Друг мой, да вы... боитесь?

Ах, как хорошо было дома! Особенно в столь мерзкую погоду: уже не осень, но ещё не зима. Листья уже облетели, смешались с размокшей от дождей грязью, оставив деревья голыми, хмурыми, непривычно тёмными. Их бы приукрасил первый снег, но до него природа всё не доходила. Она щедрилась только на иней и тонкий утренний лёд на застывших грязевых лужах, которые к обеду расплывались по всей округе. День стремительно укорачивался и темнел. Противно, грязно, уныло, неприятно в общем-то говорят. То ли дело дома! Тут тепло, сухо, светло! Красота и благодать! Лосяш это прекрасно понимал, поэтому за последние несколько дней носу на улицу не показывал и занимался только одним – чтением. Правда, таким себе чтением – невдумчивым. Он просто перебирал книги на полках, кусками или несколькими абзацами знакомился с теми, чья обложка цепляла глаз, и переходил к новой. Так вокруг его рабочего стола собралась уже не одна стопка. – Так, ну самое время перекусить, – говорил Лосяш сам себе, откладывал книгу в сторону и тянулся за бутербродом. Он встал из-за стола и подошёл к полкам, высматривая что-нибудь ещё интересное. И действительно взгляд зацепился за нечто новенькое. Лосяш наспех прожевал бутерброд, вытер руки об халат и взял книгу. – Ух ты, настоящий учебник из медицинского! Старая потрепанная обложка почти отвалилась, страницы пожелтели. Лосяш открыл учебник где-то на середине и попал на тему “Кроветворение”. Он долго разглядывал пёстрый разноцветный рисунок костного мозга, на котором были разным цветом и формой показаны клетки крови на разных этапах развития. С первого взгляда вообще ничего не было понятно – слишком много всяких клеток со слишком похожими или длинными названиями. – Да уж, не завидую я студентам-медикам, – выдохнул Лосяш, пролистал пыльные страницы ещё немного и отложил книгу в сторону, тут же потянувшись за другой. – О, совсем новенькая. Трёхтомник какой-то, – он сперва полистал лощёные страницы и только потом решил посмотреть название, – “Молекулярная биология”... это уже поинтереснее, потом почитаю. Следующей ему попалась “Физиология человека”, толстая книга, тяжёлая, сразу внушающая уважение. Только он хотел ознакомиться с ней, как в дверь постучали и, не дожидаясь приглашения, в дом вошла Совунья. – Привет, Лосяш! – она чуть запыхалась. – И вам добрый день, суетливая вы моя, – тот продолжал стоять с книгой в руках, наблюдая, как нежданная гостья стягивает большие и очень грязные резиновые сапоги. – Ой, ты извини, что я так без приглашения нагрянула, я вот спросить хотела… – быстро начала она, на ходу поправляя шапку, но тут же отвлеклась, – о, а что читаешь? – Да так, – Лосяш открыл перед ней первую попавшуюся страницу, на которой был изображён пример электрокардиограммы. – Хмм, – Совунья внимательно, с прищуром посмотрела на рисунок, сразу поняв, что это и из какой книги, – как-то всё криво. Она сказала это с особенной непередаваемой интонацией, немного повертев рукой в воздухе, но быстро вспомнила, зачем вообще пришла. – Так вот, Лосяш, я же пришла не просто так, а с вопросом: ты новости по радио слушал? – В последнее время нет. А что, что-то случилось? – Как “что”? – удивилась та, – Конечно же случилось! Эпидемия гриппа идёт! Совунья с очень многозначительным видом подняла палец вверх, отчего Лосяшу сделалось немного смешно. – Вот тебе всё хи-хи да ха-ха, а люди болеют! Тяжело болеют! Видел, какая погода на улице? Вирус цветёт и пахнет, как июньские маки. – Дорогая моя, вы преувеличиваете, – Лосяш спрятал руки в карманы халата и пожал плечами, – у нас никто не болеет. – Вы не болеете, потому что привиты! – она погрозила ему пальцем, – Если бы я за вами не бегала, то вы бы сейчас все лежали по койкам с температурой 39° и наматывали бы сопли на кулак. – Да, помню – было дело. Вы, активная моя, с лозунгом “Вакцинация!” всех нас обошли. – И правильно сделала! – всё больше распалялась та, начиная ходить по прямой вдоль книжных шкафов, – Но! – Что? – Всё-таки не все вы меня посетили. Друг твой, Пин, так и не явился ко мне! Лосяш заулыбался, и пригласил гостью присесть на диван. – Ну он человек занятой, может забыл, замотался? Совунья присела, но всё равно была очень возмущена и продолжала периодически поднимать указательный палец вверх. – Нет, ну ты знаешь, что он мне сказал? Сказал: “Механики не болеют!” Мол, закаленный он, как сталь, и здоровый, как бык. А вирусу всё равно, механика ты или… или повар! – Ну а что вы от меня хотите? – Лосяш продолжал улыбаться. Совунья чуть-чуть умерила пыл и заговорила спокойнее. – Понимаешь, я в последнюю неделю как ни приду – его дома нет, ходит где-то всё время, шарится, заразу собирает! – она на секунду снова завелась, но быстро успокоилась, – И я хотела попросить тебя, чтобы ты с ним поговорил. – Я? – Да! Вы же друзья, поговори с ним по-мужски, объясни всю важность ситуации! Никому из нас не надо, чтобы он неделю-две провалялся в кровати – в лучшем случае – с температурой, ломотой в костях и соплями до колен. Мне его лечить будет явно не в удовольствие, мне вон банки закатывать надо, а то яблоки пропадут. – Ну хорошо, я постараюсь. – Ой, спасибо, Лосяш! С меня три банки варенья, – Совунья встала и начала собираться домой. – Пять! – больше ради шутки сказал тот, наблюдая за тем, как гостья обувается, стараясь сильно не топтать грязными сапогами. – Пять, если приведёшь его сегодня к вечеру. Но смотри, сразу всё не ешь – зубы заболят. Они тепло попрощались. Лосяш решил как можно быстрее разобраться с этим делом. Стоило постараться не только ради пяти обещанных банок варенья, но и ради здоровья своего друга тоже. Ну и ради здоровья Совуньи конечно же, чтобы она меньше переживала. А то она снова от переживаний нападёт на кофе, выпивая по десять чашек в день. Тогда всем им будет нехорошо! Через час он уже был около дома Пина. По мокрому песку ходить было не очень удобно и не очень-то приятно. С моря дул холодный осенний ветер, от которого Лосяш поспешил скрыться в гараже. Благо, он уже издалека заметил включённый там свет и понял, где стоит искать своего друга. – Пин, доброго дня! – Какая неожиданная, но приятная встреча! – отозвался тот откуда-то из глубины гаража, – Проходи сюда, здесь теплее. Лосяш прошёл дальше, где действительно было теплее, и застал друга сидящим за большим железным столом. Он что-то старательно чертил. – Друг мой занятой, что тут у вас? – Лосяш наклонился над бумагами и с интересом их рассмотрел. – О, да так – пустячок. Думаю вот над отоплением гаража. Тут-то тепло, потому что вон – радиатор греет, – он указал на большой агрегат, стоящий рядом со столом, – но на весь гараж радиаторов не напасёшься. Надо отопление проводить. – Да, зимой тут будет весьма прохладно. Сейчас-то уже – далеко не комнатная температура. Кстати, на вашем месте я бы передвинул эти трубы вот сюда, – Лосяш указал пальцем на чертёж, – а то теплопотери будут слишком большими. – Oh mein Gott! И вправду, как это я проглядел? Спасибо за совет! Пин сделал пометки в свободном углу чертежа и отложил карандаш. – У тебя было ко мне какое-то дело? – спросил он, потягиваясь, – Или ты просто так в гости заглянул? Лосяш пару секунд думал, что стоит как-то начать издалека, но решил сильно не мудрить и сказать почти прямо: – Слушай, а хочешь варенья яблочного? – Мне тут Копатыч кабачков предлагал в сентябре, – потянул Пин, отклоняясь на спинку кресла, – ну я взял и не знал потом, куда их девать. Половину холодильника ими забил. Но варенье я быстрее съем, чем дюжину кабачков, так что да – хочу. – Здорово! Мне тут от Совуньи перепадёт пять банок варенья, как она его закрутит, конечно. Поделим пополам… – Мне одной хватит, – с улыбкой перебил Пин. – Ну хорошо, тебе одну. Но только с одним условием. – Каким же? Лосяш выпрямился, сложил перед собой руки в замок и сказал, глядя другу прямо в глаза: – Нужно, чтобы ты сегодня вечером сходил к Совунье и привился от гриппа, а то… И он на секунду остановился, считав непонятную эмоцию с лица Пина, который даже как будто вздрогнул. – А то она тебя так и не дождалась в прошлый раз, – закончил Лосяш и замолчал. Ещё несколько секунд он наблюдал за не совсем понятной ему реакцией на эти слова. Пин откинулся на спинку кресла, словно пытаясь отодвинуться назад, свёл брови и куда-то в сторону отвел взгляд. – Слушай, – медленно начал он, выдав неловкую улыбку, – ну в таком случае останемся мы без варенья – я сегодня вечером занят. – Друг мой, вы всё время заняты. Там делов-то на десять минут. – Нет-нет, у меня и десяти минут не будет! Я вот это... – Пин махнул рукой в сторону чертежей, – чертежи вот буду доделывать. А то не сегодня так завтра снег выпадет и возиться с этим будет уже неудобно. – А Совунье не сегодня так завтра нужно начинать заниматься заготовками, а она всё сидит и вас, мой занятой друг, выжидает, – начал настаивать Лосяш, – некрасиво это очень. Пин снова нахмурился и скрестил руки на груди. – Ой, ну схожу я к ней, схожу. Только потом… – Нет уж, – напирал Лосяш, тоже нахмурившись и скрестив руки, – вы ей появиться давно обещали. Пошлите сейчас… – Да никуда я не пойду! Оба потихоньку начинали раздражаться. – Это ради вашего же здоровья! – Но я здоров, как ты видишь! Ich bin gesund, ich fühle mich gut, gut! (Я здоров, я хорошо себя чувствую, хорошо!) – Так ещё здоровее станешь! Noch besser! (Ещё лучше!) Пин хотел было со злости сказать что-нибудь про ужасный акцент своего друга, но вовремя прикусил язык, просто с возмущенным видом набрав воздуха в грудь и встряхнув руками. Он потянулся в карман за сигаретами, а Лосяш тем временем пытался определить для себя причину для столь резкого отказа от столь простой процедуры. И, кажется, он понял. – Друг мой, – с прищуром начал тот, – да вы… боитесь? Пин даже сигаретой мимо рта промахнулся и в миг весь покраснел. – Да я… да нет же! – Я угадал! – Лосяш во всю улыбался, – Точно угадал! – Nein, du hast falsch geraten! Du hast Unrecht! (Нет, не угадал! Ты не прав!) – зло выговаривал тот, зажимая сигарету в зубах, но продолжая краснеть до ушей. – Пин, нет в этом ничего постыдного, – Лосяш старался успокоить своего зло пыхтящего друга, у которого никак не разгоралась сигарета, похлопав его по плечу. Тот всё также зло процедил какой-то отборный мат на родном языке, который был больше направлен на негорящую сигарету (или неисправную зажигалку?), но товарищ пару знакомых слов воспринял на свой счёт и в секунду завёлся: – Ну что за детский сад – штаны на лямках! – он ощутимо ткнул друга кулаком в плечо, отчего тот пошатнулся и выронил замызганную сигарету на пол, – Ты же – мужчина! Надо, значит – надо! И Пин снова захотел что-нибудь сказать такого отборного и неприятного, но всё же снова вовремя прикусил язык, понимая всю глупость и неловкость сложившейся ситуации. Он состроил виноватую и даже слегка страдальческую мину и заговорил спокойнее: – Понимаешь, ты как бы отчасти прав. – Отчасти ли? – Ну ты уж совсем труса из меня не делай! – даже с некоторой обидой в голосе возразил Пин, – Не то чтобы я при виде иглы кричу: “Oh mein Gott! Nein, nein, ich werde jetzt vor Angst sterben!” (О мой бог! Нет-нет, я сейчас умру от страха!) и падаю в обморок – нет. Но если есть возможность избежать этого, то я лучше ею воспользуюсь. – Ну а как же другие прививки? – Но всё-таки это ведь не корь и гепатит B, это ведь не обязательно. Лосяш вскинул брови. – Вообще-то грипп – тоже обязательная прививка… Теперь брови вскинул уже Пин и смутился пуще прежнего, понимая ошибочность своих знаний. Тут снова заговорил Лосяш: – Ну хорошо, а разве в школе тебя не заставляли? В институте? – Школу я плохо помню, там-то всё было более обязательно. В институте может что-то и было, но больше – добровольного характера. Заставляли там только каких-нибудь биологов и экологов от энцефалита прививаться перед практикой. У вас также поди было. – Ладно, но ты ведь напарывался на ржавые гвозди, резался об грязный металл, – Лосяш продолжал допытываться, – неужели ты и здесь надеялся, что пронесёт? – Ну почему же? Такую серьёзную травму я заработал по молодости и в травмпункте после перевязки меня на месте же обкололи от столбняка, – Пин даже неловко улыбнулся, – там ты как бы никуда от медсестры не денешься, она ещё в коридоре вычисляет себе “жертв”. Лосяш был рад узнать, что хотя бы от столбнячной вакцины его друг не убегал. Но он всё ещё не мог придумать, как заставить Пина согласиться на сегодняшнюю процедуру. Ещё чуть-чуть подумав, он решил попробовать запугать: – А гриппа ты не боишься? – Так не заболею я. А если и заболею, то перенесу нормально. – А лечить кто тебя будет, друг мой очень самонадеянный? Совунья, конечно, не откажется, но будет очень недовольна. И охота ли тебе выслушивать её недовольство? Что-то внутри Пина потихоньку начало поддаваться этим уговорам. Лосяш продолжал: – Ты смотри, она церемониться не станет: уложит на койку и обколет какими-нибудь лекарствами. Помнишь, как с Крошем и Ёжиком было? “Двадцать уколов – и они как новенькие!” Пин поджал губы и поёжился на стуле, почувствовав неприятный холод в животе. Лосяш заметил это и решил дожать: – Zwanzig gegen einen (Двадцать против одного), друг мой сомневающийся. Надо ли оно вам? А тому больше не хотелось говорить чего-нибудь по поводу акцента друга. Ему сейчас нужно было перед самим собой признать наличие такого неудобного и даже детского страха. Только вот самому себе это сказать было сложно, куда сложнее, чем согласиться со словами Лосяша. – Nein, не надо оно мне… Математик нас муштровал в свое время хорошо – разницу между двадцатью и одним я хорошо знаю. – Ну вот, то-то же, – Лосяш внутренне обрадовался тому, что смог убедить своего друга, – я бы даже сказал, что ты эту разницу бы прочувствовал на своей собственной шкуре. – Ага… – чуть завис Пин, но потом тут же ободрился, – А ты знаешь, куда нажать и что сказать! Listig! Du bist sehr schlau! (Хитрец! Очень ты хитёр!) Пин не мог не начать улыбаться сам, смотря на блестящего, как медная пуговица, друга, который даже ради приличия больше не скрывал свою радость. Получилось! Уговорил! Почти насильно уломал! – Ух ты какой, оказывается, – он сделал очень наигранно хмурое лицо, также наигранно погрозил Лосяшу пальцем и встал с кресла, – ладно, пойдем. Быстрее отмучаюсь. – Друг мой, вот это – поступок мужчины! – а тот сделал наигранно серьёзное лицо. – Ach komm schon! (Ой, да ладно тебе!) Пин махнул на него рукой, но без какой-либо обиды. Обижаться тут можно было только на самого себя и своё поведение. Уже начало темнеть, когда они почти подошли к дому Совуньи. Лосяш с не сходящей улыбкой решил немного разбавить атмосферу: – Тебе нужна будет помощь? Моральная поддержка? – А? Не-е-ет, не надо, – Пин остановился и зашарил по карманам, – ты до конца жизни теперь будешь мне это припоминать? – Нет, что ты! Я просто так спросил… Пин улыбнулся со вздохом и протянул ему пачку сигарет и зажигалку. – Положи к себе в карман, пожалуйста. Не хочу, чтобы Совунья их случайно увидела и потом ещё читала лекции о вреде курения. Она мне сейчас и так устроит головомойку. Лосяш снисходительно улыбнулся и кивнул, пряча принятое в кармане пальто. Он прекрасно знал, как Совунья может и любит причитать и ворчать, особенно на темы, связанные со здоровьем. – Ты домой иди, пока ещё не совсем темно. Я потом зайду ещё. – Хорошо, – тот обвёл друга взглядом с ног до головы, – буду ждать тебя. Лосяш пошёл в сторону дома, а Пин – к Совунье. Он несколько секунд потоптался у порога, собираясь с мыслями. Конкретно сейчас его больше всего пугало то, что, возможно, придется немного поспорить с Совуньей или просто долго слушать её нотации. А если рядом не было молодёжи, то она могла порой не стесняться в выражениях. “Ладно, чего это я, – ободрялся Пин, – зашёл и вышел”. Он постучался и, услышав “Входите!”, открыл дверь. Его встретила Совунья, стоящая посреди комнаты с парящей кастрюлей в руках. – О! Явился! – она окинула его слегка недовольным взглядом и направилась к плите. – Guten Abend! (Добрый вечер!) – Guten-guten. Зачем заглянул-то? Совунья знала, зачем мог прийти Пин, но ей было в удовольствие наблюдать за удивлением на его лице. Ну а тому пришлось немного себя пересилить, чтоб ответить: – Так это… прививку поставить. – Ну хорошо. Только тебе придется немного подождать, пока я тут на кухне закончу – посиди за столом. Пин сел и уже успел расслабиться и порадоваться, что на него сейчас не будут ворчать. Но порадовался слишком рано. – Ты чего от меня всё это время бегал? – Дак я занят был… – У тебя не нашлось нескольких минут за всё это время? – Ну как-то не нашлось. – Да уж, а если бы ты всё-таки заболел? Кто бы тебя лечил? Пину вдруг стало очень неловко и он постеснялся отвечать: “Сам бы лечился” или “Ну ты, конечно, ведь больше некому”, поэтому он промолчал и опустил глаза. А Совунья продолжала: – Ветром с моря уже весь ум выдуло, – она подошла к нему, вытирая руки об фартук, – одни болты и гайки в голове у тебя! – Да я… – заикнулся смущённый Пин. – Вот как дала бы по башке..! – вдруг замахнулась на него Совунья уже снятым фартуком, а тот от неожиданности зажмурился и отклонился в сторону, – Какая молодежь нынче безответственная пошла… – Ну извини меня, пожалуйста. И вправду нехорошо я поступил. Но Совунья достаточно быстро смягчилась и даже улыбнулась. – Ладно-ладно, пойдём. Не буду на тебя злиться. Но учти, – она погрозила ему пальцем прямо перед носом, – ещё раз такое выкинешь – точно получишь у меня. Пин же смог только утвердительно кивнуть и пойти в процедурный кабинет, скрывающийся за занавеской. И тут ему стало ещё более неловко, как тогда по-молодости было неловко в травмпункте краснеть и бледнеть перед медсестрой, показавшейся вдруг со шприцем в руках. А здесь и сейчас перед ним была Совунья, накидывающая медицинский халат. – Садись вон на стул. Ты ведь сейчас ничем не болеешь? – Вроде нет, – тот сел, выпрямившись и сложив руки на колени, как перед фотографией на документы. – Ну-ка, – Совунья коснулась ладонью его лба, приподняв пилотскую шапку, – возьми градусник, что-то ты какой-то горячий. – Вам, наверное, кажется, Mein lieber, – Пин понял, что волнение скрывать не получается, но градусник принял и зажал под мышкой. – Посиди пока, я схожу позвоню и вернусь через несколько минут. Совунья вышла, оставив Пина одного в кабинете. Тот выдохнул и стянул шапку, чуть взмокшую изнутри. Всё равно было ему как-то неловко, неприятно, но слово “страшно” он себе разрешить пока не мог даже в мыслях. “Dumm! Dumm! Beruhige dich, verdammt noch mal!” (Глупо! Глупо! Успокойся, черт возьми!) – сам себя старался приободрить он, всё же надеясь, что Совунья не почувствовала его волнения. Тогда бы он совсем от стыда сгорел, наверное. – Так, я вернулась, – вдруг появилась Совунья, шумно раздвинув занавески. – Кому звонила? – легко спросил Пин и подал градусник. – Министру здравоохранения, – отшутилась она и, надев очки, вгляделась в шкалу, – Хмм, ну, нормально. Поставим тебе сегодня. Она отошла к шкафу со стеклянными дверцами, чтобы найти ампулы. – Так, что тут… тут суспензия, ох, хорошая суспензия… Тут таблетки у нас, а где же эти лежат-то?.. – вполголоса проговаривала Совунья, шурша упаковками. Пин наблюдал за этим, слегка покачиваясь на стуле. – А, нашла! Так а это, а это – суспензия… – Hast du es gefunden? (Нашла?) – вздрогнул тот. – Чего? – Нашла, спрашиваю? – Да. Совунья поставила всё необходимое на стол и начала приготовления: надела перчатки, вскрыла упаковку шприца, вскрыла ампулу, отломав кончик, взяв его через марлю. Пин нервно поёжился на стуле и потёр руки, зажав их после между колен. Что-то его заставило посмотреть на блестящую иглу. – Чего так смотришь? – вдруг спросила Совунья, слегка улыбнувшись. – Да так, просто… – Ну, давай, – та подступила к нему, держа наготове шприц. – Чего?.. – до Пина не дошло, что от него хотят, и он чуть отстранился. – Руку давай, горе ты луковое! Рукав закатывай. Пин засуетился, задёрнул рукав футболки, оголив плечо. Как-то уже не осталось времени на переживание и испуг, когда кожи коснулась холодная проспиртованная вата. Но он всё-таки испугался, но реакция была естественной, как на неожиданный сильный стимул, и даже чуть вздрогнул, когда игла вошла глубоко в мышцы. И всё-таки это было больно. Конечно терпимо, но всё-таки – больно. Пин поджал губы и свёл брови, краем глаза заметив, что Совунья уже закончила. – Ну вот и всё, – очень по-доброму сказала она и прижала к месту укола вату, – на – подержи немного. Тот прижал к руке вату, по пальцам стекла пара капель спирта. Но сейчас ему стало внутренне как-то странно, как-то непонятно. Ничего ведь страшного не произошло? Сильно больно ведь не было? Да и на самом деле всё заняло минут десять – он дольше спорил и отнекивался. Ну и дурак же он, оказывается!.. – А делов-то было, – Совунья убирала всё на свои места, – дольше маялись. Ты чего такой бледный сидишь, как мой халат побелел? – А? Да так… Vielen Dank! – Пин будто очнулся, повеселел и сменил бледность на лице на небольшую розовость на щеках, – Vielen Dank! – Ой, ладно тебе, ладно. Но больше таких фокусов не вытворяй. – Ja Ja! Nie mehr! (Да-да! Никогда больше!) – Только смотри: может немного подняться температура, ну и рука поболит. Тебе лучше вечер и утро отдохнуть. Не смей гайки опять на холоде крутить! – Не буду! Пин помотал головой и натянул шапку обратно. Дело было сделано, процедура – проведена. Теперь можно спокойно отправиться к другу (и не только за тем, чтобы забрать сигареты). – Передай Лосяшу, что будет ему пять банок варенья – заслужил, – сказала на прощание Совунья. Пин, пуская пар, шёл уже по темноте, ориентируясь на более тёмную на фоне остального окружения тропинку, покрытую уже замерзшей грязью. Хорошо, что в доме Лосяша горел свет и на оранжевый огонёк окна было гораздо легче ориентироваться. Он постучал в дверь, но сразу зашёл, не дожидаясь приглашения. – Вы вернулись! – Лосяш встретил его радостно, встав из-за стола с книгами. – Вернулся, да, – заулыбался тот, разуваясь у порога. – Проходи, садись на диван. Как всё прошло? – Alles gut gelaufen (Всё прошло хорошо), – Пин сел и тут же завалился набок, заняв собой почти весь диван, – разве что утомился немного. – Ну, друг мой уставший, вы сегодня достаточно понервничали. Ложись во весь рост тогда. – Vielen Dank, – тот забросил ноги на подлокотник, свесив их на уровне коленей, оказавшись головой почти у Лосяша на коленях, и сложил руки в замок на животе. – Страшно было? Пин посмотрел на ехидную улыбку своего друга снизу вверх, попытался нахмуриться, но сам заулыбался: – Опять ты из меня труса делаешь?.. – Да не-е-ет же! – Ну, может быть совсем чуть-чуть. Ну ты правда до конца жизни будешь мне это припоминать? – Нет-нет! – Лосяш натянул шапку Пину на глаза, и оба засмеялись в голос, – Конечно же не буду. – Поверю на слово. Кстати, сигареты близко? – В пальто остались. – Покурить хочу, – Пин потянулся встать, но Лосяш взял его за плечи и уложил обратно. – Лежи уже, отдыхай. Завтра покуришь. Пин не стал противиться и лёг, вытянувшись даже с ещё большим удовольствием. Рука всё-таки немного болела, на коже остался небольшой синяк. Его начало клонить в сон. Он тихо что-то проворчал на родном языке, но совсем не грубое. – Спишь? – поинтересовался Лосяш. – Угу… Кстати, будет тебе пять банок варенья, – промычал Пин, надвинул шапку на глаза и мирно засопел. Лосяш осторожно дотянулся до стола и не без труда, но взял с него тот большой трёхтомник “Молекулярной биологии”, чтобы продолжить читать. Книга его зацепила, особенно заинтересовала тема про вирусы. Самое время приобрести новые знания, а завтра, за утренней сигаретой, можно будет ими поделиться с другом. Чтобы больше он таких фокусов точно не выкидывал. И прививался без уговоров и запугиваний со стороны.