Бродяга. Копьё Света

*** В мире демонов… Там, где бескрайние дали не бывают лазурными, а только багрово-черными, с густыми сизо-свинцовыми тучами, без звездной росписи и серебра луны. Там, где нет места радости и счастью, где не поют птицы и не трещат сверчки, не растут цветы и не сменяют друг друга сезоны, стоит древний замок, принадлежащий правящему клану Алой Крови — демонов рода Эрит. Здесь только жара, черные пески, и алый, как кровь туман, дающий демонам силу и жизнь. На фоне темно-серых гор, уходящих вершинами в бескрайнее море крови, заменяющее небосвод, в мареве алых всполохов тумана, блуждающих в пространстве самопроизвольно, под скрежет металла и вой неупокоенных душ, скинутых в черные пустоши за грехи неискупимые, стоит вот уже третий день нескончаемый, раздирающий глотку, зверю подобный вой, принадлежащий сущности Бездны, страдающей по потере наследника ее воли. Бездна, принявшая форму пышногрудой женщины, с темной, почти черной кожей, с алыми, как туманное марево волосами, с крыльями за спиной и витообразными рогами, уходящими вверх, облаченная в красное, как вино платье, не скрывающее тела, мечется по замку и окрестностям, не ведая покоя. Она проклинает и желает смерти тому, кто лишил ее род наследника, обещая на костях предков и пролитой крови: — Нутро мое, несущее Хаос и Разрушение, страдания и извечные муки, поглотит пастью своей клыкастой и опустит на самое дно желудка моего. Воля моя, окутанная потерей и скорбью, покарает и перемножит во сто крат боль телесную, душевную, ментальную, опустив на плечи убийце, даровав круги мук и пыток нескончаемые. И каждый раз, извергая проклятия и обещания нескончаемых мук, Бездна смотрела на его лик, того самого мальчишки: с черными встрепанными волосами, алыми глазами и темно-серой кожей, по которой шли глубокие витиеватые трещины, означающие заключенный с теневой тварью договор о слиянии душ, сущностей и тел. Шанши — теневая тварь, порожденная когда-то давно недрами Бездны, воспротивившаяся ее воле, стала частью брошенной и ненужной жертвенной души. Подарила силы и знания о жителях пустынного мира, возможность противостоять дарам детей Бездны. — Айон’Эр, ты и твой хозяин непременно заплатите за смерть Дасса’Эрита, — смотрит воля Бездны на мальчика, обратившего свое внимание и почтение на молодого юношу, чей истинный лик и настоящая сущность скрыты за печатью «Вуаль сущего». — Мне не важно кто ты, Шэд Риат, человек, или нелюдь, послушник Света, или посланник Тьмы, тебя, как и Айон’Эра, поглотит мой желудок и перемолит в костную муку, не оставив даже тлена! Ха-ха-ха! — и пронзающий, рвущий барабанные перепонки смех, оглушил тронный зал, отражаясь от стен рикошетом, пронзая насквозь каждого, кто посмеет подойти к госпоже. - Одно ваше слово, госпожа и… - склонив колено и голову, произнес Правитель Черных песков, - … мои лучшие воины ступят на земли Владык, найдут виновных в гибели Дасса’Эрита и предстанут перед Вами, покорно ожидая казни. – Каждое слово Короля-Демонов, произнесенное с уверенностью, отозвались в беспроглядной душе Бездны сладостью пролитой крови врага, стекающей по лезвию клинка. Госпожа Черных песков и алого неба бесшумно оказавшись подле старшего демона, опустив на его витые рога руки, произнесла ласково-ядовито:   - Принеси их измученные, истерзанные и залитые кровью тела к моим ногам, - говорила она растягивая слова и покачивая круглыми бедрами, обвивая длинным хвостом ногу. Касаясь витых изгибов кончиками пальцев, словно лаская их и заигрывая, продолжала говорить, грезя наяву: - мальчишку Айон'Эра и его покровителя, этого загадочного мечника под «Вуалью», - вспоминая его образ и застывший во льдах взгляд, хват Богини на рогах старшего демона усилился. Теперь это не ласки и заигрывания, будоражащие и распаляющие желание страсти, а наказание и пытки, приносящие только страдания. Демон и звука не произнес, принимал боль, слыша треск и хруст собственных рогов, как и последующий приказ: - я хочу, чтобы те, кто уничтожил Дасса’Эрита, потерял, как и он, всякую связь с миром живых, лишился всех нитей единения с землями Владык, возможностей переродиться и воскреснуть!   Руки, пленившие и поработившие старшего демона, держащие рога и саму власть в мире Черных песков, освободили мученика и оказались на изящной талии, проводя по ней вверх-вниз, будоража взгляд. Вздох, бывший всего минуту назад измученным и страдающим, стал сладким и томным, взывающий к мужскому началу короля, оказавшегося подле своей госпожи. Затянутая в алый чулок ножка, выглянувшая из глубокого разреза платья, напрашивалась на ласку и касания. Кончики пальцев старшего демона, стоило им прикоснуться к алому кружеву, подняли в бездонной душе госпожи волну желания и страсти, поглощая ее всю, без остатка.   - Моя госпожа… - с рыком и придыханием произнес демон, покрывая поцелуями жаркое, пахнущее раскаленной сталью тело забытой много веков назад Богини.   Уходя за королем в его покои, Бездна отдавалась полностью и без остатка желаниям и мыслям, рисующим картины страсти в ее разуме. Опаленная эйфорией и порабощенная похотью, воля Черных Песков забыла обо всем на свете, о боли по потере младшего наследника, о терзающей ее сердце мести убийцам, обо всех клятвах, произносимых перед последним запечатленным ликом пятого принца, и главное, о своей безопасности и смертности, когда принимает физический облик. Получая ласку и поцелуи, горячие и будоражащие, Забытая небесами Богиня не поняла и не заметила, как короткий клинок, окутанный Черным Пламенем, пронзил грудную клетку, входя, как нож в масло. А страстный любовник, не так давно покрывающий поцелуями жаркую кожу, уже держал ее цепкими пальцами за глотку, ломая позвоночник. Улыбаясь, шептал в ушко:   - Нравится, госпожа моя? – с каждым словом короля, хруст шейных позвонков Бездны становился громче. – А так? – задал свой вопрос демон, прокрутив нож в ее груди, вызывая вой и прогиб в спине, - Нет! – и резко опускает женщину на кровать, прижимая своим телом, седлая ее и сжимая бедрами, фиксируя и руки с когтями, не давая Бездне и возможности выбраться. Одна его рука по-прежнему вонзает клинок в грудь, вторая ломает шею, а язык, вытянутый и по-змеиному раздвоенный, касаясь щеки и сладких, пухлых губ, слизывает вырвавшуюся кровь, каплю за каплей.   - За…чем? – с хрипом вырвалось из горла Богини.   - Власть, госпожа… - ответил он ей в губы с жестким, требовательным поцелуем, рвущим губы в кровь, - теперь она в моих руках… - и резко, извлекая кинжал из груди, опускает его в сердце, одновременно с этим произнося: - принимаю!   Тело, лежащее под ним уже без движений, рассыпалось прахом, оставив на кровати только черный песок. А сущность забытого, проклятого небесами Бога, несущего Хаос и Разрушение, поднявшись из глубин Бездны, получив новый сосуд, спешно придя на призыв, окутало Короля, проникая внутрь короля-демона через всевозможные отверстия: нос, рот, уши, глаза, вливаясь мощным потоком, принося при этом муки и страдания. Всего за секунды кровь его вскипела, кожа воспламенилась и сменила цвет с бронзового на непроглядно-черный, а крылья, волосы и глаза, под действием божественной сущности стали цвета крови.   - Я сам отомщу за сына, госпожа, - последнее слово он выплюнул с ненавистью и презрением, а после рассмеялся, смотря на небо в алом мареве, обещая: - непременно, Шэд Риат и Айон'Эр заплатят за смерть Дасса’Эрита. Но судьей, забирающем их жизни, буду я! - и снова стены черного замка огласил смех, глубокий, раскатистый, как гром свинцовых туч. *** Герцогство Оториус Ночь. Полумрак. Новолуние. Россыпь только-только зажигающихся звезд на небе, сливающихся в созвездия – это все, что указывает странникам путь. Фонари не горят, свет в окнах давно погашен, указатели дорог и улиц, работающие на магической энергии, отключены и не нужны, ведь все давно уже спят. Глубоким, сладким и крепким сном. Даже те, кто страдал бессонницей на протяжении многих десятилетий, и те нашли свою дверь к царству сна. И теперь никто не слышит их – незамысловатых переборов струн старой, видавшей тракты и тропинки лютни. Только один может слышать музыку, тот, кому предназначалась эта самая, уводящая в прошлое мелодия.   В своем доме, в личных покоях, с красавицей женой, молодой и горячей, он, как и всегда спал, глубоко и крепко, прижимая ее к себе. Видел прекрасное поле цветов, заливаемое солнечным светом. В цветах, под звуки птичьей трели он догонял ее, убегающую и звонко смеющуюся, в легком красном платье, босую, с венком ромашек на голове. Догонял и никак не мог догнать. Видел ее алое платье, слышал смех, и казалось, вот-вот схватит ее в своих объятиях, но нет…   Перед глазами нет больше бескрайнего поля с цветами и ясного неба с золотым солнцем. Только трущобы, серое без проблесков лазури небо и льющий стеной дождь, застилающий глаза. Это место, то самое место, где он впервые отнял жизнь невиновного. По приказу короля, в свое личное благо, ради будущего и титула, дарованного ему после. Рука тогда еще рыцаря Ластра Оториуса не дрогнула, сердце не пропустило ударов скорби, а чувство дружбы не поднялось и не помешало. Клинок нашел свое пристанище и вошел так, как надо. Не забирая жизнь сразу, а обрывая ее нить за нитью.   -  Шагами скорби отмерено время! Произносит он, уже держа в руках окровавленный клинок, который не так давно побывал в теле старого друга, обрывая тому жизнь. Клинок уже покинул тело и теперь лежал в его ладони, окрашивая ту в алый. Но льющий дождь смывает кровь с рук и клинка, возвращая герцога вновь на то самое поле с цветами, залитое солнечным светом. И снова он слышит смех своей супруги, перекликающийся с пением заливистых птиц. Видит ее красное платье, развивающиеся волосы, в которые вплетены цветы. Бежит за ней, хочет поймать и сжать в своих объятиях, поцеловать и лежать в траве, дыша ароматом полевых растений. Он уже близко, рука, кончиками пальцев ощущает тепло ее кожи, ноздри чувствуют запах ее волос, звонкий голос совсем рядом, еще мгновение и она будет в его объятиях, но снова теряет краски картина перед глазами, тепло солнечного дня сменяет холод поздней осени, а солнечный свет становится льющий стеной дождь. Вязкая грязь под ногами хлюпала и затягивала, вкус железа на губах от пронзенной плоти, вызывал рвотные позывы. Как и вид заброшенных бараков и нищенского района. Опять рука рыцаря не дрогнула, сталь нашла брешь в броне и вошла между ребер, с теми самыми словами:    - Шагами скорби отмерено время! И вновь обагренные кровью бывшего друга руки, держащие рукоять клинка смываются струями холодной воды, льющей с неба из стальных туч, а ноги, утопающие в вязкой земле, хлюпающей и чавкающей.  Бывший рыцарь, который в скором времени получит титул, идет вперед, прочь от затхлого района с разлагающимися на улицах трупами заживо гниющих жителей. В приличный район, с хоть и часто настроенными домами, подпирающими друг друга спинами и углами, крышами и балконами, но с чистыми тротуарами и дорогами, вымощенных булыжниками, без навозных куч под ногами и льющихся на голову помоев.   Пока что рыцарь идет и смотрит на свои руки, окрашенные в алый, не понимает, что с ним и когда закончится этот сон. И сон ли это? Ведь все так реалистично и живо. Ощущения, звуки и запахи. Сто лет прошло, он постарел, растерял былые навыки и умения воинского искусства, но благодаря магии в крови еще не умер, жив и в на тот свет не собирается. Герцогу казалось, что все забыто и размыто в десятилетиях, но нет. Воспоминания о тех днях в эту ночь вновь заиграли яркими красками. Будто только сейчас, его собственными руками свершилась казнь во имя будущего, его будущего, а не королевства и короля. Не ради государства он пронзал тело друга, с которым сражался плечом  плечу, а ради себя.   Скорбел ли он о содеянном поступке? Нет. Была бы возможность, переиграл бы и не убил друга? Нет. Поступил бы также. За все это время, прожитое бывшим рыцарем, он ни разу ни покаялся. Всегда считал себя правым. Он пожертвовал прошлым, чтобы обрести настоящее. Титул, статус при короле и власть в городе. Почести и заслуги, взгляды дам, оказывающих ему внимание. Все это он получил благодаря той самой ночи, залитой ледяной водой стальных туч.   - Шагами скорби… - сказал он, смотря на свои руки, которые вновь были обычными, без намека на пролитую пару минут назад кровь. Пропал и холод поздней осени с хлюпающей под ногами жижей, утих дождь. Картинка перед глазами опять наполнилась красками и летними радостями. Бывший рыцарь, уже в который раз слышал смех жены, перекликающийся с пением птиц. Чувствовал запах цветов и тепло летнего солнца. Под ногами трава, щекочущая пятки и стопы. Видел алое платье и треплющиеся на ветру волосы с венком на голове. Рука сама по себе тянется к ней, хочет коснуться, и почти касается, кончики пальцев цепляют шелк ее платья, бархат кожи, как вновь холод поздней осени пробирается под кожу и заливает глаза ледяной водой. В руках его окровавленный кинжал, под ногами распластавшееся тело, нещадно поливаемое струями грязной воды. А на губах одна единственная строчка: «Шагами скорби отмерено время!». В который раз он произносит эту фразу, следом пронзая тело друга, уже не помнит. Сбился со счета. Ведь каждый раз, как только кинжал покидает тело оклеветанного рыцаря, а сам он уходит прочь из трущоб, перед глазами предстает залитая солнечным светом поляна с цветами и убегающая от него жена. А как только он ее догоняет и хочет коснуться, обнять, то вновь оказывается в далеком прошлом, с окровавленным клинком в руке и лежащим в грязи телом, говоря все ту же, тошнотворную фразу. - Решил напомнить о себе, Шадар? – смотрит он в темно-серое небо, заволоченное тучами. По лицу стекают струи воды, под ногами хлюпает от влаги, тело пробирает дрожь, а сердце отмеряет удар за ударом. – Убил бы давно, отомстил за свою смерть! Так нет! Испытываешь и мучаешь! – кричит он так же, подняв голову наверх. Но ответа, как и всегда нет. Только меняющаяся картина, дарующая спокойствие на время. Минуты тепла и радости перед серостью и отчаянием. Мгновения счастья, надежды на то, что этот сон наконец-то закончен. И снова серость тяжелых туч над головой, холод позднего времени года, и льющей с темных небес воды, проникающей своими ледяными касаниями к самому сердцу. Нож в руке, кровь на лезвии и коже, тело под ногами и фраза на губах. Только в этот раз статичный, на протяжении долгих часов сон, сыграл с ним в злую шутку. Смешал видения.   - Нет! – разлился криком боли вой, когда герцог увидел, кого именно в этот раз пронзил клинок, и чье тело лежало под ногами. – Нет! – плачет мужчина, падая на колени, прижимая к себе тело жены, убитой его же руками. Глаза ее застыли в мгновении, сердце остановилось навеки. Ему остался в воспоминаниях лишь росчерк алых брызг на ее груди и кровью пропитанный бок платья. Того самого, красного, как кровь, окропившая лезвие клинка. – Нет! Нет! Нет! – кричит он, прижимая к себе тело, желая вновь оказаться с ней, на той самой поляне с цветами, слышать ее смех и пение птиц. Только нет этого в написанном сценарии. Минуты радости и счастья закончились. Лишь страдание и тоска. - Шагами скорби отмерено время! – говорит юный, пока еще живой Шадар, смотрящий на бывшего друга, без привычной улыбки и счастья в глазах. Посреди поля, окутанный солнечным светом, он ждет шагов, пока что неуверенных и медленных, но нарастающих и ускоряющихся, переходящих в бег.   Бывший рыцарь бежит за убитым другом, хочет поймать его и вновь оборвать жизнь, уже тысячный раз за этот сон. Клинок зажат в его руке, место удара с долгими мучениями - известно, осталось только пронзить и отправить к предкам, как и тогда, сто лет назад. Замах, выпад, скрежет металла о металл, запах крови, привкус железа во рту и шум падающего дождя. Глаза в глаза, расплавленная сталь в свежую зелень, и снова:   - Нет! – снова раздается крик герцога, оглушающий тишину заброшенного района, ведь тело под ногами, с торчащим кинжалом, вновь принадлежит ни другу, а жене, смотрящей на него пустым взглядом...   … - Ваш приказ выполнен, милорд!   Произнес странствующий менестрель, все еще перебирающий струны старой, потертой лютни, неспешно и размеренно покидая город, бывший когда-то его господину родным. Не тревожа стражей, музыкант проходит пост досмотра и выходит на главный тракт Северного государства, направляясь дальше, туда, куда приведут его переливы струн и песня беспокойных снов…