***
Доходить до места недалеко от «Трёх метел» немного волнительно: что скажет при встрече? Он? Она? А если придёт раньше, укажет ли на опоздание? Собирается с мыслями. Прочь сомнения. Их ещё только здесь не хватало, Эника итак чувствует себя не очень хорошо. И ветер ещё лезет под юбку, выискивая, вероятно стрелки на чёрных колготках, чтобы укусить за ногу. — Ты пришла. Улыбается Драко, и улыбка у него обаятельная и очень красивая. Эника улыбается в ответ, неловко заправляя прядь волос за ухо — были мысли и даже попытки собрать копну в подобие причёски, но не получилось и пришлось идти так, старательно пряча намазанные блеском губы. — Да. Как я могла не прийти? Она смотрит на него немного снизу, из-за разницы в росте, и вновь отмечает какой он… какой. В голове крутится слишком много эпитетов и прилагательных. — И правда. — Ну… В «Три метлы?». — Позже… Сперва, я хочу тебе кое-что показать. — Звучишь, как извращенец… Извини! Но Драко лишь усмехается, неожиданно нежно обхватывая её запястье, и контраст цветов кажется Энике самым прекрасным на свете. А следование за поспешившим куда-то Драко, то и дело оглядывающимся на неё с теплотой в обычно насмешливом взгляде — одной из самых чудесных вещей на свете, одной из тех, окончания которых не хочется.***
— З-зачем ты меня сюда привёл? Спрашивает, с запинкой и немного запыхавших от чересчур быстрой ходьбы. Смотрит только на Драко, не заостряя внимание на сером закоулке за несколько домов от трактира. От мыслей, приходящих в голову, хочется сдаться профессору Макгонаголл. — Ну как… Разве не ясно? Смеётся, делая шаг, второй, третий, пока сама Эника отходит… Упираясь в твёрдую, шершавую стену. — Кажется, или ты торопишь события? Пытается отшутиться, напуганная, смущенная, очень желающая попробовать… Здесь. С ним. В первый раз в своей жизни. Замирает, забывая, кажется, даже моргать, не то, что дышать. Драко наклоняется над ней, смотрит ласково… Запускает руку в волосы (!) и приподнимает лицо за подбородок (!) двумя длинными, тонкими пальцами. Приближается, с каждой секундой становясь все ближе… Ближе… Слышит ли он, как оглушительно бьётся её сердце и как оглушительно-громко кричит глубоко внутри Эники маленькая девочка, которая мечтала о прекрасной любви и даже не думала брать в руки книги по психологии?.. Хлопок, напоминающий хлопок аппарации, нарушает волшебство момента. — Почему вы так долго? Драко недоволен и высокомерен, резко теряет к ней всякий интерес и выпрямляется… Брезгливо… Тряся рукой?.. — Я устал притворяться. Эника прижимается к стене вплотную, чтобы удержаться на ногах. С хлопком аппарации лопнуло его сердце? Её? — Возникли некоторые проблемы. Но сейчас всё в полном порядке. Отсчитывается Панси Паркинсон, и в руках у неё воздушный шарик с издевательским «поздравляю». — Хорошо, потому что терпеть… — Что всё это значит? — А на что это похоже, Рогас? — Ты же вроде не глупая. — Или чувства совсем голову отшибли? Смеются слизеринцы, верные Малфою Крэбб, Гойл и несколько других, которых Эника не знает и знать уже не хочет. Она, можно сказать, уже ничего не хочет, кроме как сесть где-нибудь и расплакаться, как обиженный ребёнок, веру в чудеса которого буквально растоптали каблуками школьной обуви. — На то, что вам больше нечем заняться? Спрашивает она, смотря с вызовом загнанного в клетку зверя, потому что надо дать отпор, надо показать себя менее слабой, чем есть на самом деле. — Зубки-то не показывай. — А то выбьем. — Зачем?.. Драко? — Для тебя Малфой, Рогас. Запомни раз и навсегда. — Зачем, мальчик со Слизерина? — Захотелось посмотреть, как сильно ты обрадуешься. — И как сильно расстроюсь? — Схватываешь на лету. Хвалит Панси, подходит, пока Малфой останавливается рядом со своими помощниками и складывает руки на груди, насмехаясь над ней вместе со всеми, всё такой же высокомерный, всё такой же холодный и отстранённый, сверлящий её жадным взглядом серых глаз. Ноги не выдерживают, и Эника скатывается спиной по стене, наверняка пачкая платье. Смотрит униженно снизу-вверх. — Такие, как ты, не могут нравится таким, как Драко. Запомни раз и навсегда, и смотри лучше на Уизли. Шепчет ядовитой змеей Панси. Протягивает шарик, ниточка от которого щекочет кончик носа. Эника не видит, откуда Панси достаёт иголку. Оглушительный хлопок. В шарике отказывается мука с мёдом.***
Когда слизеринцы, насмеявшись, уходят, Эника сидит ещё около минут десяти просто глядя перед собой. Ей обидно и больно, потому что при падении с высоты своих мечтаний сломала себе, кажется, больше ста костей. Отмирая, первым делом протирает стекла очков краем юбки. Отряхивает часть новой, липкой шкурки, ведь не взяла с собой палочку, а освоить невербальную магию не удаётся. Встаёт, слегка пошатываясь, опирается на стену, чтобы не упасть. Ещё некоторая часть шкурки слетает сама собой и, может быть, вообще исчезнет, пока Эника дойдёт до «Трех метел»? Кто знает? Думать о подлом, истинно слизеринском обмане не хочется. Как и вообще думать, анализировать. Неприятно и как-то пусто в груди, невыносимо просто — просто сердце вынули из груди.***
— Мистер Малфой, мне сообщили, что вы последний видели мисс Рогас. — Извините, профессор, я не понимаю, о чем вы говорите. Произносит Драко, смотря на Макгонагалл честными, ясными глазами без капли лжи. Макгонагалл не верит этим глазам. Слегка наклоняет голову. — Это очень странно. Мистер Француэлла упрямо твердил, что это вы… — С этой Рогас что-то случилось? — Она пропала, мистер Малфой. Староста её факультата сказал, что она не появилась в гостиной и вообще не была на ужине. Вам точно ничего об этом неизвестно? — Нет, профессор, я не общаюсь с Рогас. «И ей подобными»***
Что ж, она чувствует себя куда лучше. Хозяйка трактира почистила её платье (как тебя только угораздило) и волосы, сделала скидку и позволила сидеть до самого закрытия. На просьбу о ночевке ответила отказом, но Эника и не особо настаивала: понимала, что пропажа практически на целые сутки — перебор и повод звонить родителям, которых посвящать не хотелось… Не то, чтобы посвящать хоть кого-то хотелось вообще. Так что в замок она пришла поздно, но не ночью, когда по коридорам бродят только Филч, Снейп и старосты, и пришла спокойная и даже немного радостная — не иначе сливочное пиво в количестве трех кружок этому способствовало. Впрочем, ненадолго, впрочем, подобного и следовало ожидать. — Мисс Рогас. Поприветствовала её профессор Макгонаголл, как только показалась из-за поворота в компании Маккейна — старосты факультета, на котором она училась… вернее, наверное, ещё учится (?) Эника лишь сжала губы в тонкую линию. Убегать назад в конец длинного коридора, нырять в ниши за гобеленами, или делать вид, что не заметила высокие фигуры не имело смысла. — Пройдёмте со мной. А вы, Маккейн, приведите Малфоя… — Малфоя? Зачем Малфоя? Эника не сдержалась: эмоции, ранее глушимые, вырвались из лампы и показали себя практически во всей ужасающей мощи. Спешно замолчала и отвела взгляд, конечно же, покраснев. Заметила, как странно, слегка сощурившись, посмотрела на неё профессор. -… Насколько мне известно, в это время он должен быть в гостиной Слизерина. — Да, Профессор.***
— Я не имею привычки вмешиваться в отношения между учениками, но то, что произошло, заставляет меня. Мисс Рогас, вы знаете, как заставили всех волноваться? Что за шутки — прятаться в Хогсмите до десяти часов вечера! — Простите, профессор. Мне… Очень жаль. — Такое поведение недопустимо в стенах школы, мисс Рогас, и заслуживает наказания. — Да… Профессор. — Извините, профессор Макгонаголл, но причём здесь я? Почему меня вызвали посреди партии в шахматы? Эника улыбается, хотя хочется рассмеятся. Малфой и шахматы? Малфой и переживание по поводу прерванной партии? Они стоят в пустом кабинете профессора перед её столом, так близко, что между ними нет и метра. Малфой — в идущей ему рубашке и Эника — в очищенном платье. И оба боятся. Как бы слизеринец не пытался говорить высокомерно и пренебрежительно. Профессор Макгонагалл была гораздо, гораздо страшнее Снейпа. — Как же, мистер Малфой? Мне предельно ясно описали ситуацию, которая привела к этому… Инциденту. И вы, насколько я поняла, были в нем непосредственным участником. Вы согласны со мной, мисс Рогас? — Да, профессор. О, то, как слизеринец зыркает на неё — достойно колдографии в «Ежедневном Пророке»! В разделе «разыскивается». — Так что справедливо будет вам назначить наказание также, как и мисс Рогас. Полагаю, совместная чистка трофеев будет в самый раз. — Но профессор! — Никаких «но».***
— Как только мне попадётся тот, кто это рассказал, я его убью! Зло говорит Эника, когда стоит на перевернутом ведре, протирая трофеи с верхней полки. Ужасно пыльные, ужасно замысловатые, старательно проходясь тряпочкой по всем уголкам и хитросплетениям узоров. Это всего вторая её полка, но сил уже нет — ни физических (ноги устают из-за стояния на цыпочках), ни моральных (попробуй тут их не тратить, когда отбываешь наказание с ТАКИМ человеком) — Ты? Убьёшь? Я думал, ты будешь рада, что я наказан по справедливости. — С чего бы? Я чищу трофеи наравне с тобой вообще-то, а не играю в гостиной своего факультета в шахматы. — Ой, заткнись. С чего ты вообще такая язвительная? Куда дела серую мышь? — Оставила на свидании с тобой. — Как романтично. Сейчас вырвет. Эника фыркает раздражённо. У профессора Макгонагалл явно плохое чувство юмора. Или слишком много времени на общение с Дамблдором, от которого как раз такой подлянки и ждёшь. Во имя благой цели, конечно же! — Скажи, Рогас, тебя возбуждала мысль о свидании со мной? Драко смеётся, когда слышит усиленный громким эхом звон металлического ведра и тихие ругательства. — Знаешь, да. Пока я не поняла, что оно просто отвратительное… — Ну ещё б… -… Ни цветов, ни конфет.***
Жизнь возвращается в свое русло, будто и не было предательства, насмешек и десятков шести пыльных трофеев. Эника все также живёт, учится, смотрит на Малфоя украдкой, потому что какой бы не был сволочью, невозможно красивый. Разве что переосмысливает себя и свое поведение. Если они над ней смеялись, то она позволила им смеяться? Над Гермионой Грейнджер вот, слизеринец тоже смеялся. Однако сейчас перестал (кто-то говорил, что причина в случае на третьем курсе, но он много чего говорил). Сейчас у них просто соперничество. Была бы смелее, хотя бы могла также спокойно бросить шутку или колкость вне раздражённого состояния, и они бы подумали, прежде чем дарить издевательский шарик или обманывать ожидания. А сам Малфой… ну, делает вид, что её не существует в природе. В отличие от Панси. И других «наблюдателей». Кроме Француэллы. Почему-то. Но все их замечания ограничиваются лишь словестными подколками, от которых очень легко абстрагивароться — существуют же серебристо-зеленые мошки в природе? А если, что мешает их выдумать?***
На рождественских каникулах, когда Эника вновь возвращается к привычной жизни, стирая грань «до-после» практически до секундных воспоминаний, неприятных, но не погружающих в трясину обиды и тупой, скребущей боли, родители, младший брат и общее праздничное настроение помогают забыть и эти крохи отголосков прошлого. Предпраздничные хлопоты отнимают почти все силы, но действуют совсем не в тягость, наоборот, будоражат и веселят, и в их доме впервые, наверное, за этот год, слышатся весёлый смех и радостные голоса. Эника счастлива, хоть и погода на улице откровенно оставляет желать лучшего: снежные сугробы в несколько дюймов высотой, метель и злющий мороз, норовящий цапнуть за открытые щеки или — безответственно — голые руки без каких-то перчаток, и выходить без особой надобности не хочется. Но, опять же, выходить приходится. Дела не терпят отлагательств и не знают, что такое праздники и счастье.***
Рождество и последующие каникулы прошли настолько хорошо, что по возвращению в Хогвартс Эника улыбалась, как и большинство студентов, всем и каждому, не исключая и встреченных по пути слизеринцев, все таких же (в большинстве случаев) высокомерных, но тоже по-своему радостных и довольных. Пыталась даже улыбаться на парах, но для некоторых преподавателей улыбка, очевидно, была подобна вызову (по крайней мере для Снейпа уж точно) и гасилась всеми возможными способами. Большой домашкой, как пример, и предельной строгостью в результате пристального наблюдения за её партой и варящимся на ней зельем. Под смех других и Малфоя в частности. Но другие преподаватели относились к флеру послепраздничного настроения куда благосклонно. Даже сама профессор Макгонагалл, приподнимающая уголки губ от взбудораженных обсуждений. Гриффиндорцев, Пуффендуйцев и Когтевранцев, конечно. Пятикурсники Слизерина были слишком взрослыми для детских восторгов и кривились, а те, кто не кривился, сидели молча или прятались за учебником. Впрочем, они были слишком взрослыми для всего на свете радостного и весёлого.***
— Мне бы не помешало утопиться. Произносит куда-то в стол Эника, как только сдаётся, переставая утыкаться носом в учебник по ЗОТИ и пытаться понять хоть что-нибудь нужное. — Чтобы за меня сдали эту чёртову С.О.В.У., а я вынырнула… скажем… В июле. С проходным «удовлетворительно» по защите. — За тебя никто не сдаст, Рогас, не ной. — Ты слишком жесток для старосты, знаешь? Но Маккейн только фыркает, отворачиваясь к своим друзьям. Порой Эника, положившая подбородок на руки, жалеет, что не завела кого-нибудь типа подруги или товарища ещё на первом курсе, когда сдружится было делом одной жалобы на Снейпа. Порой ведь хочется излить кому-то душу и посмеяться, вдоволь наобсудившись школьной жизнью и предстоящими С.О.В.ами. Может быть, даже взаимно помочь друг другу подтянуть максимально далёкие предметы. С её любовью к Истории магии это сделать было бы довольно просто — многие недооценивали этот предмет и преподавателя, а потом удивлялись сданным на низкие баллы экзаменам. Эника знает, Эника слышала. Конечно, знание в том же зельеварении и трансфигурации было бы практичнее, но ИМ тоже ничего. Да только кому это расскажешь, ведь даже кондидатов нет. Люди, осведомленные её успехами, не нуждаются в подтягивании баллов, а друзья детства — в знании магического мира в принципе. Эника вздыхает, переворачивая страницу. Прочь рефлексию!***
И вот они — долгожданные конец года и летние каникулы, идущие рука об руку навстречу грустным первокурсникам и радостным студентам старших курсов, со списком оценок за экзамены. Пора для трогательных прощаний, возбужденных обсуждений и предчувствий чего-то необычного, чего-то, что точно отличит это лето от предыдущих. Однако, Эника, напротив, за то, чтобы это лето было похоже на то — в самом начале мая ей подарили самую настоящую камеру. С целой коробочкой специального зелья для колдографий. Конечно, существовали (и довольно давно) зачарованные камеры, позволяющие делать сразу живые снимки, но стоила такая существенную сумму волшебных галеонов: цену, которые среднестатистическая магловская семья не могла себе позволить. Но Энику это и не расстраивало: она была рада сама решать, какие моменты оживлять, а какие оставить недвижимыми. Да и сам процесс оживления достаточно интересен, хоть и прост: добавить зелье в специальную ёмкость в устройстве камеры и задержать фокус на объекте, который хочешь сколдографировать. Так что с нетерпением ждала конца июня, чтобы выспавшаяся и отдохнувшая, отправиться на охоту.***
— Сюда! Эника тянет слизеринца к себе, чтобы спрятался, не отсвечивая красивой внешностью и королевскими замашками. Теряет весь запал, и оставляет камеру висеть на шее, подобно преувеличенному кулончику. — Что ты здесь вообще делаешь? — Я… Я… Как ты вообще смеешь меня хватать? Малфой одет с иголочки, и злой, как черт. Эника отпускает его, осторожно выглядывает из-за угла. Редкие прохожие не обратили никакого внимания. Поворачивает голову. — Чтобы не отсвечивал там, где не нужно. Говорит и брезгливо взмахивает рукой, как когда-то… да, когда-то, делал сам Малфой. — Какая тебе разница, Рогас? Шипит он и отряхивает рукав роскошного костюма из дорогой ткани. — Если я могу спасти человеку жизнь, разве я этого не сделаю? — Спасти жизнь? Он поднимает на неё серые глаза, и на мгновение — краткое-краткое — в них виднеется самый настоящий страх самого настоящего человека, задвигая высокомерие на второй план. — Да. — Будто маглы могут что-то мне сделать. Он складывает руки на груди, задирает подбородок. Смотрит на неё, как на профессора Трелони, которую считает малость сбрендившей. — Могут. Ну, например, ранить ножом… Или выстрелить из огнестрела… Знаешь, что это? — У маглов нет оружия, стреляющего огнём! — Зато есть оружие, стреляющее пулями. Пули тяжёлые, вылетают из пистолета с очень высокой скоростью… Волнение на его лице — волнение подростка, самого обычного, какие бегают после занятий на детских площадках или ходят по паркам солнечными летними днями. — Хватит. Я понял тебя. Но неужели маглы все поголовно носят такое оружие? — Не все. Но как раз в этом и тайна. — Тайна?! Эника честно — честно-честно — не хотела издеваться над ним. Выставлять себя такой же. Но не смогла удержаться: так взволновали ситуация и Драко Малфой, одетый с иголочки, среди однотипных привычных декораций магловских переулков. — Ну, им же надо компенсировать отсутствие волшебных палочек… Улыбается, замечая, впрочем, что Малфой нашёл в её речи зацепку и вновь нацепил на себя самодовольный вид. — Пытаться сравнятся с нами? Как же маглы все-таки глупы! — Не скажи! Получить пулю — очень болезненно. Пожалуй, сравнимо с «Круциатусом». Только из-за пули ты ещё теряешь много крови и рискуешь подхватить инфекцию в открытую ра… — Хватит! Какого черта ты здесь вообще делаешь? Следишь за мной? — Очень хотелось, на самом деле, но меня, простую грязнокровку, никто бы не подпустил даже на порог тех мест, где ты тусуешься. — Тусуюсь?.. Мне нравится это слово. И то, что ты знаешь свое место. — Мне чётко на него указали. Она не хотела при встрече, которую уж никак не ожидала в самом начале июля, делать двух вещей: дерзить, показывая свою реакцию, и вспоминать… Инцидент, на который продолжает реагировать. Прекрасно понимала, что надо быть выше этого, а в итоге чувствует, что от простого намёка сводит нижнюю челюсть и неумолимо чешется в носу — верные признаки слез, которые, казалось, вылились ещё в далёком сентябре. Хотя, может быть, вылились слезы обиды и переживаний, а слез, связанных непосредственно с Драко и реакцией на него, ещё целая цистерна?.. — Всё ещё переживаешь из-за того случая, Рогас? Как… По-девчачьи. Эника прекрасно видит его неуверенность, желание тела отдалится, уйти. Ухмыляется невесело, потому без подпевки за спиной, высокомерный Драко достаточно труслив, чтобы видеть чужие переживания и негативные эмоции. — Согласна. Но я девчонка, разве нет? Спрашивает она и отворачивается. Хочет уйти — пусть уходит. Пришёл же сюда (прилетел, трансгрессировал), так почему она должна как-то печься о его комфорте и — совсем немного — о безопасности, если заблудится и не выйдет из уличных лабиринтов до темноты? Ловит краем глаза движение — поразительно яркую бабочку, и, не теряя ни секунды, отработанным движением, щёлкает фотоаппаратом. Фотография получается на редкость удачной. Чёткой, с прекрасным природным контрастом запущенных, старых и тусклых от времени стен и крохотного ярко-цветного объекта. — Фотография… Не двигается? Куда это ты? Эника не обращает внимания на окрики продолжающего находится рядом с ней Малфоя. На фотографии, едва заметная на пыльной дорожке, золотая цепочка, уходящая за одну из стен. В реальности она тоже есть, и Эника наскоро обтирает кулон о подол платья и рассматривает, поворачивая на солнце круглыми боками, вглядываясь в потускневшее от времени покрытие, покрытое множеством мелких царапин. Находит инициалы. «M. S.» старым, каллиграфическим почерком, под лёгким наклоном. Марта Смит? Может быть, Мэгги? — Не знал, что ты ещё и барахло всякое подбираешь. Впрочем, тебе подходит. — А ты почему ещё здесь, Малфой? Неужели и правда испугался и без меня теперь и шагу ступить не можешь?.. — Заткнись. Ничего подобного. Я просто… Я просто… Осматриваюсь, в очередной раз убеждаясь, как же маглы отвратительно живут. Эника оборачивается к нему, высокому, прямому и напряженному. Смотрит, немного выжидающе и ещё больше задумчиво, потому что отчего-то вспоминаются вечера, когда ещё не поступила в Хогвартс, и детские детективы, которыми зачитывалась практически до безумия. В них тоже чаще всего расследовали пропажу вещей или мелкие, несерьёзные, но такие интересно описанные преступления по типу яйца в микроволновке или банановой кожуры на скользком кухонном кафеле. — Понятно. На самом деле — не очень. На самом деле хочется понять, что нужно делать, чтобы не чувствовать повисшей плотной тучей неловкости. Быть уверенной и точно определиться — охота и дальше пугать Малфоя магловским миром или остаться одной, полностью погрузившись в детскую прихоть, которая навряд ли даст какой-нибудь результат: здесь каждый день проходят множество людей, и найти владелицу (или владельца) кулона — шанс маленький. — Убедился? Осмотрелся? — Вполне. Эника смотрит на него, ожидая действий. Почему-то кажется, что если он сейчас уйдёт, то обязательно вернётся и, унижаясь, попросит проводить его до ближайшего центра помощи магам или что-то типа того: как человек, который знает эти улицы и специально на них свернул, чтобы, к примеру, сократить путь, Малфой не выглядит. Слизеринец поводит плечами, как поводят ими те, кто хочет сбросить напряжение, скопившееся в них. Эника замечает, что ей хочется засмеятся над неловкостью ситуации. — Что ты можешь сказать об этом кулоне, Малфой? — Ты важила из ума, Рогас? С чего ты решила, что я буду с тобой искать владельца кулона? — Про искать я не говорила. Эника легко улыбается, потому что Малфой показательно отводит взгляд, хоть и продолжает топтаться на месте. — Что, продать решила? Настолько плохо с деньгами? — Так что ты о нём скажешь? — Не буду я рассматривать это магловское… Эника закатывает глаза, берет украшение за золотую цепочку и идёт к главной улице, куда, скорее всего, и пошел владелец. — Что, всегда убегаешь от проблем, а, Рогас? Как тогда, когда засела где-то в Хогсмите… Когда-то с подружками во дворе, ещё до поступления в Хогвартс, подражая старшеклассницам, Эника с важностью обсуждала вопрос выплеска эмоций. О том, что не понимает, почему бы не улыбнуться в ответ на улыбку или ударить по носу в ответ на оскорбление. Они тогда пришли к выводу, что взрослые в корне не правы, и Эника поспешила донести истину до матери — только потому, что первой её увидела по возвращении домой. Мама выслушала, кивнула, но добавила, что бить все же не стоит, особенно в ответ на простые, пусть и обидные, слова. С тех пор Эника часто задумывалась об этом, наблюдала, видела, делала выводы. Конкретно сейчас она решила не бить и реагировать максимально неконфликтно. В конце концов, больше внушает тот, кто не дёргается от угроз, чем тот, кто эти угрозы распространяет, разве нет? — Не хочу здесь остаться до темноты. Вечером здесь, знаешь ли, бывает опасно. — Опасно?! — Ну как опасно… Как в запретном лесу. Тянет обернуться, но Эника и так знает, что бледный Малфой бледнеет ещё больше, почти зеленеет, если судить по тому, как ускаряются его шаги. — Куда ты идёшь? К главным улицам? — Тебе есть до этого дело, Малфой? Тебе? — Не то, какое ты себе возомнила! Я… не знаю этой местности, только и всего. — Как же так вышло, что ты оказался здесь? — Не твоего ума… Малфой прерывается, да Эника его и не слушает. Навстречу им, придерживая светлую шляпку, бежит девушка лет двадцати, в лёгком длинном платье и с встревоженным видом. — Простите, вы случайно не видели здесь медальона? Он выпал из моего кармана, и я… Я… — Этого, мисс? — О Господи, да! Какое счастье! Эника передаёт расцветшей девушке явно фамильное украшение, не сомневаясь в его принадлежности. Не бывает такого, что за один промежуток потерялось сразу несколько таких вещиц в одном проулке. — Должно быть, выпал из кармана. Я решила сократить путь и совершенно забыла переложить его из в сумку. — В следующий раз будьте внимательнее, мисс. — Разумеется… Какое счастье! Как мне отблагодарить вас? — Простого «спасибо» будет вполне достаточно… — О нет, я настаиваю! Пойдёмте хоть до пекарни, я слышала, так пекут восхитительные булочки. Угощу своих спасителей! Эника не находится с ответом, лишь мимолетно удивляется, наблюдая искоса за реакцией Малфоя, который выглядит странно притихшим. Будто смущенным или пришибленным.***
— Иногда добрые дела приносят очень вкусные плоды, ты так не думаешь? Эника кидает на него взгляд, показательно трясёт бумажным пакетиком с несколькими булочками, купленными с собой. Впечатления от общения с Мартой Сивилл осталось самое приятное, не смотря на то, что она приняла их с Малфоем за пару, и портить себе настроение пустыми по сути своей перебранками не хочется. — Нет! Все маглы такие… такие… активные? Малфой крутит запястьем, подбирая нужные слова и не скрывая своего возмущения. Немного растрепанный, со странными пятнами румянца на щеках и мальчишеским огнём в обычно холодном взгляде. — Не все и не всегда. Только если очень сильно благодарны. — Из-за найденной бутафории? — Ну, ты же не знаешь, как дорога человеку эта вещь. Какую ценность она представляет для него. Бутафория-не бутафория, а важная и памятная. Малфой поджимает губы, и продолжает движение уже молча, на шаг позади, но не отставая. — Почему на меня так смотрят? Спрашивает он спустя несколько минут тишины, и Эника удивлённо хлопает глазами, оборачиваясь к нему. — Сказать тебе правду? — Конечно! — Им нравится, как ты выглядишь. Твой костюм… Его можно будет дорого продать… Когда они подкараулят тебя и нападут. — Что?! Эника не отвечает. Смеётся так, что сгибается пополам. — Это твои очередные шутки, Рогас? Насмехаешься надо мной? Ну давай, смейся, пока мы не в школе! Малфой скрещивает руки на груди, смотрит с возмущением и стискивает зубы. — Они смотрят на тебя, потому что ты в дорогом костюме в довольно дешёвом районе. Потому что являешься холёным аристократом, и считаешь их ниже себя по статусу. И потому, что у тебя вот здесь… немного ниже… крем. Эника касается кончиком пальца уголка губ. Ей вновь немного забавно от того, что Малфой — противоречие в теле мальчишки, и весь его напыщенный внешний вид не может затмить тот энтузиазм, с которым он пробовал выпечку и слушал щебетание мисс Сивилл. Она старательно заглушает раздражение, заглушает боль от воспоминаний, уговаривая продержаться всего несколько минут, ведь место вполне подходящее, чтобы он аппарировал или, прислушавшись к ней, свернул за угол, прошёл пару домов и зашёл в кофейню с заколдованным камином.***
Конец июня и весь июль приносят Энике огромный букет положительных эмоций и чудесных моментов. Вместе с родителями она навещает бабушку с дедушкой в пригороде и едет на небольшой уик-энд в другой город, фотографируя там всё, что только можно; с подругами обсуждает почти всё на свете, соскучившаяся за месяцы разлуки, и путешествует по тем районам Лондона, где ещё не была. Готовится маленькими шажочками к шестому году обучения, думая, впрочем о том, чтобы оставить магическую школу и жить вдали от магии. Абсолютно точно не представляя, как будет вести себя с Малфоей, и обсмеет ли он их маленькое «дельце». Внутри все ещё возится обида, хотя Эника и понимает, анализируя произошедшее, что другого от Малфоя, известного как высокомерный богатенький сынок, ожидать нельзя было. И уж тем более того, что он, как в типичном женском романе, который Эника под шумок стащила с книжного шкафчика матери, влюбится в неё «неуклюжую и самую обычную». В конце концов, если в кого Малфой бы и влюбился, так это в Панси Паркенсон или Дафну Гринграсс, подходящих ему и по внешности, и по статусу. Именно поэтому она говорит подругам, когда речь заходит про «симпатичных мальчиков в вашей там закрытой школе», абсолютную правду о том, что все мальчики там заносчивы и похожи на хорьков.***
Пятое августа знаменуется для Эники особой встречей, которую она, наслушавшись гороскопов, ждёт с нетерпением. Пока не видит того, С КЕМ эта встреча происходит. Тогда ей очень хочется развернуться и уйти, но на улице много людей, и Малфой её уже заметил, если судить по его оживленному выражению лица. — Эй, Рогас. Эника не откликается, предпочитая молча смотреть на Малфоя и его продвижение в её сторону. Сложила руки на груди, поджала губы, стоит и ждет, хотя может спокойно уйти, загнав негодование и борящееся с ним любопытство как можно дальше. — Чего тебе? — Какого Мерлина ты оказываешься там же, где я? Следишь за мной? — У меня к тебе тот же вопрос, Малфой. Вроде такой высокомерный, а в таких районах гуляешь. — Не гуляю. — Тогда следишь. — Захлопнись. Я вовсе не слежу за тобой. — Тогда какого Мерлина ты здесь забыл и чего от меня хочешь? Малфой оглядывается по сторонам, кривит тонкие губы и скрещивает руки на груди, выглядя при этом так, будто она заставляет его говорить. — Я… Не важно! — Если не важно, то и смысла обсуждать это я не вижу. Эника пожимает плечами, сытая «встречей» по самое не хочу, с недавнего времени вновь погрузившаяся в психологию. Разворачивается, чтобы уйти, но Малфой окликает её. — Ты… Знаешь эти места. — С чего бы? Если я нахожу здесь, то это не значит, что я знаю их. Малфой выглядит потерянным, и в какой-то мере Энике жаль его. В груди клокочет едкое: » А ему тебя было не жаль тогда?» Но Эника подавляет это, находя показ своей боли и обиды самым худшим из возможных вариантов. Но всё равно уже продумывает, как бы сильнее задеть слизеринца. — Значит, ты не знаешь, как отсюда выйти на магическую улицу? Впрочем, чего и следовало ожидать. — Ага. Бывает же такое. Как и то, что типы вроде тебя не знают чего-то. Сенсация какая! Эника разводит раскрытые ладони в стороны и строит гримасу, поворачивает носок туфли, чтобы сделать шаг подальше. — Ты всегда была такая язвительная? Спрашивает Малфой, расправив плечи, но его бледные щеки покрываются хлестким румянцем. — Нет. Стала в этом году. Эника машет ему на прощание рукой и уходит в сторону переулка, уверенная, что Малфой последует за ней. Действительно, торопливые шаги слышатся уже через несколько секунд. — Ты до сих пор обижена на нашу шутку, Рогас? На нашу маленькую шутку? Спрашивает слизеринец, и Эника разворачивается. Главная улица остаётся позади, как и толпы снующих туда-сюда людей. — Маленькую шутку? Спрашивает она, понимая, правда понимая, что на самом деле Малфой не столько высокомерен, сколько трусливый и славоохотлив. Задень его за живое и он рассыпется множеством осколков, обнажив хрупкое и ранимое существо. Для кого-то — прекрасное, для кого-то — уже — уродливее некуда. Малфой замирает напротив неё. С ухмылкой на один уголок губ, но заметно напрягшийся. — Что для тебя маленькая шутка, Малфой, то для кого-то трагедия. Запомни и держи в уме, прежде чем так шутить. Энике хочется испугать его, помучить, но она… Не находит способа. Здесь, сейчас, смотря на него в ответ и не видя ничего, что воображала себе ещё год назад. — Ты могла бы догадаться, Рогас, что такие, как я… Эника хватает его за руки, тянет на себя и к ближайшей стене, осознавая только в последний момент, что, если бы Малфой ожидал этого, она бы не сдвинула его с места. — Не приглашают таких, как я, на свидание? Но ты пригласил, Малфой. Не важно, как оно прошло, но ты пригласил. Ты обратил на меня внимание, хотя «такие, как я, и его недостойны». Забавно, правда? Эника приближает свое лицо к его, удивлённому, шокированному. Смотрит, жадно вбирая эмоции и думает… думает… Сколько часов Малфой будет плеваться и тереть губы, если она поцелует его? Тянет проверить, ведь эти самые губы приоткрываются — наверняка для остроты или растерянного вопроса… Энике интересно.***
Целовать Малфоя приятно. У него мягкие, влажные губы и восхитительные эмоции, когда он осознает поцелуй. Энике достаточно лишь взглянуть, чтобы запомнить это на долгие годы, после чего она закрывает глаза. Она целует не Малфоя. Кого-угодно, но не его. Напористо, не до конца осознавая собственные желания и эмоции, безо… Малфой вырывается из её хватки. Эника мимолетно думает, что он сейчас с силой оттолкнет её и превратит в какую-то мошку, но он… Отвечает на поцелуй. Сначала неловко, но потом так страстно, так жадно, что Эника забывает дышать, забывает обо всем на свете. Они меняются местами и грубость, с которой произошло перемещение, отдаётся вспышкой боли в спине, но Энике всё равно. Она тянет собственные захваченные руки к груди, растворяется в поцелуе, не открывая глаз. Кто-бы-это-ни-был отпускает её правое запястье и скользит рукой по спине к талии. Отстраняется первый, ощутив нехватку воздуха. — Хаха, что так хотелось поцеловать меня, а?.. Хрипло усмехается Малфой, и Эника ухмыляется в ответ, потому что взгляд слизеринца — на её губах, и он тёмный, он жадный и походит на взгляды наркоманов. Эника прижимается к стене и эксперимента ради спускает с плеча лямку сарафана. Стремительное внимание лстит, и Эника поводит плечом, как видела в фильмах. Малфой возобновляет целуй первым. Обнимает за талию двумя руками, прижимает к себе сильно и обжигающе-горячо, по-настоящему, по-взрослому. Энике впервые за последние два года углубления в подобную тематику, хочется попробовать. — Сдаётся мне, это должно остаться в этой подворотне. Смеётся вместо смущения Эника, упираясь ладонями в грудь слизеринца. У него непонимающий взгляд, опухшие от поцелуев красные губы и лихорадочный румянец на щеках. — Будет весьма неловко, если Панси узнает, с какой жадностью ты целовал Рогас. Мерлин! — Какого черта это вообще было, Рогас? Она открывает рот для ответа, но Малфой вновь цепляет её нижнюю губу своими. Быстро, эмоционально и чувственно. — Эксперимент. Удачный. — Эксперимент? — Цель которого выяснить, почему именно я стала целью для «вашей маленькой шутки». Эника шумно выдыхает через нос, взволнованно облизывает губы, не желая признаваться, насколько ей понравилось вот так вот жадно целоваться в подворотне. И как бы она, наверное, умерла, если бы они были старше и знали, что бы последовало потом. Осознавали и были готовы. Ей хочется спросить, почему и как давно, но одно взгляда на Малфоя хватает для того, чтобы понять, что он вот-вот поцелует её снова. — Это… было довольно просто. Только слепой не видел, как ты сохла — и сохнешь — по мне. — Как и множество других девчонок. Эника поправляет очки, кладёт руки поверх чужих, невыносимо горячих, мягко пытаясь отцепить их от себя. Малфой отпускает её и отходит на шаг, поправляя волосы пижонским движением. Обжигающе-горячая магия момента рушится, и Эника отчасти рада этому. Поправляет лямку платья и собственные волосы — как всегда множество тугих пружинок цвета тёмного шоколада. Достаёт зеркало, оценивая масштабы трагедии. Так сосредоточенно, так по-взрослому Как в фильмах. — На что это ты намекаешь, а, Рогас? Говорит Малфой высокомерно, но получается не очень. Он все ещё не восстановил дыхание, все ещё не пришёл в себя. — На то, что тебе нравится либо целоваться, либо целовать меня. Эника закрывает карманное зеркало с громким хлопком. По-взрослому. Как в фильмах. — Не говори глупостей. Целовать?.. Малфой не заканчивает фразу, а Эника смеётся. Пожалуй, излишне громко в тишине подворотни. — Расслабься, Малфой. Никто ничего не узнает, потому что я больше не вернусь в Хогвартс. Признается она и разворачивается спиной, не видя реакции на свои слова, находя это опрометчивым, но серьёзным и правильным. Своеобразный финал их маленькой истории, в которой он, высокомерный и холодный, ищет её внимания, а она — кроткая и остроумная — страдает от этих попыток. Прямо как в женских романах! Ужас какой.