодыжку, неудачно поскользнувшись на замёрзшей луже. — Джинн будет весьма озадачена, когда вместо отчёта получит целый роман, — листы были скомканы и отправлены в корзину. — Но довольно тянуть время. Уже через десять минут на стол Магистра опустился лист, заполненный едва на половину. Пробежав глазами, она удовлетворённо вздохнула: — Сегодня без происшествий. Отлично. — Лёгкая прогулка! — лицо Кэйи было спокойным, но от Лизы не укрылась мелочь: он сложил руки и еле заметно постукивал указательным пальцем по локтю. — Капитан, — библиотекарь откинулась на мягкую спинку кресла, — почему бы тебе не присоединиться к нам? Что может быть приятнее чашечки горячего чая после «лёгкой прогулки» по зимнему лесу? — Я искренне благодарен за приглашение, но мне нужно закончить одно дело, которое я долго откладывал, — Кэйа изобразил изящный поклон дамам: — Уважаемая архивариус, дорогая Джинн! — и покинул кабинет. В спину капитана смотрели задумчивые ведьмовские глаза. В библиотеке царила тишина. Зима хрустела льдом и завывала ветром где-то там, далеко. А здесь на дубовом паркете лежали разноцветные картины, созданные ярким солнцем и витражными окнами. Запах множества книг. В памяти Кэйи сразу же всплывает кабинет отца: тихое поскрипывание пера по бумаге, шелест переворачиваемых страниц. Они с Люком часто там читали, пока Крепус был занят подсчётами или деловой перепиской. Хотя каждый и был занят своим, но они были вместе, рядом. Это были замечательные годы, наполненные любовью и поддержкой. Сыновья знали, что в любой момент они могут обратиться с вопросом, сомнением, мечтой. И отец их выслушает, подскажет, подбодрит. Его потеря стала для них потерей целого мира, который теперь приходил только в воспоминаниях. Однажды Кэйа уже терял свой мир. От этого он нуждался в ещё большем единении с братом, когда так ужасно погиб отец. От этого - откровение, высказанное не вовремя. И гнев Дилюка, который по своему воспринял его слова: тогда он был не в состоянии понять, что эти слова были поиском доверия, а не актом саморазоблачения. Кэйа простил ему эту жестокость, потому что знал, как боль может сделать слепым, глухим и злым… Позже, немного поостыв, Дилюк нашёл в себе силы выслушать Кэйю и принять то, что намерения предавать кого бы то ни было брат не имел. Доверие было восстановлено. Но примирение братья оставили в секрете: для удобства убедили всех, что Дилюк знать больше не хочет ни Кэйю Альбериха, ни Орден. Этой легенды и придерживались. И вот теперь, спустя три года и три месяца, душу Кэйи терзала новая боль — неведение. Неведение — это надежда. Да, можно представить, что Дилюк сейчас бредёт по заснеженному лесу, скрываясь от посторонних глаз, или ужинает у костра под треск поленьев. Но в этих картинках, что рисует надежда, нет никакого смысла, если красный огонёк жизни больше не мерцает внутри шкатулки. Которая сейчас находится на полке прямо перед ним. На расстоянии вытянутой руки. Сколько он так простоял? Уйдя с головой в мрачные мысли, Кэйа очнулся только когда услышал мерно цокающие по паркету каблучки: хозяйка библиотеки, всегда изысканно-плавная, остановилась в нескольких шагах позади. Лиза не будет настаивать на разговоре: она проницательна, но не бесцеремонна. А может, как раз и настало время для того, чтобы поделиться с кем-нибудь? Если находишься в тупике, разумно поговорить с человеком, которому можно доверить секрет. — Ты не открывала её? — не поворачивая головы, спросил он прямо. Пальцы огладили резную крышку, холодный металлический замочек. — Ни я, ни Джинн. Кэйа развернулся, и их взгляды встретились. — Лиза, только прошу, не нужно говорить банальностей. Ты не можешь знать, вернётся ли он. — Ты прав. Я этого не знаю, — она сложила руки и слегка склонила голову к плечу. — Ты не спешишь уйти, хоть я и нарушила твоё уединение в такой… трудный момент. Капитан прислонился спиной к шкафу и на пару секунд устало прикрыл глаз. — Я не знаю, что мне делать, — сознался он. Никогда он не говорил всерьёз таких вещей посторонним, не членам семьи. — Ты раньше не приходил сюда. Как долго ты не получал от него вестей? Острый, как льдинка, взгляд взметнулся и встретился с почти ласковым, понимающим. Конечно, Лиза догадалась, что это за «дело, которое он так долго откладывал». И если уж сказал «а» — придётся говорить и «б». — Ястреба не было уже три месяца. Я подумываю отправиться в небольшое путешествие. Но я должен знать, что ещё есть, кого искать. — Но ты сказал, что не знаешь, что тебе делать? — она вопросительно приподняла изящную бровь. — Мне кажется, что ты всё же уверен в том, что Дилюк был бы против. Те последние слова, что они сказали с Дилюком друг другу, он помнил хорошо:— Ты останешься и будешь защищать наш дом. Я уверен, что мой брат справится с этим, как никто другой. Пообещай мне это. Лиза впервые видела капитана таким — без шелухи. — Однажды… Я не хочу сказать, что это случится, но, возможно, однажды ты возненавидишь и меня за то, что я сейчас скажу, и себя за то, что принял неверное решение, но я считаю, что Дилюк прав — твоё место здесь, в Мондштадте. — Мне кажется, у меня больше ничего не осталось. — Ты не считаешь себя мондштадтцем? Ты здесь вырос, в эту землю твой отец вложил труд и душу, здесь ты обрёл брата и друзей. Ты давно часть этой земли. Я не скажу тебе — держись, будь сильным… Я прошу тебя только не стать равнодушным. К себе и к нам. Да, я не могу тебе обещать, что он вернётся, но я обещаю, что рядом с тобой будут люди, которым ты дорог. — Предлагаешь расслабиться и сделать вид, что меня не заботит его судьба? — Не нужно об этом говорить так… Кэйа, мы не знаем, что нас ждёт. Потерь не избежать, с ними рано или поздно сталкиваются все. Но, в полной мере пережив это, люди идут дальше. Что заставляет смотреть вперёд? Для каждого находятся свои причины. О твоих я тебе сказала. Надеюсь, ты не считаешь их недостойными. — Я хочу кое-чем с тобой поделиться, — Кэйа подал руку и проводил Лизу к креслу, а сам присел на свободный от вороха листов край стола. — Поведать об одной шалости, которая обошлась очень дорого. Не случись она, кто знает, может Дилюк принял бы совсем другое решение, и мы не стояли бы сейчас с тобой над этой шкатулкой. Джинн не рассказывала тебе о детстве своём и нашем с Дилюком? — Да, она с большим теплом вспоминает вашу дружбу. Счастливое, беззаботное время. — Ты наверняка удивишься, если я скажу, что это Дилюк был заводилой и главным по шалостям, а я был довольно тихим ребёнком. Нет, он слушался отца, но шило в одном месте не давало покоя, и он вечно что-нибудь придумывал с мальчишками с винокурни. Крепус обычно не ругал, видел, что по большей части проказы не злые и не опасные, но лучше бы всыпал ремня, потому что однажды в поисках приключений Дилюк зашёл слишком далеко. И всё изменилось.***
Где-то в том самом счастливом и беззаботном прошлом звенел детский смех: — Кэйа, ну пойдём! Или ты испугался? Не знал, что ты такой трусишка! — Ничего я не испугался! Тебя-то поделом отец накажет, если узнает, а мне вот не охота за компанию отдуваться. Забыл, что было в прошлый раз? На сладкое только смотрели целую неделю! Было жаль в наказание снова лишиться сладостей, но выглядеть трусливым малышом перед старшим братом — да ни за что! Тиль, сын виноградаря, рассказал, что недавно рыцари разгромили лагерь хиличурлов, и он знает, где тот находится. Уговорил Люка пойти посмотреть, а тот потащил младшего братишку. Путь предстоял неблизкий, и подготовились мальчишки, по их мнению, основательно: несколько лепёшек, фляга воды и рогатки. По началу, когда крыша поместья только скрылась из виду, это путешествие подарило ощущение самостоятельности. Но по мере того, как местность перестала быть знакомой, братья, в тайне друг от друга, уже не хотели быть такими храбрыми «взрослыми»: самому старшему Тилю было одиннадцать лет, Дилюку — девять, а Кэйе и того меньше. Первая неприятность настигла их в виде рассерженного кабана, который загнал их на здоровенный камень, отколовшийся от скалы, с которого они потом не знали, как слезть. Чтобы не терять времени, на нём же и перекусили, пока заскучавший кабан не ушёл по своим делам. — Тиль, — допытывался Кэйа. — А ты раньше уже видел чудовищ? А они нас не учуют, как собаки? — Сто раз! — Мальчишка с видом бывалого воина снисходительно смотрел в широко открытый сиреневый глаз. — Чтобы зверь не учуял, заходить нужно с подветренной стороны. Меня отец научил, когда на охоту брал. Да и нет их там. Пустой лагерь же! Так что никто не обидит маленьких господ. — Он не зло хихикнул и протянул флягу. До вынужденного привала на камне они шли около часа и потом ещё столько же, когда в просвете деревьев показалась наблюдательная вышка. Хорошо хоть хватило ума не зайти через парадный вход, а разведать обстановку, спрятавшись в кустах за кривым забором. Они поняли, что действительно оказались с подветренной стороны, когда ветер принёс с собой запах дыма от костра. А потом и невнятные гортанные звуки. Мальчишки боялись шелохнуться и только во все глаза смотрели, как косматое несуразное существо елозит палкой в огромном котелке, а двое других подкидывают нечищеную картошку в кипящую воду. Дилюк опомнился первым и повернулся к маленькому брату: приложил вытянутый палец к губам, призывая к тишине, и обнял рукой за плечи. Кэйа медленно кивнул. А у самого не понятно, что было шире распахнуто — рот или глаз. И сжатая в кулачке рубашка брата. Было жутко страшно. Но когда ещё увидишь живого монстра, который варит похлёбку! Как же они будут гордиться своим «бесстрашием», когда будут рассказать об этом остальным мальчишкам! Такой повод для уважения и зависти! Они бы так и ушли тихонько, вволю насмотревшись из засады, но на сцене появился новый персонаж: бросив кабанью тушу на землю, огромный зверь что-то рыкнул втянувшим головы в плечи хиличурлам, уселся тут же и принялся сдирать шкуру с добычи. Это уже был перебор. Дилюк прикрыл ладонью глаз Кэйи и начал вместе с ним медленно пятиться назад. Тиль, в отличие от господских детей, раньше видел, как курам головы рубят. И всё бы хорошо, отвернись он вовремя. Но… Вслед за шкурой на землю с мерзким плюхом вывалилась кабанья требуха, и Тиля согнуло пополам: желудок экстренно прощался с обедом. На беду он, чтобы не упасть от дурноты, схватился за забор: тот протяжно скрипнул, гнилые доски надломились, и вся конструкция завалилась на кусты, открывая обзор на маленьких шпионов. Митачурл отбросил окровавленную тушу, вскочил на ноги и яростно зарычал. Дилюк не растерялся, схватил брата за руку и бросился к ближайшей скале. Подсаживая маленького Кэйю, царапая руки в кровь, карабкался следом. Судорожные вдохи хрипели и свистели, вырываясь из пересохших ртов, в глаза летела пыль и мелкие камни. Где-то внизу чудище напоследок рыкнуло и вернулось к прерванному кровавому занятию. Но даже взобравшись наверх, все трое бежали, сколько могли. Совсем выбившись из сил, оглянулись — никого. На дрожащих ногах добрели до густого кустарника. Дилюк сидел и крепко сжимал младшего брата ватными руками. Тот не плакал. Но лучше бы слёзы текли рекой, лишь бы не слышать судорожные сухие всхлипы и вздрагивания. До этого дня Дилюк не ведал, что такое настоящий страх. Мысль: «А что если бы?» — сводила с ума. В каком-то ступоре он сидел и гладил пыльную синюю макушку, прижатую к груди. Дорога домой была не весёлой. Тиль предвкушал порку за порванные штаны и неисполненное обещание помочь с ремонтом телеги. Дилюка снедало новое для него чувство — чувство вины за такой безответственный поступок, который вполне мог обернуться трагедией. Кэйа молчал и только крепко сжимал руку брата потной ладошкой. И вдруг дёрнул, резко остановившись: — Я не скажу отцу. Только ты больше не ходи туда! Дилюк был на целую голову выше Кэйи, но сейчас ему казалось, что с ним разговаривают, как с маленьким. Стало очень стыдно. — Я тебе обещаю. Домой они вернулись затемно. Их уже обыскались и с охами и ахами проводили к встревоженному отцу. Он отослал прислугу и, нахмурив брови, потребовал объяснений: — Ну что, сорванцы? Где это вы пропадали? Грязные, исцарапанные! Дилюк, опустив глаза, уже собрался было открыть рот, но Кэйа его опередил. Рот Дилюк всё же открыл, но только от удивления. Тогда впервые он осознал, какой же великолепный врунишка его брат: Кэйа что-то воодушевлённо щебетал про то, что они увидели диковинную птицу, что долго выслеживали её потом по всему лесу… Наивная детская ложь про птичку, но он рассказывал так убедительно и красочно! И Крепус поверил. От этого Дилюку стало ещё тяжелее. Он знал, что заслуживает наказания за свой проступок, но и раскрыть ложь Кэйи перед отцом он теперь не мог! Совесть загнала его в угол и терзала почти до рассвета, пока он не забылся сном. С перепугу какое-то время в голове занозой сидела мысль, что Кэйа припомнит ему то, что «спас» его от наказания. Но прошли месяцы, и Дилюк убедился, что в брате нет порока корысти или подлости. Что тот искренне желает ему добра и всегда приходит на выручку в меру своих сил и даже сверх них. На все последующие годы у Дилюка появился мощный тыл, в котором он больше ни секунды не сомневался. Только однажды. Потому что был убит горем и плохо соображал. Но главную роль тогда сыграла как раз его безоговорочная вера в брата. Дилюк так ему доверял, а Кэйа оказался, по его невнятным, сбивчивым словам, - шпионом! Больше он ничего слышать не хотел. Или не мог… Просто не выдержали нервы, и он схватился за меч.***
— С того случая с хиличурлами всё и началось. Или, скорее, кончилось. Окончилось детство. После этого Дилюк вбил себе в голову чувство вины за неоплаченный долг перед отцом. Но дальше случилось вовсе ужасное, что довершило его перемену в характере. Той же зимой оголодавшие хиличурлы разграбили обоз и… в общем, крестьян так и не нашли. Только кости. Среди них был и тот парнишка Тиль. Тогда Дилюк замкнулся, а мне… мне было обидно! Что я мог чувствовать ещё, когда брат сторонится меня, не смотрит в глаза, не говорит? Как будто я сделал что-то плохое. — Кэйа помолчал и печально вздохнул. — А потом я понял. Через несколько дней после похорон останков я проснулся ночью от того, что Дилюк стоит в дверях: смотрит и молчит. Подошёл, обнял так, что больно стало, и ушёл. Только тогда до меня дошло, что ему страшно, потому что то чудовище всё ещё гонится за ним попятам, готовое разорвать его и меня. И всё из-за глупого детского непослушания. Но Люк придумал, как всё исправить — нужно стать ответственным взрослым. До этого мне было обидно, а теперь стало скучно. Он с головой ушёл в учёбу и тренировки. Дилюк прикладывал все силы, чтобы отец гордился им. И так преуспел в этом, что я почти не удивился, когда однажды ему явился пылающий Глаз бога. Вот так появился мастер Дилюк, которого ты знаешь. А маленький озорной Люк остался жить только в сердце непутёвого брата. Лиза накрыла руку Кэйи своей. — Капитан, я очень ценю то, что ты решил поделиться со мной вашей непростой историей. — Больше похоже на исповедь, ты не находишь? — невесело усмехнулся Кэйа. — Иногда это то, что нам нужно, чтобы разобраться в себе. — Несомненно. Но слова друга не менее важны. Те причины, что ты назвала, достойны того, чтобы смотреть вперёд. Жизнь продолжается, дорогой архивариус! С этим сложно спорить. Дилюк выбрал свой путь, а я буду делать то, что должен. То, что обещал, — он подал руку и повёл девушку к выходу. — Я не стану её открывать, — он перехватил взгляд Лизы, скользнувший по шкатулке. — Как бы там ни было, однажды я его встречу. Нужно только подождать. Последний всполох багрового заката заполнил тенями пустую библиотеку, и в следующую минуту город укрыла зимняя ночь.