Призрачные путы

      Антонин Долохов       Девчонка точно двинутая, и это ещё мягко сказано. Её то трясло от одного его взгляда, то она бесстрашно говорила слова, которые ни один человек в здравом уме сказать бы ему не решился. Она бралась обрабатывать его рану, а потом вдруг шарахалась в сторону, испугавшись. Бормотала очередной бред, а потом совершенно осознанно бинтовала его, порой прижимаясь всем телом. А через минуту застывала, парализованная страхом от безобидного предложения сменить испорченную одежду.       Антонину это порядком надоело, и он оставил девчонку одну, в надежде что она успокоится как-нибудь без его участия. Теперь нужно добиться того, чтобы она сняла своё проклятие или, на худой конец, объяснила, что же такое сотворила. И чем быстрее это произойдёт, тем лучше.       Утренний туман, обволакивающий долину, был таким плотным, что стоило чуть отдалиться от дома, и он пропал из виду. Недалеко шумел ручей, в дождливую погоду разливавшийся и подтачивающий обрывистый берег. Вода там была ледяной в любую погоду, но при этом кристально чистой и вкусной. Долохов обошел вокруг сторожки, вдыхая прохладный декабрьский воздух, а потом, наплевав на всё, вернулся в дом.       Внутри было жарко — артефакт быстро прогрел комнату, и теперь огонь в камине казался лишним. Пыли на полу стало гораздо меньше, пропал запах затхлости, и появилось ощущение уюта.       Разувшись у порога, Антонин снял пальто, а подумав несколько секунд, стянул следом и свитер. Повязка не сбилась и держалась надёжно. Как бы там ни было, девчонка отлично его перевязала.       В ванной шумела вода. Белкокрысы нигде не было видно, скорее всего, хозяйка не отпускала от себя питомца. А если девчонка не снимет проклятие? Не сможет или не захочет. Развеется ли проклятие с её смертью, или это будет бесполезно? Антонин не раз задавался такими вопросами, но до сегодняшнего дня гипотез не строил. Непонятно, как поступишь, пока не окажешься в моделируемой ситуации. Всё может перевернуться с ног на голову в одночасье.       Хотелось есть, — это хороший знак. Часто после использования заклинаний такой силы Антонин мог провалятся пару дней в беспамятстве и потом ещё день приходить в себя. А тут всего ночь, да и рана почти не болела. Это было необычно, но скорее радовало. Может, присутствие девчонки смягчало действие проклятия? А может, обезболивающие зелья были на этот раз забористее.       Набор продуктов оказался скудным, поэтому через несколько минут в кастрюле уже вовсю булькала каша, а открытая банка тушёнки, стоявшая рядом, дожидаясь своего часа.       Девчонка появилась внезапно. Мгновение назад в комнате никого не было, и вот уже она стоит рядом в нелепом тюрбане и одежде, сползающей с плеча. Как это он так увлёкся, что пропустил её появление?       — Что это? — Полумна уже успела сунуть нос в кастрюлю. — Пахнет съедобно.       Долохов выругался и осуждающе посмотрел на Лавгуд. В голове зароились неуместные сравнения с нахохлившейся мокрой птицей, даже вспомнилась пара строк старинной песни. Девчонка же как ни в чём не бывало отошла и уселась прямо на пол напротив камина. Стянула полотенце с волос и принялась разбирать свой колтун пальцами. Белкокрыса заверещала, недовольная тем, что её потревожили, но потом устроилась у девчонки на коленях и замерла.       Взгляд Антонина раз за разом возвращался к фигуре у камина, иногда казалось, что стоит девчонке чуть сильнее наклонится вперёд, её волосы вспыхнут. Каша не простила такого наплевательского к себе отношения и пригорела.       К столу он её не приглашал — вот ещё. Но ведьма оказалась рядом, стоило ему снять кастрюлю с огня. Недовольно на неё посмотрев, Долохов всё же протянул девчонке наполненную тарелку. Она забрала еду и, не поднимая головы, вернулась к камину. Так они и не разговаривали до конца дня. Еда и теплое помещение разморили, накопленная за последние дни усталость взяла верх. Долохов устроился на кровати, стараясь не выпустить из виду так и сидящую у камина Полумну. Незаметно для себя он уснул. Кажется, только закрыл глаза, а когда открыл, в комнате стояла кромешная тьма.       Его разбудила непонятная возня. Потребовалось несколько секунд, чтобы сообразить, где он находится и что происходит, после чего Антонин вскочил и выхватил палочку. Магические светильники медленно разгорелись и осветили девчонку на полу у камина, бьющуюся в припадке.       Полумна Лавгуд       Еда оказалась вполне сносной. Луну за стол никто не приглашал, да и вообще собирался ли Долохов её кормить? Но силы ей нужны, чтобы пережить очередной день, чтобы бороться, чтобы дать отпор, если придётся. Жар, исходивший от камина, высушил волосы, однако Луна так и осталась на своём месте, исподволь наблюдая за Долоховым. Его движения становились неспешными, он всё чаще зевал и в итоге растянулся на кровати. Ещё несколько минут он наблюдал за ней, а потом уснул.       Луна не двигалась с места. Она думала. Бинтовала Долохова она вовсе не из-за человеколюбия. Внимательно рассматривала рану, касаясь пальцами здоровой кожи, накладывала бальзам и силилась ощутить под пальцами хоть малейшее колебание магии. Вряд ли что-то, кроме угрозы собственной жизни, заставило бы её прикоснуться к Пожирателю смерти. Но она касалась. Сжав зубы, отключив разум, вопивший об опасности, пыталась понять, с чем же она имеет дело. Внезапно накатывающие мгновения покоя и умиротворённости она не брала в расчёт, осознавая, что это самообман.       Она говорила ему о друзьях, пытаясь уловить его эмоции, понять по колебанию магии её неповторимый рисунок. Но то ли магия была надёжно скрыта заклинаниями и амулетами, то ли странное проклятие не давало ей высвободится — ничего. Абсолютно ничего. Без палочки она не многое могла, но ощутить легкие, как трепетание крыльев бабочки, потоки, она была в силах. Важно было уметь чувствовать.       Сейчас, сидя у камина, она опустила руки, прикоснувшись к от полированным теплым доскам пола, и почувствовала едва уловимые колебания магии дома. Артефакты направляли её тоненькие ручейки по замысловатому кружеву. Одни прогревали дом, другие очищали воздух, третьи заставляли воду нужной температуры течь из крана, четвертые не позволяли ей покинуть дом. Полумна их только чувствола, но как-то повлиять не могла.       Она легла прямо у камина. Тепло окутывало и расслабляло. Разомлевший от плотного ужина Трикси растянулся у неё на животе. Полумна закрыла глаза и погрузилась в размышления, но мысли отчаянно путались, и она полвалилась в сон.       Холод. Лютый холод единственный её спутник в каменном мешке с зарешёченной дверью, а ещё боль. Никогда раньше она даже не подозревала, сколько боли способно выдержать человеческое тело, её тело. Она думала что умрёт после первого же допроса прямо на полу тёмной камеры, но и здесь её не оставили в покое. Из болезненного забытья её выдернуло ощущение опасности. Прежде чем заскрипела решётка, она почувствовала, как вокруг разлилось грязно багровое марево похоти. Она пыталась отбиваться, насколько позволяло израненное тело. А потом просто повторяла про себя: «Не смерть. Это не смерть.»       Щёку обожгло. Потом вторую. Полумна распахнула глаза, и в тот же момент попыталась отползти от нависшего над ней мужчины. Он лишь лениво проследил за ней взглядом, а затем вернулся на кровать, проворчав что-то на незнакомом ей языке. И только сейчас Полумна почувствовала, что опасности нет. Ей спокойно и уютно и нет ничего естественней, чем уснуть прямо здесь, у теплого камина. А кошмары забудутся, нужно только время. Сквозь полудрёму она слышала какие-то слова, сначала незнакомые, а потом на английском, но не понимала их. Потом чувствовала, как её поднимают с пола, а она даже не пытается открыть глаза, окутанная сном.       Кошмары больше не приходили этой ночью. Возможно, их отпугнул медведь, сопящий ей в макушку. Утро разбудило её тусклым светом и звуком льющейся воды. Полумна лежала на кровати, укрытая одеялом, а прямо на неё смотрел нахохлившийся Трикси. Стоило ей открыть глаза, он недовольно заверещал. Полумна протянула руку погладить зверька, но тот вдруг шарахнулся и пребольно укусил её за ладонь.       — Да что с тобой такое? — Выступившую на коже кровь Полумна слизнула.       — Твоя белкокрыса не внушает доверия. — Полуобнаженный Долохов вытирал мокрые волосы полотенцем.       — Какого чёрта ты снял повязку? — Полумна села в постели, недовольно разглядывая едва подживающую рану на груди.       — Кровило, — странно, что мужчина вообще ей решил ответить. — Перевяжи заново. — На кровать рядом с ней приземлились бинты.