Эпизодик пошатнувшегося рассудка.
Он снова меня целует. Больше нет сил. Бросить всё на скормление собакам. Пусть это всё закончится. Пусть новый день не начнётся с твоих упрашиваний и не продолжится твоими щенячьими глазками. Я просто обмякла, рухнула почти на пол, но ты успел поймать. — Тих, тих, тих, тих!.. Лиз! Ты чего? Я вишу у него в руках как какая-то кофта, которую в жаркий день сняли и повесили на предплечье. Но это временно. — Пошёл ты… к чёрту. Дэвис. Продаю дом. Собираю вещи и продаю это проклятое место. Я уже забронировала себе большой номер, где можно будет вместить все коробки с моими вещами, пока я буду искать новое место жительства. Всего 2 недели. Я собираю все необходимые бумаги, подписываю их, жму руку риелтору и выезжаю отсюда. Рейс Лос-Анджелес—Канзас-Сити? Пойдёт. Пока буду скрываться в штатах, потом и вовсе покину страну, если понадобится. Но в твоих руках я больше оставаться не хочу. С утра пораньше я просыпаюсь, обнадёженная возможностью покинуть место, ставшее кошмаром наяву. Я торопко умываюсь, скромно завтракаю, заказываю такси и проворачиваю ключ в замочной скважине дважды. — Прощай. Навсегда. По мере того, как автомобиль отъезжает всё дальше и дальше, меня не преследует чувство тоски и непреодолимого желания сказать водителю остановиться и выбежать навстречу старой жизни. Наоборот, я чувствую облегчение. Как будто заточение наконец-то кануло в Лету и больше не является моей проблемой. Если бы. В аэропорту тревога накрывает меня сполна, и я не знаю, куда деть себя. Заламываю пальцы, трясу ногой, смотрю туда-сюда. Беспокойство. Ощущение будто кто-то смотрит мне в самую душу, разламывает меня как торт на куски и перемешивает с мышьяком, чтобы потом мне же и предложить отведать блюдо. Становится жарко. Невыносимо жарко, будто прямо за спиной находится Солнце. Оборачиваюсь. Яркие лучи слепят глаза, поэтому я зажмуриваюсь. А потом всё начинает плыть. Зал ожидания всё темнее и темнее, сонливость всё сильнее и сильнее. Страх всё больше. Приближающиеся шаги оглушают меня. Я задыхаюсь, имея возможность посмотреть только на обувь неизвестного. Взгляд размыт, меня словно отравили, в голове звенит с неистовой силой, отдавая во все части тела. А затем пустота.***
Он нежно проводит пальцем по её нижней губе и затем чувственно целует. — Я же говорил, ты моя женщина. Ты думала, что я ради тебя буду меняться? — звонкий издевательский хохот. — Малышка, ты не усвоила урок? — хватает за подбородок и смотрит в заплаканные глаза, потерявшие всякую надежду. — Вот так. Ты должна бояться. Ты должна знать своё место. Ты думала, что можешь играть со мной? Думала, если продашь дом и купишь билет, то спасёшься, убежишь? Лихорадочное отрицательное мотание головы из стороны в сторону. — Почему тогда ты позволила себе такую грубость, раз знала, м-м? — дьявольская улыбка. Челюсть начинает дрожать в цепких мужских пальцах. И снова безумный удовлетворённый хохот. Он питается страхом. Это его движущая сила. — Ты ведь любишь меня, правда? Незамедлительные кивки и посмеивания. — Пойми… это своего рода симбиоз. Ты и я. Навеки.***
Звон ржавых цепей чересчур гулкий. Отдаёт в уши. Я не помню, были ли здесь эти вещи. Подвал слишком захламлён, но он регулярно проветривается, поэтому есть, чем дышать. Часов нет. Не могу понять, который час. Раннее утро. Часов шесть. Тихо. Слышится собственное редкое дыхание. Тревожно тихо. … Спешка. Я рассказывала всё в спешке, а теперь некуда спешить. Некуда. Незачем. У меня нет желания даже вставать с кровати, хотя Ноа давно дал мне возможность свободно передвигаться по подвалу. Иногда под его присмотром я выходила наружу, на задний двор. Я не ненавижу его. Теперь у меня отсутствует такое чувство как ненависть. Это Его работа. Меня всё так же хорошо он кормит, содержит в чистоте и тепле. Золотая клетка. Сломанной психике уже неинтересно и вырываться из этой клетки. У неё отняли эту способность. По ночам я могу помнить лишь три вещи: чёрные сны, бессонницы и Ноа. Н-н… Ноа… А то, что происходит днём, не имеет значения: я всего лишь рисую, пою, перебираю одни и те же вещи, разбросанные повсюду, и хожу от одного угла к другому. Всё, что он применил ко мне, заставило меня слёзно умолять и желать его. Прошёл почти год, как он похитил меня. Почти год со дня смерти моего здравого рассудка. Дверь открывается. Я не переворачиваюсь. Не хочу. Мягкое прикосновение к руке, поцелуй в висок. Я не открываю глаза. Неприятное ощущение в животе. Хочется вырвать кишки. Хочется вернуться назад. Забыть всё. Не появляться на свет вовсе. Я хочу на волю. Просто я знаю, что не выберусь, вот и не пытаюсь больше. — Что с настроением? — Я не знаю. Просто хандра. — Как мы можем это исправить? Вопрос с подвохом. Попробуй только ответь не так — будешь наказана и запомнишь ещё на долгое время. Будь осторожнее, птичка. — Может у тебя есть сладкое? — Чего хочешь? — поцелуй в шею со спины, рука на талии, прижатое сильное тело к моему. — Шоколадное мороженое. — С трюфелем? Нечего терять. — С трюфелем. — Хорошо, — лёгкий укус за плечо. Я кладу руку поверх его руки и поглаживаю её пальцами. — Ты плохо спала? Кивок. — Кошмары опять. — Бедное солнышко… — засос на шее, пальцы подлезают под футболку и успокаивают тёплыми прикосновениями. Сейчас он мягок. И для меня это наилучший исход. Если Ноа в хорошем настроении, значит, он мягок, терпелив, добр. Солнышко. Тёплое и нежное. Дарит всем тепло. И испепеляет само себя изнутри. — Можно я задам вопрос? — Задай. — Можно я посижу в беседке на улице сегодня вечером? Одна. Сегодня день рождения моего отца. Можно… пожалуйста? — Ты точно не сбежишь, котёнок? — переплетает пальцы, прячет лицо в моих волосах. — Точно. — Хорошо. Я запомню. У меня твоё слово. — Я слов на ветер не бросаю. — Умница. Прелесть. Прекрасная женщина, — переворачиваешь меня на спину и расцеловываешь мои ключицы. — Я выполню твоё пожелание. — Спасибо. — У тебя что-нибудь болит после позавчерашней ночи? Разве что только разум, сердце и душа. Остались еле видимые синяки от грубости в порыве страсти, остались лёгкие царапины от ногтей. Не более. Внешних признаков нет, а вот внутренние дефекты властвуют сполна. — Я тебя люблю, Ноа… — эти слова вырываются сами по себе. Аксиома. Постулат. Маленькая особенность, вызывающая у него довольную улыбку. — И я тебя люблю, солнышко. Лучи золотого солнца пробиваются в комнату, на стену падают наши тени, только моя тень в виде трупа, а твоя в виде смерти. La fine.