Моя прекрасная леди

Пятигорск, июнь 1882г. Известно, солнышко везде во всякое время года светит по-разному: бывает, что греет ласково, бывает, что светит, но совсем не дает тепла. Аня же, своим горячим детским сердечком искренне чувствовала, что такой погоды, как в Пятигорске, нет, пожалуй, больше нигде. При наивысшей своей курортной жгучести, кавказское солнце не палит, совсем не жжет, а глубоко, словно насквозь пронизывает тело радостью… Яков на курорте, не смотря на обманчивую мягкость солнца, в несколько дней так сильно загорел, что лишь элегантный вид и прекрасные манеры выдавали в нем жителя столицы. А так, как есть, местный малый! Кудрявый, темноволосый, да и вообще весь вид жизнерадостный и совершенно лихой. Погода стояла и вправду прекрасная, даже возвращаться в номера не хотелось. По прибытию в Пятигорск физика Устюгова положили в местную больницу, чтобы подлечить ожоги, а его дочь Ираида безмолвной монашкой осталась при папеньке. Яков Платонович вместо слежки за подопечными, больше занимался своими прямыми обязанностями полицейского - наблюдал за отдыхом праздношатающихся курортников. Он, как мог, содействовал предотвращению разного рода неприятностей, которые могли случиться с отдыхающими. К счастью, особых происшествий не выдалось. Бриллианты у аристократок не воровали и в казино никого не обманывали. Разве что Штольман опытным взглядом следователя сразу выхватил из толпы несколько столичных шулеров, очевидно приехавших в Пятигорск на заработки, и тут же предупредил о них местных агентов полиции. Через день мошенников задержали во время очередной партии в карты. Аделаида Львовна после отвратительной истерики на пароходе затихла и по приезду на курорт целыми днями предавалась блаженному ничегонеделанью. Невеста Штольмана, не обнаружив в окружении привычного раздражающего элемента - дамочек всех возрастов, вешающихся на дорогого Якова, расслабилась и вполне наслаждалась отдыхом. - Какой здесь воздух, любимый! Можно ложкой есть. Я узнала, через день будет организована большая поездка в горы! Ты же поедешь со мной? - Пятигорский воздух ложкой есть? - улыбнулся Яков и поцеловал Аду в щечку. - Едем. Тем более, Устюгову стало лучше, и они с дочерью тоже поедут! - Мне надоели эти люди! Если сам Викентий Павлович по-своему интересен, все-таки мужчина, ученый мировой величины, то его дочь, эта огромная великанша, ну просто невозможна в своей осуждающей чопорности... А Разумовские тоже едут? - осторожно поинтересовалась Ада, не желая напоминать жениху о недавней истерике. - Не знаю - честно признался Яков и пожал плечами. - Я не думал об этом! - Я слышала, у подножия местной горы есть природные ванны с минеральной водой, представляешь, они уже горячие и с пузырьками. Там можно искупаться полностью обнаженными! - завлекающе мурлыкала Адель. - Я тоже слышал об этих ваннах, правда в сводках полиции! - усмехнулся Штольман. - Местные их еще "бесстыжими ваннами" называют. Наверное, за такие вот проделки приезжих. Дошло до того, что днем там отряд казаков дежурит, чтобы блюсти нравственность отдыхающих. И собаки там тоже, говорят, купаются... Не боитесь, Ада Львовна, что мы нагайками чуть ниже спины огребем? Или от собак голышом удирать придется? - Так мы ночью, Яков! Найдем провожатого и заберемся повыше, в самые горячие ванны! А от собак у тебя есть револьвер! Штольман усмехнулся. Эта женщина была неисправима. Аня с мамой и Кириллом Владимировичем проживали в новехонькой каменной гостинице "Эрмитаж". Девочке все было в новинку: огромный штат прислуги на каждом этаже, большая кровать с балдахином, обилие всевозможных приятных процедур. Обедать они ходили в большой ресторанный зал, красиво обставленный мягкой мебелью и пальмами. Настроение у барышни было хорошим. Его сиятельство часто где-то черти носили, а они с мамой, по совету доктора, ежедневно принимали ванны и пили странную, но вкусную солоноватую воду с пузырьками. После гуляли в парке "Цветник" и дышали, дышали... Двенадцатилетняя Аня до этой поездки и не знала, что бывают такие разные, но по-своему вкусные воздухи. Степной, речной, горный, но пятигорский оказался и вовсе особенным. - Принюхиваетесь, барышня? - рассмеялся доктор при гостинице, увидев девочку в саду. - И как вам? - Мне кажется ваш воздух проникает прямо в легкие, а потом, и в тело, и в душу! - смеясь, призналась барышня. - Хорошо-то как! - Так и есть! - покивал доктор. - Мало того, что пятигорский воздух насыщен всякими там кислородами и озонами… Изучали такое в гимназии?! Аня кивнула. В гимназии они не изучали, но она читала. - Мало того, что сам воздух отличается необычайной легкостью, - продолжил доктор, – он и тела делает легкими! У меня есть пациентка, весит пудов восемь, не меньше. А чувствует себя в Пятигорске пятипудовой дамой... Впрочем, такие худенькие барышни, как вы, и вовсе носятся по нашим горам, как перышки… Вам нужно обязательно сходить на экскурсию в горы! А еще на озеро с лебедями! Аня согласилась. - Да, доктор, вы знаете, моя мама дома все время грустила и беспокоилась, а сейчас все время гуляет со мной по пятигорским паркам и даже улыбается. Нервы у нее успокоились как по-волшебству. Я даже вдруг подумала, что сам пятигорский воздух так поддерживает ее, как будто за подмышки! А ноги сами по себе ходят... Доктор с умилением смотрел на такую словоохотливую и искреннюю барышню. Сегодня Аня с дядей ходили в кондитерскую "Белая ромашка", расположенную на первом этаже их красивой гостиницы и пробовали вкуснейшие пирожные с ореховой начинкой. - Берите, барышня, еще берите! - приговаривала молодая приказчица улыбающейся девочке. - За нашими пирожными приезжают из самого Ростова! Анна завороженно смотрела на ряды длинных столов, где на подносах были ловко уложены груды различных пирожных, небольших тортов и сдобных булочек, но пробовать много не решилась. Еще чего, вдруг тоже до восьми пудов напробуется, и будут ее катать к минеральной ванне на тележке, как грузную графиню Леонтьеву. С утра, если мама была занята, Аня с дядей сами ходили к лечебным ваннам и дружно рассуждали на любимую тему: - какие же замечательные вещи – воздух и солнце в Пятигорске! Но еще замечательней – вкусная вода с пузырьками. Это уж совсем что-то живое! Это не "просто углекислая вода, которая излечивает сердечные болезни", как говорил их турецкий доктор, это не так "просто"! Есть в ней какое-то волшебство! - Знаешь, Аннет, порою мне кажется, что это не нарзаны бьют из-под земли, а настоящее шампанское, чуть-чуть пьянящее и возбуждающее… - рассуждал Петр Иванович, перехватывая тяжелую сумку с простынями и тапочками. Он доводил племянницу до ворот женской половины и перепоручал улыбающуюся и предвкушающую девочку персоналу. Анне очень нравилось такое необычное купание. Сядешь в ванну, и с удивлением наблюдаешь, как тело моментально покрывается маленькими пузырьками, – как будто ты рыбка с серебряной чешуей. А струйками со дна ванны подымаются еще и еще пузырьки, целый миллион их, а вода вокруг тебя точно закипает. Аня сидела в ванне всегда больше положенного, пока приветливая сестра милосердия не начинала хмуриться и грозиться. Все потому, что девочке казалось, что и ее тело в соединении с волшебной водой начинает излучать жар, словно кипит в ласковых иглах, теплеет, розовеет… И за окружающими наблюдать было удивительно: сидит в ванне солидная дама, совсем такая седая, с печальными глазами, и как начнет вдруг улыбаться, точно на глазах преображается! А выходит из ванны, тело красно-оранжевое, – совсем богиня утренней зари! После процедур Аня с дядей легко-легко шли, бодро, перекинув простыни через плечо, через парк, в горы, к очередному прекрасному уголку природы. Петр Иванович вовсе перестал чувствовать усталость – с каждой новой ванной из минеральной воды он как будто снова начинал жить… *** Сегодня в пять пополудни Штольман встречался с госпожой Мироновой. Мария Тимофеевна, смущаясь, неожиданно попросила его о консультации, ссылаясь на то, что он опытнейший агент столичной полиции. Как же Яков мог отказать таким прекрасным людям, как госпожа Миронова и ее милая дочь?! Аня, игравшая в саду с сынишкой доктора, тут же приметила сыщика, но не стала мешать разговору. Она лишь издали, встретившись глазами с Яковом Платоновичем чуть приподняла шляпку в приветствии (так делал ее дядя) и, дождавшись ответного кивка, радостно улыбнулась. Сыщик ей нравился. - Как устроились, госпожа Миронова? - спросил Яков, краем глаза наблюдая, как Аня с белобрысым мальчиком азартно ловят хозяйского толстого ухоженного кота. - Все прекрасно, господин Штольман, спасибо, что интересуетесь. Тут поистине рай земной! Анечка расслабилась и перестала все время дуться. - Место и вправду чудесное! - улыбнулся Штольман. - Я рад, что вам и вашей дочери здесь нравится... Вам нужна была моя помощь? Мария Тимофеевна боязливо заозиралась, опасаясь, что ее могут услышать. - Господин Штольман, недавно я имела любопытный и не скрою, обнадеживающий разговор с супругой пятигорского прокурора, госпожой Бернули. Я рассказала ей историю пропажи моего супруга, Виктора Ивановича Миронова, и госпожа супруга прокурора посоветовали мне обратиться за помощью не в посольство, не в министерство иностранных дел, а к уголовной полиции. Госпожа Бернули полагает, что есть смысл искать супруга в России. Яков Платонович задумался. - И хотя прошло уже более двух лет... Да, возможно это будет иметь толк. Между ведомствовами - полная неразбериха. И если мы, допустим, объявим вашего супруга в розыск как преступника, или хотя бы как человека, в поимке которого заинтересована полиция, на данные господина Миронова обратят внимание в дальних уголках империи. В этот момент Яков посмотрел на Анну и ее приятеля, юные гувернеры толстого кота усиленно садили беднягу в коляску для кукол. Надо отдать им должное, кот не сопротивлялся и сел из ласковых рук девочки в коляску с видом короля. - Вы скрываете свои поиски от дочери? - поинтересовался Штольман. - И хотя Аня убеждена, что ее отец жив, я не хочу давать ей напрасную надежду. Она не видела Виктора Ивановича около четырех лет. Боюсь, это огромный срок для ее возраста... Видит Бог, Анечка все еще переживает. - Понимаю, - сочувственно кивнул Яков Платонович. - Знаете, господин Штольман, у Ани сейчас такой сложный возраст, в один день думаешь, что она повзрослела и уже совсем барышня, а в другой - вот, находит себе друга младше себя и ведет себя на все десять лет. Впрочем, пусть лучше побудет ребенком. Иногда говоришь с ней и понимаешь, что она слишком, во многом из-за этой истории, конечно, рано выросла. Яков подумал, что он и сам был таким - слишком рано выросшим мальчишкой. От этого в глубине его глаз поселилась грусть, которую он скрывал ото всех. Не нужно Анне Викторовне рано взрослеть. Из преждевременно выросших детей получаются очень грустные взрослые. - Я прошу вас, господин Штольман, наш разговор оставить строго приватным. Его сиятельство не обрадуется моим самостоятельным поискам, но я не могу ничего поделать, моя душа рвется на поиски супруга. - На какое время назначено венчание? - неожиданно спросил Яков Платонович. - На осень! - вздохнула Мария Тимофеевна. - Вы считаете меня безнравственной? - Вовсе нет. Я, скорее, всецело сочувствую вам и сделаю все, что смогу. Составлю карточку с подробной антропометрией, фото, отправлю по инстанции как уголовной, так и по ведомству исполнения наказаний. Буду следить за движением дела. - Я буду вам очень признательна, Яков Платонович. Вы, можно сказать, моя последняя надежда! - вздохнула Мария Тимофеевна. - Я сделаю все, что велит мне профессиональный долг... Не печальтесь, Мария Тимофеевна, я убежден, что нужно верить в лучшее. За мою бытность следователем какие только истории не случались, в том числе и счастливые... Госпожа Миронова вдруг всхлипнула и в своей трогательной беспомощности сразу показалась Штольману младше лет на пять-десять. - А знаете, что? Послезавтра мы с госпожой Лазаревой и господами Устюговыми едем в горы, на озеро. На озерную уху... Возьмите с собой Анну и едем с нами! - предложил Штольман. - Вы полагаете? - неуверенно переспросила Мария Тимофеевна. - Я убежден. Говорят, на озеро прилетают лебеди и вообще очень живописно. Анне Викторовне понравится. - Аааа! - вдруг заревел белобрысый приятель барышни. - Аня, что ты сделала бедному мальчику? - переполошилась Мария Тимофеевна. - О, ничего, мама! Пете сильно досталось от Тимоши! - развела руками девочка, с невинным видом указывая на убежавшего в соседние кусты кота. Глаза прежде спокойного увальня Тимофея горели зелеными всполохами ненависти. - Петя, не нужно было так быстро катать его, а уж тем более принуждать сидеть в коляске, если кот не хочет! - строго внушала барышня приятелю. - Пойду, отведу мальчика к нашему доктору! Всего доброго, господин Штольман! - решительно встала из-за столика госпожа Миронова. - Честь имею! - поклонился Яков. Аня с неуловимым кокетством вновь коснулась шляпки, стрельнула глазами на сыщика и поспешила за матерью. Петербург. Ноябрь 1887. Сегодня для разговора с барышней Мироновой Штольману отвели малый зал. Очевидно, это было время для приема посетителей, потому как вокруг следователя сидели празднично одетые дамы с корзинами снеди. Паркет в зале сиял так, словно на него налили воды. Провинциальные дамы, казалось, стеснялись всей этой роскоши - паркета, ковров, мраморных изваяний. К маменькам то и дело приводили дочерей. Матроны с материнской нежностью прижимали своих девочек от мала до велика к груди и спешно вытаскивали из корзин разнообразную снедь, стремясь подкормить кровиночек. В роскошной приемной института пахло, как в столовой. Впрочем, запах был довольно приятным - угадывался кофе из бутылок и бутерброды с колбасой, пирожки. Яков иронично подумал о том, что его пальто пропитается этими запахами духов и трактира. И хотя они с барышней сидели на задних рядах, Яков с удивлением заметил, как Аня тоскливыми глазами пробежала по вытаскиваемым из корзин угощениям и тихо вздохнула. До уха сыщика донеслось тихое урчание желудка девушки. Штольман удивился. У него бутерброды с колбасой не вызвали никаких особых эмоций. И не спросишь же: "Аня, вас что, тут не кормят?" - Кормят, просто очень однообразно! - вдруг ответила смутившаяся барышня. - Вы и мысли читать умеете? - усмехнулся сыщик. - Да у вас на лице вопрос был написан. Давайте лучше к делу, господин следователь! - вспыхнула Анна. Она рассердилась потому, что желудок ее опять заурчал, и на этот раз довольно громко. Яков еле удержался от усмешки. - Я вас слушаю. Удалось что-нибудь вспомнить? - дружелюбно спросил Штольман. В ответ барышня начала оживленно рассуждать, не обращая никакого внимания на уставившуюся на них классную даму. Учительнице с челюстью бульдога явно не нравился визит сыщика. - Яков Платонович, признаться, я не понимаю, что убийце могло быть нужно от меня, и что же он искал с этих злосчастных письмах! Или что нашел... Ну, ничего же интересного... - Вам на хранение ничего не передавали? Те самые камни? - напрямик спросил Штольман. - Да вы что, Яков Платонович! Во-первых, радий ужасно дорог... Это же десятки тысяч рублей! - нахмурилась Аня. - А во-вторых, небезопасен. Тем не менее есть улика. Вот смотрите. Штольман развернул письмо секретаря Разумовского, изъятое из сундука барышни. Сентябрь 1882 года. На первой странице Аркадий Иванович тушью талантливо рисовал для Анны виды Турции. Дорогая Анна Викторовна... Не печальтесь о разлуке с близкими. Ученье - это очень благородная цель для юного сердца. Вы и не заметите, как пройдут эти пять лет. К счастью, в Петербурге у Вас есть друзья. С удовольствием прочитал Ваше письмо...Как же все очень забавно устроено. Описанные Вами бытовые условия похожи на монастырь, но монахини не живут как рота солдат, а вам, увы, приходится. Я отправил Вам особый подарок, прошу тщательно хранить его, он порадует Вас и пригодится в будущем. Эта вещь дорогая и редкая... - О каком подарке идет речь? - пытливо спросил Штольман. - О музыкальной шкатулке! - нехотя призналась барышня. - И где же она? - О, точно не у меня. Хотя... в первую же ночь после убийства господина Аракса меня навещал его дух. Он и вправду все время заводил эту музыкальную шкатулку... такую же призрачную, как и он сам. Штольман поднял брови - Где она, эта вещь? Я могу ее осмотреть? Убитый просил хранить исправно. Анна поморщилась и развела руками. - У меня ее украли, в первый же месяц! - Вы знаете, кто это был? - Одна девочка, соседка по дортуару, Настя Чернышева. Отобрала и не отдавала... Вцепилась в нее почему-то, словно никогда не видела таких славных вещичек. После пары стычек и даже вроде как драк, я махнула рукой и можно сказать, что подарила шкатулку. Ну, чтобы не ссориться! - Мне нужно поговорить с вашей одноклассницей. Шкатулка все еще у нее? - Настя умерла в тот же год, доктор говорит, от болезни крови! - нахмурилась Анна. - Она несколько раз лежала в лазарете, и вообще была очень слаба, часто недомогала. Аня умолчала о том, что умершая девочка потом много являлась к ней и кричала: "Это ты во всем виновата!". - Где ее вещи? - спросил Штольман. - Обычно в таких случаях все передают родственникам! - пожала плечами Анна. - Вы не забрали назад шкатулку? - Это у покойницы-то? Яков Платонович-Яков Платонович! – округлила глаза барышня. - Я не пойму, вы меня подозреваете в чем то? Почему думаете обо мне так плохо?! - С чего вы взяли? Вещь по праву принадлежала вам. Неудивительно, если бы вы захотели ее вернуть! - стоял на своем Штольман. - Ну, вы смотрите так строго и словно... осуждающе! - призналась барышня. - Я ни в чем не виновата. И в голову мне такое прийти не могло - возвращать свою вещь от умершей. - Аня, как считаете, ваша подруга могла отравиться солями радия? - напрямую спросил Яков Платонович. - Вы считаете, что в шкатулке... Пять лет назад я встречала одного ученого, физика. Он был отравлен радием, но это были ожоги и язвы, а не непонятная болезнь крови, поэтому мне сложно судить. Но, с другой стороны, у меня почему-то устойчивое чувство вины перед Настей. - Я думаю, что скорее всего, вам зачем-то передали на хранение радий. Мотивы господина секретаря не ясны. Мне нужно будет навестить кого-то, кто знал погибшую девочку. Родителей. Шкатулку нужно найти. - Я нарисую вам ее, по памяти. Это совершенно небольшая, затейливая механическая вещица... Яков Платонович, а вы отпустите дядю? - Анна Викторовна, пока нет. Слишком много вопросов. Кто-то из них - Петр Иванович или господин секретарь его сиятельства подвергли вас ужасной опасности. - Дядя не мог. Он, скорее всего, и не знал о подарке Аркадия Ивановича. Кроме того, дядя был наслышан о неоднозначных свойствах этих камней. Штольман заметил, что Анна обескуражена. Она и боялась, и злилась. Он, глянув на отвлекшуюся классную даму, осторожно взял девушку за руку. - Поймите, вашему дяде небезопасно в Петербурге. Из-за этих камней началась серьезная игра. Радий сейчас очень ценится среди ученых всего мира. Отдельные люди во что бы то ни стало хотят добыть образцы. Если вы хотите, в ближайшее время я организую встречу с дядей. Анна благодарно кивнула. - Вы сказали "игра". А кто с кем играет? - Вам лучше не знать. Спор идет на самом высоком уровне. Аня опасливо посмотрела на классную даму, на свою руку, лежащую в мужской ладони, и мягко отстранилась. Пятигорск, 1882г. Сегодня в малом зале местного дворянского собрания физик Викентий Устюгов читал публичную лекцию об излучающих веществах и демонстрировал всем колбу со светящимися солями. - Внимание! Сегодня после лекции всем желающим будут выданы бутылочки с заряженной радием водой! Это поистине живая вода от всех болезней! Чем больше выпить, тем лучше будет ваше драгоценное здоровье! Передовой опыт российской науки! - восклицал физик. - А что, и ванну обогащенную можно принять? - спросила одна из зрительниц. - Конечно можно, мы уже договорились с господином Ореховым, городским головой, о возможности постройки особой радиевой ванны, а в перспективе это будет много ванн! Колба с радием дошла и до Анны. - Ничего себе, как эти камни светятся в темноте! - восхищенно сказала девочка. Она сняла перчатку и захотела дотронуться до стекла. - Осторожнее, барышня, если держать колбу в незащищенных руках более 20 секунд, слезет кожа с пальцев и будет довольно неприятный ожог! - предупредила Аню Ираида Устюгова. - Ничего себе. Как у вас? - сочувственно кивнула на пальцы ученой девочка. - Ну, мои пальцы за время работы с папенькой каких только кислот и других агрессивных веществ не видывали! - улыбнулась Ираида. - Радия я не боюсь, а эта колба и вовсе висит у нас в номере как ночник! Штольман, тоже присутствующий на публичной лекции в дворянском собрании, заметил, как князь Разумовский активно пытается подружиться с физиком. Его сиятельство внимательнейшим образом слушал лекцию, задавал вопросы, восхищался, а после тихо советовался со своим новым секретарем. Что Разумовскому было нужно от ученого? Не иначе, как князь хотел выведать какие-то секреты и приобрести камни. Разумовский производил впечатление человека хитрого и изворотливого. Петербург. Ноябрь 1887г. Ближе к вечеру следующего дня Яков Платонович, как и обещал, заехал за Анной, чтобы отвезти ее на встречу с дядей. В этот раз барышня учла свою ошибку и, чтобы ее вновь не приняли за сиротку, она оделась во вполне цивильную добротную одежду, нацепила мягкую шапочку, уложила косу в узел на затылке и сразу стала выглядеть на свои семнадцать ... и напоминать себе строгую учительницу. Аня посматривала на Штольмана. Полицейский был хмур, задумчив и не горел желанием разговаривать. Перемен в ее внешности он, похоже, не заметил. Впрочем, ее руку сыщик надежно держал в своей. Сегодня днем Аня пыталась вызвать дух девочки Насти Чернышевой. Вышло дух явился, но лучше бы она этого не делала. Настя высосала из нее все силы, и к тому же не сказала ничего нового, как и прежде крича "это ты во всем виновата". Еще и уходить не желала. Анна очень устала. Сил привести себя в порядок еще хватило. Но вот на что-то еще, на визит... Барышня сама не заметила, как уснула, а когда проснулась от того, что пролетка наехала на камень, то обнаружила свою голову на плече у следователя. Анна сразу подобралась, смутившись, и села ровно. - Вам нужно беречься! - столь же хмуро сказал Штольман и отчего-то отвернулся. - Вы меня опекаете зачем-то или ругаете сейчас? - обиделась барышня. - Я вполне способна... - Вы замечали слежку за собой, Анна Викторовна? - неожиданно спросил следователь. - Нет! - пораженно сказала Аня. - А я замечаю, и уже не в первый раз. И это не простые уголовники, уж у меня взгляд наметан. Обещайте, что пока вся эта ситуация не разрешиться, вы не выйдите никуда одна. Я даже арестовать их не могу! - Обещаю! - растерянно сказала Аня и поправила съехавшую на бок шапочку. Они оба догадывались, что за неприметный экипаж следует за пролеткой, и кому он может принадлежать, но поговорить об этом с друг другом не спешили. Штольман все подбирал слова. Петра Ивановича Аня обнаружила в хорошей и светлой камере, бодрого и вполне довольного жизнью. Дядя раскладывал пасьянс. - Дядя! - воскликнула Аня. - Аннет! - обрадовался Миронов. После обмена первыми новостями, Петр Иванович вдруг посерьезнел. - Дитя мое, пока я здесь, тебе лучше во всем слушаться Штольмана. Я никому в Петербурге не доверяю, кроме как ему. Тут Аню вдруг осенила догадка. - Вы что, давно знакомы с господином следователем? Петр Иванович удивленно и с большим сомнением посмотрел на нее и протянул: - Да, в некотором роде знакомы, и ты, дорогая племянница, кстати, тоже. Неужели не помнишь? Встречались, когда ты была еще совсем девочкой. Ты была от него в восторге. Аня недоверчиво хмыкнула, мол, мало ли от кого я в детстве была в восторге, вон, например от актера Вольского! Петр Иванович перемешал карты и принялся раскладывать их снова. Делал он это с довольно таинственным видом, словно что-то обдумывая и не спеша говорить. - Аааа, так вы в карты вместе играли?! - осенило Аню. - Одна компания, да? Помню-помню, как ты таскал меня на свои... свои попойк...посиделки! Вдруг Аня представила Штольмана, ловко тасующего колоду, и эта картина показалась ей очень знакомой, такой знакомой, что она против воли разозлилась. После многочисленных проигрышей Петра Ивановича она недолюбливала всех профессиональных игроков. Петр Иванович смутился. - Твоя правда, дитя мое, но все это в прошлом! Аннет, Аннет, ты же знаешь, я больше не играю, да и господин Штольман тоже. - Дядя, скажи, вы зачем с Аркадием Ивановичем ту шкатулку мне отправили?! - Шкатулку? Я не знаю ни про какую шкатулку. - Господин Штольман говорит, что возможно в одном давнем подарке господина Аракса был радий. Он передал мне ее сразу по приезду из Пятигорска и ничего не сказал о сюрпризе внутри, только наказал тщательно хранить. А от этой шкатулки и радия в ней девочка в институте скончалась... Это конечно, только догадки... мои и господина Штольмана. Ты правда об этом ничего не знаешь? - Я первый раз об этом слышу. Аркадий Иванович был скрытным человеком, но мне кажется, он искренне тебя любил, Аннет! Не стал бы подвергать опасности. Он всегда так пекся о твоем благополучии, сколько посылок с угощениями отправил, сколько писем написал! Да, дело закрутилось лихое... Матрена передала записку, что в мое отсутствие в особняк наведывались жандармы. Все перевернули. - Что же будет, дядя? - испугалась Анна. - Не знаю. Но тебе не должно ничего грозить. Если уж я ничего не знаю, то ты тем более. По дороге обратно Аня решилась объясниться со Штольманом. Они сели в пролетку, и тут же началась колючая метель, которая быстро превратилась в мокрые хлопья снега. Полицейский кучер дал им одеяло. - Яков Платонович, я знаю, что это за люди, что едут за нами. Это - филеры князя Разумовского. Они не опасны. Вроде как охраняют меня. Штольман напряженно кивнул. Он был согласен с предположением барышни. - Есть и другие, Анна Викторовна. Те, кто разыскивают исчезнувший радий. - Много его, радия пропало? - Я не знаю. - Может, мне удастся поговорить с мертвой Настей, и она подскажет, где искать шкатулку? - Да, этот ваш странный дар... если узнаете что-то, то отправляйте записку в управление. Анна молчала. - Я могу задать личный вопрос? - нахмурился Штольман. - Ну, разумеется! - Как вышло, что Разумовский с полным правом называет вас своей невестой? Был официальный сговор? Штольман заметил, что барышня округлила глаза и тут же стушевалась. - Нет, официальной помолвки не было, но я действительно пообещала Кириллу Владимировичу выйти за него. Это было довольно давно и довольно нелепо. - Опрометчивый поступок! - вздохнул Штольман. -Это было... под влиянием обстоятельств! Мне было очень мало лет. Двенадцать. Я просто на тот момент хотела защитить маму и вообще свою семью от посягательств князя! Вот и мы вроде как договорилась с ним! - категорично заявила Аня. - Двенадцать лет! - неожиданно улыбнулся Яков. - Самый возраст, чтобы яростно защищать семью и бросаться поперек батьки в пекло. Я думал, это - возраст, когда в куклы играют и котов в коляске катают. - Это точно было не про меня. А... вам сколько лет? - вдруг нахмурилась Анна. - Мне... 35! - откашлялся Штольман. Барышня вновь подозрительно посмотрела на следователя и продолжила признание. - Тогда я думала, что князь - невозможный старик, и он непременно представится до свадьбы... Проблема решена! А теперь смотрю и понимаю, что его сиятельство еще вовсе не такой старый. - Раздумали выходить замуж? - Поймите, я и пять лет назад пообещала выйти за него только от безвыходности ситуации. И за эти годы по своей воле ни одного подарка не приняла и не встретилась с его сиятельством. - Однако намерения у него вполне серьезные. Князь сразу при разговоре обозначил, что вы - его невеста. - Я надеюсь уехать сразу после выпуска. Сбежать из Петербурга! - доверительно сказала Анна. - Куда, позвольте поинтересоваться, вы собрались сбежать? - недовольно спросил Штольман. - В Европу. А может, в Америку, в какой-нибудь медицинский университет, где принимают дам. У меня будет хороший аттестат, я учу английский.... Почему нет?! Я - умна, свободна, ну, почти, независима. Дядя даст мне денег на учебу и на первое время. - Вы пока только барышня семнадцати лет. - Полноте вам придираться к возрасту, Яков Платонович! - Семнадцать - это немного. Тем более, если собираетесь ехать за океан. - Но и не мало! Яков заметил, как на нижних ресницах барышни вдруг взбухли две блестящие слезищи. - А как же ваш дядя? Оставите его на растерзание князю? Его сиятельство же будет рвать и метать, вон какое наблюдение за вами организовал! - грустно усмехнулся Штольман. - Между прочим, дядя мне все это и предложил провернуть. Я думаю, он тоже хочет уехать. - Очень самонадеянный план. Впрочем, у вас еще есть время его обдумать и подкорректировать. Кажется, наши преследователи уехали? - Так мы уже у институтского парка. И занепогодилось что-то. Замерзли, наверное, филеры! И вправду, подул ветер и снегопад усилился. Пролетка подъехала к дальнему уголку парка. - Я провожу вас! - сказал Штольман. Он выпрыгнул из пролетки и подал барышне руку. Перед тропинкой, ведущей к парадному подъезду, они вдруг остановились у куста старой бузины. От веток пахло мокрой корой и сыростью. Все в снегу казалось ненастоящим, бархатным. - Я приеду через несколько дней, расскажу, как идет следствие. Но вы, Анна Викторовна, если что узнаете, оповестите меня запиской и не геройствуйте. Вы напрасно думаете, что Разумовский отправил филеров только охранять вас. Он вполне может отдать приказ, и вас вовсе увезут. Как потом вас вызволять из его дворца? Яков Платонович пекся о ней так горячо и так искренне, как о родной. - Я не думаю, что его сиятельство опустится до такого бесчестия! - нахмурилась Анна. - А я буду очень ждать вас. Я тут совсем одна осталась. Вы, пожалуйста, приезжайте. В темноте умоляющие глаза барышни казались почти синими. Штольман смотрел на тающие снежинки на губах Анны. Они таяли так быстро, словно плавились на солнцепеке. Он подумал, что она всегда была ему так дорога, и, если что-нибудь случится... или Аня куда-нибудь опять уедет… Опять одинока и опять сама за себя. - Обнимите меня! - неожиданно попросила Аня и сама поддалась к мужчине. Яков шагнул навстречу, неловко качнув бузину, и их руки двумя нерасторжимыми кольцами коснулись друг друга. Аня почувствовала, как с куста на них посыпались холодные хлопья снега. - Вам пора возвращаться, поздно уже! - прошептал Яков в чуть растрепанные пушистые кудри. Он быстро отстранился и тщательно отряхнул пальто барышни от снега. Тем грубей и неожиданней хрустнула рядом ветка. Аня вздрогнула от звука чужих неосторожных ног. Странные тени - черные, но весомые с хрустом топтали свежевыпавший снег. Тени громко дышали, отдавая потом и табаком. Штольман вытащил револьвер и спрятал барышню за спину. - Что это? - крикнула Аня и тут же полетела вниз, потому что кто-то грубо дернул ее за волосы. Она завизжала. Падая, Аня увидела, как кто-то грубо заломил руку следователя и перехватил сзади горло. Барышня попробовала кричать еще, но кто-то подхватил ее в падении уже у земли и поставив на ноги, заткнул рот рукою в перчатке. Аня дергалась, но все было бестолку. Зато она увидела, как Штольман вывернулся из чёрных рук и извернувшись, ловко дал нападавшему под дых. Тот сразу сел на землю, треща сухим бурьяном. Удар у Якова Платоновича был поставлен хорошо. "Кто они? Откуда? Где их лица?" - стучали, как погремушки, вопросы в голове у Ани. Нападающих было несколько. Никогда прежде девушка не видела настоящих мужских драк. Она чувствовала, что сейчас упадет в обморок от ужаса и отвращения. Ей стало ясно, что чудища, явившиеся непонятно откуда, убьют и Якова Платоновича, и ее. Из последних сил вцепилась она зубами в перчаточную ткань, в проклятую соленую руку, маравшую ей рот и мешающую дышать. Рука дернулась от боли. Какое-то непонятное ругательство вместе с обжигающим зловонным дыханием пахнуло ей в щеку. Аня вскрикнула. - Барышню только не трожь, Андрей! - рявкнул тот, кто ползал в снегу, чтобы ни один волос с нее не упал! Да не держи ты ее, пусть в свой институт бежит. - Аня, немедленно бегите! - крикнул Штольман незнакомым, хриплым голосом, от которого стало еще страшнее. Освободившись из чужих рук, Аня рванула в сторону подъезда. - Помогите! - кричала она. - Городовые! Никогда она не бегала так быстро. Когда Аня ворвалась в парадный холл, она тут же упала старому сторожу на грудь, не в силах объясниться. Да что там, от ужаса барышня даже дышать не могла, только плакала. С улицы слышался топот ног, свист, чьи-то невнятные голоса. И вдруг стало тихо, словно уши заложило. - Полиция! - крикнули с улицы голосом Штольмана. Анна перевела дух. Все закончилось. Сейчас сторож сходит и все выяснит! Аня и предположить не могла, что колесо фортуны сделало очередной свой поворот, и, вновь соединив две судьбы в одну, позволит событиям развиваться поистине с головокружительной скоростью...