Выжженный

      Каждое утро Сэгарё уезжает в Тай-оси, решать управленческие вопросы. Возвращаясь, он не замечает меня. Не разговаривает. Но и не мучает. Не заставляет прислуживать ему. Только смотрит иногда так, будто хочет сжечь или живьем содрать кожу. Иногда, выглядывая из палатки, я вижу, что его армия становится все меньше, солдат распускают по домам. Освободительная война Сэгарё закончена. Так почему он не завершит свою месть?       Каждую ночь я замерзаю все сильнее, хотя ночи становятся все теплее. Я незаметно для самой себя придвигаюсь к его постели. В эту ночь я проснулась почти рядом с его матрасом. Моя рука против воли тянется к нему, ложится на грудь. Так тепло, хорошо. Его сердце пропускает удар. Я (или Раэль?) становится смелее. Она. Рисует на его груди солнце, а поверх него полумесяц и звезды. Лиян дергается, а под потолком вспыхивает с десяток солнц. Зажмуриваюсь. А когда открываю глаза, встречаю его взгляд полный черной тоски и боли. Я убираю руку. И становится так холодно, что кажется вены застывают а пульс замедляется.       Я отворачиваюсь.       — Что случилось с моими родными? — решаюсь спросить я.       — Они прошли через ритуал развоплощения души. Они живы, но никогда не смогут переродиться. Да и в этой жизни, вряд ли обретут счастье, и не смогут продолжить род. Твой отец мертв.       Он пощадил Каменных Птиц? Раэль счастлива больше меня. Она так боялась, что ее Огненный Ветер превратился во Всепожирающее Пламя Смерти. Но лучше бы они умерли… виноваты ли те, кто в этой жизни родился Каменными Птицами в грехах всего рода?       — Убейте меня.       Я слышу, как он поворачивается ко мне спиной.       Что происходит? Чего он ждет? Или, ожидание смерти хуже самой смерти? Почему не запер меня в клетке, а поселил рядом с собой? Разве ему не противно смотреть на меня каждый день? Не вспоминает, глядя на меня, как держал на руках опустошенное тело Раэль? Почему он позволяет касаться себя?       Почему меня так тянет к нему? Не меня. Раэль.

***

      Я устала сидеть в палатке. Меня никто не останавливает, когда я выхожу, не заставляет вернуться, и даже не смотрят косо. Солдаты будто не замечают меня, все продолжают свои дела. Кто-то чистит оружие, доспехи, другие играют в кости, или готовят еду на кострах. Я бы могла убить их всех. Разверзнуть под ними землю, смотреть, как они, словно куклы, падают в черное нутро. Так бы поступила Миэ. Почему же отец, зная, что я настолько сильна, предпочел откупиться? Неужели, вправду, ради блага Тай-оси, ведь город тогда бы тоже пострадал? Не хотел продолжать бесконечную войну? В то, что он, правда, желал искупить грехи Миэ, я никогда не поверю.       Я иду к белым стенам, навстречу Сэгарё. Его черная лошадь бежит чуть впереди остальных. Он останавливается передо мной, его люди проезжают дальше. Протягивает мне руку, и я, ухватившись за нее, запрыгиваю сзади. Обнимаю его за талию, прислоняюсь лицом к его спине, вдыхая запах пота и хвойного мыла. Ветер свистит в ушах, я наслаждаюсь ощущением полета.       Мы заезжаем в лес, к озеру, сверкающему, словно изумруд. Лиян останавливает лошадь. Я спешиваюсь, он за мной. Подхожу к озеру, присаживаюсь на корточки, пробую кончиками пальцев воду. Оборачиваюсь. Лиян смотрит на меня, или точнее сквозь меня. Трясет головой, открепляет от седла сумку, бросает рядом со мной.       — Помойся.       Я невольно смеюсь. Лияна передергивает, как будто я ударила его. Достаю из сумки чистые вещи и лавандовое мыло. Раэль любила лаванду. Не жду, когда он отвернется, начинаю снимать одежды. Верхнее сачё, нижнее, остаюсь в одном белье. Сэгарё продолжает смотреть. Ему нравилось, наблюдать как Раэль раздевалась. Я - не она! Резко отворачиваюсь. Беру мыло и сорочку, захожу в воду.       Ледяная вода, обжигает кожу. Я обтираюсь намыленной сорочкой, вижу, что лотос на моей груди оживает, извивается, словно хочет изменить форму. Захожу глубже, мою голову. И чтобы смыть мыльную пену, ложусь на спину, едва сдержав крик. Раэль поглощает меня. Я не позволю ей. Погружаюсь все глубже. Вода заливается в уши, нос, рот. Сильные руки вырывают меня из ледяных объятий, несут на берег.       — Пусти, — шиплю я.       Сэгарё ставит меня на ноги. Но держит за плечи. Волосы закрывают лотос.       — Только я могу убить тебя.       — Так убей.       — Это слишком просто.       И я понимаю, что он говорит не о моем убийстве. Неужели, он догадался, что отец не просто так отдал меня ему? Только еще не разгадал в чем подвох? Но я не позволю ему. Не позволю Раэль поглотить меня. Пусть встречаются в следующей жизни. Эта жизнь моя! Пусть убьет меня. Я сбрасываю его руки. Одеваюсь. Я слишком поглощена собой. Когда оборачиваюсь, вижу, как он обнаженный заходит в воду. По телу пробегает горячая волна. Я впиваюсь ногтями в запястья. До крови.       Я считаю: один, сто, две тысячи триста… Я не буду смотреть, как он выходит из озера. Но Раэль заставляет меня обернуться. Солнце играет в его черных волосах, капельки воды сверкают на плечах, кучерявых волосах. Я вспоминаю, как они любили друг друга на берегу реки, как его руки, губы ласкали ее. Ненавижу. Тяжело дыша, я заставляю себя отвернуться.       Когда мы возвращаемся обратно, я стараюсь к нему не прикасаться. Ночью, ложусь спать за столом. А утром все равно просыпаюсь рядом с его постелью. Моя рука лежит на его груди. Почему он допускает это? Ведь для него я та, кто убила его возлюбленную.