Страницы произведения

      «Но тот тысячный — рядом пойдёт к палачам, дальше плахи и глубже могилы.» из стихотворения Д. Р. Киплинга «Тысячный» (перевод Алекса Манфиша)       Ну вот и сорок один. Никогда особо не праздновал, а сегодня особенно паршиво. И вроде ты и забывал меня поздравить, а всё равно я знал, что ты есть. А сейчас ты просто застыл где-то во Вселенной. Если бы можно было что-то изменить. Хотя бы чуть-чуть. Но может и хорошо, что нет. Так себе удовольствие быть героем «Эффекта бабочки».       — Ну, положим, там побочки слегка преувеличены.       Всё, белочка пришла.       — Я не белочка, я самец, если уж на то пошло. Дух я. Как Дед Мороз, только на день рождения. Ну или колдун, если тебе так понятнее.       — И чего тебе дед-колдун от меня надо?       — Это тебе надо. Сам же сказал, хочу что-то изменить. Так давай, меняй. Друг у тебя умер меньше года назад, время есть.       — И чем я рискую? Детьми, женой, работой, жизнью? Или взамен я отдаю бессмертную душу?       — Деловая хватка, даром, что лирик. Только по собственному желанию можешь от чего-нибудь отказаться. А мне ничего не надо. Это подарок.       — И какие правила? Насколько могу переместиться, что поменять, с кем встретиться? Телесный я буду или как ты?       — До пяти лет в прошлое и до десяти в будущее. Если ты там есть — просто попадаешь в своё тело. И действуешь по своим физическим и умственным способностям. Если нет — будешь духом, отражением, письмом, как сам захочешь. Можешь просто повисеть, посмотреть, ничего не меняя. Только мне казалось, ты другого хочешь.       — А если я, ну в своём теле там, то дух оттуда здесь?       — А ты хорош. Правильные вопросы задаёшь. Нет, ты, условно говоря, здесь, как бревно с глазами остаёшься. Просто телом. Душа у тебя одна всё время. И если она где-то, неважно в теле или нет, то твоя личность только там.       — И меня отвозят в дурку.       — Ничего с тобой не случится. Ни заболеешь, ни умрёшь, пока в отлучке. Но если хочешь так прожить вечность, то лучше не надо. Для всех ты будешь выглядеть не очень адекватно.       — Ясно. Нашёл ты меня как? Ни у одного же меня кто-то умер.       — Знакомый один твой подсказал.       — Лёша?       — Мне нужно отвечать?       — Нет, только по собственному желанию.       — Туше. Пускай будет он.       — А сам он тоже пользуется твоими услугами?       — Нет. Он проводник.       — И?       — Как с тобой тяжело, клещ ты прилипчивый. Друг он мне, вроде твоего, так понятно?       — Понятно.       — И что ты решил?       — А больше чем на пять лет в прошлое нельзя?       — Хочешь Там-Там отменить? Или первую дозу? Нет, так нельзя.       — На семьдесят лет, на сто, на двести?       — Оригинал ты, конечно. Если не будешь его родителям или прадедам мозг компостировать, можешь рискнуть, в качестве исключения.       — Тогда мне нужны встречи с четырьмя людьми из далекого прошлого, которых я назову. Просто вылазки в будущее — по одной на каждый год, в самый интересный момент, на твой вкус, чисто повисеть, как ты сказал. И две встречи в 2009. Одна на пару часов. Другая — на сутки.       — Какие дни вычеркнешь из прошлого?       — То есть я не сейчас перемещаюсь?       — Нет, я забыл немного уточнить.       — Таки душа?       — Отцепись от меня со своими фантазиями. Охрану я как твоему телу в будущем организую? Судьба же поменяется тогда.       — А так не поменяется?       — Как твою душноту кто-то вообще выдерживает? Сказано тебе, выбирай дни или часы из прошлого. В течение последних пяти лет. И да, что ты там наделал во время перемещений и что увидел в будущем по возвращении сюда окончательно ты забудешь. Готов?       — Готов. *****************       — Вы там о.....? Откройте, что за прикол? О, и этот знаток ещё здесь. Выпустите меня, я с ним в одной комнате торчать не буду.       — Это я с тобой, Горшок, торчать не буду. Ты и без меня отлично справляешься.       — Да вы достали уже спорить. Если вас ещё всю ночь слушать, то вообще больше ничего по жизни не захочешь. Мы мечтаем побыть в тишине хотя бы немного. И так на матах в спортзале вповалку, ещё и ваш бубнёж. А вы и на полу поспите, вам не привыкать.       — Т… м… Они дверь захлопнули снаружи, а изнутри замок не открывается.       — Тебя они тоже за стулом послали, Андрюх?       — Тоже. Можем попробовать вместе плечом высадить.       — Ты там, Князь, руку-то побереги, в этом городе светила медицины не околачиваются.       — А если мне в туалет приспичит?       — Мусорка в углу стоит. Спокойной ночи! Если вы поубиваете друг друга, мы не против.       — И что делать будем?       — Ну книги, видимо, читать. Вон их сколько.       — С азбуки начнём?       — Ну почему, можем с Пушкина. «Евгений Онегин», глава 6: «Враги! Давно ли друг от друга Их жажда крови отвела? Давно ль они часы досуга, Трапезу, мысли и дела Делили дружно? Ныне злобно, Врагам наследственным подобно, Как в страшном, непонятном сне, Они друг другу в тишине Готовят гибель хладнокровно…»       — Издеваешься?       — Точная цитата.       — Поэт, тебе очень давно не восемнадцать. Или тебе моя Оля нравится?       — Проехали. О, вот, «Капитанская дочка», глава 4: «Тут он взял от меня тетрадку и начал немилосердно разбирать каждый стих и каждое слово, издеваясь надо мной самым колким образом. Я не вытерпел, вырвал из рук его мою тетрадку и сказал, что уж отроду не покажу ему своих сочинений. Швабрин посмеялся и над этой угрозою. "       — Когда мы женщин с тобой не могли поделить, Князь? Ладно бы Балу такое плёл или Яша, а с тобой у нас вроде вкусы разные. Или я чего-то не понимаю?       — Где было про женщин в этих отрывках, Миха?       — А, да, я же забыл, что ты за строчку схватишься и больше не читаешь. Ты же писатель, а не читатель.       — Ну не нравится тебе Пушкин, вот Лермонтов. «Герой нашего времени», часть первая: «— Забыть! — проворчал он, — я-то не забыл ничего… Ну, да бог с вами!.. Не так я думал с вами встретиться… — Ну полно, полно! — сказал Печорин, обняв его дружески, — неужели я не тот же?.. Что делать?.. всякому своя дорога… Удастся ли еще встретиться, — бог знает!..»       — Это вообще бред какой-то. Про человека на пороге смерти. Ты помирать собрался?       — А это я и не для тебя читал. Для себя. Чтобы напомнить. Ладно, вот твой нелюбимый Достоевский. «Преступление и наказание», часть первая: «Пить он мог до бесконечности, но мог и совсем не пить; иногда проказил даже непозволительно, но мог и совсем не проказить. Разумихин был еще тем замечателен, что никакие неудачи его никогда не смущали и никакие дурные обстоятельства, казалось, не могли придавить его. Он …»       — Хватит, а? Не нравится тебе Тодд, так чего меня-то с убийцей равнять?       — А чего ты решил, что Раскольников — это ты?       — С того же, что ты не Атос.       — Ну, как знаешь. Тут по ходу почти один Пушкин. Ладно, вот «Дубровский», глава первая: «Будучи ровесниками, рожденные в одном сословии, воспитанные одинаково, они сходствовали отчасти и в характерах и в наклонностях. В некоторых отношениях и судьба их была одинакова: оба женились по любви, оба…»       — Андрей Гаврилович, значит? Князь, б...., дай я сам книжку выберу. Вот, Булгаков. Сойдёт. Сейчас что-нибудь из «Мастера и Маргариты» сп.......       — Это не тот том. В этом только рассказы. Ну можешь в середине почитать, там вроде закладка лежит. Не такая, конечно, как ты привык, просто фенечка.       — Капец, ты, конечно, шутник. Ну давай, ладно. «Милый товарищ! Я не буду Вас дожидаться. Я раздумал лечиться. Это безнадежно. И мучиться я тоже больше не хочу. Я достаточно попробовал. Других предостерегаю: будьте осторожны с белыми, растворимыми в 25 частях воды кристаллами. Я слишком им доверился, и они меня погубили." Что это за хрень такая? Я такого не читал.       — Это «Морфий».       — В смысле наркотик?       — В смысле, Мих. Хватит, наверное, книжек. Давай так просто посидим.       — Я не могу больше сидеть тут. Покурить бы.       — Вот об этом я не подумал.       — Чего?       — Ничего. Бросил бы, не ломало бы.       — Ублюдки! Я пить хочу, загнусь сейчас. Ты тоже без телефона?       — Без. Но всё идёт по плану. Попей воды из чайника.       — По какому плану, Князь? Ты геем что ли заделался?       — Ну тут романтики как-то так себе. Если бы меня вдруг переклинило, выбрал бы другое место.       — Б…., лучше не продолжай.       — Я из будущего. Мне дали попытку его изменить, и вот…       — П..... за п........ Ты сбрендил? Сейчас бритву достанешь и меня на кусочки порежешь?       — Это скорее по твоей части. Я просто пробовал кое-что подкорректировать. Но без серьёзных вмешательств.       — И долго ты шарился по моему прошлому? Всё перепробовал? Вычёркивал, подтирал? Я, может, из дома не уходил? Или, вот, точно, с Анфиской не связался? Как тебе чувствовать себя Богом? А я марионетка, так, да?       — Это первый и единственный раз. Я ограничусь одной дозой.       — Что ты меня лечишь? Ты мне только что страницы книг зачитывал как-то очень подозрительно метко? Ты типа их в первый раз видишь?       — Нет. Но…       — Со школы запомнил, Князев? Ты их там даже не открыл. Ещё попытка.       — Я серьёзно, Мих.       — Что, в библиотеку записался? «Алые паруса» в памяти освежить, но увлёкся? На спутнике все каналы заблокировали, а на компе видеокарта сгорела?       — У меня будет своя группа.       — Что, б….? Ты совсем охренел?       — Если не перегнёшь палку, буду с ней выступать в клубах раз в пару месяцев или последние полчаса наших концертов. Кто захочет, послушает. Если ничего не поменяется, я уйду навсегда.       — И когда приступишь к отделению?       — Это неважно. Со временем узнаешь.       — Так не прокатит. Мы либо в одной связке, куда идёт «Король и шут», туда и ты, или…       — А рожать ли мне дочку тоже ты будешь определять?       — Ты и так не спрашивал. Или стой. Ты и твоя новая?       — Агата.       — Всё так серьёзно? И когда?       — Октябрь 2010-го.       — Так это же больше девяти месяцев.       — Я из будущего, забыл?       — И когда с ней разбежишься? Сколько ребёнку будет?       — Насколько я видел, в мои пятьдесят мы вместе.       — А в остальном как там? Машины летают?       — Хреново там, Мих, особенно без наших песен. Но живём как-то, не скучно совсем. Хотя я туда тоже всего несколько раз залетал. Я из февраля 2014-го.       — Подарок на день рождения?       — Типа того. Это последнее путешествие. После него я не вспомню ни этот разговор, ни все предыдущие и последующие, совершаемые в перемещениях. И всё пойдёт своим чередом.       — А как ты дочку назовёшь?       — Единственное, что интересует? Ты оценишь.       — Нет, б…., пытаюсь понять, когда ты гнать перестанешь.       — Когда нам дверь откроют. Портал на сутки.       — А если я тебе сейчас с ноги втащу?       — Значит, будешь петь один. Я буду часто выпадать из реальности в ближайшие четыре года. А в июле 2013 буду совсем никакой.       — В день моей смерти? Трупов боишься, сказочник?       — В день твоих похорон. Одного раза мне более чем.       — Ну ты же как-то первый раз не вздёрнулся, видимо. Переживёшь и второй.       — Переживу. Это твой выбор и твоя жизнь. Всё, что я хотел сделать, я уже сделал.       — Почувствовал себя Марти Макфлаем, так?       — Так.       — А…       — Это будут очень тяжёлые четыре года. Для меня. В любом случае. Врагу не пожелаешь.       — Так что по книгам?       — Шура напишет. Мне будет, что ему сказать, как бы ни сложилась ситуация. А потом и сценаристам сериала.       — Сериала? Я на хрен прибью тебя прямо сейчас.       — Давай. У меня как-то не вышло с умереть молодым.       — Придурок.       — Сам придурок.       — Школьная библиотека, почему? Незакрытый гештальт по знакомству?       — Не врубаюсь, о чём ты?       — Ну допустим, мы должны были трезвыми поговорить. Но нас же и в сортире, и в самом спортзале могли бы запереть. Почему именно с книгами?       — Спроси у Лёхи. **********************       — Миха, вот что ты про этого злобного гения на каждом интервью лепишь? Я уже зае....., не то что журналисты. Дался он тебе. На фига я вообще написал этот текст?       — Просто смирись, Андрюх. И не так-то и долго. Всего 13 лет. Правда, десять сверхурочно.       — Ты о чём вообще?       — Да так, забей. Спроси у Лёхи.