Воспоминания о былой любви

Стояло жаркое лето две тысячи второго года. В город вернулась вся группа «Король и Шут» из Тель-Авива, и у них наметился небольшой выходной. Каждый занялся своими делами. В основном все решили навестить родных. Даже Горшок. Он уже давно хотел наладить какие-никакие отношения с отцом, вернуться домой. К тому же он уже немногого, но добился. Теперь его ремесло стало приносить деньги, а отец всегда хотел, чтобы зарабатывал, а не шатался без цели как непорядочный человек. Повод для встречи Миша придумал как нельзя подобающий — представить своей семье Сашку. Миха не сомневался, что такой повод их точно сблизит. Сашку Горшок забрал прямо с работы, когда та закончила дежурство в больнице. Немного уставшая, взволнованная, дома быстро сменив медицинский халат на голубые джинсы и белую футболку, девушка заплела волосы в косу и была готова к встрече с семьей Горшенёвых. Уже на последнем пролёте перед квартирой Горшка девушка резко остановилась и посмотрела на него: — Блин, мы совсем забыли что-то к столу хотя бы купить. С пустыми руками идём. — Ай, — махнул Горшок, — я им, блин, там привез и денег на дачу дал, ё-моё, не отрубят голову, пошли давай. На пороге Сашку и Горшка встретила мама. Первым в квартиру зашел Миша — следом Сашка, которую все это время крепко держал на руку Миха. Парень не нервничал. Не первый раз приводит знакомиться девушку. Да и ему уже почти тридцать лет. Не маленький. А вот Сашка заметно нервничала. Это Горшок заметил по её неуверенным шагам и мокрой ладошке в его руке. — Мусь, — Горшок наклонился к маме и поцеловал её в щеку, — а я тут не один. Горшок подтолкнул Сашку к маме и широко улыбнулся, так, словно сейчас маленький Миша представил маме свой самый красивый детский рисунок. — Мне кажется вы знакомы, да? — Да, — добродушно улыбнулась Татьяна Николаевна. — Ну, давайте марш руки мыть и за стол! — кажется, мама Миши была настолько рада обстоятельствам, что не стала придавать встрече особый статус. Главное, что сын дома. Да ещё и с чудесной девушкой. Зайдя на кухню, Горшок увидел отца. Тот молча встал и обнял сына. В этот момент остальное казалось неважным. — Пап, это Саша. Моя девушка. Она врач, работает в больнице и учится, — Миша уловил едва заметную улыбку на лице отца, взглянув на девушку, отец кивнул и улыбнулся. И Сашка улыбнулась в ответ. Она знала, что бывший КГБшник был немногословен. Но этого ей было достаточно, чтобы расслабиться. Обед, который плавно перетёк в отдых на диване перед телевизором, проходил так хорошо, чтобы было подозрительно. Мама Горшка расспрашивала Сашку о ней, отец внимательно слушал. Миша же переодически дополнял истории или рассказывал свои, которые все так же с удовольствием слушали. Кажется, будто бы между отцом и сыном и вовсе не было никаких разногласий. Но так только лишь казалось. До момента, пока отец не решил поговорить с сыном серьезно. Разговор произошел на балконе. Горшок вышел покурить и подышать воздухом, отец же вышел за ним. Первые пару минут они стояли молча. Заговорил отец. Он серьезно взглянул на сына: — Ну, и что дальше думаешь делать? — А чё дальше, ё-моё? — выдохнул дым Миша. В глазах блеснуло непонимание. — Остепениться когда думаешь? — прямо спросил Юрий Михайлович. — Или так и думаешь дальше песенки петь? Ты же уже добился чего хотел. Пора бы и честь знать. Жениться. Детей завести. Для Горшка такие разговоры всегда были красной тряпкой для быка, он не мог сдержать эмоций, как бы не хотел. Вот и сейчас разговоры о его детище, разговор о его жизни взорвал в нём невидимую гранату: снова отец его не понимает. Опять чему-то учит. Но ведь он ему уже доказал, что чего-то стоит! — Да, блин, пап, — Горшок затушил сигарету о ржавые перила на балконе, — музыка моя жизнь, понимаешь да? Какой, ты чё. Группа популярная, у нас фанаты есть, гастроли. Нас слушают, блин, понимаешь? Я не брошу. Умру, но музыку не брошу! Че знать, это самое, остепениться? Хату снять? Че сделать? — Жить нормально, как все люди хотя бы! У брата твоего уже сын, жена, а ты? — Да чё я, блин?! — поднял голос Горшок, за что сразу получил нагоняй от отца, который прервал его, что орать в его доме и поднимать голос нельзя. На крики на балкон вышла мама Миши, за ней испугано показалась Сашка. — Что у вас тут случилось? — строго сказала женщина и посмотрела на сына и мужа. Первым в квартиру пошел Юрий Михайлович. Разговаривать с сыном — история бесполезная. Как бы он не желал ему добра и не хотел, чтобы тот взялся за ум, дело всегда заканчивалось скандалом. Горшок же, опустив взгляд в пол, невнятно пробубнил: — Ниче, как обычно, ё-моё. Войдя следом за отцом, он бросил взгляд на Сашку. — Чай допила? Пошли. — Куда вы уходите? — возмутилась Татьяна Николевна. — Ну поругались, эй невидаль какая, куда побежал опять? Но Миха был непреклонен. Надоело ему. Раз ему здесь не рады, раз отец опять считает, что он ерундой мается, значит, надо доказать обратное. Хуже было и то, что сам Миха уже давно понимал, что частично отец прав. Семьи у него не сложилось. Но ведь у многих они уже были. А они с Сашкой болтаются, как два листка на ветру. Надо бы решить что-то. — Пошли мы, мусь, спасибо за пирог. — Ну вот, — всплеснула руками мать. — Простите, Татьяна Николевна, — обуваясь в босоножки у двери, сказала Сашка, — жаль, что так получилось. — Ой, ты не причем. Это опять горшковская порода вылезла, — женщина на прощание нежно обняла девушку, — забегай на чай, буду ждать. — Хорошо, — Сашка улыбнулась. Попрощавшись с мамой Горшок, немного неосторожно захлопнул за собой дверь. Этот эпизод Сашка решила не обсуждать. Вместо этого девушка решила отвлечь Горшка от его мыслей, которые сейчас съедали изнутри, это было видно по тому, как он курил одну сигарету за другой. Забрав пачку от парня, Сашка заглянула в глаза Миши. — Пошли прогуляемся, тут недалеко какой-то бар есть, — сказала Саша. Горшок ничего не ответил, остановившись. Поймав на себе взгляд девушки, он усмехнулся. Чего тянуть? — А пошли хату поищем, — сказал он. — Хату? — удивилась Сашка. — Квартиру, ё-моё. — Это я поняла, — прищуривавшись от солнечного света, сказала Сашка, — а зачем? — Жить чтобы, понимаешь да? Ты и я, ё-моё. Ну, как у нормальных людей — ты работаешь, я музыку пишу, Князь ест наши запасы, понимаешь, да? — Миш, не знаю… родители… — Сашка опустила взгляд в пол. Конечно, такое развитие событий логично, но что скажут родители? Они ведь даже не знакомы. Тот раз много лет назад не считается. — А че родители, ё-моё? Они тебя к батарее привяжут что ли, не понял?! — Да они вообще про тебя не знают. — Ну, — Горшок вдруг задорно хмыкнул, — вот щас и узнают. Пошли, ё-моё! В тот день Сашке с трудом удалось убедить Горшка не рубить с плеча и не идти к её родителям. Парень и девушка договорились сделать это завтра. Чтобы Сашка могла подготовить родителей. Ночь Сашка не сомкнула глаз. Встреча выпала на Сашкин выходной, поэтому она успела накрыть стол и настроиться на встречу. Родители специально приехали с дачи, чтобы встретиться с парнем дочери. На самом деле родители давно подозревали, что у девушки кто-то есть, и от этого им стало ещё более любопытно, кто это мог быть. Сашкина мама уже не надеялась на то, что это будет их сосед Андрей: во-первых, поведение дочки возле друга говорило о том, что ничего там быть не может, во-вторых, парнишка стал музыкантом, и пусть группа будет десять раз популярна, родители Сашки — врачи, и родители работяг никогда не согласились бы на то, что с ней будет жить простой музыкант. Да ещё и без толкового образования. Ближе к вечеру Сашка услышала звонок в дверь. Резко встав с кровати, она, как лань, проскакала к двери. Внутри было нервно и напряженно, но вида девушка старалась не подавать. Не хватало, чтобы ещё она нервничала. Потому что Валентина Алексеевна заметно и сильно нервничала с самого утра. Распахнув дверь, девушка увидела Мишу. По случаю он заметно преобразился. Длинные волосы были вымыты и уложены, лицо — полотно (осталась только ухоженная бородка), одежда идеально выглажена. Горшок стоял в двери с букетом белых роз и переминался с ноги на ногу. Было видно, что в таком виде ему не сильно-то и комфортно: черные шорты были поменяны на джинсы того же цвета, а футболки с рок группами на черную рубашку, путь с нашивкой знака Анархии — от этого он отказаться никак не мог. — Добрый день, — учтиво и вежливо проговорил Горшок, стараясь быть воспитанным. На самом-то деле он и был таким. Просто панка в нём было куда больше, чем питерского парня. — Здравствуйте, — сказала Валентина Алексеевна, хлопая глазами. Ей кажется, или она уже видела этого парня? — Михаил, верно? — а вот отец Сашки сразу парня узнал. Это был тот самый Миша, друг Андрея. Только выглядел он в этот раз иначе. Возмужал, поправился. Но и было в нём что-то нездоровое. Это Игорь Константинович понял сразу, ему не нужно было видеть медкарту парня. — Да, пап, это Миша, — ответила Сашка, убрав за ухо торчащие волосы, которые выбились из хвоста. — Вы уже знакомы. Миша и отец Сашки обменялись крепкими рукопожатиями. Только после этого Миша вдруг вспомнил, что принёс букет. В прошлый раз Сашка пожурила его, что он шел с пустыми руками, значит, в этот раз он точно исправится. Таких тонкостей он не знал, так что спасибо Сашке — делает из него человека. — А, это вам, ё-моё, — растеряно произнес Горшок, вручая маме девушки букет белых роз. — В воду, это самое, а то я их через весь город везу, помрут. Лицо Валентины Алексеевны, кажется, излучило в этот момент всевозможный спектр эмоций и чувств. Женщина, всё ещё хлопая огромными глазами, которые, кажется, становились с каждой секундой больше, приняла букет от парня. Тот снова улыбнулся. Вот только наивная и добрая улыбка парня снова привела женщину в неописуемый ступор. Заметив, в каком состоянии находится жена, Игорь Константинович решил взять ситуацию в свои руки. Да к тому же ничего страшного не произошло. Да, это не придел их мечтаний. Рядом с Сашей они видели другого человека. Но прежде, чем рубить с плеча, стоит им поговорить. — Ну, не будем стоять на пороге, давайте поговорим в гостиной, там уже накрыто. Все четверо уселись за стол книжку, который по этому случаю сдвинули с его законного места на балконе. Накрытый стол ломился от еды, но никому из всех не пришло в голову притронуться к ней. Для приличия всем были наложены салаты, но никто не ел. Сашка так нервничала, что есть не могла, Игорь Константинович был не голоден, а мама девушки от ужаса, кажется, забыла как пользоваться вилкой и ножом. Не ел и Горшок. Как бы не был голоден, не будет же он набрасываться на еду, пока хозяева сидят и рассматривают его, как экспонат в Эрмитаже. Причем такой, какого быть там совсем не должно. — Чем вы занимаетесь, Михаил? — спросил отец, попутно наливая себе и жене по стопке коньяка. Ему просто так, а вот любимой жене для нервов. — Я? — Горшок почесал затылок. — Музыкант. Музыку пишу, пою, мы же с Андрюхой, соседом вашим, в одной группе играем. Выступаем, вот приехали из Израиля пару дней назад. — Это все замечательно, конечно, — Игорь Константинович хмыкнул, — а вот образование у вас какое? Такие разговоры Горшка страшно раздражали. Можно сказать, что отец Сашки напомнил ему своего отца. Для того творчество всегда было «воздухом», а конкретное ремесло — деньгами. Кажется, здесь был тот же случай. Раз нигде не работаешь — не человек, а так — болтаешься неясно где. — Я учился на художника-реставратора декоративной художественной покраски, чтобы работать в Эрмитаже. Сейчас я му-за-кант. Пошел, это самое, чтобы не обидеть родителей. Не моё. — Значит, с Александрой вы познакомились через Андрея, верно, — отец продолжал свой разговор, пока его жена и дочь нервно переглядывались. Миха кивнул и перевел взгляд на бутылку коньяка. От глаз отца это не ускользнуло. Мужчина молча взял и налил стопку Горшку. Секунда, и стопка коньяка оказалась уже в Горшке. Миха почувствовал себя неуютно. Очень ему не нравилось, что его допрашивают. Но он держался, как мог. Даже если вдруг общение не заладится, видеться с её родителями ему необязательно. Можно всегда прятаться по гастролям. Ну, это на случай, если после знакомства они не закроют Сашку в комнате на веки. — Да, ещё когда она в школе училась. Ну, заканчивала, это самое. Давно. — И с тех, пор вы… — ещё более испуганно и тихо проговорила женщина. — Да вы чё?! Нет, конечно, — Горшок взглянул на Сашку. — Недавно, короче. Договорив фразу, Миха потянулся за бутылкой, чтобы налить себе ещё. Игорь Константинович отодвинул свою рюмку. Картина в его голове стала проясняться. Это был определено его пациент… И меньше всего ему хотелось, чтобы его дочь была рядом с таким человеком. Будь он трижды умен и талантлив. То, что было дальше, я часто пыталась стереть из своей памяти. Мне кажется, что за всю мою жизнь, и пока были живы родители, мы никогда так сильно не ругались. Стоило Мишке тогда уйти, как меня буквально посадили на серьёзный разговор. Мама тут же сорвалась на крик. Она была в ужасе от моего выбора. Голодранец, без образования, который и дома-то не живет: что он может дать?! Отец же говорил более спокойно. Наш с ним разговор состоялся отдельно, когда мама, выпив корвалола, уснула в спальне. Его разговор был куда серьёзнее. Речь пошла о том, знаю ли я, что Миша пьет. Я даже не стала этого отрицать. Я пыталась донести, что Миша может и способен исправиться, что я верю в него, отец кричал, что одной веры для этого недостаточно, и, как врач, я сама это прекрасно понимаю. Но почему-то с ним это забыла и стала дурочкой. Он не хотел слышать мои доводы. Не хотел слышать ничего о Мише и о том, как тот старался и каким был человеком. Отца волновали только проблемы Миши. А не то, чего он мог и в итоге добился… Несколько дней мы не говорили ни с мамой, ни с папой. Мама вдруг открыла в себе талант к актерскому мастерству, стала причитать, жаловаться на боли в сердце, давление, в то время как отец будто бы проделал фокус с моим исчезновением — меня для его просто не существовало. И все потому, что не отказалась от своих чувств и верила в человека, как никто в него не верил. Через пару дней я решила притворить фокус отца в жизнь. Исчезнуть. Мне уже давно было пора жить отдельно, так что время пришло. Мне было безумно грустно, что все сложилось именно так, но иначе — я бы не доказала им, что любовь способна изменить человека. Оставив записку, я собрала свои вещи и уехала в сторону центра, где мы с Мишей договорились встретиться. Он уже знал, что я ушла из дома, так что встретил меня в полной готовности. Яха помог ему снять для нас небольшую квартирку — однокомнатная квартира недалеко от метро. Снять её оказалось чудом — за такую квартплату не было давно. Один Яха знает, как ему это удалось. До сих пор благодарна ему за ту помощь. В этой квартирке мы стали жить вместе и, казалось, все было как нельзя лучше — да, бытовые мелкие ссоры преследовали нас, но в остальном мы буквально жили и растворялись друг в друге. Когда Миша был дома, мы завтракали вместе, играли в приставку, дурачились, занимались любовью и могли не выходить из нашей квартирки днями. Параллельно с этим Миша много репетировал, а я работала. Гастроли, мои бесконечные дежурства, жаркие встречи, веселье, посиделки на нашей кухне всей толпой, первый Новый Год вдвоем. Первая совместная покупка — компьютер и DVD. Мы почти что походили на настоящую пару. За исключением нескольких моментов: — мои родители категорически были против и общались сквозь зубы, а о Мише и вовсе не спрашивали, будто бы его нет. — большую часть времени Миша был в турах, записях альбомов, и наши с ним отношения будто бы застопорились. — он пил: в туре, после тура, порой нужно было несколько дней, чтобы Миша пришел в нормальное состояние. — Миша стал чаще задерживаться после репетиций или же после тура, его могло не быть несколько дней подряд. На фоне всего этого мы стали ругаться. Мирились, конечно, но почти весь год наши отношения то ухудшались вплоть до того, что Миша мог ночевать у Пора или Балу, то улучшались до идеальных отношений, где каждый думал о совместном будущем. Так было до две тысячи третьего года. На тот момент группа готовилась к туру в США — это был период пиковых репетиций группы. Я не мешала, поддерживала как могла. Вместе с этим на тот период выпала и моя работа — меня только что перевели в другое отделение на должность выше. Пару недель мы практически не пересекались, разве что ночью, когда кто-то из нас возвращался домой первым, он всегда с заботой оставлял ужин на столе, а сам скорее уходил в кровать нагревать оделяло. Я обожала эти моменты. Когда сильные руки нежно обнимают твое сонное уставшие тело. И все было хорошо до одного момента.