Моя прекрасная леди

Пароход "Лермонтов", июнь 1882. Не смотря на то, что пожар был потушен, остаток вечера пассажирам пришлось провести на берегу. Хоть возгорание и относительно быстро ликвидировали, команда корабля еще какое-то время отмывала все багажные помещения от продуктов горения. Пассажиры первого класса были очень недовольны ситуацией, особенно негодовал князь Разумовский, требующий пересадить "его самого и его семью" на другой пароход. - Нет, я обратно в свою каюту не пойду! - заявил ученый-физик. - Господин капитан, а знаете ли вы, сколько продуктов горения остается после взаимодействия сажи, дыма и копоти с другими веществами? Несколько десятков очень вредных соединений! Все чрезвычайно летучи! Запахи въелись в вещи, обивку стен и мебели. - Не говоря уже о наших платьях! - фыркнула Аделаида. И хотя Яков был настроен миролюбиво, но по заданию Третьего отделения он все равно бы проследовал за физиком, куда бы ученый не решил отправиться. - Господа, мы проведем остаток вечера на берегу, после помывки палубы все вернутся в каюты. Завтра другой пароход - "Тургенев" заберет всех, кто пожелает пересесть. Если потребуется, пароходство оплатит чистку вещей! - пообещал капитан. Вопреки причитаниям физика, запах до кают первого класса почти не добрался. Сказалось и оперативное проветривание, и усердная слаженная работа помывочной команды. Хоть и с большим опозданием, но путешествие продолжилось. До Кавказа, а в частности, до Пятигорска оставалось не так много. К обеду следующего дня юная Аня, смущаясь от всеобщего внимания, вновь появилась на палубе. - Как вы себя чувствуете, барышня? Не болит ли чего? Вы, наверное, уснули и не услышали, как кричали об эвакуации? - наперебой спрашивали пассажиры. - Со мной все хорошо, благодарю! Я просто гуляла... И уснула! И вот так все получилось! - развела руками Анна. Штольман, услыхав неловкое объяснение, подозрительно сощурился. Девочка обманывала. Она явно пряталась сама и камушки вместе с собой спрятала. Все это вполне укладывалось в состав преступления под названием... - Могу я с вами поговорить, Анна Викторовна? - тихо спросил он у барышни, когда присутствующие потеряли к ней былой интерес. - Конечно! - серьезно сказала девочка. Яков, взяв барышню за локоток, аккуратно отвел ее в сторону. - Я кое-что забрал у вас, когда нашел бездыханную в багажном отделении. Не скажете мне правду о том, что случилось?! - довольно сурово произнес он. Штольман хотел, чтобы маленькая Аня прониклась и выложила все, как есть. Барышня не стушевалась. Услышав слова полицейского, она радостно выдохнула. - Так это вы взяли у меня те лучистые камни?! Ну, конечно! А я уж думала, что потеряла их, и они уже лежат на дне Волги! - Я отдал их хозяину, господину Устюгову. Как они вообще оказались у вас?! - Я сама взяла их у господина физика! - ничуть не смущаясь, призналась девочка. - Мне вдруг показалось, что их хотят забрать. Сегодня, завтра, не знаю когда... В подходящий момент. А мне так жалко его, господина ученого. Викентий Павлович так над своими камушками трясется. Когда начался пожар, я решила спасти его сокровища от вора! - Аня, вы же знаете, я работаю в полиции и слышал немало странных объяснений, но вы... Аня, вас запросто могли обвинить в воровстве. Нельзя брать без спроса чужие вещи, даже если вы просто решили их спасти! - назидательно произнес Штольман. Барышня фыркнула, отступая на шаг и показывая свой бойцовский характер. - Но я лишь хотела помочь! - всплеснула руками девочка и сердито посмотрела на собеседника. - И вам, господин сыщик, тоже. Вот если бы они пропали, вы бы что делали, а?! - С чего вы взяли, что их вообще могут украсть? - изумился Яков. - Ну, я во сне видела, как один мужчина, красивый такой, тоже из пассажиров, тот, что приходит к Ираиде Викентьевне, он открывает сумку господина ученого и забирает камни. С позволения самой госпожи Устюговой, между прочим! - Во сне? - не поверил Яков и испытывающе посмотрел на девочку. Большеглазая барышня сверлила его своими красивыми глазами и не собиралась отступать. - Да! - просто и спокойно подтвердила полицейскому Анна. Мгновение-другое Штольман разглядывал девочку. Открытое, искреннее дитя, такой чистый взгляд. А сердитая какая от его недогадливости! Ни грамма притворства. Возможно, она что-то слышала от взрослых, да детская психика все интерпретировала по-своему? Чижевский не зря крутится вокруг Ираиды, ой не зря. Наверняка он догадывается о стоимости камней. Полицейский вздохнул и взял барышню за руку. - Давайте, Аня, условимся, если вам еще что-то покажется, или привидится, или вы станете свидетельницей странного разговора, вы не побежите геройствовать в одиночку, а найдете меня и все расскажете. Я же полицейский! - Да вы бы просто посмеялись надо мной или не поверили! Так все делают! - нахмурилась девочка. - Нет, Аня, нет, я ни за что бы над вами не посмеялся... Меня учили внимательно относиться к показаниям свидетелей, сколько бы лет им ни было. Вы правда себя хорошо чувствуете? - внимательно разглядывал ее Штольман. Бледная, с покусанными губами, при этом у Ани было необычайно приятное и доверчивое выражение лица. Голубые глаза барышни смотрели печально и нежно. - Голова болит! - вздохнула девочка. - Вы слишком рано встали с постели после подобного приключения на воде, еще слабы! - высказал свое мнение Штольман. - Вам бы еще денька два поболеть, полежать, почитать книжку, а вас вытащили на злосчастный концерт... - У меня есть новая книжка, размером с полено! - усмехнулась Анна. - И какая же? - "Обрыв" Гончарова... "Со стороны Яков и мелкая растрепанная кокотка смотрятся на редкость вызывающе... Боже, он ее за руку взял!" - возмущенно подумала Адель. - "Сейчас я покажу им". - Яков, будь добр, подойди ко мне! - раздался властный, умеренно недовольный голос его невесты. Штольман ухмыльнулся от командного тона Аделаиды. Эта женщина решила, что он верный послушный пес и не может никуда ходить без спроса?! Аня, недоуменно подняв глаза на злой и надменный голос, тут же переменилась в лице и восхищенно ахнула. Госпожа Лазарева уже приготовилась к вечернему концерту, о котором так много говорил капитан. Волосы Аделаиды Львовны были уложены причудливой корзиночкой, а ее темные косы украшали ярко красные розы. Ада, напротив, повела плечом и постаралась больше не смотреть на противную девочку, всецело сосредоточившись на женихе. "Да кто она такая?! Пустое место!" - думала ревнивая женщина. Затаив дыхание и отступив на шаг, двенадцатилетняя барышня разглядывала невесту Якова Платоновича. Она никогда не видела таких красивых, хоть и злых женщин. "Госпожа Лазарева такая хорошенькая! Неудивительно, что господин полицейский так любит ее и скоро непременно женится! Аделаида Львовна как певица из оперы... Или богиня." Аня невольно позавидовала ей. Госпожа Лазарева была как царевна из сказки! Девочка видела, как Яков Платонович берет восхитительно прекрасную Адель под руку, приобнимает, и как тихо что-то говорит ей на ухо. - Аня, вот ты где! - немного сердито сказала мама, отвлекая дочь от подглядывания за взрослыми. - К нам наконец-то прислали толковую горничную! Пойдем, пора привести тебя в божеский вид! Аня последний раз обернулась на тихо беседующих мужчину и женщину и бросилась в каюту. В маминой спальне лежали новые платья. Очередные. Разумеется, опять его сиятельство настоял. Барышня с досадой подумала, что все, что на ней надето - от костюма до нижнего белья, куплено князем. Словно он покупал ее саму... - Анечка, выбирай на любой вкус! - умилилась хорошеньким платьям Мария Тимофеевна. - Мама, почему еще в прошлом году вы разрешали носить матросский костюм с короткой плиссированной юбкой, ходить босиком, а нынче все вот так? Платья вроде как уже барышни... - разглядывала Аня обновки, все удивляясь деталям. - Декольте? И плечи открытые? - С 12 лет уже положено, не преувеличивай, вырез совершенно девичий, очень приличный. В этом возрасте нас в институте выводили на первые учебные балы! - кивнула Мария Тимофеевна. - Сегодня небольшой ветерок, у тебя будет пелеринка, как у институтских девочек. "Как попонка у болонки" - забавляясь, подумала барышня. Она переминалась с ноги на ногу и приготовилась выслушать одну из знакомых историй о блистательном выпуске 1868 года. После маминых уговоров Аня все еще сомневалась. Она никогда не думала о таком наряде. Неужели ей пойдет такое платье? В последнее время ее почти плоская грудь предательски начала расти и от этого немилосердно чесалась, все увеличиваясь и увеличиваясь. Последнее, что хотела бы девочка, так это показывать намек на свои небольшие холмики. Фу! А вдруг кто-то заглянет туда, в декольте?! - Все потому, что ты взрослеешь, дорогая! Что простительно в 10, непростительно в 12. Ты и так у нас разбойница, а из прежнего куцего платья у тебя уже колени выглядывают. Без скандала надеть такой сиротский наряд не получится. За последнее время ты очень выросла. - И корсет? - удивилась барышня. - Я же и так, худая, как сельдь! Или уже не худая... Аня сердито и придирчиво ущипнула себя за бок. - Корсет тебе давно пора носить! Без него ужасно неприлично. Некоторые мужчины могут догадаться, что на тебе нет ничего сдерживающего. Вот, например, я без корсета чувствовала бы себя голой и сгорела от стыда! - наставляла мама. - Да что вы, мама, говорите! Что значит, мужчины подумают... Это невозможно и нехорошо! В приоткрытую дверь каюты заглянул князь. В руке он держал букет чайных роз. - Это вам, мои дорогие леди. Аня, я подумал, что после пережитого вам будет приятно! - вкрадчиво сказал он. Девочка невольно отступила на пару шагов, слегка прячась за маму. - Вы слишком добры, Кирилл Владимирович! - растрогалась Мария Тимофеевна, принимая букет. В другой руке у князя оказалась гигантская коробка шоколадных конфет. Это были обожаемые Аней трюфели. - Заглаживаю свою вину, ведь это я увез вас в виноградники, разлучив с дочерью! - Нет-нет, в произошедшем нет ни толики вашей вины. Это все безалаберный Петр Иванович... Аня, почему ты не поблагодаришь его сиятельство?! Аня промолчала, но сделала реверанс, достойный особ королевских кровей. Разумовскому понравилось, но он углядел нахмуренные брови будущей падчерицы. Маленькая упрямая чертовка! - Вам не нравится, Анна? – вкрадчиво спросил князь. На миг его глаза стали злыми и холодными. - Нет, отчего же, - протянула девочка, задумавшись. Она вспомнила восхитительную Аделаиду Львовну и вдруг захотела стать на нее похожей... Такой же красивой. Аня размечталась, как наденет настоящее, взрослое платье, с цветами, ленточками, а в волосы, ну и что, что в короткие, ей вплетут несколько кремовых роз. Она выйдет на палубу настоящей барышней. Впервые девочка пожалела о том, что так решительно остригла свои прекрасные кудри. Вдруг Аня вспомнила слова Штольмана, которые он произнес, когда они оказались в воде. Тогда он умолял ее не царапаться и помогать ему грести, добавив что-то вроде: "вы тяжелая, словно пудовая гиря". Аня нахмурилась и когда взрослые ушли, она вновь ущипнула себя за бок, собрав небольшую кожную складку. Где в человеке помещается жир?! "Яков Платонович, все-таки, очень красивый..." - рассуждала про себя барышня, усердно намывая в тазу уши и шею и принимая от горничной хрустящее полотенце. Анне мужчина-сыщик казался значительным и даже немного демоническим, при своей-то красоте и умениях! Все знает и такой по-хорошему самоуверенный. Он такой же, как ее папа. Неопытное сердечко вдруг быстро застучало, и Аня подумала, что ее внимания достойны не костлявые глупые мальчишки, вроде сынка помощника капитана, а кто-то такой, как Штольман. Теперь она чувствовала, что ей нравятся мужчины постарше и, главное, кудрявые брюнеты. Например, актер Вольский, всеобщий затонский кумир – настоящий статный красавец! И мамин адвокат Петрусевич тоже жгучий брюнет и считается роковым сердцеедом... Яков Платонович умеренно темноволос, но, пожалуй, он самый...самый... роковой. Из окна иллюминатора Аня осторожно выглянула на палубу. Вон он, сидит за столиком и играет в шахматы с ветеринаром Уховым. Да, сыщик показался ей образцовым героем! Кудри у него жесткие, лицо аккуратно выбрито, а глаза с прищуром, светло-голубые – есть такие светлые июльские дни, когда именно такого цвета становится небо. Пожалуй, этот добрый ласковый взгляд у сыщика как раз подкачал: в глазах демонических брюнетов обязательно должна быть загадка. И еще, кажется, холодный злодейский блеск, как у адвоката Петрусевича?! Да нет, все равно полицейский Штольман самый лучший! Ветеринар Ухов тем временем, хлопнул себя по коленке и воскликнул: - Эх, я, шляпа! Слона зевнул. Яков Платонович выигрывал, и Аня тихо порадовалась за него. Мол, Ухов, знай наших! Вернувшаяся Мария Тимофеевна немного нервно дернулась в сторону шкафа. Пора было позаботиться и о своем наряде... Взяв платье, Аня решительно подошла к зеркалу. Отражение в нем никуда не годилось: лицо бледное, осунувшееся, одна щека розовее другой, волосы как-то всклокочены. Аня взялась за дело, принявшись накалывать чайные розы, подаренные щедрым Разумовским, на шпильки. Хоть на что-то сгодятся подарки его сиятельства! - У тебя невозможные вкусы! - фыркнула мама. - Анечка, ты уже взрослая девочка. Роз слишком много для прически. Ты хочешь венок, как у херувимчика? Аня шмыгнула носом и вытерла его кулаком. Мария Тимофеевна все это некстати увидела и в очередной раз ужаснулась манерам дочери. - Пожалуйста, старайся скрывать свои неизящные склонности и занятия, если уж нет сил от них отказаться! - выговаривала она. - Есть вещи, которые простительны ребенку, но компрометируют девушку... Этим вечером на палубе было полным-полно народу. Обеспеченные дамы и господа из первого класса с удовольствием угощались закусками, пили шампанское и слушали музыку. Адель была в ударе. Своим глубоким, царственным голосом она исполняла романсы и наслаждалась всеобщим вниманием. В перерывах играл оркестр. Одно время Штольман внимательно слушал музыку, разглядывая присутствующих и саму Аду. Его невеста прекрасно держалась, но к его недоумению, она бесконечно стреляла глазами по мужской части слушателей. Это было неприятно, это было странно. Зачем Ада это делает? Нет, его невеста, безусловно красивая женщина и он, Яков вовсе не ревнует. Просто подобное небрежное отношение его задевало. После великолепного исполнения "В лесу раздается трель соловья", Аделаида Львовна приняла букет от знакомого неуемного перса и победно посмотрела на Штольмана, мол, вот я какова и только попробуй закатить мне скандал! Якову ничего не оставалось, как вежливо улыбнуться, кивнуть и присоединиться к аплодисментам. Ираида Устюгова в этот вечер надела лучшее платье и заколола волосы в пышную прическу. В свои 40 лет она была все еще некрасива от природы и от излишней скромности, прожитые в девичестве годы ничуть не добавили ей элегантности. Она была чиста, как весталка и даже гордилась этим. Однако в этом году Ираиде уже исполнилось 40 лет, а женихов на горизонте не обнаруживалось. Тем не менее, дочь ученого не отчаивалась. Она очень хотела выйти замуж и каждый год загадывала лишь одно желание - обрести большую любовь, семью и родить деток. Воспитываясь отцом в строгости и в незыблемых понятиях о девичьей чести, Ираида усердно помогала родителю в исследованиях и тайно копила деньги, полотенца и кашемировые ткани в приданое. Сегодня вечером дочь ученого против обыкновения чувствовала себя почти красивой. Все это было ради одного человека - Александра Чижевского. Шунечки. Он был первым незнакомцем, самовольно вступившим в ее одинокую жизнь и даже отважно сорвавшим несколько ее яростных поцелуев. И это не смотря на разницу в росте! Высокая Ираида была выше поклонника дюймов на десять (25 см)... За такую смелость она простила ему даже сомнительное прошлое, тюрьму и неопределенный род занятий. Сразу видно, господин Чижевский был благороднейшим человеком и многое пережил. Но зато он так красиво ухаживал за ней и такие стихи читал! Яков Платонович смотрел на именины сердца старой девы и не мог ничего с этим безобразием поделать. Вернее, он пока предпринял самое очевидное - сказал Чижевскому, что тот под наблюдением, а господину физику Штольман рассказал о том, что его дочерью сильно заинтересовался брачный аферист и мошенник. Викентий Павлович смотрел на отношения дочери сквозь пальцы, отмечая только небольшой флирт, от которого Ираида расцвела и похорошела. Особой опасности он не видел. Якову оставалось только скрипеть зубами, наблюдая роман, и быть настороже. Петербург, осень 1887г. Шестнадцатилетняя Анна ненавидела занятия танцами, а все из-за преподавателя. Учителя танцев господина Неелова институтки метко прозвали вурдалаком за бледность впалых щек и скверный нрав. Сегодня Анину подругу Мурочку выписали из лазарета, и она заняла свое привычное место в паре с Мироновой. По жребию недавней больной досталась мужская партия. Мурочка тайком пририсовала себе тоненькие усики, и теперь Аня никак не могла держать выражение лица, подобающее благовоспитанной барышне. Она давилась от смеха и никак не могла остановиться. Фигуры танца поддавались девушкам с трудом. Прилежная рыжая Пышка возмущенно поглядывала на подруг. Хохочут только эти две проказницы, а попадет всем! Наконец смеющиеся барышни напутали с мазуркой и Вурдалак, и без того раздраженный, заметил шалости. - Вы будете наказаны, мадемуазель! - оскорбленно взревел учитель и хорошенько ударил линейкой по спинам обеих девочек. Хлоп! Хлоп! После этого он заставил обескураженную Мурочку немедленно стереть усы. По иронии судьбы у него самого были такие же усики, и в проказе девочек он усмотрел намек на оскорбление. - Вот бы Вурдалаком бомбисты заинтересовались! - в перерыве возмущенно сказала Аня, изворачиваясь и потирая саднящий след от удара линейкой. – Не пори чушь! – одернула подругу Мурочка. – На институтских учителей танцев не бывает покушений! – Это еще почему? Вурдалак - настоящий зверь! Аня не успела больше ничего ответить, потому как к ней обратилась суровая классная дама. Поправив пенсне, женщина заявила: - Миронова, к начальнице института! А вы, мадемуазель, - обратилась она к Мурочке, - за ваши дерзости будете обедать стоя и да... Ваше лицо все еще недостаточно чистое! Мадам Пегова поджала бледные тонкие губы и царственно поправила темно-синее платье с плиссированной кокеткой. Аня подмигнула подруге. Ну и что, что обед пройдет плохо. Зато вечером они наедятся припасенных бутербродов с вареной говядиной и горчицей, а в бутылке есть кофе со сливками... По пути к директрисе классная дама выговаривала Аннушке: - Мадемуазель Миронова, вам через несколько недель семнадцать! Пора перестать вести себя как неразумное дитя. Какой пример вы подаете остальным, более младшим девочкам? Анна вздохнула. Ей было тесно в этом институте. Скорей бы выпуск! Екатерина Юрьевна встретила воспитанницу совершенно не по-благородному: опухшим носом и красными глазами. В руках графиня сжимала белоснежный, но уже порядком измятый платочек. Аня с готовностью вытащила свой и протянула директрисе. - Спасибо, дитя мое! - вздохнула графиня. - Присядьте. - Что случилось? - осторожно спросила Анна. - Этот ужасный полицейский, Штольман, вчера, после допроса в управлении, арестовал вашего дядю. Петр Иванович успел отправить мне записку, с поверенным. - А что адвокат? - напряженно спросила Аня. - Пока говорит, что у полиции есть основания, и что он все равно будет добиваться того, чтобы Петра Ивановича немедленно выпустили. - Это какое-то безобразие! Дядю - за убийство?! Да быть такого не может, чтобы Петр Иванович был способен на такое злодейство! - возмущалась Анна. - Я немедленно иду в полицейский участок! - Нельзя! - всхлипнула графиня. - Я обещала, что в ближайшие недели вы будете находиться в стенах института. Аня всплеснула руками. - Екатерина Юрьевна, ну давайте рассуждать логически! Господин полицейский утверждал, что мне грозит опасность, так? Начальница института кивнула. - А теперь этот же полицейский чин обвиняет дядю в убийстве и запирает! Значит, выходит, опасности никакой для меня нет? - Выходит, что нет, - неуверенно согласилась графиня. - Значит, мне ничего не мешает отправиться в полицейский участок и потребовать у господина Штольмана объяснений. Как-никак я для дяди - ближайшая родственница, и они обязаны дать мне разъяснения по поводу ареста! - Думаете? Пять пополудни. Гардеробная закрыта, а кастелянша ушла домой! Вам не во что переодеться! - вздохнула уже спокойнее Екатерина Юрьевна. - Пойду в казенном. В одном из наших знаменитых коричневых пальто. А что... оно и теплое, и хм... удобное. Разве что большое и некрасивое, на два размера больше нужного. Я в нем как сиротка, но ради дяди я и не на такое согласна! И коричневый капор тоже придется надеть! - вздохнула Аня, вдруг вспомнив все нюансы ужасного одеяния. Когда они ходили с девочками в церковь, то сердобольные прохожие пронимали их не за учащихся дорогого учебного заведения, а за сирот, и очень жалели. И кто только придумал это убожество?! Не иначе это было сделано для того, чтобы смирять тщеславие молодых дворянок. - Тут всего три квартала! - кивнула директриса. - Только я умоляю вас, Анна Викторовна, после этого немедленно в институт. Возьмите экипаж! Надворного советника Штольмана на месте не оказалось. Дежурный позволил Анне остаться в компании помощника главного следователя и, велев ждать Якова Платоновича, тут же вышел. Дожидаясь господина полицейского, Анна с любопытством осматривалась в его дорогом и солидном кабинете. Такая обстановка... Не хуже, чем у дяди в особняке. Чиновник по особым поручениям департамента полиции - это что, очень серьезная должность? Похоже на то. Господин Штольман был важной птицей. Хлопнула дверь. В кабинет вернулся Антон Андреевич. В этот раз он отмер быстрее. - Анна... Викторовна, день добрый, вы чаю хотите? На улице так зябко! У меня и варенье есть, вишневое, густое такое... - Благодарю! - искренне обрадовалась барышня. Она ведь сегодня была без обеда. Коробейников, увидев, что барышня с удовольствием пробует варенье, достал из шкафа еще и баранки. Так за чаепитием и дружелюбной беседой они и провели полчаса. Кабинет Штольмана был действительно своеобразен. Весь заставлен добротной мебелью - два огромных секретера, большая картотека, приличных размеров сейф, два стола зеленого сукна, удобное кресло и большой диван для посетителей с жесткой спинкой. Все из красного дерева. На столе у Штольмана лежала необычная карта Петербурга, которая была, как круглый пирог расчерчена на куски... Зачем? Улучив момент, Аня склонилась над картой и стала изучать ее. Благо, Коробейников разрешил ей делать все, что заблагорассудится. Неожиданно хозяин кабинета вернулся. Резко открыв дверь, Штольман увидел барышню, сердито нахмурился и поджал губы. Во всяком случае, Анне показалось, что полицейский недоволен ее визитом. Сегодня господин Штольман надел мундир и показался ей еще строже... - Господин главный следователь, к вам вот, барышня Миронова по поводу своего дяди! Коробейников вновь восхищенно посмотрел на девушку. Штольман давно заметил, что у Антона Андреевича сложные отношения с женской красотой. При виде хорошенького девичьего лица он напрочь терял все мыслительные способности. Что там говорить, просто глупел. А тут Анна Викторовна со своей фарфоровой кожей и голубыми глазищами в пол-лица! Мадемуазель Миронова вообще действовала на подчиненного как столбняк. "Яков Платонович тоже что-то задумался, не иначе, как сейчас ругаться начнет!" - подумала Аня. Главный следователь выглядел сердитым и неприступным, а еще он сильно хмурился. - Вам кто разрешил покидать стены института? - вместо приветствия возмутился Штольман. - Ну вы же считаете, что задержали убийцу! - невежливо парировала его недовольство Анна. Она упрямо вздернула нос. Штольман поджал губы, раздумывая. Он задержал Петра Ивановича вовсе не потому, что считал его убийцей. У следствия появилась информация о подготовке покушения на Миронова. - Я хочу знать, какими доказательствами вины моего дяди располагает полиция? - наседала на следователя Анна. "Все пропало, сейчас Яков Платонович выгонит барышню!" - тоскливо подумал Коробейников. - Я не обязан раскрывать вам ход следствия! - вежливо, но твердо сказал Штольман. - Но я же родственница! - возмутилась Анна. - Несовершеннолетняя родственница, - согласился упрямый следователь. - У Петра Ивановича был мотив. У него с убитым имелись разногласия по поводу реализации радия. Также у него отсутствует алиби на момент убийства. Кроме того, имеются свидетели конфликта между Петром Ивановичем и убитым. - В голове не укладывается! - не поверила Анна и присела в кресло. - И кто же эти свидетели? Штольман приблизился к барышне. - Совершенно несвязанные между собой люди - князь Разумовский, видевший жаркий спор своего секретаря и вашего дяди. Также показания дала горничная Петра Ивановича. Пока Анна обдумывала услышанное, сыщик подошел к своему столу и достал кипу бумаг. - Здесь ваши письма Аркадию Ивановичу. Следствию они больше не понадобятся, можете их забрать. Аня покорно взяла конверты и начала задумчиво перебирать их. - Здесь не все! - возмущенно подняла она глаза на Штольмана, словно сам следователь украл и припрятал недостающее. - Каких писем не хватает?! - напрягся Штольман. Он сразу почувствовал, что пропажа образовалась неспроста. - Нет самых первых писем. Я тогда только поступила в институт. Осень 1882 года. - Что же там было? - спросил Штольман - Не помню. Как будто ничего особенного. Что там могло быть... Устройство института, про классных дам могла писать, основные предметы, трудности, какие-то бытовые мелочи... Штольман нахмурился. Это были первые письма девочки по возвращению из Пятигорска. - Но вы можете посмотреть ответные письма Аркадия Ивановича, что хранились у меня, вы же тоже изъяли их! Возможно, станет понятнее! Давайте вместе их посмотрим? - Признаться, они не здесь. Я забирал корреспонденцию домой! - кивнул Штольман - Неосмотрительно как-то с вашей стороны, это улика все-таки! - возмутилась Анна. Она сердито тряхнула головой и откинула с плеча надоевшую косу. От этого взгляда и от этого взмаха у Штольмана по спине поползли такие сладкие мурашки, что он скрипнул зубами, усмиряя себя. Мог ли он пять лет назад осторожнее обойтись с нею и ее первыми робкими чувствами? Ответа не было, было лишь чувство вины и стыда. Аня ведь чиста и наивна, и обращаться с нею стоило, как с хрустальной. - Я навещу вас завтра в институте, и мы побеседуем об этих письмах. Пройдемся по каждой строчке и посмотрим, что бы могло заинтересовать злоумышленника. - Так вы подозреваете дядю или нет?! - Скажем так, Анна Викторовна, в смерти секретаря князя Разумовского могли быть и другие заинтересованные лица. А вашему дяде, для пользы дела, лучше остаться в участке. Поверьте, это для его же блага. - Никогда не видела, чтобы для пользы дела невиновного человека в тюрьму садили! А я могу хотя бы увидеть Петра Ивановича? - Пока нет! - стоял на своем Штольман. Анна встала. - Ну, все доброго! - явно неблагожелательно сказала барышня. - Не ходите одна. Я велю дежурному довезти вас! - сказал Яков Платонович. - Синельников! Довезешь барышню до института! - приказал он дежурившему за дверью подчиненному. - Слушаюсь, ваше Высокоблагородие! - отчеканил служащий. Анна не стала спорить. Она подхватила пальто и вышла из кабинета. Яков Платонович задумчиво посмотрел на длинную косу барышни, которую она опять небрежно перекинула через плечо. - Хорошенькая! - пробормотал Коробейников вслед Мироновой. - Что?! - рассердился Штольман. - Анна Викторовна, говорю, очень красивая... - мечтательно сказал его помощник и подошел к окну, чтобы посмотреть, как барышня садится в пролетку. Штольман невольно подошел тоже и... с раздражением увидел, как Анна Викторовна крутит головой, отсылая Синельникова. Натянув берет поглубже на голову и хорошенько запахнув пальто, барышня пошла совершенно в другую сторону. А между тем уже смеркалось! Вот упрямая! - Яков Платонович, можно я провожу Анну Викторовну? Начальник не ответил. - Яков Пла... Антон Андреевич оглянулся, но не увидел Штольмана в кабинете. Аня быстро шла, размышляя над тем, как быть дальше. Если Штольман не хочет сообщить ей ни толики информации, значит она сама все узнает. - Анна Викторовна! - раздался сердитый голос полицейского. Аня остановилась и почувствовала, как ее крепко схватили за локоть. - Куда побежали? Шедшие мимо барышни и сыщика благообразные старик со старушкой благоразумно посторонились. - Я же тебе говорила, Семушка, эти сироты все сплошь воры и воровки, они ж недоедают в своих приютах, ох, бедные! - подозрительно косясь на барышню в коричневом форменном пальто, сказала мужу старушка. - Убери-ка мой кошелек! Худющие какие... Сыщик и барышня одновременно посмотрели на пожилую женщину. Аня была уязвлена. Барышня со злостью выдернула руку. Не хватало еще, чтобы, по милости полицейского, ее за преступницу приняли! - Пойдемте, Анна Викторовна! - твердо сказал Штольман, и барышня подчинилась. Она продолжит расследование позже... - Значит, вы уверены в невиновности дяди, Анна Викторовна? - сдержанно улыбаясь, спросил Яков Платонович. Сам он почти точно знал, что Миронов не убивал, но ему хотелось, чтобы барышня порассуждала и доверила ему свои мысли. - Убийство? Нет, конечно. Дядя не такой, что бы они с господином Араксом не поделили, он бы не захотел отнимать у человека жизнь. Петр Иванович - мой единственный друг и никогда не предавал меня... Он просто не способен на преступление! Штольман вдруг с непонятным раздражением вспомнил, сколько раз, по милости все того же дядюшки, юная Анна оказывалась в неприятных и даже опасных ситуациях. Уму непостижимо, что барышня все равно любит его и готова защищать, как львица. Анна заметила, что сыщик вдруг замкнулся, нахмурился и оставшийся путь они проделали молча. Боже, она больше с ним не пойдет! Сердитый, нелогичный мужчина. Сухарь, хуже того же Вурдалака! Что она такого сказала?! Вопреки ожиданиям барышни, полицейский не оставил ее у парадного подъезда, а вместе с ней прошел в холл первого этажа. - Проводите меня к графине Томиловой! - сердито приказал швейцару сыщик. - Пожалуйте за мной, господин следователь! - поклонился слуга. - Доброй ночи, Анна Викторовна! - сухо сказал Штольман и отправился наверх, оставив растерянную и недоумевающую Анну на первом этаже. Пароход "Лермонтов". Июнь 1882 г. После концерта и до начала танцев гости коротали время за беседой и игрой в карты. Выяснился неожиданный факт: в некоторые игры с двенадцатилетней барышней играть было невозможно, Аня просто безошибочно отгадывала карты оппонента. - А здесь какая? – проверяя девочку, вытаскивал очередную карту из середины колоды физик. Он все никак не мог поверить в такие чудеса. - Шестерка пик! – веселилась барышня. Физик не унимался, он вытащил еще одну. - Бубновый король! - торжествующе сказала Аня. Рядом с физиком сидела Ада. Она держала в руках сразу несколько букетов и возмущенно фыркала на каждую угаданную девочкой карту. "Опять все внимание этой выскочке!" Штольман, глядя на барышню, только усмехнулся своей растерянности. Он никак не мог понять природу талантов маленькой Ани. Неужели и вправду чудеса?! Сыщик уже всю голову сломал, а ответа загадке все не находилось. - Прошу прощения, господа, я отойду! - извинился Викентий Павлович. - Мне нужно найти Ираиду. Аделаиду, тем временем, отвлек восхищенный ее талантами капитан. С полчаса назад Яков заприметил на палубе нечто необычное (лягушку) и теперь никак не мог придумать, как интереснее разыграть девочку. Земноводное стоило достать в нужный момент и сполна насладиться возмущенными визгами. - Яков Платонович, а я могу вас спросить? - серьезно спросила Аня. - Конечно! - Когда мы с вами оказались в воде, ну, вы меня еще спасли от пожара... - Преувеличиваете же! - скромно улыбнулся Штольман. - Вы тогда сказали, что я тяжелая, как пудовая гиря. Вы же ошиблись, да?! Я не могу быть такой толстой... Это же нехорошо... Штольман серьезно посмотрел на барышню и тут же придумал, как провернуть каверзу. Зачем он задирал Аню, он и сам не вполне понимал. - А какой у вас рост, барышня? - коварно спросил Яков. - Ровно 5 футов. (152 см. - прим.авт) - Конечно, ошибся! - просиял Штольман. - Не можете вы быть как пудовая гиря! Сейчас я вам покажу все наглядно. Дайте мне ваши ладони! Аня пожала плечами и доверчиво дала свои руки сыщику. Опять фокус какой? Яков вдруг наклонился к уху девочки и доверительно сказал: - Вы же знаете, в полиции всегда составляют описание преступников? Рост, вес, другие сведения, к примеру, нос и размер ушных раковин... Аня завороженно кивнула. - Антропометрия - мой конек, глаз наметан. Так вот, думаю, что вы со своими 5 футами роста... весите как все две пудовых гири! (32 кг - прим.авт). Пока Аня соображала, что к чему и хватала ртом воздух, Штольман бессовестно рассмеялся и сунул ей в ладони найденную на палубе маленькую лягушку. Аня, расширив глаза от гнева, смотрела, как сыщик бросился от нее на верхнюю палубу. - Кто последний на ужин, тот ест лягушек! - закричал Штольман, побуждая девочку догонять ее. - Ну, Яков Платонович! - раненым зверем закричала Аня. Она в мгновение ока посадила лягушку прямо в руки вернувшейся бдить за женихом Адели и… бросилась следом за сыщиком. Ада, брезгливо отбросив лягушку, раздраженно и недоуменно посмотрела вслед Штольману. Какой идиот! Играет с девчонкой, как...как полоумный! Еще гимназисткой Ада показала всем вокруг, что она и есть королева – веселая, чуть взбалмошная, шутя сводящая мужчин с ума, то есть делающая это максимально сознательно и жестоко. Училась она неважно, но зато плясала до упаду, голосок имела звонкий и нежный, с польским неистребимым акцентом: "я сказава, я узнава". Ни капли застенчивости Ада не имела и легко управлялась с целыми толпами поклонников – от очень взрослых сослуживцев покойного мужа до совсем желторотых гимназистиков. Штольман же никогда от нее головы не терял. Ада, как женщина, всегда чувствовала это. А вот к девчонке он явно неровно дышит... Женщину перекосило от злости и недоумения. После ужина оркестр возобновил музыкальную программу. На очереди были танцы. Хорошенькую маленькую Аню, которую мама с отчимом допустили до танцев, чтобы не скучала, наперебой приглашали кавалеры. С благосклонного кивка матери с ней танцевал даже сам капитан. Аня весело кружилась и чувствовала себя почти счастливой. В этот вечер мама без устали любовалась своей подросшей дочерью. Аня становилась безумно хороша. Мария Тимофеевна простила ей и все дерзости, и отрезанные волосы. Теплый ветер вздул нежнейшее кремовое платье девочки и живописно растрепал ее волосы вокруг лица. - Ну что, Владимир! Отличная тебе невеста подрастает! - наблюдая за барышней, сказал помощник капитана своему пятнадцатилетнему сыну. Пригласишь мадемуазель? - Она сказала, что танцует последний танец со своим дядей! - буркнул отверженный мальчишка. Аня растерянно посмотрела по сторонам. Музыка уже закончилась, и скоро должен был начаться последний танец, но дядя все не приходил. Петр Иванович обнаружился совсем недалеко, но он опять играл в карты. Похоже, ставки были нешуточные, потому как дядя даже не вспомнил про племянницу. Опять он за свое! К барышне уже подкрадывался путешествующий первым классом богатый толстяк Сухов, бодро передвигающий свои слоновьи ноги. Кроме всего прочего, этот господин обливался потом и был ужасно вонюч. "Да что они сегодня все вьются вокруг нее?" - обеспокоенно подумал Штольман, - "не иначе, как девочку уже пора выручать. " Похоже, что мерзкий тип Сухов тоже вознамерился пригласить маленькую Аню на танец. Девочка начала думать, как же ей выкрутиться? Сказаться больной? Опыта в подобных отказах не было. - Вы свободны, Анна Викторовна? Отдадите мне котильон? - вдруг спас ее Яков Платонович. - Ну, разумеется! - облегченно выдохнула и присела в реверансе Аня. Штольман усмехнулся толстяку и чинно поклонился своей юной даме. Здоровяк Сухов разочарованно вернулся к столу. Аня с ужасом проводила его глазами. Яков подумал, что барышня пока совсем не умеет прятать эмоции. Чудный возраст... Последний танец Адель отдала князю Разумовскому. Его сиятельство был прекрасным партнером, но женщине было не до шуточного котильона. Она все видела... Флирт Якова с другими дамами, со всеми, с кем он танцевал... (Или ей показалось?!) И новое бальное платье противной барышни Мироновой, и розы, которые девочка приколола на волосы так, чтобы явно походить на нее саму! А ведь еще с утра казалась неухоженной дурнушкой?! Сердце Адели полыхнуло ненавистью, но она сдержалась, стараясь мило улыбаться Разумовскому. Но в душе женщине хотелось искусать самозванку, оказавшуюся сегодня непростительно красивой. Штольман с девчонкой все смеялись, безобразно путали фигуры танца, шептались и вели себя просто возмутительно! Наконец, музыка закончилась. Зрители захлопали танцующим, уж очень удачным и зрелищным вышел котильон. С трудом переводя дыхание, Аня восхищенно смотрела на Якова Платоновича. Как он здорово танцевал и так уверенно вел ее весь танец! Оказывается, с хорошим партнером танцевать просто и легко! Пока она не очень хорошо разбиралась в красоте тридцатилетних мужчин, но почему-то сердце ее затрепетало, как крылья бабочки. Полицейский ничего не сказал. Но вдруг он наклонился и совершенно спонтанно, легко и непринужденно поцеловал девочке руку. - Хорошего вечера, Анна Викторовна! - улыбнулся ей Штольман. Вечер закончился. Аня проводила полицейского ласковыми глазами. Проследив за тем, чтобы физик с дочерью благополучно отправились отдыхать, Штольман тоже спустился в каюту. Ада встретила его молча. Она помогла жениху снять фрак, но в какой-то момент не удержала эмоции и, отвесив Якову оглушительную пощечину, разразилась бурными слезами.