Долгожданная неожиданность

...я разрывался и уже сходил с ума, не зная: ...восторгаться и утопать мне в блаженстве глядя на океаны густо поросшей растительности сменяемой горами, отвесными скалами в тумане облаков, с великолепной красоты, каплями озёр, которые если попадёт хоть лучик рассвета, так замечательно сияют... ...ругать собственное периферийное зрение и ревность, прижимая девушку чуть крепче и всякий раз поворачивая голову не встречать и малейшего заинтересованного взора потенциальных претендентов с которыми летим одним бортом... ...закрывать глаза и проглатывать чёрное пятно неизвестности нескольких лет неожиданной разлуки, подыгрывать прекрасной, для которой словно ничего не было, мы будто всё это время были вместе... ...начинать раскапывать по совести, честно, на зубок, открыто: что у неё, кто у неё, с кем и сколько; чё щас она липнет... ...или пускай себе пока радостно любуется в иллюминатор, переглядываясь со мною так, будто ещё чуть-чуть и поцелуемся, как тогда, в кустах на восемнадцатилетие, пока нас обыскалась вся деревня... Кустах, как потом оказалось, крапивы... Последний вариант вытеснял собою всё. И вот, я нырнул, носом роясь в светлых волосах, обнимая силуэт по которому так давно соскучился и который так изменился в лучшую сторону, пока меня не было рядом...

***

Целая жизнь в этом имени: "Славя. Вообще-то полное имя Славяна, но все Славей зовут и ты зови!"

...дедушка пушистыми бровями не поведя, спокойно и уже привычно - баловал. Пока все отправлялись в огород, я был предоставлен самому себе. Родители, там в городе наверняка бы заругали и поставили в угол. Но тут! Мне, в конце-то концов уже 7 годиков, восьмой пошёл и я совершенно уверен, что копаться в земле и что-то там на карачках от неё собирать - не пацанское! Бабье, жалкое, постыдное дело! Но что мне остаётся делать? В самом деле, по-порядку, с самого пробуждения: В пять утра я уже встал и в нашей избе, где самый пик температуры в почти степной жаре, внутри неизменно сыро и +17, лучше всего было бодриться вскочив с перины в труханах, да майке босиком на ледяную покрытую гладким лаком или чем-то вроде, половицу. Отжимания скучные и легко даются, а я ещё не представляю как спустя года пожалею о забивании в детстве на эту лёгкость. В те года, не знал и не понимал, что такое кофе. Вот это морозное пробуждение и зарядка - полное заряжание энергией. Это в городе бы отшлёпали, отругали зная температуру. Тут старшее, войну помнящее поколение: я здесь-то просто на курорте, а уж в городе так сыр в масле катаюсь. Потому никто не спрашивает умею али нет, токмо задание и 2-3 напутственные фразы на участок труда, а потом уходят свою часть работы делать. Свобода! Никто ничему не учит, над душою не стоит, не держит! И вот уже я смотрю за окошком, как стены тумана от росы поднимаются в таких ярко-насыщенных золотых лучах солнышка. Слушаю, как поёт кукушка и тихо доносится из сеней звенящая о миску, струя козьего молочка. В первые дни приезда меня напоили "верным" средством и деликатесом, которого парадоксально навалом: тёплое свежайшее молочко (это потом, выращенный в городе, я узнал какие бешенные цены у козьего молока, коего у нас целый холодильник был)+мёд, а возможно и немного сливочного масла. Меня с непривычки чуть не стошнило, но потом этот вкус крепко осел в памяти положительно. На кухне, где до дойки тихо скрежетал нож по свекле и редьке, а проснувшиеся несколько кошек с котятами хлебали оставшийся в миске, суп, лапками вытаскивая картошку и чавкая ею, сейчас потели окна: готовился завтрак. Я с усилием открываю толстенную, будто набитую мега-прочной бумагой, крепкую дверь в сени, она скрипит. Закрыв за собой, едва успеваю поймать выбежавшего на запах тёплого молока, котёнка, за что тут же меня ругают, но не как в городе, а по-другому. На равных. Это чувствуется, мол со всеми бывает и я ровно как и любой другой, допустил ошибку. Котёнок быстро оказывается за пазухой шинели, моей самой любимой и запрещённой в черте города дресс-кодом, одежде. Выпуская коготочки, не видя ничего кроме своей цели, тот протяжно пищит и вырывается, на что приглушённо начинает мяукать из кухни, кошка-мать, а я почти уже привыкаю к морозу в сенях. Козочка, отвлекаемая едой: вышеназванными редькой и свеклой во время дойки, подняла пофигистичную морду, чёрными прямоугольниками на тёмно-оранжевом глазу, разглядывая, верхней и нижней челюстью, обнажая ряды твёрдо-тупых зубов, жевала всё более интересуемая происходящим и капризно стукала задней ножкой о могучий деревянный пол. Доярка говорила: -Но-но! После чего меня уже отправили котёнка вернуть матери на кухню. Быстро всё проделав и к счастью, не прищемив хвостика, я на мгновение уже разморился: только паром и ароматными, но пустоватыми щами обдало лицо. Во дворе ещё не кукарекал петух, а куры спали. Лязгала цепь и бравый, весело виляющий хвостом, чёрно-белый, с безгрешными бусинками глазок, пёс Дружок уже бодро ходил вокруг своей будки, глухо гремя вышеупомянутой цепью о доски. Только я уже надел калоши, как услышал знакомый скрип, приглушённый за спиной. Открылась дверь и мне выдали суп с куском хлеба, для пса. Я бережно поставил громоздкую для ребячьих, тогда ещё городских ручонок, миску с тёплым супом. Заскулил и принялся облизываться Дружок. Улыбаясь от уютного радостного счастья, я с энтузиазмом разламывал хлеб, запускал мякиш в суп и весело размешивал оную смесь. Обязательно для крепкости запустив пальцы непосредственно в миску (это была де-факто махонькая овальная кастрюля на литр-полтора наверно), я калошами старался в прямом смысле не упасть в грязь лицом после дождя, что прошёл ночью и размыл всё во дворе. Пёс уже приветливо вставал на задние лапы, вытягивал морду и за супом потянулись одновременно козы. Я поставил миску и отошёл. Сполоснув руки от супа в зеленоватой пахнущей воде, куда ещё по водостоку за ночь прибыло дождевой, я обтёр их об шинель, которая была мне велика и тем прекрасна, а затем приступил к верёвкам. Их этакими "ошейниками" надо было закрепить на шеях коз, младшая из которых была пугливой, белой и подпускала только дедушку. Вообще, животные обитатели деревни первым делом обнюхивали каждого из города. Особенно коза старшая, безбоязненная и любопытная. Вот сейчас она в наглейше-издевательской манере, словно ехидно улыбаясь взглядом, вытянула голову и потихоньку-потихоньку приближалась к псу, который одновременно жадно хлебал суп, выпучив глаза не забывая оглядываться. Когда тихое "цоканье" копыт останавливалось, Дружок начинал рычать. Это была увеселительная программа, безобидная и рядовая совершенно. Пёс пытался какое-то время и рычать и хлебать, но козочка, раздувая ноздри всё шире, приближалась к супу. Дружок поднял голову и уже не кушал, а только растопырив передние лапы, рычал. А козе-то чё, она видит что миска освободилась, морду туда пытается сунуть как... ...лающий резкий клац-клац челюстью воздух и козочка возмущённо растопырив ушки, горцует полукругом только лишь затем, чтобы пойти на новый заход и уже перед этим встать на задние ноги, бодливо выгнув голову, а потом обрушиться в пустоту рядом с псом, который резво натянув цепь прокусает воздух, лая. На этом развлечение заканчивалось и пора было надевать лямки. До сих пор помню, как наматываю на мелкие городские ручонки свои, "поводки". Лямки обеих коз, которые то и дело норовят отведать блестящей на солнце росой, сочной тёмно-зелёной травы. Порою они резво уносятся вперёд и я, мелкий, все силы прикладываю, чтобы их удержать, глядя как мои ручонки сначала как резиновые стягиваются вместе с костяшками, а потом и вовсе в бело-жёлто-малиновую бумагу превращаются. Громоздкий с широким "кайлом" молоток болтается в кармане шинели. Морозная роса щекочет влагой носки: первые дни я ходил в сапогах, а не калошах. Недышащие крепкие армейские штаны сохраняют тепло. Я всеми силами овладеваю лямками коз, не давая им "испортить аппетит" перед пастбищем. Потом наступает другая проблема - они останавливаются и не хотят идти. Чего-чего, а вот поволочь их я не в силах. Пара резких сдёргиваний конечно помогают, но слабо и ненадолго. Козы возмущённо хрипят сдавливаемой на мгновение, шеей, как и всё тело, покрытой гладким мехом. Потом им становится похер. Есть 3 пути: 1) самый пацифистичный - предварительно набрать любимого "естественорастущего" и по совместительству, вредителя, под названием "Американский клён", приманивая вкусняшкой; 2) сделать прутик и хлестать им по заду или боку вставшую козу; 3) Le Profesionell - для той же цели взять кнут, сооружённый из кажется куска резины какой-то шины или уплотнителя, пригвоздённый к палке. По пути видно другую сторону деревни: жили мы на отшибе и если б не колхоз со свинофермой, то дальше шёл бы пустырь, плавно переходящий в степь. Разделял нашу улицу от большинства, овраг. Рубцом тонкой болотноподобной вонючей чёрной грязи (которая на всю оставшуюся жизнь у меня будет ассоциироваться с татуировками) он шёл метров на 300 в протяжённость, если не больше. Сейчас там захватывающая дух, приятная картина разворачивалась: вели стада пастись: коровы которые мычали расходящееся эхо, барашки, кони и всё это поднимало пыль с травы, в облаках тумана испаряющейся росы, покрытое бархатно-мягким золотом рассвета под всё то же пение кукушки. Мы здоровались звонким эхом с товарищами и расходились. Привели коз на пастбище. Лямки, всё это время были привязаны к колышкам, которые крайне больно били по ногам, когда резво бежали козы, а ладони жгло болью в тисках жарко режущей лямки. Теперь же, дедушке даю подержать одну козу, сам же крепко держа колышко, бросаю лямку наземь. Не знаю, спустя года, почему - тосковали и понимали, что это означает, зверушки видимо. Короче надо было вогнать кол в землю за 3-5 секунд меткими крепкими ударами будучи семилетним. По истечении времени, коза уже натягивала лямку до предела, недоумённо удавливаемая, возмущённо косилась на нас и возвращалась. Если колышко не вырывалось и побега не было, то его желательно было вогнать в землю и хорошенько прикинуть место, чтобы например когда вечером их "загонять", не споткнуться о шляпку кола, да улететь лицом например вон в тот муравейник. Похожая схема и со второй козой, после чего можно было идти домой, а сердце кровью обливалось: зверушки бежали за нами, лямки натягивались и каждый день мы успокаивали их испуганное жалобное бление, обещаниями и увещеваниями, что всё будет хорошо... Вообще всё было по желанию, можно было отсидеться как в городе, а в чём-то даже больше: телевизор тут включали исключительно ради погоды, изредка побаловаться, пощекотать нервы - новостями. Смотри - не хочу. Но, тут уж сыграло непонятное: с самого раннего детства моя капризность и истеричность возникали в тот момент, когда мне не давали трудиться. Серьёзно, я поднимал вой когда в городе мне, ещё не научившемуся ходить, не дают пол помыть, посуду помыть, словом дайте только труд. А уж в деревне... ...когда мы возвращались с обрывками прилипшей травы на блестящих, из-за росы, калошах, только тогда во дворе кукарекал петух. Пришла пора отпирать амбар и, взяв зерно идти кормить кур, которые ещё только просыпались. Под стук клювов и кудахтанье, местами растягивающееся до протяжной гармошки, я безо всякой просьбы со стороны, коротал время до завтрака, если грязь успевала подсохнуть и превратиться в островок пустыря из серой пыли, козьих шариков и куриных клякс, вперемешку со следами навоза и соломой, подметая двор. Потихоньку, только и всего - организовывалась кучка мусора, которая затем выбрасывалась. Время до завтрака оставалось. Только зайдя на кухню, стена словно пара и аромата обдавала с ног до головы, а кожа выдыхала скопленный утренний мороз. На совершенно равных со старшим поколением, уже не как городской школоло, я гордо снимал свою рабочую униформу - шинель и, потихоньку избавляясь от лишнего утепления, коротал время изловив какого-нибудь котёнка и, когда гладить, да греть его за пазухой, обычно жилетки, надоедало, наступало идеальное убийство времени: пушистая пищалка пузиком обращалась ко мне и происходила игра: чёрные точки блох, благо с кошек они никогда на людей не перебирались, семенили во всякие складки шерсти и кожи. Задача: как можно больше поймать в тиски ногтей двух больших пальцев и лопнуть. Чем жирнее, тем больше катарсис в конце, но переусердствовать нельзя: у некоторых кишки вылетали с такой силой, что долетали до лба. Дальше - рукомойник и облепленное копотью мыло, после чего завтрак. До сих пор помню это: трапеза была огромной, переполненной молчаливой благодарностью, только с годами понятной, особенной вещью: все за столом были из поколения детей войны. Голод и еда в виде лепёшек из травы, какие-то корешки, кажется исходя из рассказов, почки растений. Дед, дома позволял себе как-то шаркать словно на лыжах. Медленно и тягостно давались ему именно шаги, например когда надо было преодолеть порог. Руки его никогда полностью не разгибались, всегда загорелые и мега-крепкие. Как рассказывала бабушка, ноги он застудил на всю оставшуюся жизнь в детстве, когда по весне был отправлен собирать что-то съедобное со дна речки, съедобное из растительности. Их было в семье 6-8 детей. Старшая сестра с детства инвалид, передвигается палкой, работает только одна нога. И вот, эта самая старшая сестра, заменила родителей дедушке. Выжили они двое, а почти все остальные в младенчестве или очень юном возрасте умерли на их глазах от голода или болезней. Ело это поколение неспешно и очень не любило, что называется, суету. Парой фраз, обрывками о плане работ на день обмолвиться это максимум. Только скрёжет ложек по тарелкам, подзывание и подкармливание кошек, зазывно мяукающих под столом и всё. Словно одна невесомая, невидимая, облаком опустившаяся на стол, война всё ещё была здесь, в жилах и глазах этих святых героев, с которыми мне довелось к счастью, жить и трудиться. Дальше была обычно скукота. Если наступал сенокос, то классно: это я на пару с рубкой дров. Когда заканчивалось оно, то меня обычно бросали на борьбу с вредителями растительного мира. Американский клён в саду и подле забора огорода, был серьёзным паразитом. Я становился самым счастливым мальчуганом на всём белом свете: у меня был полный дровяник инструментов и карт-бланш на их применение супротив клёна. Бери что хочешь и делай что хочешь. Здесь было доброе испытание самого себя. Самое трезвое и ясное, когда-либо испытанное мною в жизни. Босиком по раскалённой свежескошенной траве, чтобы обязательно "столбики" собственноручно скошенные, упирались в пяту. А потом пошёл. Под углом, топориком и только перебирай американский клён, относи. Потом я сделал и это. А что делать дальше-то? Всё скошено, всё порублено, клён утащен. Специально ради козочек стараясь, я получил целое ведро и дальше усевшись на крыльце только топором счищал веточки. Сделано! Что дальше-то делать? Можно было поддеть кору и счищать её, попытаться сварганить лук, но всё это праздное бестолковство, хоть я не знал таких фраз в том возрасте, но ощущал именно это. Ну всё сделал, а батарейки не сели, хлыщут через край. Я уже стал близ сада выискивать американский клён, с топориком за поясом карабкался на забор идущий под уклон оврага, там рубил. Листья порублены, угощение козам готово. Улица и огороды очищены, выкошены, американский клён всё. Пошёл проведал козочек - они иногда переживали и колесили вокруг колышка, а потом не могли дальше отойти, потому что лямка намотана. Также была целая наука на глазок коз "прибить" (то бишь вогнать кол в землю) так, дабы они видели друг-друга и не стрессовали, спокойно кушая, но не могли перепутаться "поводками", а то и ногу перетянуть до остановки кровообращения может и горло, а уж если трактор или какой другой громкий резкий звук, ломанутся от испуга и всё, кирдык, передавятся. И вот, наступил огород. К счастью, я от него получил отгул и вот только в отрыве от труда наступали моменты детства. Палка становилась винтовкой Мосина, а сам я уже был в овраге. Вокруг было тихо и весь досуг превращался в воображалкины тренировки. Как пригнувшись удобнее всего передвигаться в зарослях с наименьшим шумом, как удобнее всего ползти, как выжидать и наблюдать. В азарте я жалел об отсутствии каких-никаких болванчиков, на которых можно было бы отработать ловкий прыжок из зарослей и серию ударов ножом с последующим утаскиванием тела в кусты. В городе меня бы уже сто раз обыскались, а в деревне хоть бы хны! Простор открыт! Попутно я угодил в грязь самого оврага и ещё обеими ногами. Она медленно вбирала в себя мои ноги. Помня, как в городской школе учили не барахтаться, а то хуже будет, я сделал наоборот и выскочил, правда один уже сапог остался и мне стало жалко его. Растормошив трясину, я вытянул сапог обратно и с гордостью надел.

~"Опять в школе наебали! Не проведёте!"~

С гордостью подумал я, уже приравнивая себя к самоучке Чапаеву, который с его слов, "самостоятельно грамоте научился". Вообразимо отточив навыки перемещения по кустам, я затем перешёл к тому же, но уже в черте дома. Как незаметно проникнуть через ворота, крыльцо, огород? Как выявить откуда можно пролезть и как это сделать максимально тихо? Бабушка идёт по веранде, вся в делах, а я ловко укроюсь за мебелью и вуаля! Меня не обнаружила. Тут я посчитал, что всё знаю и умею, потому выйдя из укрытия, случайно тем самым напугал бабушку.

...и вот, во время своих "тренировок" я встретил ту в которую влюбился без задних ног... И конечно же признался ей в этом! Не словами, правда... Ну что, неужели непонятно изъяснился? Я объяснился в ПЫЛАЮЩИХ чувствах и СЕРЬЁЗНЕЙШИХ намерениях закидыванием визжащей Слави репейником, которым она просила не кидаться в волосы... А уж что она не поняла, это её проблемы, потому что я твёрдо знал: девочки все-все-все дурыыыыыыыыыыы! Поэтому надо несмотря на щекотное стеснение всегда быть рядом и дёргать за косы, тогда волнение спадает и дерзость позволяет взглянуть в голубые глазки, которые мне на самом деле неприятно видеть обиженными, но уж не говорить же об этом в самом деле, чё я не пацан чтоль ещё тут розовые сопли распускать!

...а началось всё так: я нашёл объект для наблюдения, на котором можно и незаметность отработать. Сидя на черёмухе, обхватив наиболее обросшую ветвь, я наблюдал как на поле, среди бабочек в белоснежном платьишке, на корточках сидела девочка со светлыми-светлыми косами и скрупулёзно что-то собирала, да рассматривала. Мне почему-то очень понравилось смотреть на неё. Непонятное чувство было внутри. Голубые глаза и вообще такой добрый безобидный нежный взгляд, как будто можно ей распахнув свою душу, отдать сердце, а она его сбережёт и сохранит, оно там будет чище и целее. Но потом когда девочка стала собирать цветы совсем лицом к черёмухе, на которой я лежал, то всё. Контуры лица отпечатались в памяти, я ощущал, как пылает лицо, а в солнечном сплетении щекотно, пьяно. Как-то одновременно очень здорово, радостно, но в то же время страшно, до ужаса, щекотного ужаса, словно подвскочить надо. Мне кажется я одновременно нелепый ужасно, громоздкий и тупой, а голова кружится, бабочки в животе, не понимаю! Ничего не понимаю! Только девочка поднялась и спиной ко мне повернулась, как я выдохнул.

~Ну вот! Другое дело! Когда она не смотрит, когда о ней не думать, не видеть, то и даже увереней чем раньше!~

Почему так, но когда не сулило встретить и быть обнаруженным девочкой, я утопал в фантазиях, где представал сначала просто, невероятно крутым, сильным ловким, смелым и эффективным, таким самым-самым, а потом в воображении обязательно всплывала эта девочка в белом платьишке и просто говорила и восхищалась как я рублю клён, или прячусь в кустах, или рублю дрова... ...все мои мысли были только о ней, этой девочке. Сглотнув слюну, я принял волевое решение всё не-пацанское отринуть решительно! Продавить внутри себя сквозь усилие, презрение и собственное превосходство над этими голубыми добродушными, а значит ПЛЮШЕВЫМИ СЛАБЫМИ БЕСХРЕБЕТНЫМИ глазками, почему-то ассоциирующимися с жалкой, постыдной, бабьей скрюченной бестолковой работой на огороде, где все словно унижаются танцами с бубнами, готовые танцевать ради какого-то комка крахмала замызганного землёю. А вот надо идти незаметно по-военному, подкрасться, всех забороть, встать ногою на грудь этой всей жалкой бесхребетности и подмять под себя не ради славы или эгоизма, а ради слаженной, как хорошо смазанный автомат калашникова, работе в оттачивании из людей героев-победителей! Выследить, найти и обезвредить вредного, как американский клён и обязательно-обязательно достойно-сильного (можно даже чуточку сильнее меня) противника, зверя и содрать шкуру и наесться мясом, которого скромный кусочек на нас четверых каждый завтрак! А тут оно будет не варёное как у нас, а жареное, жирное, вкусное! Настоящий охотничий праведный куш! Только вперёд! Аррр! На коня! Кортик в зубы, шашку наголо, в руку карабин мосинки, за пояс маузер! А ещё тачанку следом... И гранат побольше... ...в общем я провёл наблюдения и в силу нетерпеливости, пожизненной горячности, заместо засады пошёл в густую траву, дабы потом ползком подобраться к этой девочке в белом платьишке, за тем, чтобы отобрать от этого позорного ковыряния в земле и научить как жить-то надо! Побеждать и съедать мясо, а не кланяться пыльной капризной почве! ...я понял что она нечто, когда моё мега-незаметное перемещение было раскрыто за мгновение: девочка повернулась, вздрогнула с мгновение от страха, облегчённо вздохнула и дружелюбно улыбнулась, отчего "влюблённый волк уже не хищник", а потом я промедлил - момент тактической инициативы был упущен. -При... - начала она, как я уже в прыжке чувствовал себя жгуче-стыдно дураком, а потом задался вопросом что же делаю -Ой! - взвизгнула очень звонко она, оказавшись подо мною. Я как-то сам собою свою ладонь положил под затылок девочки и только смотрел в её такие спокойно-смелые, задорные голубые глазки. -При... Привет! - сказала она Я был ошарашен. Ничего не мог сказать. То есть я тут, фактически совершенный супер-солдат, провожу почти блестящий манёвр, а она! Она! -Меня Славяна зовут, но все зовут просто Славей и ты тоже зови! Я сглотнул слюну и только умолял себя не задрожать, глядя в эти голубые глазки, обладательница которых с интересом и любопытством смотрит на меня как ни в чём не бывало. Успевает спросить: -А как тебя зовут? Как вдруг раздаётся дичайший бабский вопль: -АААААААААААААААААААААААААААААААА МРАЗОТА! ИШЬ! ТЫ! НЕТ ТЫ ПОСМОТРИ ДО ЧЕГО ДОШЛИ! А НУ СЛЕЗАЙ С НЕЁ НЕГОДЯЙ! Мы кажется синхронно посмотрели на источник шума - из огорода выбиралась здоровенная красная бабища, приговаривая ругательства, а мне адреналин ударил и только эта бабища в меня попала шишкой, как стало одновременно обидно, стыдно, но всё перекрыла злоба, отчего хотелось тут не прослыть нюней, но выйти из получившейся ситуацией орлом и вообще, будет так, как я скажу! Обозлённый и загнанный в угол, фактически на ниточке от фиаско, я придумал как поставить своё, единственно верное желание во главе угла и заодно контр-атаковать позор, стыд и обиду от попадания шишкой в меня, супер-солдата... Славя успела проронить: -Это моя мама! Мама, привет! -ДОЧКА! ДОЧЕНЬКА, ДОЧУРКА ВЫЛЕЗАЙ, БЕГИ СКОРЕЕ К МАМЕ! -Пока! Приятно было познак... - начала Славя, но меня захлестнул режим берсерка и я сам не понимая ничего, схватил только девочку, взял сначала как невесту и понёсся с нею к горизонту, в лес, отчего бухтела потенциальная тёща и кричала уже: "КАРАААААААААААААААААУЛ! ЛЮДИ ДОБРЫЕ СПАСИТЕ ПОМОГИТЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕ!" ...а Славя взвизгнула и потом стала так легко и звонко, счастливо смеяться, что я сразу понял, как произвести впечатление. С того момента похищал я её регулярно и самыми хитрюжными способами, с активнейшим содействием этой самой, как потом выяснилось, не просто одноклассницы, а ещё и примерной пай-девочки, отличницы и спортсменки!