исповедь хулигана

             

макsим — мой рай

лилу45 — моя душа

              — разрешите? — у саши внутри всё переворачивается, падает с самых высоких обрывов. саша чуть ли не подскакивает, оборачивается быстро, с надеждой в щенячьих глядя на глыбу под два метра. «пригласить на танец?», — с той же надеждой и трепетом договаривает внутренний голос. пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста. но реальность отрезвляет: — пройти, — во взгляде напротив нет холода, нет жестокости или злобы, но интереса тоже нет — только дефолтное дружелюбие и дежурная вежливость, редкость в здешних краях. сильнее самых отвратных чувств бьёт их отсутствие.        саня отступает. провожает взглядом любимую синюю ветровку; та быстро минует танцпол и обнимает за талию розовое платьице.               у сани платьице белое.               

***

              крылова жмурится крепко, лишь бы прогнать навязчивое желание пустить слезу — чего там, разреветься. захныкать, броситься на универсамовского с кулаками, и, вместо нелепых ударов и пощечин, бить собственным отчаянием. до крови, ну, до отёков и гематом.        так банально и ожидаемо. так наивно, искренне и честно. так, блять, глупо.        в порывах слепой девичьей обиды сашка сильнее, ближе жмётся к какому-то левому васе/стёпе/кириллу с параллели, дышит в шею, утыкается щекой в ворот колючей кофты.       

       заметь посмотри тебе же не всё равно не всё равно же?       

      

***

              в столовке саня лениво ковыряет заветренную котлету вилкой, скучающе кусает чёрствый хлеб и долго (чересчур долго и очевидно) смотрит в сторону старшаков. украдкой поглядывает на одну конкретную макушку, тёмную и кудрявую. беспокойный взгляд мечется с широкой улыбки на содержимое тарелки и обратно. валера котлету — точно такую же! заветренную! — с аппетитом понужает, запивает компотом и смотрит.        куда угодно, но не на сашу.               в этот день саня снова умирает. а на следующий чувствует себя подозрительно живой.               после очередного дискотечного хита руки того же васи/стёпы/кирилла опускаются ниже. крылова слышит собственный голос чужим и незнакомым: не надо. центр зала в окружении кубических метров горячих дыханий сменяется холодной поверхностью стены в пустом коридоре; всё происходит чудовищно быстро.        неразрешённые поцелуи, нежелательные касания, противные слова и мокрые следы — на шее, плечах, ключицах. саша думает: скорее, сдохну. но перед тем слышит знакомое и своевременное: «эу, чушпан».               принцессу спасает благородный рыцарь. у принцессы сознание то ли влюблённое, то ли воспалённое. принцесса успевает в красках вообразить, как воспитывает с рыцарем маленьких рыцарят.               — спасибо. — развелось долбоёбов, — отмахивается турбо, — ни манер, ни принципов. ты же соня, да? — саня, — крылова улыбается счастливо и без лишних усилий игнорирует очевидное: валера не влюблён, валера не ответит взаимностью, валера просто хороший человек — беззлобный и отзывчивый. неравнодушный к чужой беде. валера — не тот и не то, но... — ещё увидимся, сонь! «соня тоже красивое имя».