На исходе дня
28 января 2024 г. в 18:35
Кажется, она медленно, но верно приближалась к порту Ромарина, если канал, по которому она шла последние часа три, то и дело пряча лицо от проезжающих мимо аквабусов, действительно вёл туда, а не к Исследовательскому Институту, например. Фурина наивно надеялась решить добрую половину своих проблем покупкой билета на корабль сразу в Лиюэ. Денег, скорее всего, придётся выложить немало, но она уже выстроила далеко идущие планы. Во-первых, можно подзаработать, устроившись куда-то, например, кухаркой: в Лиюэ всё иностранное ценили — не за качество, конечно, а как диковинки, которыми можно неплохо прихвастнуть перед соседями. Моракс, конечно, сформулировал это куда более ласково по отношению к любимому городу, но Фурина отлично освоила язык намёков, потому что часто только им и пользовалась. Ещё можно давать небольшие уличные представления — или и вовсе прибиться к какой-нибудь уличной труппе, в Фонтейне таких было великое множество, она сама санкционировала их существование, а в других странах… ну, всегда можно ввести их в моду.
Кошка, брезгливо державшаяся подальше от воды, об её амбициозных планах на совместные номера даже не подозревала.
Может, оно и к лучшему.
На плечах у Фурины она ехать отказалась. Вот это однозначно было к лучшему, потому что мадам Дюваль набила ей рюкзак, по ощущениям, всем съестным, что нашла в доме, Эффи отдала альбом про дело Моне против Фрея, а Лора — небольшую фигурку, которую невесть когда успела свалять из шерсти: невысокая девушка со светлыми глазами в зелёном патрульном плаще. От карты Фонтейна Фурина — сквозь слёзы, потому что карту предложили сразу вслед за подарками девочек, которые она так и сжимала в руках, твердо решив, что расстанется с ними только, если где-нибудь умрёт, и скорее выкинет какую-нибудь еду, если тяжесть станет совсем невыносимой, — отказалась: ненужная трата моры, у своих она может просто спросить дорогу. Карта мира — или хотя бы Лиюэ — ей всё равно понадобится, но это уже задачка для Фурины из будущего.
Моросило. Кошке это очень не нравилось. Фурина тоже была не в восторге, но до тех пор, пока на дождик можно было просто смурно ворчать, а не гнать от него со всех ног под ближайшую крышу, она старалась поменьше вздыхать и побыстрее идти.
И ещё она очень надеялась, что в городе ничего не случилось. Может, фатуи всё-таки решили создать всем проблемы? Фурина бы не удивилась, но Нёвиллетт теперь был сильнее их всех не просто на голову, а на добрые десять!.. Разве он бы не справился с кучкой охамевших бандитов?
Или, может, раскрыли какое-то очередное громкое преступление?.. Пожалуйста, хоть бы это были какие-нибудь кражи, ну, максимум, неуважение к чужой интеллектуальной собственности. Только бы не убийства и не похожее горе. Фурина не сможет себе позволить покупать за границей фонтейнские газеты, чтобы узнавать из них, улучшилась ли хоть чуть-чуть погода…
Это не её дело. Это дело людей, управляющих Фонтейном и наделённых нужными для этого компетенциями, которые и выслушать смогут, и помочь. Фурина к этой категории и в лучшие-то годы не относилась, а сейчас и подавно.
Вот и нечего голову ломать.
Незнание, как выяснилось, было чертовски соблазнительной штукой.
Мимо пронёсся очередной аквабус, и Фурина тут же отвернула лицо, якобы прячась от света фар. Вряд ли её кто-то активно ищет, но показываться на глаза не хотелось. Может быть, ей хватит смелости — и наглости — приехать на спектакль девочек и показаться им как есть, собой настоящей, жалкой и беспомощной, но… но не сейчас.
Пожалуйста, только не сейчас.
Сначала Фурина заставила себя разжать кулаки. Потом — зубы. Потом — выпрямить спину. У Дювалей ей ни разу не захотелось скрючиться креветкой, но сейчас, под прохладной моросью, в одиночестве и с маячащим на горизонте обещанием, нарушить которое виделось ей преступлением страшнее, чем не сдержать обязательство перед Фокалорс, ей снова стало тяжело. И противно. От себя, конечно же.
Кошка привстала на задние лапы и боднула её безвольно повисшую ладонь лбом.
— Спасибо, моя хорошая, — шепнула ей Фурина сквозь слёзы и сграбастала её на руки.
Кошка ощутимо вздохнула, но вырываться не стала, а уткнула голову ей в шарф и принялась уже знакомо тарахтеть. Идти стало тяжелее. Зато жить — полегче.
Вот, какая у неё была чудесная Кошка.
К закату Фурина — и её чудесная Кошка, которая в какой-то момент всё-таки требовательно выкрутилась и стекла на землю, — добрались до порта. И он правда оказался портом Ромарина.
Чудо!
Фурина нашла взглядом стойку с билетами, поправила рюкзак, надвинула на лоб плащ, заранее сунула руку в карман с морой, чтобы свести всё общение к минимуму, и ускорила было шаг…
Следующие секунд пять из памяти просто выпали.
Она обнаружила, что смотрит уже не на стойку, а прямо в трещину на огромной колонне, упиравшейся роскошным ордером в крышу верхнего сектора порта. За эту колонну она, очевидно, спряталась. Кошка была рядом: сверкала глазами из-под приглянувшегося ей куста, то и дело вопросительно запрокидывая голову к Фурине. Рюкзак на спине никуда не делся. Ран на себе она не ощущала. Слёз — тоже. Значит, её просто что-то напугало?.. На… самой… необитаемой… границе? Где и в лучшие-то годы обитало полтора землекопа, и из них один — барахлящий мек?.. Нет, ну, у неё не всё в порядке с головой и серьёзные проблемы с доверием, но не настолько же!
Фурина выглянула из-за колонны.
Посреди верхнего этажа бродили усталые мелюзины. Это уже было плохо, но мелюзины ведь были ещё и расстроенные! Фурина уже по старой памяти хотела было подскочить к ним и с присущим Богине Справедливости апломбом громогласно осведомиться, что тревожит её верноподданных, сейчас они немедленно ей расскажут обо всём за чаем с тортиком, можно уже начинать, так-так, господа, немедленно подайте-ка нам эспрессо и капучино с солью и корицей, да, с солью, у вас проблемы со слухом? — просто потому что она терпеть не могла, когда что-то расстраивало мелюзин, это казалось ей преступлением против всего хорошего. Но, стиснув зубы, она заставила себя остаться на месте и вместо этого прислушалась.
— Простите, — обратилась одна из мелюзин, Митти, к клевавшему носом путешественнику, судя по одежде, аж из Мондштадта, — вы случайно не видели здесь Фурину де Фонтейн?
У этой самой Фурины — уже без де Фонтейн, наверное. Митти забыла? Оговорилась? Её не решились расстроить и ничего не рассказали про суд и всё, что после? Молодцы какие, сейчас ей об этом расскажет неотёсанный иностранец, вот будет песня!.. — упало в пятки сердце. Она вслепую попятилась, споткнулась об куст и грохнулась на задницу посреди травы и какой-то декоративной растительности. Опомнившись — дура, дура, дура, сколько ж от тебя шуму!.. — она вскочила, судорожно отряхивая брюки от травы и мокрой земли, закуталась в плащ, дрожащими пальцами натянула на нос шарф и снова спряталась за колонну.
— …ню Справедливости? — расспрашивал изумлённый и явно проснувшийся путешественник. — Эту, вашего Архонта? Здесь?
Митти ответила не сразу. Фурина морально приготовилась расплакаться.
— Да, её, — глаза Митти, в обычном состоянии бледно-жёлтые, разгорелись изнутри радостным серебром. — Вы её видели?
Путешественник, естественно, принялся неловко объяснять, что никого он не видел и знать не знает, да и всё равно все в плащах, вы видели, какая погода, круглые сутки ливни в этом вашем Фонтейне…
Фурина его уже не слушала. Не слушала она и расстроенный ответ Митти. Она медленно спустилась из-за колонны и на плохо гнущихся ногах поплелась к прилавку с билетами, сгорбившись и закрываясь плащом. Хотелось пересидеть, хотелось переждать, пока не отпустит, но времени не было. Мелюзины воспринимали и видели мир иначе, чем люди, если одна из них задержит на Фурине взгляд на чуть-чуть подольше обычного, никакой плащ ей не поможет.
— Добрый вечер! — окликнула её девушка, которой, увы, суждено было остаться безымянной: бейджика при ней не было, а Фурина, паникуя и дрожащими руками перебирая монеты, думала только о своём билете и о бродящих по парому расстроенных мелюзинах, а не о вежливости. — Зайдите сюда, под крышу, сейчас вот-вот ливанёт…
Потише, умоляю тебя, только потише, про себя взмолилась Фурина.
Она по многочисленным разговорам c представителями палаты Жардинаж знала, что преступники зачастую выдают себя именно нервами: начинают оглядываться, поправлять одежду, громко разговаривать или вовсе спотыкаются на ровном месте, что всегда замечают меки, после чего незадачливый авантюрист неопределённой фамилии, как правило, пускается бежать посреди бела дня, подписывая себе приговор. Не смертный, конечно, такое дело Фокалорс приберегла для себя лично, но обвинительный так точно.
Спокойно. Неторопливо достань деньги. Посмотри на табло. Прищурься.
— Простите, — раздалось совсем за спиной знакомым сонным голосом — это Дедра, она любила кормить и без того разжирневших голубей и находила их очаровательными существами, Фурина, помнится, однажды сказалась больной и целый день мастерила с ней кормилки, с непривычки сажая себе занозы каждые пять минут, лишь бы мелюзина не поранила нежные лапки.
Это не с ней говорят. Это не к ней обращаются.
Чудовищным трудом Фурина заставила себя остаться на месте.
— Да? — отозвалась девушка, стоявшая у соседнего ларька с едой.
— Вы не видели здесь Фурину де Фонтейн? Или необязательно здесь. Просто где-нибудь. — Фурина краем глаза увидела, как девушка изумлённо захлопала ресницами, и, конечно, естественно, Дедра приняла это за недоумение: — Невысокая девушка, белые волосы с голубыми прядями, разноцветные глаза…
Она вся обратилась вслух, услышала, как Митти спрашивает у кого-то:
— Может, поищем внизу?
— Нужно и внизу, — Седэна!.. Господи — так, нет, «господи» была сама Фурина, надо другое междометие выдумать. Но как-нибудь попозже. Например, на рейсе подальше от Седэны, которая с ней знакома лет пятьсот и которой уж точно не одного, а половины случайного взгляда будет достаточно, чтобы её узнать!.. Она-то здесь что забыла?! — Но я не уверена… Митти, подожди-ка…
Ох, нет-нет-нет-нет-нет…
— Девушка, куда вы будете брать билет?
Фурина дёрнулась и подняла дрожащей рукой шарф. Зачем-то. Он и так был на носу. Сосредоточься.
— К-куда есть? Международные отправления? Ближайший. Побыстрее. Который отходит.
— Есть в Мондштадт, через пятнадцать минут отправление… Снежная, через десять, — Фурина в ужасе мотнула головой, едва не скинув капюшон. — Ещё есть в Сумеру, но тут осталось только одноместное купе с питанием, билет будет подороже.
— Девушка, отходит он во сколько?! — вот кому, кому Жардинаж всё это рассказывали? Про нервное поведение, про вопли?
— Через три минуты, от первой платформы, но вы успеете! Социальная карта, льготы?
— Нет-нет-нет, ничего у меня нету, студенческого и паспорта путешественника тоже, сколько с меня?
Она спиной чувствовала, что мелюзины подходили к ней всё ближе. Кошка вспрыгнула ей на плечо и сердито взъерошилась.
— Триста двадцать! — жизнерадостно отозвалась девушка, не подозревая, что поджаривает и без того хрупкие Фуринины нервы на мучительно слабом огне.
— Вот, возьмите, — Фурина на ощупь вытянула банкноты, пока боясь даже посчитать, хватит ли ей после такого в Сумеру хотя бы на самую дешманскую гостиницу или придётся ночевать на улице, схватила билет, едва не оторвав корешок, и припустила к лифту.
Может, её звали. Может, не звали. Может, она опять себе всё придумала и мелюзины шли спросить у девушки, у которой Фурина только что купила билеты за границу Фонтейна, не покупала ли у неё случайно Фурина де Фонтейн билеты куда-то за границу Фонтейна (слишком много Фонтейнов на одну мысль…), и тут уж вся надежда была на то, что девушка, как и любой уважающий себя человек, работающий в сфере обслуживания, терпеть не могла всю эту людскую массу и предпочитала не запоминать ни одно из нескольких сотен лиц, которые видела каждый день. Фурина бы на её месте так и делала.
Хотя, почему «бы». Она тоже старалась, как могла, никогда ни к кому не привязываться. Толку? Люди смертны, живут как хотят — ну, в рамках общественного договора и буквы закона. Она, волею Фокалорс, была лишена и смерти, и даже ограниченной свободы действий. Любые темы для общения очень быстро бы закончились, а вместе с ними и сама дружба. С другими бессмертными у неё либо не сложилось, либо сложилась трепетная переписка, второй участник которой в итоге тоже умер раньше неё, оставив ей незавершённую пьесу. Это сейчас всё стало по-другому, и с Дювалями она нашла в себе силы это «по-другому» попробовать, но…
Внутренний монолог пришлось прервать, потому что створки лифта разъехались в стороны. В лицо ударил поток солёного воздуха.
— Быстро под плащ! — шепнула Фурина Кошке, потому что по опыту знала, что правила перевозки животных логике не подчинялись. Та поворчала, но сдалась и спряталась ей под руку, вцепившись задними лапами в рюкзак и сердито фырча куда-то ей в поясницу.
Ничего. Ничего! Ничего, в конце концов, до Лиюэ можно добраться и через Сумеру. Можно даже морем! У неё достаточно времени: целых три месяца. Господи — да что ж такое!.. а, ладно, может, она Младшего Лорда Кусанали так поминает, никто ничего не докажет — три месяца — это же всего ничего, как, как, ка-ак она за такое время всё успеет?!
Может, просто выдумать концовку?..
Нет. Нет, она справится. Она дала обещание. Заложит две недели на обратную дорогу, если поймёт, что совсем не успевает, спросит у академиков, не может быть, чтобы у них в каких-нибудь исторических закромах не хранилось полное собрание фольклора Лиюэ, у той же Кусанали выяснит, в конце концов!..
Фурина нашла первую платформу и запрыгнула на корабль, почти сразу спустившись в трюм. Билеты проверяют после отправления, Кошку она спрячет под кровать, поужинает домашней едой, корабельную возьмёт с собой, она дешёвая, следовательно, портится дольше, пересчитает деньги…
Вслед за ней в трюм так никто и не спустился. Фурина всё равно просидела у запертой двери каюты, боясь моргнуть лишний раз и прижимая к себе рюкзак, и расслабилась, только когда корабль тронулся.
В какой-то момент снова пошёл дождь: сначала медленно, а затем бесперебойным речитативом.
Фурина, вымотанная своим походом и нервами, а потом ещё и придавленная немедленно вылезшей после проверки билета Кошкой, успела только понадеяться, что мелюзины отвлекутся от своих бесплодных и непонятно зачем организованных поисков, а Навия, Клоринда и Ризли (и Люмин, если она ещё не уехала в Натлан) как-нибудь Нёвиллетту да помогут. И уснула.
Ей снилось, как она смотрит с кем-то спектакль. Фурина рассказывает: костюмы придумали сами, с барсеткой им я подсказала, а печенья в оригинальном тексте были, но мы всё равно испекли настоящие, а не реквизит взяли, я угощу после премьеры. Кто-то внимательно её слушает. Иногда они обе смеются.
За всю ночь этот сон так и не обернулся кошмаром.