Призрак шести берёз

Ранним утром первого декабря Маша неторопливо прогуливалась на школьном дворе, не решаясь начать свой первый учебный день на новом месте. До начала уроков оставалось полчаса. Прежде всех подтягивались учителя и наиболее ответственные ребята из ВЛКСМ. Она с интересом разглядывала прибывающих и представляла, что кто-то из них окажется ёе одноклассником или учителем. Маша с сомнением поправила висевший на груди значок комсомольца и сделала ещё один глубокий вздох. И всё-таки это тебе не Ухта. В жилых массивах Казани, должно быть, жило больше человек, чем во всей республике Коми, откуда ей посчастливилось переехать. Так много людей проходило мимо каждый день, не здороваясь, не перекидываясь даже словечком. А ведь за каждым из них стояла целая история, возможно, достойная книги или какого-нибудь фильма. Когда топтаться на морозе ей надоело, она, сфотографировав глазами здание школы, всё же решила зайти внутрь. Пока что происходящее не казалось ей необычным. Даже светло-зелёная краска на стенах не отличалась тоном от той, что была в её старой школе. Мимо носились детишки с переполненными рюкзаками, в своем уголке скучал охранник, решая сканворды в “Известиях”. — Привет, ты новенькая? — высокий молодой человек с пушистыми усиками возник словно из ниоткуда. Не давая Маше ответить, он протянул руку и продолжил приветствие механическим тоном, присущим всем школьным “орговикам”. — Меня Василий зовут. А тебя как? Я из пионерской дружины. Не бойся, у нас тут никто не кусается. Проходи, раздевайся и… В коридоре истошно завизжала какая-то девочка. Рядом с ней несколько мальчишек скинули портфели и приготовили кулаки к драке. Василий рванулся их разнимать, оставив Машу в покое. Скинув верхнюю одежду в гардеробе, Маша оказалась в незнакомом коридоре первого этажа. По инструкции, выданной ей матерью, первый урок должен был состояться в кабинете номер пятнадцать. Оставалось только его найти. Но вот незадача, ни на одной двери не было никакого номера. В какой-то момент Машей овладела паника. А что если она заплутает в поисках нужной двери и опоздает на свой первый урок в новой школе? Только этого не хватало. Она обернулась туда, где совсем недавно разнимал школьников Василий. Дружинника и след простыл. Наверное, ушёл заниматься хулиганами дальше. — Извините, а вы не подскажете, где находится пятнадцатый кабинет? Маша выдавила эти слова на одном выдохе. Девочка, к которой она обратилась, показалась ей дружелюбной. Красивая, ухоженная, в идеально выглаженной школьной форме с длинной золотистой косой, перекинутой через плечо. — А ты новенькая, да? — прощебетала девочка. — Пятнадцатый в конце коридора на втором этаже, в конце, который справа. — Спасибо, — благодарно пробормотала Маша, стараясь не дать новой информации выскользнуть из памяти сразу же. Но, поднявшись на второй этаж, она снова потерялась. Ориентироваться в пространстве было тяжело, но, как любила повторять её мать — язык до Киева доведёт. У подоконника, напротив двери, стояли двое. На вид её возраста, возможно, будущие одноклассники? Обращаться к парням было страшнее, чем к девочке, но Маша себя переборола. — А пятнадцатый кабинет в той стороне? — Салям, — ответил ей толстоватый кучерявый парень. — Син кая барасын? — Я не знаю татарский, — прошептала Маша себе под нос, чувствуя, как всё тело немеет от спонтанного страха. — Пятнадцатый перед тобой, — второй парень выглядел куда более дружелюбно. Высокий, светловолосый, с пухлыми губами и каким-то наивно-виноватым выражением лица. — Ты новенькая? — Ага. “Интересно, сколько ещё раз за сегодня меня назовут новенькой?” — Кит монда, — властно прикрикнул ей кучерявый, показывая на место рядом с собой. — Кит, кит сюда. С первого этажа поднимались другие дети. Её одноклассники. Парни скидывали рюкзаки перед кабинетом, пожимали друг другу руки, по-татарски приветствуя друг друга. Девочки обособленно встали в кружок неподалеку, с интересом разглядывая оказавшуюся в одиночестве Машу. Она чувствовала себя полной дурой. Так опозориться в свой первый день. Приехать в Казань, не зная языка. Оставалось молиться, что хотя бы уроки будут на русском. Интуитивно Маша постаралась встать поближе к тому, кто показался ей наиболее дружелюбным. Она неловко придвинулась к высокому парню, теребившему лямку своей сумки в ожидании урока. — Меня Макс зовут, а тебя как? — спросил он, заметив рядом с собой новенькую. Пухлые губы с милой родинкой сверху вытянулись в дружелюбной улыбке. Он смотрел на неё сверху вниз, настолько он был выше. — Маша, — робко ответила Мышкина и отвела взгляд. — Приятно познакомиться. Это Азамат, — указал он на пухлого парня. — О, а вот и Назар подвалил. Маша посмотрела туда, куда указал Максим. К кабинету подошёл симпатичный коротко стриженный брюнет с широкими скулами и выразительными карими глазами. Они приятельски пожали друг другу руки. — Что за чувиха? — спросил он, переводя на Машу любопытный взгляд. — Машка, наша новенькая, — представил ему Максим. Он сказал это так, будто знал её уже давно. Маша робко подошла поближе, выныривая из-за широкой спины одноклассника. — Приятно, Назар, — обаятельно улыбнулся друг Макса. Прозвенел звонок, и толпа детей ринулась в класс, потеряв к новенькой всякое внимание. Маша осталась в самом конце очереди и неуверенно последовала за всеми. Она чувствовала себя чужой в новом коллективе, вдруг захотелось развернуться и убежать прочь. Но она не подала виду и вошла в класс вместе со всеми, как ни в чем не бывало. Девушку встретил длинный кабинет с тремя рядами лакированных парт, огромная зелёная доска простиралась вдоль стены, окна прикрывали короткие шторы из белого кружева, над доской и по противоположной стене висело множество дидактического материала. Дети роем из пчёл стремились каждый к своему месту. На автомате, не задумываясь. Маша застыла в нерешительности, наблюдая, как Максим садится за вторую парту рядом с какой-то девочкой и неторопливо выкладывает из кожаной сумки учебник. — Эй, новенькая, — шикнул кто-то с третьей парты. Маша встретилась глазами с девчонкой, к которой обратилась с утра. Зелёные глаза, прилизанная толстая косичка и форма с иголочки. Рядом с ней Маша почувствовала себя неуверенно — её собственная форма была старой, она носила её уже второй год и успела немного из неё вырасти. Стоило задрать руки — и тёмно-коричневая рубашка предательски ползла вверх, обтягивая предплечья и грудь. — Садись со мной, — ухоженная одноклассница похлопала по стулу рядом с собой и хитро улыбнулась. — Я Катя. Облегчённо выдохнув, Маша кинулась за парту к Кате. Ну вот, теперь она, по крайней мере, не изгой, который сидит один на галерке. Теперь у неё есть соседка. Маша заметила, как сидящий сбоку Андрей ей подмигнул, и не смогла сдержать смущённой улыбки. Тяжело было сдерживаться, когда ей улыбался такой красивый парень. Перед началом урока в класс забежал тот самый Василий, которого Маша встретила в коридоре. Тёмноволосая полная женщина, учительница русского языка и литературы, неодобрительно осмотрела ворвавшегося дружинника: — Чего тебе, Вася? — Нин Юрьевна, у меня важное объявление, — Василий вырвался вперед, неловко размахивая руками. — Ребята, давайте потише! Спонтанный галдёж быстро утих. Давала знать о себе пионерская дисциплина. — Ребята, — торжественно начал Василий, — вы уже давно не октябрята, поэтому с вами я могу быть полностью честен. Как вы знаете, прямо сейчас продолжается набор в ряды комсомола. И многие из вас в него ещё не вступили! Ребята! Комсомол — это важно, комсомол — это нужно! Ваше поколение будет трудиться на благо страны, и уже с вашего возраста начинается становление будущей личности. Поэтому я хотел бы попросить всех вас подать заявление на вступление в комсомол не позднее тридцать первого декабря. Нам нужно начать новый год более сплоченными, более сильными и более взрослыми, ребята! Страна и партия рассчитывают на вас. Класс нехотя ответил на это воззвание нестройной волной кивков. Маша вступила в комсомол ещё в прошлой школе, сразу после окончания восьмого класса. Однако, ей нужно было зарегистрироваться в новой ячейке. А значит, опять возиться с документами, участвовать в собраниях и прочее… — А ты откуда такая красивая? — неожиданно шепнула ей на ухо соседка. — Из Ухты. — Ухты? Это типа “Ух ты!”? — хихикнула Катя. — Звучит смешно. — Это на севере. — Ого, там, где медведи белые? — Их совсем немного осталось, я ни одного не видела, но мне мама рассказывала… — Тишина в классе! — заревела Нина Юрьевна, свирепо оглядывая класс. — Кто у нас там болтает? Может, выйдите к доске, а мы все послушаем?! Маша покраснела, снова чувствуя себя дурой. Виноватой во всем, круглой дурочкой. В прошлой школе она училась хорошо, почти отлично. Но до отличницы не дотягивала, всегда мешали неприятные четвёрки по физике и математике. Цифры ей давались намного хуже букв. Но по русскому языку проблем не возникало никогда. К её облегчению, уроки велись всё-таки на родном русском. Было здорово сразу же обрести точку опоры в новом классе. Ещё пару минут назад она была совсем одна, а теперь у неё есть Катя. А ещё Максим, Назар и тот грубый полный мальчик — Азамат. Для начала очень неплохо. Скоро она познакомится со всеми остальными одноклассниками, и первые самые сложные дни растворятся в памяти, как страшный сон.

***

После урока Катя представила её своему “кругу”. Помимо собственно Кати, в круг входили Марина, Аделя и Флюра. На перемене девушки обступили её полукругом и с любопытством разглядывали Машу. Аделя, русая девушка с милым ободком, большими голубыми глазами и пухлыми, почти детскими щёчками, показалась приятной. Марина была очень рослой девушкой, дополнительной высоты ей добавляли танкетки, на угольно-черных волосах красовалась странная химическая завивка. Лицо у неё было отчего-то неприятного рыжего оттенка, девушка смотрела прищурившись, надменно, будто оценивая. Флюра была довольно полной девушкой, низкого роста, с дурацкой чёлкой. — Это Маша, — представила её своим подругам Катя. — Она из Ухты. — Ухта, — немного грустно повторила Аделя. — А фамилия как? — Какая разница, — оборвала её Марина. — Маша Ухта будет. Слушай, а чего ты такая зашоренная, как мышка? — Я? — Маша чувствовала, как незнакомые глаза скользят по её телу, оценивают и выносят мысленный приговор. — Я не зашоренная. — Ага, точно. А чего к нам приехала? — продолжила наседать Марина. — Чего дома не сиделось? — У меня родителей отправили сюда, на завод нефтеперерабатывающий работать. У меня папа инженер, и мама инженер… — На нефтянке платят неплохо, — с усмешкой обратилась Марина к другим девочкам. — Прикиньте, сколько денег её родители зарабатывают. — На улице Тукая, завод тот? — неожиданно низким голосом вмешалась Флюра. — У меня там мать работает. Анлыйсынмы? — Чего? Не знаю, может, и там. Я пока не ориентируюсь. — Не знает, шулай, ага, — нахмурилась Марина. — А что ты вообще знаешь, Ухта? В комсомоле состоишь? Блестящий значок на груди явно мозолил девочкам глаза. Смутные первые впечатления наводили Машу на мысль, что членство в партийных организациях здесь не в почёте. — Да, а вы? — Да не пугайте её, ишь, как насели на новенькую, — с укоризной осадила девочек Катя. — Ты не бойся, Маша, мы не кусаемся. Просто со значками мы обычно не ходим. Мы же не октябрята уже. — Мы после уроков собраться хотели у Катюхи дома, — Марина сменила тон на более дружелюбный. — Хочешь с нами? Посидим, музыку послушаем. Тебе какая музыка нравится? — Да как всем. “Ласковый май”, наверное. И что-то такое… — Ага, Юра Шатунов такой классный, — улыбнулась Аделя. — А из иностранного слушаешь что-нибудь? У меня пластинки “ABBA” есть. — Слушаю, — кивнула Маша. — Мне нравится. — Значит, после школы соберёмся и пойдём к Катюхе. Устроим тебе посвящение, — Марина загадочно улыбнулась и хотела было продолжить, как вдруг прозвенел звонок. Школьники вялой гусеницей потянулись в класс, и Маша влилась в эту бессознательную толпу с новыми ощущениями. Пока что всё шло как нельзя лучше. Буквально сразу она попала в компанию. Девочки приняли её, и скоро они обязательно подружатся, жизнь наладится, и всё пойдёт своим чередом. Небольшую тревогу вызвала фраза Марины про загадочное “посвящение”. Но впереди было ещё достаточно времени, чтобы расспросить об этом девочек.

***

После уроков они впятером брели в глубинках жилого квартала. Улицы запорошило ослепительно ярким снегом, в воздухе витал аромат свежести и предстоящего нового года. Маша шла в самом конце их пятёрки, бок о бок с Катей. — Мне, наверное, повезло, что рядом с тобой было не занято, — неожиданно для себя произнесла Маша, разглядывая профиль Катькиного лица. — Ну, то есть, я рада, что мы теперь вместе сидим. — Повезло? Ну, это как посмотреть, — снисходительно фыркнула Марина вперёд Кати. — Скажи это девочке, что сидела там до тебя. Маша почувствовала себя глупой. Действительно, с чего она взяла, что такая, как Катя, могла сидеть в одиночку? Наверняка, её соседка просто болеет. — Ой, я не знала, — буркнула Маша. — Ты и сейчас не знаешь. Я раньше сидела с Валей Тюхиной. Но вот уже как неделю её нигде нет. Пропала, — вздохнула Катя. Маша уставилась вниз, на свои запрошённые снегом сапожки. “Пропала?” — Как это, пропала? — А вот так. Никто не знает, где она. Милиция ищет, мы искали тоже. У неё мама — уборщица в нашей школе, хорошая женщина. Бедная, так переживает, — сказала Флюра. Несмотря на то, что слова эти были страшными и ужасно печальными, произнесла она их как-то весело, с улыбкой. — Вы дружили с ней? — А как же, — кивнула Катя. — Она была нашей лучшей подружкой. — Да, лучшей, — подтвердила Флюра. Маша снова уставилась вниз, не понимая, как ей реагировать на услышанное. — Жалко, — наконец выдавила она. — Жалко у пчёлки, — фыркнула Марина. — Ничего, найдется ещё. Слышьте, девки. Предлагаю, раз уж такое дело, — она красноречиво кивнула в сторону Маши, — нормально отметить, как следует. Ну, вы поняли. Маринка отвесила по своей шее лёгкий щелбан. — Я за, — радостно ответила Катя. — Машка, ты как, пьёшь? — Ну, я… — Нет? А придётся, — она легко засмеялась. Заметив напрягшееся лицо Маши, она добавила: — Расслабься, мы шутим. — А может и нет, — злобно улыбнулась Марина. Не сговариваясь, они сменили курс и направились в ларёк. Напиваться в планы Маши не входило, но она скривила бы душой, если бы сказала, что ей и не хотелось. Новые девочки, классная Катя, первая попойка в компании друзей. Что могло быть краше? Всю жизнь Маша чувствовала себя серой мышкой. А теперь судьба преподносила ей прекрасный шанс оторваться на всю катушку. Щёки залил лёгкий румянец. “Не скромничай,” — прошептал внутренний голос. Но как девочки собрались покупать спиртное, Маша не понимала — в стране был сухой закон. В ларьке они закупились лишь лакомствами для предстоящего чаепития: пачку печенья в шоколадной глазури и половинку “Наполеона”. Видимо, про алкоголь девочки и правда пошутили. Маша снова почувствовала себя глупой. Расплачивалась за всё Маринка. В своих зимних сапогах на высоком каблуке она была на голову выше всех проходящих мимо взрослых. После уроков она накрасилась, из-за чего стала выглядеть ещё старше. Только тогда до Маши дошло, что неестественный оттенок её лица был таким из-за густого слоя тонального крема “Балет”. Глаза Маринка густо подводила чёрным карандашом сверху и снизу, а реснички прокрашивала в несколько слоёв “Ленинградской” тушью. Другие девочки почти не красились. Катя жила в двенадцатиэтажном гиганте недалеко от школы, в плотном жилом массиве однообразных зданий. Маша уже давно не видела привычных ей пятиэтажек, может быть, они просто терялись на фоне других монументальных строений. Во дворе кварта́ла или квартала́, как называли его девочки, стоял крупный ледовый каток, на котором играли в хоккей несколько десятков мальчишек. — Это скорлупа мотает? — прищурилась Флюра, выискивая кого-то в толпе. — Ага, веселятся, старших вроде нету, — ответила ей Аделя. — Интересно, где они, Назар тебе не рассказал? — Марина многозначительно оглядела Аделю с ног до головы и наивно захлопала глазами. — А при чем тут он? — Аделя заметно покраснела. — Зачем ты спрашиваешь, жяфа? — Да все уже знают, что ты с ним! Перед кем оправдываешься? Перед Ухтой? — Не перед кем я не оправдываюсь, да и какая тебе разница? — Да никакой, я просто так спросила, просто интересно. — Ну тогда бас эле, сектен! Спросила бы у Валеры своего, если так интересно. Маша ничего не понимала из их слов кроме того, что речь шла о каких-то парнях. Назар. Знакомое имя. Это ведь тот стриженный под ёжик брюнет, друг Макса. Так значит, Аделя с ним встречается? Задумавшись об этом, она не заметила, как оказалась перед открытой дверью в подъезд. — Ухта, ты всех ворон посчитала, может, зайдёшь уже? Маша торопливо прошмыгнула внутрь. Впятером они уместились в узкой кабинке лифта, Катя изящно тыкнула на кнопку с номером четыре. Кряхтя и шатаясь, лифт медленно пополз вверх. Карие густо накрашенные глаза Марины разглядывали Машу через зеркало. — Чего ты затихла, Ухта? Всю дорогу молчишь. Расскажи о себе, что ли. — Я… — начала Маша, перебирая в голове все прожитые до этого дни и года. — Ну, я родилась и выросла в Ухте… — Да, мы это уже поняли, — синхронно загоготали девочки. Маша снова неловко замолчала. Лифт остановился, и они вышли. Катя сжала в изящном кулачке ключик с брелоком и отворила дверь. Маша, пройдя последней, очутилась в коридоре. Слева была полуарка, ведущая в гостиную, а справа — кладовая с антресолью. Чуть дальше — выкрашенная белой краской дверь, ведущая в санузел. Прямо по курсу виднелась кухня. Маленькая, но уютная. С мебелью “Дубровка”, такая же мебель была дома у Маши. На плите остались заскорузлые следы жира, очистить которые можно было только строительным инструментом. Но, в целом, Маша оценила эту кухню, как довольно опрятную и милую. Девочки показали ей и комнату самой хозяйки. Возле стены стояла кровать, небрежно накрытая пледом. С обеих сторон — серванты. В них стояли маленькие кружечки, будто для маленьких людей, а также множество книжечек по марксизму-ленинизму. На столе напротив кровати стоял пузатый телевизор на ножках, за ним большое радио на табуретке. Рядом валялась расчёска Кати с застрявшими в зубьях золотистыми волосами. Скрипучий пол был застелен коврами, что скрывали под собой неказистый линолеум. Вдруг откуда-то выбежала маленькая собачка с висячими ушами. Она завиляла хвостом, кружась возле Кати. — Я потом с тобой погуляю, — ответила она, задрав носик. — Это Гавчик, мой верный пёс. Маша потянула руку, чтобы погладить пса, но Гавчик зарычал и резко куснул её за палец. Маша скривилась от боли. — Он чужих не любит, — назидательно сказала Марина. Катя ловко подхватила собаку на руки и отнесла в кладовку. — Ух, как я есть хочу, — Флюра первой забежала на кухню и заняла место за столом. — Что у тебя есть? — Есть картошка в горшочке, с бараниной, будете? — Будем, — поддержали Флюру остальные девчонки, занимая свои места за небольшим столом. Маша продолжала растерянно стоять в коридоре. Для неё места не оставалось. Свободных табуреток больше не было. Маша жалобно взглянула на Катю, копошившуюся в холодильнике. — Ой, не стой, — немного раздражённо ответила на её взгляд Катя. — Вот, помоги мне лучше. Возьми горшок и пересыпь всё в кастрюлю. Ты газ включать умеешь? — Умею, — кивнула Маша. — Мало ли, — хихикнула Марина. — У вас в Ухте, может, только дровами топят. — Да нет, был у нас газ… Маша покорно выполнила указания Кати и поставила полную кастрюлю картошки с бараниной на плиту. Свободной табуретки не появилось, поэтому она осталась стоять на ногах, облокотившись на кухонную тумбу с металлической раковиной. — Поможете мне алгебру сделать? Мне в этой четверти тройка светит, а если мать узнает, — защебетала Аделя, — мне конец. — Ой, алгебра, — фыркнула Катя. — Раисе Мэльсовне мужика не хватает, вот и отыгрывается на нас. — Она толстая такая, может, она своего мужа съела? — На следующем уроке она всех нас съест, если мы не подготовимся… Девочки болтали о своём, казалось, совершенно забыв про вжавшуюся в тумбу Машу. Стоять так в сторонке было глупо и неуместно. С каждый минутой ситуация становилась всё более неловкой. Маша решила, что было бы правильным сходить в комнату и посмотреть, может быть, там есть свободная табуретка. — Я пойду в комнату? — непроизвольно тонким голосом сообщила она новым подругам. — А я говорю, зачем мне ваша алгебра, если я собираюсь в пед институт поступать, а она мне отвечает, не смей так говорить, — продолжала рассказывать Аделя. — У неё какой-то бзик, рахмэт теш-кере, такая овца! — Не смей так говорить про алгебру! — Марина надула щёки и понизила голос, передразнивая учительницу. — Вот когда останешься в сорок лет без мужа, что будешь в постели делать? Только и останется: овец считать! Девочки взорвались хохотом, игнорируя неловкий вопрос Маши. Тем временем картошка в кастрюле согрелась и начала закипать. Маша выключила огонь и подошла к подругам, обводя их вопросительным взглядом. — Ухта хочет что-то спросить? — Флюра указала на неё пальцем, и все девушки синхронно обернулись. — Ох, — Марина схватилась за грудь. — Подкралась сзади, как маньяк, и стоит, чего ты хочешь? — А чего ты стоишь? — вдруг спросила Катя. — В комнате есть табуретка, рядом с телевизором. На ней радио стоит. Возьми её и садись к нам. — Ааа… там картошка разогрелась, давайте я вам в тарелки насыплю, — благодарно улыбнулась Маша. — Ухта молодец, — Флюра показала ей большой палец. — Знает своё место. — Я сама насыплю, — Катя встала из-за стола и достала из тумбочки деревянный черпак. — А ты иди, возьми табуретку и не стой, как истукан. — А радио куда? — Да куда угодно. На пол положи, только не урони. Маша побежала в комнату, думая о том, что Катя в очередной раз её выручает. Она вернулась на кухню, гордо неся перед собой табуретку. На уголке стола её ждала порция картошки, остальные девочки уже вовсю обедали, и Маша тоже накинулась на еду. Живот благодарно заурчал, в школе она почти ничего не ела. — Слушай, Машка, — обратилась к ней Аделя. — А ты на севере ничего не отморозила? Что такая молчуха? — Я просто долго привыкаю к новому коллективу, — смущённо ответила Маша, цепляя вилкой кусочек баранины. — Долго — это сколько? Неделю? Или год? — с вызовом усмехнулась Марина. — Не знаю… — Ну, ты реально, походу, что-то отморозила. Девочки синхронно засмеялись. Когда с едой было покончено, они блаженно откинулись на стульях. Кажется, будто даже на вид они стали чуточку добрее. — Так, картошку поели. Теперь тортик с печеньем, — объявила Катя и встала из-за стола. По-хозяйски она собрала грязные тарелки и отнесла их в раковину. — Я помогу, — вызвалась Маша, приподнимаясь с табуретки. Вдруг она почувствовала мягкое прикосновение к своей голове. Катя погладила её по волосам, заставляя остаться на месте. — Сиди-сиди. Маша растерянно замерла под этой ладонью. Катя понимала её. Чувствовала, что ей нужно в такой ситуации. Простое, ободряющее прикосновение. Вскоре на тарелках лежали кусочки тортика и печенье, рядом стояли кружечки на блюдцах с ароматным чаем. Только Маша хотела потянуть руку к сладостям, как её прервала Марина. — Слушай, Ухта. Иди, посуду помой. Катя пила чай, увлеченно вслушиваясь в очередной рассказ Адели про алгебру, не обратив на просьбу Марины никакого внимания. Но Маша была даже рада занять себя каким-то делом. Полезным делом. Помочь Кате помыть посуду. Она намывала её тщательно, горячая вода обжигала руки. Краем уха она вслушивалась в разговор. — Мне Валерка сказал, что у наших пацанов будет стрелка. С “Хади Такташ”, — заговорчески прошептала Марина. — Да ну? — взвизгнула Флюра. Район на район? — Ага. Они нашего убили, кутляк. — Очуметь... На какой-то момент на кухне повисла тишина. Флюра, крякнув, поднялась из-за стола и куда-то ушла. — Кутагым… Вот это да. Переживаешь за него? — спросила Аделя. — Вот еще, — фыркнула Марина. — Валерка сильный. — А Назар будет драться? — спросила Катя. — Не знаю, — Аделя махнула рукой. — Он мне ничего не рассказывает. Полы заскрипели, по тяжёлым шагам Маша определила вернувшуюся Флюру. Грузное тело застыло в арке между кухней и коридором. — Там кто-то стульчак обоссал. Что за бред? Кутакбаш, — недовольно произнесла она низким голосом. — Так иди, протри. Ты Флюра-дура, что ли? — захихикали девочки. — Эй, Ухта. Ты закончила мыть посуду? Иди унитаз протри, — бас Флюры ударил в спину Маши, будто хлыст. Она как раз отмыла до скрипа последнюю тарелку. Маша обернулась, застыв с полотенцем в руке. Флюра смотрела прямо на неё, угрожающе выглядывая из-за лохматой прямоугольной чёлки. На губах Марины играла наглая ухмылка. Маша почувствовала, как щёки залились неприятным жаром. На подкорке мелькнула мысль, что это уже слишком. Одно дело — помыть посуду. Но унитаз?.. Она же не уборщица! В горле заклокотало чувство несправедливости. Однако против воли Маша глуповато улыбнулась и потупила глаза в пол. — Алло? Ты уши отморозила, Ухта? Я тебе говорю, ты будешь отвечать или ты говна в рот набрала? — рявкнула Флюра, теряя терпение. — С чего это я должна мыть уни… унитаз? — запнувшись, произнесла Маша. Эта фраза должна была быть достойным ответом, но тонкий, дрожащий от страха голос, превратил её в нелепый фарс и блеяние испуганной овечки. — Так ты еще и заика? Каких только инвалидов к нам не присылают с севера, — загоготала Марина. — Я не поняла, Ухта, почему ты ещё здесь? Иди мой туалет. А то я уже не могу, — снова вмешалась Флюра, постукивая ногтями по двери. — А почему именно я должна это убирать? — руки Маши затряслись. Она ощущала себя, как раздавленный на земле харчок. — А кто? Скажи, кто должен. Маша опустила голову. Вопрос ставил её в неловкое положение, и любой ответ они бы приняли за хамство. — Ну… Не знаю. — А я знаю, — гаркнула Флюра. — Ты. Давай быстренько. Сделай уже и не мозоль глаза. Тебе что, впадлу, что ли? — Действительно. Тебе сложно? — наседала Марина. С чувством проигранного боя, Маша покорно поплелась в туалет. Она не видела какого-либо ещё выхода из сложившейся ситуации. Хамить Флюре было страшно. Эта девушка, весившая под центнер, ни за что не отстала бы от неё. Брезгливо морща носик, Маша смотрела на небольшую лужицу на стульчаке. И как кто-то мог так промахнуться? В конце концов, они же не мальчики. “Только если это сделал кто-то не специально”, — подсказал внутренний голос. Маша, досадливо хмурясь, отмотала кусок туалетной бумаги. На кухне продолжали хихикать девочки. Её мечты обрести друзей на новом месте разбивались в дребезги. Ещё днем она представляла себе классный девичник, где всем было бы весело и здорово, а в итоге она сидит одна, возле туалета, пока все смеются над ней. Вытирая лужицу, она с тоской вспомнила своих подруг из Ухты. С ними такого не было. Никто не мыл ни за кем туалеты. И в принципе она никогда не ощущала себя так… Как будто её оплевали, при этом делая вид, что они друзья. “С другой стороны, а кто должен был?” — По идее, Флюра, — пробормотала Маша себе под нос. — Она же вышла последней. Хотя, перед ней ещё заходила Марина. Значит, вытирать должна была либо Флюра, либо Марина. Но как бы я им это сказала? Марину она боялась. Высоченная, выше её на две головы, с крепкими руками и самоуверенным выражением лица. Сказать такое Марине было никак нельзя. Протерев унитаз чистой тряпкой, Маша вышла из комнаты и сразу же столкнулась нос к носу с приплясывающей от нетерпения Флюрой. — Ну что, ты почистила? Ай да молодца. Ты ж мой алтын, — довольная Флюра скрылась за дверью. Машей овладело странное ощущение. Её унизили и похвалили одновременно. Смущённо она села на свою табуретку. Её торт так и остался нетронутым, но кушать его уже не хотелось. В носу стоял фантомный запах мокрой тряпки. — Слушай, Ухта. Такой вопросик назрел. Ты когда собираешься скидывать бабки? Надо бы уже начинать, — обратилась к ней Марина. — Какие бабки? — растерянно спросила Маша. Чай в её маленькой кружечке успел остыть. Девчонки переглянулись и удивлённо заулюлюкали. — Ты чё, в смысле, какие бабки? Ты как с Луны свалилась. Рубли советские. Но если есть валюта, то можешь и валютой. — В смысле… — Ну, ты в прошлой школе сколько платила взнос? — подсказала Катя. Маша захлопала глазами. “Они имеют в виду комсомольский взнос?” — Ну, двадцать пять копеек. — Сэгельме! — прикрикнула Марина. — Чё ты пиздишь? У нас платят по десять рублей. В месяц. Сдать можешь хоть прям щас. Можешь мне. — А на что это? — В смысле "на что"? В общак. Ты вот покушала тортик, картошечку поела, посидела с девчонками. А если бы мы тебя не подобрали, так бы и протирала пыль на подоконнике. А с нами весело. Разве тебе не весело? Не круто? Так вот, чтобы это всё продолжалось, чтобы мы могли весело собираться вместе — чирик в кассу скидываешь. — Да, у нас все скидываются по десять рублей. А ты что думала? — поддержала подругу Аделя. — Десять рублей, это же много… — ладони Маши покрылись влажной испариной. Дело пахло керосином. Всё это было ненормально, унизительно и странно. Десять рублей за посиделки в гостях, в которых заставляют мыть унитаз?.. — Ну, так ты можешь не сразу все отдавать. А по чуть-чуть. Если у тебя, ну, нету таких денег, — предложила Катя. — Понемножку, помаленьку. Мы же не заставляем тебя сразу чирик давать. — Вообще, было бы неплохо сразу, — рявкнула Марина. — Что резину тянуть?! — Сколько у тебя родители зарабатывают? — полюбопытствовала Аделя. Девушка налила себе в блюдечко чай и, оттопырив мизинчики, отхлебнула. — Если вместе, то четыреста рублей. — Ну неплохо, — присвистнула Марина. — И что тогда ты десять рублей жопишь? — Так это… их деньги, а не мои, — едва слышно прошептала Маша. — А что они тебе, десять рублей, что ли, не дадут? — спокойно спросила Катя, уставив взгляд глубоких зелёных глаз Маше на переносицу. — Если тебе родители десять рублей не дадут, — хихикнула Марина, — я могу тебе подсказать способ, как их заработать. А возможно даже больше. “Сегешь ачка очен” называется. Аделя захихикала, прикрывая рот. — Кутляк. — Ну, не знаю, — неуверенно начала Маша, намереваясь отстоять свое несогласие диковатым татарским устоям. — Если каждый по десять рублей сдает, то… Это же большая сумма, получается. Как-то это слишком много, чтобы просто покушать картошки с тортиком. Да и странно это, дружить за деньги. Надломившиеся в злобном оскале губы Марины не внушали ничего хорошего. — В смысле “слишком большая сумма”?! Ты наше общение во сколько оцениваешь?! В двадцать копеек?! Ты вообще манда охеревшая?! — шипела девушка, медленно заливаясь краской. Казалось, от услышанной наглости даже её неестественно завитые локоны распушились пуще прежнего. Дверь санузла со скрипом отворилась, и на кухню, шаркая ногами, ввалилась Флюра. — Что за шум? — Ухта говорит, наша дружба десять копеек максимум стоит. И картошка наша невкусная. И торт. И вообще она нас не уважает, походу. — Ухта, ну ты вообще охренела. Ты нас не уважаешь? Ты борзоту включила? — нахмурилась Флюра, уставив руки в бок. Маша огляделась по сторонам в поисках подмоги. К горлу подкатывал липкий ужас. Окружавшие её девушки смотрели недружелюбно. Лицо Марины выглядело таким возмущенным, как у продавщицы на рынке, у которой из-под носа украли мандарин. Флюра, широкая, с густыми черными бровями, занимала собой весь дверной проем. Она точно не даст убежать. Катя тоже приподнялась со своего места, застыв с возмущением на аккуратном лице. Как коршуны, девушки смотрели на нее сверху вниз, только и ожидая сигнала к нападению. Лишь Аделя продолжала сидеть напротив Маши и доедать торт, облизывая палец. Её будто это всё совсем не касалось. Неожиданно Катина рука опустилась Маше на голову. В этот раз — твёрже. Она заговорила ласковым голосом, в котором, однако, сквозил холод, будто ветерок из выбитого окна: — Маша, ты что, нас не уважаешь?.. Почему ты себя так ведешь? Мы же коллективом хотим быть. А ты знаешь, что в коллектив плевать нельзя? Потому что если ты в него плюнешь, коллектив утрётся. А если он плюнет в тебя — ты захлебнёшься. Ужас, накативший на Машу, достиг той точки, когда она уже не могла его хотя бы пытаться скрыть. Горло сдавило приступами подступающих рыданий, говорить стало невозможно. — От… отстаньте от меня! Я хочу домой пойти! Позорные горячие слёзы покатились по щекам. Маша встала, ни на кого не глядя, и устремилась к выходу. — Сбежать от нас хочешь?! Куда? — гаркнула Флюра, закрывая своей грудью выход. — Пустите! — захныкала Маша. Цепкие Маринины пальцы впились в её русые волосы, оттягивая голову назад. — Ты чё истеришь? Чё ты плачешь?! Ты дура, что ли, совсем?! Какого хрена ты плачешь? — рычала Марина на ухо. Смоляные пряди лезли в лицо, мешая дышать, в глазах потемнело. — Пустите, пожалуйста, не надо. Мне тяжело дышать. Пухлая рука Флюры вцепилась в горло. Маша, закрыв глаза, замахала руками. Истошно визжа, она заехала рукой Флюре по лицу и ударила Марину в грудь. Марина ожесточённо дернула Машу за волосы, выдирая с корнем отдельные пряди. — Она ещё и дерется, сука! — А мне по носу щёлкнула, а говорит, дышать тяжело! — Маша! Перестань орать! Хватит плакать! — закричала Катя прямо на ухо. Маша дернулась изо всех сил, выдирая свои волосы из кулака Марины, и полетела прямо на Катю. Раздался глухой звук удара, треск, заскрипел под ногами пол. На какой-то момент девочки замерли. Маша разлепила мокрые веки, перестав кричать. На полу сидела Катя, поджав под себя ноги, и почесывала ушибленный лоб. Рядом валялась принесённая из комнаты табуретка со сломанной ножкой. — Ах ты сука! — прошипела Марина. — Если тебе дышать тяжело, мы тебя сейчас освежим. Марина и Флюра схватили Машу за волосы и поволокли в туалет. Распахнув дверь, они кинули её на кафельный пол. От осознания того, что они собирались с ней сделать, живот Маши скрутило. — Пустите! — истошно завопила она. Кулак Флюры прилетел в бок, режущая боль волной прокатилась по всему телу. — Чё ты орёшь?! Маша замолчала, тихонько поскуливая. Где-то там, в кладовке, ей вторил запертый Гавчик, реагируя на шум. — Лезь в унитаз, мразь, — Марина больно сжала у корней её волосы и надавила вниз. Флюра положила тяжёлую руку на макушку Маши, вместе они преодолели сопротивление хилой Машиной шеи и погрузили её голову прямо в унитаз. Холодная вода обожгла кожу лица и обдала нос неприятным запахом канализации. Когда хватка ослабилась, Маша вынырнула, жадно хватая ртом воздух. Хлесткий подзатыльник заставил её едва ли не удариться лбом об ободок. Чужие руки сжимали плечи, не давая подняться. — Вылизывай стульчак, — приказала Марина. — Не надо, хватит, — застонала Маша. Её снова вдавили в унитаз, погружая голову под воду. На подкорке мелькнула смутная мысль: нужно делать так, как они говорят. Иначе они просто утопят её, как котёнка. Вынырнув, она высунула язык и принялась делать то, что ей велели. Девочки отступили, корчась в приступах смеха. Её больше не держали. — Ну ты и прошмандовка, — презрительно сказала Марина. В слезах Маша вскочила на ноги и побежала в коридор. С растрёпанных волос ручьями стекала канализационная вода. Краем глаза она заметила, что Аделя всё так же продолжала жевать “Наполеон” и пить из тарелки чай. Маша быстро втистнула ступни в сапоги без ложки, едва не порвав обувь, накинула зелёное пальто и бросилась прочь, вниз по лестнице, забыв о существовании лифта. Она выбежала на улицу, холодный ветер обдувал её мокрую голову, уши сразу же заложило. Во дворах было уже темно. Маша заозиралась по сторонам и поняла, что не узнает это место. Она не представляла, как можно вернуться домой. Трясясь от стресса и холода, она добежала до хоккейной площадки и упала на колени прямо в снег. Хныкая и растирая слёзы, она не заметила, как сзади к ней кто-то подошёл. — Ты чего плачешь? — послышался над ухом знакомый баритон. Сквозь пелену солёных слёз, Маша различила лицо её одноклассника. Того самого Максима. Парень бесстрастно разглядывал её своими тёмно-голубыми глазами, поджав пухлые губы. — Ты чего мокрая? Тебя обидел кто-то? — Я домой хочу. Я не знаю, где я, — выдавила Маша, сгорая от стыда. — Ну давай, я тебя отведу. Какой у тебя адрес? Одной ходить опасно. Пушистая шапка мягко приземлилась Маше на голову. В миг будто стало теплее. Рука Максима приобняла её за талию, помогая подняться. Вместе они медленно побрели прочь, оставляя позади Катькин двор. Белые хлопушки снега загорались, попадая под лучи уличных фонарей, где-то лаяли дворовые собаки. Тепло руки парня ощущалось даже сквозь рукав его пальто.