Соня

Миша проснулся с больной головой. Вчера он остался дома, не хотел идти в школу, чтобы не столкнуться с Соней. В обед он сбегал в город и в местном универсаме купил пару банок пива и чипсы. Мелочь пришлось взять из копилки. С двух «девяток» его сильно накрыло, и он, запершись в комнате, проспал с вечера до утра, пока не прозвенел будильник. Похмелье не отпускало. Всё, что перестало интересовать во время вчерашней попойки, давило снова, но с ещё большей силой. Мама, как всегда заподозрив неладное, уже молотила в закрытую дверь. — Миша, вставай! Пора в школу! У тебя всё нормально? Миша встал и пошёл умываться. Он хлебнул немного водички из-под крана, и стало полегче. На столе его ждали два бутерброда с колбасой и чай. Мать уже готовилась к утренней молитве, никогда не начинала без сына. Мише, порядком это надоело, он не стал ждать «Аминь» и принялся за бутерброд. Мать обычно выходила из дома первая, но сегодня не торопилась. Поэтому Мише пришлось быстро доедать завтрак и собирать портфель. Парень вышел из дома и поплёлся по дороге, обходя лужи и пиная мусор. Он размышлял о жестоком школьном мире. Когда наступает точка невозврата, при которой ты уже не можешь быть в этом классе? Когда он успел стать неудачником класса? Когда Соня успела стать сумасшедшей? С самого ли первого класса? А может быть, после определённого этапа взросления? Что бы было, если бы он на одной из жизненных развилок поступил по-другому? Или всё заранее предопределено? Задумавшись, Миша не заметил лужу и ногой провалился по щиколотку. Мокрый кроссовок привёл его в чувство. Он успел пройти половину пути и остановился у развилки на кладбище. Оттуда послышался неприятный вой. Миша поёжился и пошёл дальше в сторону города. Получить ответы на свои вопросы он не мог, как и не мог поменять свой статус нищего неудачника. Шутки про обноски его уже давно не задевали, ведь прихожане в маминой церкви и правда отдавали старые вещи своих сыновей им. Толстяком его перестали называть только в этом году и то после того, как главный заводила в классе вернулся с каникул чуть ли не в полтора раза больше, чем был. Но что мешало общению? Почему никто не хотел с ним разговаривать? С такими мыслями он дошёл до школьного крыльца. Дежурных уже не было — готовились к ЕГЭ, поэтому Миша прошёл в мокрой обуви прямо в класс. — Эй, красавчик, ты чего такой грустный и одинокий? «Опять издеваются», — вздохнул Миша и не стал поворачиваться. За партой он сидел один. Соня не пришла, и слава Богу. Он не хотел её видеть. — А ты где вчера был? Твоя подружка тебя заждалась, — Лера подошла ближе и положила руку ему на плечо. — Она мне не подружка… — буркнул Миша и обернулся посмотреть, не уставились ли на них весь класс. К счастью, все были слишком сонные. Кто-то дремал на стуле в ожидании учителя, другие сидели в телефоне. — Мне кажется, она тебя чем-то обидела? Миша расхрабрился и посмотрел Лере в лицо. Она нравилась ему с самого первого класса, но он никогда с ней не разговаривал. С ней и с Сашей. Настоящие красавицы школы. Ох, уж он с ними наразвлекался дождливыми вечерами с рукой в трусах. С теми, кто нравится, всегда страшно разговаривать. Но сегодня не так. Злость на Соню просыпалась в нём. Любой вопрос о ней поднимал в воспоминании те сообщения, что он получил тем вечером. Сейчас ему хотелось лишь отомстить. Как сказала бы его матушка: «Не мстите за себя, но дайте место гневу Божию. Ибо написано: “Мне отмщение, Я воздам”, говорит Господь». Она это часто повторяла, когда Миша злой, весь в грязи, с фингалом под глазом приходил домой после школы. В начальной школе злые дети частенько пинали его и называли деревенщиной, не смотря на то, что сами ушли не далеко. Но Бог не воздавал, поэтому Миша стал отвечать сам и вскоре от него отстали. Тут же всё было серьёзнее. Сонины слова задели его до глубины души. Он еще не знал, что скажет ей, но он понимал, на что давить. — Эй, ты меня слышишь? — Лера трясла его за плечо. Миша задумался и пропустил её вопрос. — Ну чего тебе? — Он думал, что начнётся новая партия издевок, или она с кем-то поспорила, что сама заговорит с ним. Ему это было неинтересно. Он хотел побыть один. — Миша, город маленький. Все видели, как ты гуляешь с ней, поэтому поговори со мной, — сказала Лера полушепотом, так, чтобы слышал только он. Миша поднял глаза и слегка кивнул, давая знать, что он слушает. — Я не знаю, чем именно она тебя обидела, ты можешь мне и не говорить, но я тоже от неё пострадала. Миша удивленно поднял брови. — Да, я сама не ожидала. Мы же раньше были подругами, я хотела её поддержать. Мы встретились потусить, а она напилась и разбила мой телефон, представляешь? — Лера достала из сумочки пятый айфон и показала разбитый в верхнем углу экран. — Конечно, я не стала никому говорить, всё-таки мы раньше были подругами, но раз она не только со мной такая агрессивная… Я не знаю… — Она помолчала, но, не дождавшись Мишиной реакции, продолжила: — Я переживаю за неё. Конечно, я знаю, о её проблемах в семье, знаю, что она немного странная сама по себе, но я, — Лера понизила голос, — переживаю, что она села на вещества. Мне знакомые скинули фотографии с одной вписки. А насколько мне известно, у этих ребят плохая репутация. Они сидят на наркотиках. — Покажи! — Миша занервничал. В голове появились теории того, что она была под чем-то, когда писала, что это не она настоящая. Лера тыкала длинными розовыми ноготками по экрану в поисках нужных фотографий. Получалось дольше — сенсор очень плохо работал. — Вот, посмотри, я пролистаю несколько. На первой — небольшая компания, включая Соню, сидела на диване и пила. На второй — на фотографии Сони не было, но на том столе, что был перед ней, лежали таблетки в пакетике. Лера пролистала дальше. Миша не успел разобрать, но, кажется, увидел, что Соня где-то лежит. — Ой, дальше наверное, тебе уже не стоит смотреть, — сказала Лера у выключила телефон. — Что там было? Покажи! Лера посмотрела на Сашу и сказала: — Наверное, ему всё-таки нужно знать, да? Саша неуверенно кивнула. — Я не могу сказать точно, не хочу, чтоб тебе было больно, но, кажется, она там с кем-то спала. — Спала? — непонимающе спросил Миша. — Ну, потрахалась… Миша выдохнул и облокотился на спинку стула. — Покажи. — Там не совсем то, что ты думаешь, но… — Покажи! — Ладно, — ответила Лера и включила телефон. На фото лежала Соня, а позади неё, засунув руку под её толстовку, лежал высокий брюнет. Кажется, они спали. Слова кончились, осталась лишь ярость. Весь оставшийся учебный день прошёл в стрессе. Его раздражало всё, любой шум, любое слово в его сторону. Но Миша держал всё в себе. Он не хотел верить, что это настоящая фотография. Выйдя из школы, он пошёл к Катиному дому. Они немного общались в детстве, и Миша до сих пор помнил адрес и номер квартиры. Мимо рынка к главному шоссе, через мост и направо вдоль заброшенного коровника. Он хотел узнать всё из первых уст. Миша знал, что фотография была сделана у Кати на вписке. Подойдя к парадной, он увидел сидящую на скамейке Катю. Она поджала колени к подбородку и курила. Выглядела она несчастной. — Привет, — поздоровался Миша. Катя молчала. — Классно сходили в тот раз, ну, к заброшенному дому. — Ты чего пришёл? — Я-я-я… — Миша растерялся, заготовленная речь, которую он придумал, пока шёл сюда, вылетела из головы. — Ты из-за Сони? — спросила Катя. — Угу. — Ты уже знаешь, да? Миша неуверенно покачал головой, он не знал, что именно имеет ввиду Катя. — Она пыталась выпилиться, вчера. Наглоталась таблеток, порезала вены, — Катя крепко затянулась и на выдохе продолжила, — мне её мать так сказала. Я звонила им вчера. Миша не знал, что ответить. Он пришёл за другими вопросами. — Ты не знаешь из-за чего? — Да больная она, вот из-за чего. Мне сказали, из-за какой-то фотографии. Мне её мать так сказала, она повторяла: «Вырезать, вырезать фотографию», — Катя снова затянулась и крепче прижала колени. Миша кивнул. — Думаю, я знаю, что за фотография. — Правда? — удивилась Катя. — Значит, ты из-за неё пришёл? — Да, я хотел узнать, что произошло на самом деле. Катя кивнула. Пойдём, в дом, а там расскажу, что помню, — она сочувствующе посмотрела на Мишу, — я знаю, что она тебе нравится, честно говоря, по тебе сразу было видно, — сказала Катя и пошла в парадную. Миша, не торопясь, поднимался по ступенькам на третий этаж. Первый пролёт пришлось идти чуть ли не на ощупь — не хватало света. На лестничной площадке третьего этажа было всего две квартиры. Он был здесь лет семь назад, но только по номеру догадался, где живёт Катя. — Я помню, ты приходил на моё десятилетие, — сказала Катя, — тогда было много ребят, мы дружили почти всем классом. Что с нами стало потом? Миша промолчал. — Проходи на кухню, — Катя махнула рукой в сторону коридора. В такого типа бараках предполагалась маленькая шестиметровая кухня, но родители Кати в свое время подсуетились и расширили её с за счёт смежной комнаты. Получилась этакая евротрёшка. Посередине кухни стоял небольшой диванчик, а перед ним кофейный столик в разводах и пятнах. — Мы праздновали… Просто так, я сказала всем, что сегодня мои именины, но нет, просто хотелось побухать, — начала Катя, — всё началось довольно весело. Мы пили, слушали музыку, пели и ждали мальчиков. Нас было трое: я, Соня и Юлька. Потом мы решили погадать. Расклад не удался — неудачи, горе, смерть, у Сони ничего другого никогда не выпадает, сколько бы она ни гадала. Потом пришли мальчики. Миша сглотнул. — Они принесли ещё водки и сок, мы делали коктейли, всё продолжалось в обычном режиме. Один парень, Паша, достал откуда-то таблетки. Мы с Юлей, конечно, не отказались, праздник всё-таки, мы не думали, что она захочет, но Соня тоже попросила. Я, конечно, не одобряла такое, но она уже взрослая девочка и своенравная. В общем, она тоже решила попробовать. Нас потихоньку начало накрывать, но неожиданно прервал дикий крик. Соня лежала на полу и билась в припадке. Мы, конечно, к ней подскочили, весь эффект от таблеток как рукой сняло. И вот она лежит на полу, дергается, а что с ней делать, мы не знаем. — Ей нельзя такое, она же на препаратах… — Мы не знали, что ей можно, а что нет. Она же мало чего говорит… Но после началось что-то странное. Припадок закончился, она так пролежала секунд тридцать, я успела подумать, что Соня умерла, но тут она открывает глаза и садится. Щёлкнул электрический чайник. Оба вздрогнули. Катя, сгорбившись, пошла к столу наполнить чашки. Миша заметил, что девушка давно не мыла волосы. Крашеные пряди превратились в колтуны. Выглядела она нездорóво. — У неё был мёртвый взгляд. Мне показалось, что её глаза остекленели, как у трупа. Она медленно поворачивала голову в сторону каждого, кто был, и шептала непонятные слова. Мы все очень испугались, было такое ощущение, словно мы в фильме ужасов. Нет, конечно, ничего такого, что показывают в кино. Она не извивалась, её кости не выворачивались наизнанку. Но ужас всё равно сковал по рукам и ногам. Эта тишина, словно всё в мире выключило звук, и её шёпот, непохожие ни на что слова. Она лежала тут, — Катя кивнула на ковёр, который лежал у журнального столика. Миша поёжился и посмотрел на то место, где лежала Соня. — Куклы… Она называла нас куклами. Я ничего не понимаю. — Но ты же после этого пошла с нами на озеро. — Да, потому что это всё вылетело из головы. Мы были пьяны и под веществами. Я вспомнила об этом, когда мы оказались в старом доме ведьмы. С тех пор я не могу уснуть, мне снятся кошмары, прямо как в той легенде, которые ты рассказал нам на озере. Я боюсь спать… — Это детская страшилка, не зацикливайся на этом, — Миша взял чашку и отхлебнул глоток. Чай оказался слишком крепким и горячим и отдавал неприятным запахом, а на поверхности плавала засохшая грязь. Ему не хотелось долго здесь задерживаться, поэтому он перешёл к тому, что его интересовало больше всего. — А фотография? Катя закивала. — Да, после этого она отрубилась и захрапела. Это было так смешно, словно мгновение назад ничего не происходило. Мы смеялись несколько минут. Потом один из парней отнёс её в мою комнату и положил на кровать. Мы продолжили пить и веселиться, я не знаю, не видела, что к ней кто-то заходил. — Значит ты точно не знаешь…? — Мишу расстроили её слова, он не смог про это ничего узнать. — Если кто и знает, так это Юля, но она та ещё сука. Даже мне не говорит, хотя фотку показывала. Соня мне тоже ничего не сказала, уж поверь, если бы ей попользовались, она бы точно про это знала. Но ты должен понимать, не маленький уже, секс по-пьяни — это обычное дело. Миша отставил чашку и собирался уходить. — Постой, — попросила Катя, — как ты думаешь, почему она это сделала, зачем она порезала вены? — Потому что она ненормальная? — выпалил Миша и вышел из комнаты одеваться, на секунду остановился и только спросил. — Она жива? Катя молча кивнула. Миша не хотел больше об этом говорить. Новая информация ничего ему не дала, одни лишь сомнения. Миша вышел на дорогу и медленно побрёл в сторону рынка, пиная попутные камни. Хотелось с кем-нибудь поделиться своей печалью, своими переживаниями, но у него никого не было. Мать даже слушать не будет, у пацанов-то и баб никогда не было, что они скажут? Из-за поворота выехал КАМАЗ и помчался вдаль от Сокиловки. Миша задумался. Дядя Коля. Вот к кому он мог бы обратиться. Парень глянул на часы. Пятнадцать минут шестого, скоро закончит. Через десять минут он уже наблюдал, как дядя Коля лежит под КАМАЗом и матерится удивительными словами. — Дядь Коль! — Мише пришлось напрячь голос, чтобы перекричать радио. Тот от неожиданности дёрнулся и чуть не ударился головой об торчащий из-под днища лом. Снова выругался. — Ты чего не в школе, бездельник? — дядя Коля вылез из-под грузовика, покачал головой и махнул рукой в её сторону. — Завтра сделаю, редуктор полетел. Ну так чего-пришёл-то, говори. На работу не возьму, сразу говорю, пока в колледж не поступишь. Ты, если хочешь, приходи посматривай, но за оборудование не пущу. — Не, дядь Коль, вопрос серьезный. — Ну, слушаю, — мужичок потянулся и хрустнул несколькими костями, несмотря на седьмой десяток, он был в форме. — Девочка мне нравится одна, — начал Миша смущённо, — только вот, похоже я ей не очень. Вы видели её, мы плавали на остров. — Та блондинка что ли? Так, продолжай. — Я ей написал… письмо во «ВКонтакте». — В чем? — Ну письмо по почте отправил, через интернет. — Угу. — А она в ответ, мягко говоря, послала меня… Сказала, что я маменькин сынок и другое ещё… Я понимаю, у неё есть свои странности, но мы хорошо общались, мне казалось, тот случай нас сблизил. Дядя коля сплюнул на пол, после чего подошёл к умывальнику ополоснуть руки. — Ты не обижайся, Миш, но она тебе совсем не подходит. Судя по тому, что ты мне сказал, сука она та ещё. — Замолчите! — вскипел Миша. Он не хотел слушать оскорбления в её адрес, не за тем пришёл. — Полегче, — поднял руки дядя Коля, — ты же не думаешь, что я буду тебе тут сопли подтирать? Ты почти взрослый мужик, должен знать правду. Сам подумай, головой своей, если она сейчас такое себе позволяет, что будет через год? Ты хочешь стерпеть и вернуться к ней? Ты для этого ко мне пришёл, узнать, как её вернуть? Я скажу тебе, что будет. Она сядет тебе на шею и будет посылать тебя куда подальше. — Мне сказали, она была на вписке… — М-м-м? — На вечеринке. — Угу. — Мне фотку показали, как она с каким-то парнем в обнимку лежит. Я ходил к её подруге, хотел узнать… — Стоп-стоп-стоп, — перебил его дядя Коля и подошёл к тумбочке. Оттуда взял пачку чёрного «Бурана», — ты будешь? — Я не курю. — Это зря. От нервов помогает, — он зажёг спичку об коробок и поднёс к ней сигарету, — значит ты, говоришь, увидел фотографию и пошёл чего-то там узнавать. — Да, у подруги. Дядя Коля поднял руку и показал помолчать. — Если бы я был твоим отцом, я бы дал тебе хорошую оплеуху, чтобы мозги на место встали. А у тебя гордость-то вообще есть? — спросил он. Миша непонимающе пожал плечами. — Тебя баба послала, потом пошла с другим мужиком отжигать, а ты бегаешь как маленький оленёнок с огромными рогами и пытаешься найти способ простить её? — Но вдруг там ничего не было, может они просто лежали… Дядя Коля не выдержал и горько засмеялся, да так, что закашлял. Кое-как отхаркавшись, он выпрямился и с кислым лицом положил руку Мише на плечо. — Я сам был таким, надеялся… Да, влюбился я тогда без памяти, Миш. И она меня любила, поначалу. И ребёночек у нас должен был родиться. Да вот только всё пошло не по плану. Миша вздохнул. До него только что дошло, про кого тот рассказывает. — Девочка при родах померла, а любовь мою забрало болото. Как бы я её не просил, — дядя Коля покачал головой, — бестолку. Если бабе что-то в голову взбрело — всё, пиши пропало. Даже щипцами не вытянешь. А если она тебя ещё и разлюбила, ты, — он постучал пальцем по Мишиной груди, — будешь последним, кого она послушает. Я не стал её останавливать. Видел, как её забрала волна. Дядя Коля замолчал. О чём-то задумался. Мише стало немного не по себе. Дядя Коля словно разбудил старое чувство ненависти. Ведь он прав, он чертовски прав. — Не любит она тебя. Баба никогда, если любит, такого не скажет. Так что не надо, не ищи добра от зла. Если же сама придёт — гони её прочь, пусть знает, что ты человек, что у тебя тоже есть чувства, что ты не животное, которое можно безнаказанно унижать. Миша молча выслушал, кивнул и пошёл на улицу.