В переплетении судеб

Страшные догадки начинают закрадываться в её голову на второй год счастливой супружеской жизни. Всё чаще ей во снах являются призраки и королева Эймма, самая яркая из них. Всё чаще она умирает на родильном ложе. Всё чаще малышка Рейнира смотрит на неё испепеляющим драконьим взглядом. Алисента Хайтауэр не была драконом. Огонь мог бы её убить, не научись она танцевать с ним на кончиках пальцев. Отец и члены Малого Совета смотрят на неё с участием и пониманием. Сочувствием — она бы сказала, не знай, что у каждого из них внутри лишь мечты о собственной выгоде — и холодностью, когда мейстер негромко говорит, склоняясь над своими бесконечными бумагами: — Наш король, Визерис, Первый своего имени, вряд ли может иметь детей, моя королева. У Алисенты в этот момент поразительно срабатывает самообладание — она знала, она была готова — и здравый смысл. Советы созывались без короля, когда тот был болен, но никогда — в присутствии одной лишь королевы. Ей двадцать лет; её мир рушится, а мечты о сыне, который наденет корону, поразительным образом испаряются о холодно-участливые слова. Она несмело поднимает взгляд, ищет отца среди присутствующих. Отто Хайтауэр благосклонно кивает ей. — Королевству нужны наследники, Алисента. Любой ценой. — У вас уже есть принцесса Рейнира, — произносит она, и слова резко разбиваются о глухие стены. Мейстер и десница переглядываются. Ничего хорошего на их лицах искать и не стоило. — Ваше Величество, — с неожиданной формальностью говорит Отто Хайтауэр, — Рейнира прекрасна и умна не по годам. Но она женщина. Я не говорю об этом как о недостатке лишь из-за пола. У короля лишь один ребёнок, дочь, которая умрёт в родах, как её мать и обе бабушки. Что тогда прикажете делать с королевствами? Алисента, только успевшая поднести вино к губам, резко ставит его на стол. Власть наступает тогда, когда знатные лорды отшатываются, стоит издать более громкий звук, ударяя стакан о гладкую поверхность. — Принц Деймон... — Да, он, — неожиданно резко бросает отец, — с такой же валирийской кровью и белыми волосами. Если ты родишь детей от него, никто не посмотрит на них косо. Алисента ощутимо вздрагивает. Как тот, кто всю жизнь учил её, девочку, целомудрию, способен толкать её же — уже королевой — на государственную измену? В присутствии верных, но непредсказуемых лордов? — Я не пойду на это, — решительно заявляет она, — я дала клятву Семерым быть верной женой, Визерис... Сделал меня королевой, как никто бы не смог. Я предам дом Хайтауэр, тебя, отец, и себя, если разделю ложе с другим. — Бедная королева, — шепчет лорд Стронг. — Иногда правильные решения несут за собой неправильные поступки, — скорбно опускает голову мейстер. — Алисента, — сколько лет отец не произносил её имя так мягко? С тех пор, как она выросла? С тех пор, как умерла мать? — это не измена. Мы хотим помочь тебе. Если принц узнает о... Проблеме своего брата, он захочет занять престол и посадить на него какого-нибудь бастарда после себя. В лучшем случае, он аннулирует ваш брак и отправит тебя доживать дни в Старомест. В худшем — объявит изменницей и виновницей всех его бед. Алисента хотела бы возразить, но принц Деймон никогда её не любил — ни как родственницу, ни как фрейлину королевы Эйммы. Слишком запоминающимся взглядом он наградил её на свадьбе с Визерисом. Что она, в конце-концов, делала не так? — И вы все считаете, что он согласится сделать меня своей любовницей, — грустно улыбается молодая королева с разбитым сердцем, — принц ненавидит меня. — Такой паршивый человек, как Деймон, полюбит тебя, когда узнает, что его дети займут трон, — заявляет Отто Хайтауэр, — он уже согласен, Алисента. Либо несколько ночей, либо смерть на плахе. Она выбегает из зала совета, не хлопая дверями и заходясь слезами, когда из неё выбивают короткое «да».

***

Визерис быстро шёл на поправку, и Алисента ни на шаг от него не отходила. Глупая лихорадка. Она же просила отменить турниры из-за навязчивого ветра! Иногда, молясь Семерым, королева украдкой подумывала над тем, что было бы неплохо, если бы Визерис сейчас умер. О, нет, она безумно любила его. Он возвысил её, он сделал её королевой, он... Был добр к ней. Их разделяла любовь к искусству и покойной королеве. Как хорошо, что мать Рейниры успела покинуть этот мир, не узнав, что за её спиной всегда плелись интриги... Она пойдёт на это предательство не ради себя. Ради королевства, ради Староместа, ради будущего Рейниры, которую вынудят умереть в родах так же, как и мать... — Ты знаешь, я бы никогда не поступила так, будь у меня выбор, — выбор у неё был, но выбирать его королева была не вправе, — вернись ко мне, и мы построим лучшее королевство, которое только у нас получится. Алисента осторожно целует бессознательно спящего Визериса в лоб и медленными шагами выходит из его покоев. Члены Совета уберут его, как только она родит сына, и сделают её регентом? Или дождутся совершеннолетия следующего претендента на трон? Если дождутся хотя бы его рождения...

***

— Мой брат идёт на поправку, — холодно произносит Деймон Таргариен, подавая ей руку и помогая спуститься с кареты, — Вашими усилиями, я полагаю. Алисента невольно улыбнулась. Это первый раз, когда он заговорил с ней, если не считать коротких поздравлений насчёт брака. — Это заслуга мейстеров, не моя. — Они действуют под Вашим руководством. — Я мало понимаю в лекарстве, — казаться непринуждённой — ужасная мука, — но мой супруг, — выделять это, не дать принцу забыться — тоже, — уже ждёт Вас. Он скучает. Я каждый день об этом слушаю. Дорогие мои, — теперь уже обращение к фрейлинам, — оставьте-ка нас на минуту. Никто из фрейлин не возражает против прогулки принца и его невестки. Все знают, как сильно Визерис обожает свою молодую жену, и как она переживает о нём в дни болезни. Их оставляют наедине — пока что, но Алисента уже хорошо знает ловушки Королевской Гавани. Каждая стена имеет уши, поэтому они негласно решают уйти вглубь сада, дальше от дома, оставив хохотушек-фрейлин позади. — Я полагаю, Вы уже знаете? — вновь обращается к ней Деймон. Королева слабо кивает, хватаясь сильнее за его плечо — вот-вот упадёт: нежный, религиозный, южный цветочек Алисента Хайтауэр. — У нас нет выбора, — шепчет она, — я не хочу этого, мой принц. Но ещё меньше я хочу, чтобы после наших смертей престол достался Веларионам или никому, а всё вокруг вновь погрузилось в хаос. — Хоть в чём-то мы согласны. Он красив — именно по-валирийски красив, как никто другой. Визерис старше лишь на несколько лет, но выглядит — словно на десять. Принц Деймон тоже недавно потерял жену, но он никогда о ней не горевал. Кажется, всё так, как должно быть: король правит, а его брат воюет. Отсюда и различие в телосложениях. Алисента знает, что Деймон нравится женщинам, и, кажется, понимает причины. — Скажите... — она настойчиво заглядывает в его глаза. Фиолетовые. Словно неживые, — Вы правда любите короля? — Глупый вопрос. — Если ответ «да», — продолжает Алисента, — Вы обязаны сохранить всё в тайне. Слышите? Никаких намёков. Я люблю Визериса не меньше Вас и знаю: любой слух разобьёт его сердце. Мы не можем... Этого позволить. Деймон Таргариен с непривычным спокойствием кивает. — Разумеется. С Вашей стороны я так же рассчитываю на сохранение тайны. Заговорщики, словно дети... Они с Гвейном так развлекались, пока зима не пришла в их дом... — А теперь разрешите Вас поцеловать. На горизонте пусто — Алисента поддаётся, и неожиданно поцелуй кажется ей сладким, приятным в своей запретности. — Я Вам не враг. Вашему отцу — да, но Вы ведь просто марионетка в его руках, не так ли? Она поняла это давно, впитала с молоком матери, подтвердила, когда нашлось место при дворе. Но и Деймон не лучше. Деймон тоже... Принуждён. Алисента не отвечает ему. У неё нет ни малейшего желания с ним говорить. А вот познать любовь, которую воспевают все знатные куртизанки в столице... «И чем я лучше? — с грустью думала королева, — лишь тем, что ношу корону и прикрываюсь благой целью?» С Деймоном всё по-другому: жаркий озноб по ночам и формальный холод днём, от которого жалкое сердце почему-то болезненно бьётся в груди. Всё реже он называет её «моя королева» и чаще — Алисента. Всё чаще молодая королева пропадает в септе, надеясь искупить хотя бы часть грехов молитвами. Потому что Деймон Таргариен нравится ей не как Визерис. Не как удачная — слишком удачная — партия, а как любовник. На второй месяц вынужденного сотрудничества они разговаривают в тёмных покоях самой дальней башни. Алисента в основном слушает — её так воспитали. А Деймон говорит. Рассказывает про далекое-далекое море, Ступени, драконов, которых она боялась сильнее огня. Через два месяца они ведут себя так, как будто могут позволить себе будущее. Отец хвалит её, как неразумную девчонку. За такие грехи гореть им всем в адском пламени. Она старается не получать удовольствия, чтобы хоть чем-то соизмерить свои внутренние терзания: не выходит. Принц Деймон азартен, и он любит, завоёвывая чужие сердца, их с треском разбивать. Её, Алисенты, душа безвозвратно пуста, поэтому его касания с каждым днём становятся жарче и увереннее, а она позволяет себе целовать его больше необходимого.

***

Визерис улыбается так, словно никогда этого не делал, и за тридцать с лишним лет ему наконец разрешено показать эмоции. Он держит маленького Эйгона на руках, не зная, что это не его сын, и почему-то в лунном свете они так похожи, так похожи... Алисента устало падает на подушки. Деймон так и не приходит её проведать — передаёт короткую весть через своих людей, что поздравляет короля с королевой. Он улетает воевать на свои Ступени, наверное — последние месяцы ей не было дела до военных стратегий. А она привязалась. Глупо, наивно, как привязываются юные леди к рыцарям из сказок. Принц Деймон благородного рыцаря не олицетворял, но и она невинной леди больше не была. — Однажды ты станешь королём, — довольно произносит Визерис, и эта фраза режет ей слух. А стоили ли ее муки этого? Посадить сына на трон, а потом принудить его совершать ужасные вещи, оправдывая их короной? Но она улыбается так, как её учили, берёт Эйгона на руки, видя в нём столь знакомые черты Таргариенов и ни каплю из их, Хайтауэров, генов. Деймон Таргариен выигрывает очередную войну для королевства. Алисента Хайтауэр свою внутреннюю проигрывает.