Лунные отблески и алое пламя

— Я клянусь в верности… Её глаза — блестящие камни, синий свет полной луны. Его глаза — осколки янтаря, благословенный свет Древа Эрд. Реннале кажется, что её пальцы, лежащие поверх ладони Радагона, стали ещё бледнее и тоньше. И пусть. Если ей суждено раствориться в нём, она с радостью примет эту судьбу. — …в верности моему супругу, и буду делить с ним и радость… Его лицо лучится светом, пылает, словно рыжие волосы и правда обернулись огнём. Реннала приподнимает руку и осторожно убирает пламенеющую прядь с его лба. Его взгляд приковывает к себе, в нём отражается пылкость, с которой он берётся за любое дело: сражается ли на войне или отдаётся любви. И пусть. Если ей суждено сгореть в пламени страсти, охватившей их, она с радостью шагнёт в костёр. — …и горе, не разлучаясь до смертного одра. Радагон, уже произнёсший свою часть клятвы, наклоняется к Реннале, чтобы поцеловать её — впервые как муж. Его лицо заслоняет солнце — и вдруг становится темно. Словно весь мир накрыла вуаль Черноокой королевы, вернувшей себе Руну Смерти. Оказалось, что смерть — слишком большая роскошь для этого мира. Слишком большая роскошь для Ренналы. Свет Радагона исчез — и мир стал холоден, лишь крупица тепла осталась ей, и Реннала сжимала янтарное яйцо, в котором была заключена Великая Руна. Последний супружеский дар. Последнее напоминание о том, что Радагон действительно любил Полнолунную Королеву. И пусть. Если ей суждено век провести вдали от супруга, с одним лишь осколком его света в руках, она мужественно примет и это испытание. Потому что сколько бы лет ни пройдёт, клятва, данная Ренналой, останется священной и нерушимой.