Чуж чуженин

И снова Мстиша пожалела, что не слушала тату. Ведь сколько раз он звал её посидеть рядом, когда люди приходили за княжеским судом. Если бы только училась уму-разуму у отца, то уж наверняка заткнула бы их всех за пояс. Но не ценила Мстислава, когда тата был рядом, принимала как должное, не сумела воспринять мудрость, а ведь о праведном суде Медынского князя слава шла на многие вёрсты окрест. Мстиша давно уже поняла, что Нелюб нигде не пропадёт, и сама чувствовала себя подле него как за крепкой стеной, но только нынче осознала, что зазимец не чурался учиться — всякому ремеслу, у любого человека. И досада от упущенной возможности лишь добавляла к горю девушки. Даже не смысля в том, как обыкновенно проходила тяжба, Мстиша догадалась, что над ней вершилось кривосудие. Точно дело о её вине было решённым, девушку притащили на посадничий двор, не позволяя даже сделать заклич на торгу и позвать свидетелей, тогда как боярыня явилась и с видоками, и с послухами. Толстуха держалась вызывающе уверенно, и ни она сама, ни посадник не трудились скрывать, что были друг с другом на короткой ноге. Расправа свершилась быстро, и сколько княжна ни возмущалась, подкупленные видоки подтвердили, что Мстиша напала первая, да к тому же избила почтенную женщину едва ли не до полусмерти. Послухи же засвидетельствовали доброе имя боярыни. За пришлую и бедно одетую Мстиславу, которая в очередной раз прикрылась Векшиной личиной, заступиться было некому. Княжне и слова не дали произнести в свою защиту, и ей оставалось лишь с ненавистью смотреть на лоснящееся лицо посадника. Подумать только, и этого негодяя утвердил сюда отец! Знает ли он, сколько несправедливости творится на его земле? Что слова простолюдинов ничего не стоят против слов вельмож, подкреплённых серебром? Эта сторона жизни открылась Мстише во всей её отвратительной неприглядности. Конечно, Мстислава держала в руках деньги. Она знала, например, что гривна больше куны, и этого ей вполне хватало, чтобы легкомысленно проводить далёкие от насущных забот дни. Поэтому теперь, когда посадник, не глядя на хмурую девушку, скучающим голосом выносил приговор, на Мстишу совершенно не произвели впечатления ни шесть гривен продажи, причитающейся самому посаднику, ни три гривны урока, что она должна была выплатить боярыне «за обиду». У Мстиславы имелись деньги, поэтому она только ждала окончания мерзкого судилища. Ей было противно и, пока посадник бубнил, княжна думала лишь о том, как бы затряслись его поджилки, узнай он, кем Мстиша являлась на самом деле. Девушка рассеянно провела рукой по груди, нащупывая сумку, и по спине пробежала волна ледяного озноба. Сумки не было. Мстиша встрепенулась и принялась оглядывать себя, но напрасно. Небесная Пряха! Сумка совершенно точно была при ней, когда Мстислава расплачивалась за пряник. А потом… Потом она, не помня себя, принялась браниться с проклятой жирухой. Котомку могли срезать в толчее или по приказу боярыни. Значения это уже не имело, потому что Мстиша застывшими глазами смотрела на посадника, сложившего руки на толстом животе и насмешливо и сыто поглядывавшего на девушку. — У меня нет денег, — прошептала Мстислава. — Меня обокрали. Судья и боярыня коротко переглянулись. — Ну что ж, — протянул посадник, и его глаза масляно скользнули по Мстишиному стану. — Тогда покуда придётся в порубе посидеть и подождать, авось, родные спохватятся да выручат тебя. Семья-то есть? — Как, в порубе? — опешила Мстислава. — А так, — ехидно вмешалась боярыня, и посадник и не подумал её останавливать, — седмицу-другую помёрзнешь в яме, а коли долг твой не сыщется дураков выплатить, придётся тебе, голубушка, в холопки продаваться. Ничего не поделаешь! — и она откровенно расхохоталась. Кровь бросилась Мстише в лицо. Она рванулась в сторону надменной бабы, но её тут же перехватили руки стражников. И вдруг, точно спасительная соломинка, пришёл на ум Нелюб. — У меня муж есть! — закричала девушка, пытаясь вырваться. — Ну что ж, коли любит, выкупит, — усмехнулся посадник, удовлетворённо поглаживая бороду. — Пошлите к нему! Мы в предместье на хуторе у вдовы остановились! Тут уже раздался общий смех. Даже детины, державшие её под руки, точно отъявленного головореза, и те позволили себе прыснуть. — Коли хватится, сам придёт, отыщет. Хотя, сдаётся мне, вдова ему заскучать не даст, — подмигнул посадник и лениво махнул рукой охранникам. — Ну, пойдём, красавица, — проговорил один из них, щербато улыбаясь в лицо Мстиславы. — Проводим тебя в покои. Стражники поволокли Мстишу куда-то вглубь усадьбы, мимо служб и построек. Девушка больше не сопротивлялась. Теперь, когда она оказалась полностью во власти двух дюжих мужчин, это было чревато. Чем дальше они отходили от богатых хором, тем грязнее и темнее становилось подворье. Пахло скотиной, варёной репой и отхожим местом. Княжна повернула голову, пытаясь спрятать нос в складки одежды, но наткнулась взглядом на пришитую к плечу одного из стражников ежиную морду. Мстиславу затошнило. Они остановились перед зияющей в земле четырёхугольной дырой. Один из охранников выпустил девушку, чтобы сбросить вниз деревянную лестницу, и Мстиша покачнулась и упала бы, если бы не рука его напарника. — Таких гладеньких ещё не доводилось в яму сажать, — с придыханием проговорил он ей на ухо, обдав чесночным смрадом, и Мстислава едва сдержала рвотный порыв. Ежиная морда коснулась её плеча. — Я помогу тебе скопить монет, если будешь покладистой, — жарко шепнул стражник, и вдруг его ладонь легла княжне на пояс и бесстыдно скользнула вниз, повторяя изгиб и сжимая ягодицу. Едва не задохнувшись от гнева и унижения, княжна пихнула обичика, одновременно отшатываясь к порубу. Охранник хрипло захохотал, глядя как трясущаяся словно осиновый лист девушка принялась торопливо спускаться по узкой лестнице. Кое-как сколоченные перекладины дрожали под руками, но Мстиша была готова свалиться вниз и пролететь полторы сажени, чем вынести хотя бы ещё одно прикосновение мерзавца. Она спрыгнула на землю и в страхе прижалась спиной к деревянной стене. Между щелями сруба зашевелились, разбегаясь в разные стороны, черепичницы и пауки, сухо прошелестела песочная струйка. Лестница тут же исчезла, а следом на грязно-серой, не больше ширинки клетке неба появилась безобразная кудлатая голова: — Ничего, я необъезженных кобылок даже больше люблю. Соскучишься — кличь Шульгу. Мстишу колотило. Только когда грубый гогот и шаги полностью стихли, она позволила себе оторваться от стены и тяжело опуститься на голую лавку. Та была настолько узкая и короткая, что даже невысокая Мстислава не могла бы вытянуться на ней в полный рост. Но девушка и не думала ложиться. Она подобрала ноги и обняла колени. Мстислава никогда ещё в жизни не испытывала подобного ужаса и отчаяния. Ей хотелось убить Шульгу — самой, собственными руками. Она знала, что именно так бы и поступил тата. Тата! Если бы он только ведал, в какую передрягу угодила его непутёвая дочь! Хуже всего была беспомощность. Мстиша оказалась совсем одна, в полной зависимости даже не от посадника, а от двух по недоразумению облечённых властью смердов. Здесь не было закона. Кто помешает им пробраться к ней ночью? От одной мысли дыбились волоски на руках. Мстислава лихорадочно думала. Чем она могла откупиться? Девушка быстро проверила — и ожерелье, и кольцо были на месте. Даже нож, висевший под накидкой на поясе, не отобрали. Но сколько они стоили? Мстиша не ведала цены вещам. Да и продать их или предложить в уплату долга она могла бы только через посредничество охранников, а в их честности не было никакой уверенности. Теперь, зная, чего Шульга хотел от неё, Мстиславе и вовсе не стоило рассчитывать на его помощь. Вот куда завела Мстишу красота. Нелюб! Мстислава боялась думать о нём и вместе с тем не могла не думать. Вся её надежда была лишь на Нелюба. Но Мстиша боялась, потому что если он не придёт... Нелюб не обязан был вытаскивать её из беды. Он не приходился ей никем, лишь спутником. Случайным знакомым. Если бы всё произошло раньше, Мстиша бы с равнодушной трезвостью поняла, что скорее всего, помытчик бросит её. Но нынче всё изменилось. Если Нелюб не придёт, окажется, что тот трепет в сердце, та беспричинная радость при его появлении, та теплота, что разливалась по телу рядом с ним — всё напрасно. Мстиша уронила голову на колени и закрыла глаза. Ей страшно было думать дальше. Страшно признавать, что времена, когда каждую ночь перед ней вставал образ Сновида, давно минули. Что она уже и не помнила, когда в последний раз смотрела на голубые бусины и украдкой смахивала слёзы. Эти мысли стали столь же навязчивыми, сколь и несвоевременными. Нужно было соображать, как выбираться из западни, а не мечтать о человеке, стоящем неизмеримо ниже её по положению. О человеке, с которым вскорости предстояло навсегда расстаться. О человеке, что даже не смотрел в её сторону. От стен и пола тянуло холодной сыростью. Мстиша свернулась клубком, с отвращением гадая, откуда исходил запах немытого тела: от неё самой или от засаленных досок. Впрочем, это было неважно. За ночь она успеет пропитаться им до костей. Ночь. Неужели придётся провести тут целую ночь? — Красавица! — неожиданно раздался сверху хриплый шёпот, заставивший задремавшую Мстиславу подскочить на месте. — Не спишь? Мстислава затаила дыхание и медленно потянулась к чехлу на поясе. Сердце колотилось как бешеное. — Спи, красавица, спи. А перед сном я тебе загадку загадаю: город пуст, во серёдке — куст, пятеро слепого в поруб волокут: туда идет — весел, обратно — голову повесил. Шульга разразился вороньим каркающим смехом, и Мстиша поёжилась от гадливости, но прохлада клинка вернула пошатнувшуюся твёрдость духа. Нет, она не станет покорной жертвой. Пусть только попробует к ней прикоснуться. Видят Пресветлые Боги, кровь Буй-Тура Всеслава, текущая в её жилах, — не водица! Ещё долго княжна насторожённо прислушивалась к каждому шороху, ожидая нападения. Но в ту ночь боги, к которым Мстиша взывала, берегли её, и когда над колодцем тускло замерцали первые звёзды, девушка провалилась в неспокойный прерывистый сон. Она проснулась на заре, разбитая и озябшая, и вчерашняя тоска подступила с новой силой. Мстиславе оставалось только ждать и надеяться. Часы тянулись мучительно медленно. В тусклом дневном свете, что достигал земляного мешка, поруб выглядел ещё отвратительней, чем ночью. На деревянных стенах были нацарапаны похабные слова и тут же, рядом с ними — имена богов. В углу смердела яма с засохшими нечистотами, и Мстишу не вырвало лишь потому, что желудок был пуст. Пришедший с утра стражник, к неимоверному облегчению Мстиславы оказавшийся не Шульгой, спустил ей в ведре битую крынку с водой, кусок чёрствого хлеба и мерзкую жижу, больше похожую на коровье пойло, чем человеческую пищу. Княжна не смогла побороть брезгливости и взяла только воду. Вытянув нетронутую еду наверх, стражник почти добродушно усмехнулся: — Ничего, денька через три слопаешь всё до крошки. Не будет никаких трёх дней! Нелюб придёт! Но почему тогда она до сих пор здесь? Почему, вернувшись вчера вечером из деревни, он тотчас не примчался за ней? Ответ был очевиден, но Мстиша отказывалась верить. К середине дня набухшие серые тучи разродились мелким докучливым дождём, от которого невозможно было спрятаться. Мстиславе хотелось плакать от злости и отчаяния. Даже скотину и ту держали под крышей. Поджав под себя ноги и нахохлившись как воробей, девушка пыталась согреться или хотя бы сохранить оставшееся тепло. Но без горячей пищи, движения и хорошей одежды это едва ли было возможно, и Мстиша чувствовала, как костяная рука холода пробиралась под её тонкую рубашку. Она болталась в зыбкой дрёме, пытаясь одновременно прислушиваться к происходящему наверху и не поддаваться унылым размышлениям. В какой-то миг почудилось, будто в глубине усадьбы закричали. Мстише померещились несколько спорящих голосов, но вскоре всё стихло. Девушка ещё некоторое время прислушивалась, но вспыхнувшая было искра надежды погасла. Мстислава не знала, сколько прошло времени. По-прежнему моросило, и вся её одежда пропиталась влагой. Пытаясь согреться, девушка дышала на озябшие руки. Она начинала жалеть о том, что отказалась от сухаря, а вчерашний пряник, добрую половину которого Мстиша по глупости выбросила, был точно из чьей-то чужой жизни. — Мокнешь, красавица? — раздалось над головой, но Мстислава так оцепенела от холода, что даже не вздрогнула. — Чего ж твой мужик не идёт? Ты тут студишься, а он, небось, вдову греет. Не поднимая головы, Мстислава вскинула на Шульгу взгляд исподлобья. Стражник сидел на корточках, широко разведя колени в стороны, и смотрел на пленницу блестящими сальными глазами, наслаждаясь и своей властью, и стыдом девушки. — Деньги нужны будут, ты только помани, — он подмигнул. — У меня мошна тяжёлая, — низко хохотнул Шульга и выразительно провёл ладонью по паху. Мстиша не выдержала и опустила голову. Её пробрал озноб. — Ишь, недотрога, — усмехнулся стражник и, бросив последний взгляд на княжну, поднялся и скрылся из виду. На Мстишу нашло отупение и безволие. Свернувшись калачом, она бездумно глядела в стену и сжимала рукоять ножа, не выпуская её из хватки, даже когда наступила ночь. Ей снился Нелюб. ‿︵‿︵‿︵‿︵‿︵‿︵ Утром Мстислава едва заставила себя подняться с лавки. Одеревеневшее тело ломило, на посиневших кистях некрасиво проступали лиловые жилки. Нелюб не пришёл. Мстиша провела в жутком порубе вторую ночь, а его всё не было. Значит, не стоило и надеяться. Помытчик наверняка уже находился за вёрсты от злосчастного городишки. Ехал на новой лошади да радовался, что так удачно избавился от обузы. Мстислава сжала зубы, пытаясь не расплакаться. Руки и ноги сковала слабость. Но теперь рассчитывать можно было только на себя. Она снова открыла веки и оценивающе посмотрела наверх. От этого простого движения перед глазами всё поплыло. Сколько здесь было — сажени полторы, две? Нет, Мстише никогда не вскарабкаться туда. Небесная Пряха! Где были Боги? Нежели они оставили её, княжью дочь? Зарычав, девушка, перебарывая сопротивление собственного тела, поднялась и попробовала уцепиться пальцами за деревянную стену, но лишь сломала ногти. Вторая попытка закончилась тем, что, наткнувшись на жирную многоножку, Мстислава в ужасе закричала и отпрыгнула обратно на лавку. Мстиша должна была поговорить с посадником. Рассказать, кем она является на самом деле. В конце концов, Мстислава знала такие подробности жизни княжеской семьи, что рано или поздно он должен будет поверить ей. Но тогда посадник отправит Мстишу к отцу. Не она ли говорила, что предпочтёт такому позору смерть? Нет. Нынче из холодного земляного мешка мысль о постыдном возвращении в Медынь уже не казалась Мстиславе такой страшной. Ведь иначе её ждало рабство или лапы Шульги. Или и то, и другое. Девушка закрыла лицо руками. В кои-то веки она пыталась сделать что-то хорошее, и чем всё закончилось? Не реши Мстиша купить подарок Нелюбу, не сжалься над мальцом, нынче она тоже бы шагала в сторону Зазимья. Он бросил её. Бросил, когда был больше всего нужен. Бросил, когда вся её жизнь стояла на кону. Бросил, оказавшись ничуть не лучше Сновида, которого презирал за то же самое. Послышался шорох. Мстиша вжалась спиной в ледяную стену, замерев в тревожном ожидании. На миг над колодцем мелькнула знакомая всклокоченная голова, а следом показалась спускаемая лестница. Девушка похолодела. Когда деревянные ножки с шуршанием утвердились на земляном полу, Мстислава нащупала клинок. В голове метались шальные мысли. Если ей не удастся убить его, то всегда можно… Ведь лучше так, чем… Но мгновения шли одно за другим, а Шульга всё ещё стоял наверху. Наконец, нехотя и новым, злым голосом он глухо велел: — Ну, долго тебя ждать? Подымайся! Дрожа от холода и слабости, но как можно скорее, княжна принялась лезть, стараясь не смотреть вниз. Последние ступени были наиболее опасными. На самом верху лестница угрожающе закачалась, но Шульга и не подумал подать девушке руку. Сумев сохранить равновесие и оказавшись на земле, Мстислава, переводя дух, хмуро посмотрела на стражника с немым вопросом. Тот скривил рот и неприязненно хмыкнул. — Пошли, — небрежно бросил он и подхватил её под локоть, направляя в сторону усадьбы. Но несмотря на грубость, Мстиша поняла, что Шульга больше не посмеет её лапать. Охранник и не думал объяснять девушке, куда и для чего они идут, но в сердце Мстиславы снова затрепетала надежда, и с каждым шагом она становилась всё сильнее. Миновав постройки, они завернули за угол и оказались на переднем дворе. Когда Мстиша увидела Нелюба, у неё едва не подкосились ноги. Волна чистой, всепоглощающей радости обрушилась на девушку, придав миг назад безвольному телу яростную силу. Княжна стряхнула с себя пятерню Шульги и ринулась навстречу зазимцу. Перед тем, как броситься в объятия Нелюба, она успела заметить, как смягчилось его ожесточённое лицо и чуть опустились напряжённые плечи. — Нелюб, — только и сумела пропищать ему в шею Мстиша и улыбнулась, услышав над собой облегчённый выдох. Её окутало теплом и запахом Нелюба, и следом Мстиславу словно прорвало. Впервые за эти несколько страшных дней она позволила себе расплакаться. — Ну, будет, будет, — пробормотал Нелюб, крепко прижимая её к себе и гладя по голове. — Пойдём, незачем тут задерживаться. Легко подхватив девушку на руки, он понёс её прочь из усадьбы. Мстислава не оборачивалась, но чувствовала кожей буравящие взгляды. За тыном их ждала телега. — Словята отрядила, — пояснил помытчик. Нелюб усадил Мстиславу на сено и, обежав её с ног до головы внимательным взглядом и накрыв накидкой, пахнувшей сундуком и старыми вещами, подал увязанный в тряпицу кусок кулебяки. Он был ещё тёплым. — Всё Словята: и плащ дала, что от мужа покойного остался, и еды наготовила. — Зазимец устроился рядом. — Уж как она переживала за тебя, когда узнала. Помытчик коротко взмахнул вожжами. Столбики забора посадничьей усадьбы побежали сначала медленно, а потом всё быстрее, и Мстиша сомкнула глаза. Когда она открыла их, проезжали злополучную торговую площадь. Сдобный дух пирога кружил голову, и девушка с удовольствием отломила кусочек. — Только много не ешь, — посоветовал Нелюб. — А то с непривычки живот разболеется. И действительно, ей хватило совсем немного, чтобы почувствовать сытость. Отложив кушанье, княжна обняла свои плечи. Теперь она раскаивалась, что кинулась на Нелюба. Во-первых, стоило вести себя сдержанней. Во-вторых, должно быть, от неё воняло. Мстислава скосила очи на помытчика. Он сидел, глядя вперёд, прямой и суровый. Девушке показалось, что его черты заострились. Меж бровей собралась складка, а губы сжались в упрямую полосу. — Ты сердишься? — тихо спросила Мстиша, когда они миновали городской вал. Нелюб быстро посмотрел на неё и снова перевёл глаза на дорогу. Телега мирно поскрипывала, над золотившейся стернёй с пронзительными криками носились запоздалые ласточки. — Не на тебя, — неохотно ответил он. Помолчав, Нелюб добавил: — Хотя и на тебя немного. Как ты только догадалась отправиться одна, в незнакомый город, да ещё и зная, что там могут бродить разбойники? — Не тех разбойников боялись, — покачала головой Мстиша, и Нелюб против воли вымученно улыбнулся. — Рассказывай, — вздохнул он, и Мстислава поняла, что прощена. Она поведала ему обо всех своих злоключениях до поруба, и зазимец слушал, лишь неверяще мотая головой и время от времени неодобрительно цокая. — Полбеды, когда глузду маловато, а если к тому же отваги без меры, тогда совсем погибель, — подытожил он. Но стоило Мстиславе дойти до ямы и, главное, до Шульги, Нелюб перестал улыбаться и посмурнел. Не перебивая, он внимательно смотрел на девушку, а когда она закончила рассказ, лишь вымолвил сквозь зубы: — Вот таких выродков земля точно носить не должна. — Я решила, ты не придёшь, — прошептала Мстиша, ковыряя сломанный ноготь. Несмело подняв взгляд, она столкнулась с сузившимися глазами. — Вот, значит, что ты обо мне думаешь? — Почему ты не пришёл сразу? — не смогла сдержаться Мстиша. — Пришёл. — Он сжал челюсти, и теперь стало ещё заметнее, как Нелюб осунулся и посерел. Под глазами лежали тёмные круги. — Вот только оказалось, что нужны девять гривен выкупа. Кобылу удалось вернуть почти сразу, хозяин попался сговорчивый. А вот чтобы птицу продать, пришлось помыкаться. — Птицу? — непонимающе нахмурилась Мстислава. — Ястреба, — не встречая её взгляда, проговорил Нелюб. — Бердяя?! — ахнула Мстиша, накрывая рот ладонью. Зазимец чуть заметно поморщился и ничего не ответил. Они как раз подъехали к хутору, и вдова вышла им навстречу. При виде девушки она радостно всплеснула руками. — Вызволил! — Словята обняла Мстишу как родную. — Говорила ж, за такого мужа держаться надо железным хватом! Да как же тебя угораздило с боярыней сваду затеять! Так, на порог не смей после погреба, — остановила вдова шагнувшую было в сторону дома княжну, — давай сразу в баню, я уж натопила так жарко, что всякая гадость мигом отколупнётся. У меня баня справная, а муженёк тебя попарит. Пойдём! Словята подхватила ничего не соображающую Мстиславу и потащила в мыльню. При входе она остановилась. — Обдериха иной раз шалит, погоди, сейчас присловьице скажу. — Вдова поклонилась до земли и завела напевным голосом: — Пусти, баенка, пусти, пустая хороминка, пусти погреться и потопить, полешко и веничек подам! Прими все скорби-болезни, все уроки-прикосы, все полохи-переполохи. Мстиша и Нелюб тоже поклонились. — Ну вот и добро, — удовлетворённо улыбнулась Словята, — теперь не тронет. Хозяйка ушла, оставив Нелюба с Мстишей наедине. Некоторое время они молчали, а потом княжна нарушила тишину: — Прости меня. Нелюб вскинул на Мстиславу хмурый недоверчивый взгляд. — Прости за Бердяя и… за то, что сомневалась в тебе. Просто… Я думала, что ты меня… — Она запнулась, не зная, как подобрать слова. — Что я тебе надоела, и ты только рад был бы от меня избавиться. Мстислава хотела, чтобы Нелюб принялся отрицать её догадки, чтобы возразил, заверяя, что она вовсе не надоела ему, но вместо этого помытчик лишь устало бросил: — Ладно уж, ступай в мыльню. Я тут посижу. — Что-то похожее на улыбку мелькнуло у него на губах, когда он добавил: — Постерегу тебя от обдерихи. ‿︵‿︵‿︵‿︵‿︵‿︵ Мстислава так истосковалась по теплу, что едва заставила себя выйти. Она оттёрла кожу до скрипа, вымыла волосы и, наконец, постирала одежду, благо, Словята дала ей свою старую девичью сорочку на смену. За ужином пришлось заново пересказать вдове о своих злоключениях, и та только охала да ахала, на чём свет ругая посадника, бояр, а заодно и князя. Нелюб почти ничего не говорил, едва притрагивался к угощению и лишь задумчиво смотрел на Мстишу. И от этого странного, долгого взгляда княжне делалось не по себе. Ещё только начало темнеть, а у Мстиславы уже слипались глаза, и зазимец повёл её на сенник, где была устроена постель. Пока они шли, смутное беспокойство, завладевшее княжной ещё за ужином, усилилось. Нелюб молчал. Он держался отстранённо и почти не смотрел на девушку. Мстише даже показалось, что и ступал он так, чтобы случайно не дотронуться до неё. Сон как рукой сняло. Но ведь Нелюб был ей рад! Она ясно видела облегчение на лице помытчика, когда он пришёл за ней в посадничью усадьбу. Если Нелюб и сердился, то простил её. Отчего же теперь от него веяло холодом? Словята расстаралась и, кажется, вывалила на сено содержимое всех своих сундуков. Нелюб остановился чуть в стороне от овчинной подстилки и коротко кивнул: — Ложись. Мстиша недоверчиво села на ворох старых шуб, не спуская тревожного взгляда с зазимца. — А ты? Девушка теребила перекинутую на грудь косу. Чистая и пригожая, в свежей рубашке и с вымытыми волосами, Мстислава впервые за долгое время была довольна своим видом, а Нелюб всё равно не хотел смотреть на неё. — Да я, пожалуй, в телеге лягу, чтобы тебя не стеснять. Ночь нынче тёплая, — с непривычной для себя неуверенностью проговорил он, делая неопределённое движение рукой. Мстиша почувствовала, как на глаза навернулись непрошеные слёзы, а в груди встал ком обиды. Она вспомнила все непристойные намёки на Нелюба и вдову, что делали посадник и стражники, и к лицу прилил жаркий стыд. Хозяйка была далеко не старуха, да и не скрывала, что Нелюб ей приглянулся. — К Словяте пойдёшь? — не своим голосом спросила Мстиша. Нелюб удивлённо вздёрнул голову. — Да ты никак ревнуешь? — догадался он и улыбнулся так светло, что у Мстиславы отлегло от сердца. — Не уходи, — прямо попросила она. Улыбка медленно сошла с лица Нелюба. Теперь он смотрел пристально, точно взвешивая что-то в уме. На миг помытчик отвёл взор в сторону, а потом снова взглянул на девушку, и Мстиша поняла, что он хотел отказать. Нелюб прочистил горло, но Мстислава опередила его, прошептав: — Пожалуйста. В глазах Нелюба мелькнула жалость, и, поколебавшись несколько мгновений, он повержено вздохнул. Зазимец сделал два больших шага к княжне и опустился подле неё. — Спи. Не бойся, я буду рядом. Мстиша уронила взгляд на кончик косы в своих руках. Не такой она представляла себе эту встречу. Та близость, что начала завязываться между ними, оказалась забыта Нелюбом за две ночи. Помытчик пришёл за ней, но вовсе не потому, что Мстиша была ему дорога. Он пришёл, потому что не мог иначе. Мстислава легла. — Обними меня, — тихо, едва слыша себя, попросила она. После того, как Мстиша навязалась Нелюбу, терять было нечего и падать ниже некуда. Нелюб сглотнул и несколько мгновений сидел неподвижно, а потом, сдаваясь, опустился рядом и осторожно вытянул руку, невесомо обхватывая плечи Мстиславы. Его движения были выверены, и зазимец позаботился, чтобы не прикоснуться к ней лишний раз. Голова девушки лежала на руке Нелюба, но их разделяли добрых три вершка. Княжна судорожно выдохнула и закрыла глаза. По вискам скатились две тёплые слезинки. Тело Нелюба было напряжённым, точно у насильно посаженной на колени кошки, которая терпела, но только и ждала мгновения, чтобы вырваться из-под ласки надоедливых рук. Мстиша открыла глаза и повернула голову к Нелюбу. Он лежал, не мигая глядя в потолок. Нелюб не мог не видеть, что Мстиша смотрит на него, не мог не знать, что она ждала — ответного взгляда, слова и того страшного и волнительного, что могло за ними последовать. Но он не повернулся к ней, и Мстислава поняла, что запас его жалости наконец исчерпался. Шмыгнув носом, она соскользнула с руки помытчика и, закутавшись в овчину, отвернулась на другой бок.