Why should you care?

Я подскакиваю на месте и неверяще смотрю в экран. Надо… надо прибраться. Нельзя опускаться до такого уровня. Хотя стоп. Стоп. Нельзя и впускать тебя внутрь. Тогда я не смогу тебя отпустить, а нам пока опасно находиться слишком близко. Нам в принципе противопоказано быть вместе. Я не подпущу к себе. Иду в прихожую и открываю окно. Июльский ветерок проникает в дом и огибает мою хрупкую фигуру, пока я всматриваюсь в темноту в поисках твоего авто. Это похоже на то, как много лет назад я ждала тебя поздними ночами после приступов агрессии. Много лет назад, когда эти приступы только начали появляться и не представляли особой угрозы ни для меня, ни для кого-то. Тогда, когда они ограничивались хныканьем и нелепым кряхтением, пока я пыталась сдержать боль в груди. Сейчас я же выпускаю всех демонов наружу. И мне плевать на безустанные просьбы маленькой девочки не делать этого. Мне плевать. Её больше нет. Я не хочу быть марионеткой, я не хочу быть кукловодом. Я хочу быть свободной. Как только ты припарковываешься и заглушаешь мотор, я с детским страхом прячусь за плотной шторой, будто это может меня спасти, будто это может помочь мне сбежать от себя же. В дверь раздаются стуки. В доме размеренно тикают часы. На улице тишина. В доме тишина. В голове колокольный звон. Нехотя я пододвигаю ближе к себе пуфик и сажусь на него, кладя голову на руки на подоконнике. — Я не открою всё равно, — твёрдым голосом оповещаю тебя. Услышав мой голос, ты резко подходишь ближе и видишь, как я прячу своё лицо в волосах. Я опираюсь на оконную раму и просовываю руку в приоткрытое окно, накрывая ею твою правую ладонь. — Я с тобой. Как и обещал. Посмотри на меня. Твоя холодная ладошка сильнее сжимает мою, и я понимаю, что ты не дашь зажечь свечки — ты вырвешь все фитили быстрее, чем кто-то сумеет поднести к ним пламя. Моё появление и так для тебя самый настоящий стресс. Мы держимся за руку, пока я оседаю на землю. Мне главное не чтобы ты меня впустила внутрь дома, а чтобы ты впустила внутрь души. — Ну и зачем ты приехал? Хоть вопрос и не самый дружелюбный, твой голос по-особому нежен и заботлив, но я слышу много боли и немного хрипотцы. Неужели ты вновь кричала во время приступа? Свободной рукой провожу по лицу, желая смахнуть личное беспокойство, чтобы оно и тебе не передалось. — Захотел. Я приехал ради тебя. — Тебе же в тур завтра. — Никакой тур никогда не будет важнее тебя. Я всё же поднимаю голову и встречаюсь с твоими глазами. В доме нет света. В темноте ночи нельзя точно разглядеть моё припухшее от слёз лицо. Лишь и без того тёмные глаза блестят при редких лучах света фонаря. Мы смотрим друг на друга и не приближаемся. Я не даю тебе увидеть царапины и ссадины на теле, а ты не даёшь себе двинуться дальше. Я целую тыльную сторону твоей ладони и поглаживаю её большим пальцем. — Из-за чего у тебя был приступ? — Брось. Будто ты сам не знаешь, — лениво отвечаю я, отводя взгляд. — У тебя нет повреждений? — Это не имеет значения. — Это имеет значение. Для меня. Устало выдыхаю и одариваю тебя искромётным взглядом. Каждый раз встреча наших глаз действует на тебя как внезапный сеанс акупунктуры. Я словно впиваюсь в тебя когтями, приставляю к горлу кинжал, срываю все корки засохшей крови с давних ран. Ты делаешь со мной то же самое. И это чересчур горько признавать. — Я ничего не обработаю, пока не приду в себя. Ты вновь холодна со мной. Не нужно никаких разъяснений. Я пожинаю плоды своих трудов, как бы душераздирающе это всё ни было. Как бы сильно не было желание забрать все твои раны, переманить их на свою долю. Это не игра «Горячо — Холодно», но что же это тогда? Ты всегда была для меня головоломкой, но сейчас я чувствую, что нахожусь на финальных уровнях повышенной сложности. Или как минимум подбираюсь к ним. Ты отличаешься от той, которую я потерял. — Я могу обработать сам, если дашь мне медикаменты. Если хочешь. Хочу, но не буду. Ты уж больно мастеровит в расположении к себе, а это явно не входило в мои планы. — Не трать на это время. — Лиза, — тон сменился на более серьёзный, — Я не вешаю тебе лапшу на уши и не пускаю пыль в глаза. Я знаю, что ни твоя, ни моя жизнь не радужна. Я знаю и осмысливаю многое. И уж кому, как ни мне не знать, какая ты внутри. Ты, естественно, отпихиваешь меня всеми возможными способами, но когда дело касается твоих приступов, не может быть никакого недоверия. Тебе нужно к врачу. Я серьёзно. Эти приступы не приведут ни к чему хорошему. — Это тебе нужно к врачу! Как ты смеешь такое говорить, раз знаешь «какая я внутри»? Ты пытаешься собрать всю волю, оставшуюся после крушения монумента твоей юности и не менее тяжких дней, и вырвать ладонь. Но у тебя ничего не выходит из-за различия в физической силе. Я могу лишь догадываться, сколько ответственности ложилось и ложится по сей день на твои хрупкие плечи. Но я, правда, хочу обнять эти плечи с невероятной нежностью, чтобы не дать им сломаться под натиском суровой реальности. — Позволь мне позаботиться о тебе. Прямо сейчас. — Ты уже позаботился, — дёргаю щекой и обиженно хмыкаю, — Мне хватило. — Это была не забота, не утрируй. Позволь мне… — Не позволю. Резко отрезаю, сажусь на подоконник и наклоняюсь чуть вперёд, чтобы тебе было понятно, насколько всё плохо. Я нервно сглатываю, видя, насколько ты надломлена. Мои пальцы тянутся к твоему лицу, но также медленно как я приближаю свою руку, также медленно ты отклоняешься назад. — Не надо… — недоверчиво вырывается само по себе из меня. Ты выглядишь напуганной. Большие стеклянные тёмные глаза, содержащие в себе слишком много сожаления. Твой голос дрогнул, ты сглотнула, словно ожидала, что я тебя толкну или сделаю ещё что похуже. И я не понимаю, откуда этот страх, ведь я никогда не поднимал на тебя руку. Но мне горько. Слишком. — Как скажешь. Не могу тебя принуждать. — За что ты так со мной? Или могу? Снова этот вопрос. Снова он. Он меня уже достал, если честно. Не из-за того, что ты его задаёшь, а из-за того, что ответ на него кажется мне полной ерундой. Я легко подпрыгиваю и сажусь на оконную раму поближе к тебе, не сильно заботясь, выдержит ли эта рама мой вес. Продолжая держать левой рукой твою, правой я упираюсь по другую сторону твоего бедра и немедля припадаю к твоим губам, не давая ни одному из нас разумно обдумать это. Я судорожно вздыхаю и тут же прикрываю глаза. Мурашки волной проходятся по моему позвоночнику, внизу живота затягивается тугой узел из-за взрывоопасных чувств. Ты прикрикиваешь удивлённо, но приглушённо из-за поцелуя. Мои брови скатываются к переносице, я ужасно нервничаю и начинаю себя неимоверно винить за содеянное, но рассудок мутнеет под наплывом заточённых чувств. Поцеловать тебя глубже, прижать тебя сильнее, коснуться твоей кожи, держать тебя в своих руках. Твои губы искусаны, немного кровоточат, отчего у меня во рту появляется лёгкий привкус железа. Поцелуй терпкий, долгожданный, особый. Медленно, чувственно. Наши души встречаются, наши сердца встречаются, наша страсть разгорается. Сначала мне хочется незамедлительно броситься в твои объятия. Броситься в омут с головой. Почувствовать властные тёплые руки тут и там, вдохнуть твой парфюм, запах твоей кожи полной грудью, ощутить деликатные покусывания на шее и россыпь поцелуев на спине. Я даже робко отвечаю на поцелуй, пока моё тело заковывает холод, а я жарко выдыхаю тебе в самые губы и припадаю заново, уже более раскрепощённо. Знаю, я не должна. Но я не могу отрицать очевидного. Не могу отрицать того, что я скучала по привкусу мятной жвачки, по этим губам, искусно владеющим знаниями о том, как я люблю и как не люблю, когда стоит и не стоит. По этим губам, которые изучили меня вдоль и поперёк не единожды, и которые желают возобновлять изучение снова и снова. Я скучала. Но скучала мёртвая я. У нынешней же меня совсем другие планы. Прости, но тебя там не намечается. Я машинально нежно запускаю руку тебе в волосы, пытаясь углубить поцелуй, но ты отходишь от шока, отпихиваешь меня ладонями в грудь и выталкиваешь из окна. А когда я разворачиваюсь с покрасневшими губами, то влепляешь мне щедрую пощёчину, которую я всецело принимаю. Я хочу вылезти из окна, отвесить тебе самых жёстких пощёчин, вцепиться ногтями в глаза, таскать по земле за волосы. Но вовремя одёргиваю себя. — Ты… — Да, я поцеловал тебя. И опять глаза в глаза. Я пытаюсь достучаться до тебя, но ты довольно хорошо научилась закрывать дверь перед моим носом, и я не могу увидеть ничего, кроме испуга. Если бы ещё чуть-чуть, самую кроху, самую малость мы бы зашли дальше, углубили бы этот поцелуй, то я бы вставил тебе шприц в вену и как наркотик бы разнёсся по всему организму. Но наркоман здесь, видимо, я один. Ты же чистая. — Ты против? — мой голос звучит слишком самоуверенно, даже дерзко, будто я бросаю тебе вызов. Я хватаю тебя за ворот худи и притягиваю к своему лицу. Ты смеешь целовать меня?! Ты?! Своим взглядом я действую на всю твою уверенность как ультразвук, попутно разбивая все имеющиеся стёкла, что обязательно вопьются тебе в сердце. — Ты очень пожалеешь, что позволяешь себе такую наглость, — ядовито прошипела я и отпустила тебя. — Всё твоё тело просило об этом поцелуе. Это было видно по твоему поведению, — незамедлительно начинаю оправдываться я. — И что с того?! Почему это ты решил, что можешь поцеловать? — Я захотел. — Это не даёт тебе права целовать меня. — Ты моя женщина! Лишь я могу тебя держать в своих руках! Лишь я могу ощущать твою кожу в полной мере! Лишь я могу влезать тебе в душу! Моё кольцо у тебя на пальце, моё! — Нет, не можешь! Ты думаешь, что из-за кольца можешь присваивать меня себе?! Что ты имеешь право меня целовать?! — Я имею на это право! — я перехожу на крик, но кричу не на тебя. Кричу твоему сердцу, твоим чувствам. Господи, прими меня обратно в свои объятия. Я замолкаю, уставившись на то, как начинают вырываться наружу твои эмоции. Как бы ты не старался сохранять хладнокровие, я всё равно буду производить на тебя определённый эффект, и ты просто сломаешься. Я знаю. — Попробуешь отрицать это? Попробуешь сказать, что ты не любишь меня? Что ты не считаешь меня своим? Что не желаешь меня? — Прекрати! Если ты так страстно желаешь со мной поссориться, то ты выбрал самый неподходящий момент. Ты собирался успокоить меня после приступа, но всё, что ты сейчас делаешь, так это провоцируешь новый! Я глубоко дышу и прихожу в себя. Разум начинает остывать, однако мои чувства нет. К чему были эти крики и вопросы? Я явно ляпнул лишнего. Чёрт, Лиза… — Прости, — тихо шепчу я, — Прости, я не имел в виду подлить масла в огонь. Клянусь. Я приобнимаю себя за плечи, слушая твои извинения и опуская голову. Клянёшься, значит? Мысленная усмешка. Что мне твои клятвы, психику что ли починят? Потерянное время вернут? Помогут пожать руку прошлому и не тянуть его за собой в будущее? После нескольких секунд громкой тишины уветливо произношу: — Пожалуйста, возвращайся домой. Час поздний. Тебе предстоит тяжёлая работа на протяжении нескольких недель. Поезжай и отдохни хорошенько. Пусть твой сон будет крепким и спокойным. Дежавю? Ты снова прогоняешь меня. Я не понимаю, злишься ты или нет. Буквально пару мгновений назад я был уверен в том, что ты закопаешь меня прямо у коврика входной двери, а сейчас ты снова добра и уравновешена. Это не похоже на тебя. Ты долго успокаиваешься. Во время приступов тебя практически невозможно перехватить и вразумить. Я всё больше не узнаю тебя. Может, ты действительно не хочешь со мной ссориться? Боже, какой же я дурак, что позволил себе повысить тон. Моё сердце пронизывается иглами, готовыми в любой момент разорвать его на тысячу мельчайших кусочков, и от этого у меня неприятно щемит грудь. От твоей внезапной нежности, которая сполна проходится по мне, как ты с заботой проходилась расчёской по моим волосам или ладонью по моей щеке. Да, твои изменения разъедают мне кожу и сердце, но я продолжаю тянуться к тебе. — Наклонись, пожалуйста. Обещаю, я не сделаю ничего, что спровоцирует у тебя новый приступ. Нет. Ты не приблизишься, видимо. Не шелохнёшься даже. Наверное. Я отсчитываю в голове каждую секунду, но тебе всё равно на время, у тебя свои часы. Ты не идёшь в ногу с моим временем. Ты бежишь впереди, а я пытаюсь зацепиться за подол твоего платья и приблизиться хотя бы на метр. С трудом сглотнув, спустя минуту ты всё же делаешь шаг вперёд и приближаешь лицо к окну. Я, не касаясь тебя дополнительно, оставляю поцелуй на твоём горячем лбу. И мне внезапно становится намного спокойнее. Все колкие фразы и обидные словечки теряются в толще воды. Поцелуй приходится на то самое место на лбу, которым я билась о пол. Я не поднимаю глаз, но вполне чувствую твои на себе. Я научилась принимать тебя, но и научилась стоять на своём. — Сладких снов, Лиза. Я увижу тебя через месяц. Месяц. Месяц светит на твою удаляющуюся фигуру и грустно улыбается мне в безмолвном ответе на все интересующие вопросы. Я не окликиваю тебя, как делала раньше. Я не пытаюсь выбежать из дома и задержать тебя ещё на пять минут, как делала раньше. Я не даю тебе с собой в тур никаких самодельных браслетов или ещё какую-нибудь вещицу, напоминающую обо мне, как делала раньше. Я не делаю так, как делала. И я не уверена, верно это или же не совсем. Ощущение твоих губ на моих — слишком призрачное воспоминание. Мой мозг настолько сильно заблокировал доступ ко мне для всех людей, что я не могу вспомнить этот момент. Может, оно и к лучшему. Сорвался ты, а разбираться мне. Плюс одно очко, мистер Себастьян, Вы сравняли счёт.