***
...скрывая одышку, уже неглубоко, но довольно крепко в зелёнке леса, я опустил бережно, девочку в белоснежном платье. Славя хлопала глазками и смотрела на село в тускло-янтарных сумерках заката. Шум и гам прокатился знатный. Я же улёгся в траву, перевести дыхание повальяжнее, повзрослее, посолиднее! Расстегнул шинель, а под ней писк моды, грудь сама становится колесом, выпячивая тельняшку. "Достаю из широких штанин" нечто по-ошибке называемое скорее, "самокруткой": засохший стебель крапивы. Около-квадратный, длинною в десяток сантиметров, он считался лучшим лекарством от кашля. Чирк спичкой и вот я уже курю, а на меня вполоборота из-за плечика, блестя и того ярче, любопытными восторженными и одновременно спокойно-бойкими голубыми глазками, смотрит девочка. В моём солнечном сплетении извержение гордого спокойствия. Могучая сила и уверенность непробиваемой бронёй укрепляют мою душу. Потом, в школе я понял, что это тестостерон. Такую красавицу! Захотел и выкрал! Ушёл от погони! На уговоры не поддался! До сих пор на свободе! Я совсем снял шинель, усаживая рядом с собой, как на пикнике, Славю. Лёг, кабы невзначай, поправляя золотистую бляху армейского ремня со звёздочкой, красуясь тельняшкой. -Будешь? - спросил я, выдыхая затяжку Славя улыбнулась и отрицательно помотала головой опустив веки, а затем поглядев на меня, сказала сначала: -Папа тоже курит - потом добавила, уже медленно отрицательно мотая головой: -А мама не курит. Мама с папой вот так лежат - я поддался ручкам Славяны и мы вскоре улеглись рядышком на моей шинели. Девочка щёчкой легла на моё плечо, крепко обняла руку и переплелась своими нежными крохотными пальчиками с моими. Тут же Славяна всю напыщенность мою, как воздушный шарик иголкой, лопнула таким же острым вопросом: -А что мы будем делать? Я помолчал и затем ответил: -Ну. Жить. -А ты на мне женишься? -Женюсь. Сейчас? Славя захихикала: -Пока нельзя. Когда вырастем. -Ну и что! А жить вдвоём уже как взрослые можно! Ничего не знаю! Славя улыбнулась: -Хорошо. ...короче, нашли нас вдвоём в мною собранном шалашике. Мы лежали и смотрели в листьевый потолок. Оба краснющие до невозможности. Трещал костёр. Славя спросила: -А у нас дети будут? -У всех взрослых дети! И у нас будут! Тут - голоса, кричащие уже полчаса наши имена, собаки лают, но я воспрещал строго-настрого как-то прятаться, ровно как и выходить. В конце-то концов, мы сами вдвоём решили, что будем теперь жить тут, в шалаше. Я соберу завтра с утра лук и пойду на охоту. -Ой, они совсем близкооо! - сказала Славя нависнув надо мной, а затем ойкнув и испуганно глядя на меня: -У тебя кровь! Я ухмыльнулся: -Ерунда! Царапина! Славяна же обслюнявив пальчик, принялась вытирать чуть щиплющую щёку - я вспомнил: ветка царапнула обожгла когда я прокладывал дорогу, валя всё перед собой палкой, а потом на руки взяв Славяну, нёс её. Но! Тут конечно, нас уже нашли. -ВОООТ! ВОТ ОНИ! Я прочистил горло и, деловой отец семейства (вдруг аист прям щас в капусту сбросит дитё?), притушил уже тонкий жёлтый высушенный стебель чеснока, поднялся, щурясь, подал руку Славяне, которая затем одела на мои руки шинель, говоря: -Я погладила! Пока ладонями, но завтра раздобудем утюг! -Хорошо, спасибо большое. Девочка, чьё платьишко уже было в саже от угольков (мы пытались сделать утюг тут, угли же есть, а как корпус сварганить, пока не придумали), взяла меня за руку, отчего я обомлел, заробел, словно бриз кайфа чуть не сдул остатки сознания, а потом обняла меня со спины, прячась и чуть выглядывая. -Чего вам надобно? Нам уже спать пора! - сказал я. Кто-то могучий, взрослый и сильный, ловкий, быстрый, шёл бешено шурстя травой, как стихия самой природы. Из толпы вышел... ...Славя крикнула радостно: -Паааапаааа! - после чего помахала ему ручкой Усатый, жилистый, со зверино-перепуганными, вмиг ставшими просто невероятно злыми, плохо скрывающими это, глазами, мужик сказал: -Нашлась, солнышко. Пойдём домой, мама переживает... -Я уже дома, папа... -Даааа... Неужели... - сказал мужик злобно сверля меня взглядом, отвернувшись на мгновение от дочери. Затем улыбнувшись, он взял Славю на руки. Та сказала: -Мы тут будем жить! Как вы с мамой! У нас дом есть! Он сам построил! И потом аист и у нас тоже будут дети и потом... -Дааа?! Каааак интереееееееесно... А пойдём по пути расскажешь? В гости... В гости, к нам... А то что уже, дочка замуж выходит, надо маме сказать наверно, м? Славя опустила головушку, переплелась пальчиками рук и ответив тягостно: -Наааадо... -Вот и хорошо, пойдём... А потом обратно вас доведём, ляжете... Как у вас уютно в шалаше! -Он сам строил и веткой поранился и я ему ранку промыла и шинель гладила, правда пока только руками... - видно было как Славя старательно следя за взглядом отца, ему рассказывает про нас, ручки держа на шее. ...но сутя по бешеным глазам на таком спокойном лице, отец невесты в самую последнюю очередь сейчас слушал про мои планы завтра сделать лук и добыть пропитание для семьи. Славя смотрела, старалась найти меня среди толпы, беспокоясь так испуганно прекрасными голубыми глазками, но отец её уверил: -А он с нами сейчас к нам в гости пойдёт, не беспокойся за него... -Да? -Ну конееечно... Обязательно... Маме сейчас только твоего жениха в одиннадцать вечера посмотреть хочется. Но ряды сомкнулись и я понял, что мне пиздец. Взрослые все козлы и придурки! Наебательство сплошное!***
...это потом, в городе оказалось, что это нормально не ложиться до 11 вечера (в деревне это уже ночь), а отдельные кадры откровенно дикость делали: какие-то танцы до утра проводили. Но сейчас я был зажат в угол. Мои уши горели, солдатский ремень ожогами пылал на заду, который я стыдливо прикрывал, вырвавшись из хватки кусанием и топотом со всей силы по ноге. Позорные горячие слёзы размывали мой взор, а нос хлюпал. Срам! Особенно для меня, не только супер-солдата, но и отца семейства в конце-концов! Подтянув штаны, я ревел: -Козлы вы блять ебанные... Обещали... Обещали... Отпустите... Славяны папа вообще обещал отпустить... И в гости позвать... Старики выпучив глаза уже замахивались кто во что горазд, но я более не играл в добродушие. К счастью, родители были в городе и поэтому тапок я вырвал из рук бабушки, ремень из рук деда и бить меня было нечем. Когда обида и горе захлестнули совсем, ненависть вышла из берегов, я уже сам замахнулся ничего не видя размытым слезами взглядом, как тупая боль обожгла меня крайне сильно - дедова сестра приложила меня палкой по башке, а затем с грозным громким криком замахнулась повторно. Я ничего уже больше не ждал и не хотел от этой жизни. По утру было решено убежать насовсем. Набрать бы только конфет... ...кхм-кхм! Собственно на утро, обида обидой, унизительные извинения перед соседями, которые удивительно добродушно и почтенно к бабушке и дедушке с его сестрой относятся. Улыбки, добро, только мы посыпаем голову пеплом. Я дулся и скороговоркой повторял: -ПроститеМеняПожалуйстаЯбольшеНеБуду... - сам же украдкой смотрел на окна, где среди братиков и сестрёнок, показывалось личико моей Славяны. Уж не знаю что ей наговорили и чего она слышала, но голубые глаза смотрели мне в самую душу, как на самого настоящего героя. Я был рад: всё налаживалось и теперь на моей щеке модная царапина. Не шрам конечно, но тоже сойдёт. А дома всё завертелось своим чередом. Тут не город, обиженно капризничать. Всем плевать что ощущаешь и чувствуешь. Единственный ребёнок в семье. Тут шестеро братьев и сестёр запросто загнулись, а уж ты такой же кусок мяса, проживёшь-помрёшь без разницы, поэтому на все проявления обидки здесь не реагировали. Утренний побег был сорван надзором и поэтому надо было скорее связываться со Славяной и уже думать как, да когда бежать к шалашику, пока наш дом не забрали себе. Я был уверен, что этот гондон, папаша невесты, стопудово позавидовал моему шалашу. Сидит там, пидор, и думает как меня обхитрил небось...***
...тем временем, реальный летний северный день подходил к концу. Мы обустроили лагерь и провозились в вопросах быта до самой ночи. Только вот в треске костра и свежайшем воздухе на достаточном от огня расстоянии, мы обсуждали вовсе не звёздное небо. Сон отсутствовал в помине от слова совсем...