Окровавленные руки в чистом мире

Боль была первым, что осознал Какаши. Она медленно распускалась и занималась в нем, как рассвет нового дня. Он слабо осознавал, что все тело его мучительно болело, однако боль была знакомой. Мышцы казались отяжелевшими, безжизненными, будто вчера закончился многодневный спарринг с Гаем, и все же он не мог припомнить какого-то состязания. И вообще-то, в последний раз он видел Гая довольно давно. Энергичный Вечный Соперник Какаши отправился со своей драгоценной юной командой в длительную миссию за пределы Страны Огня. Гая не было, и уже давно, так почему же?...   Не было. Эти слова всколыхнули что-то в глубинах сознания Какаши. Не было чего-то еще, чего-то важного, и это беспокоило его, словно капля, точащая камень. Не было. Но чего?   Возможно, ему следовало задаться вопросом, что осталось. Ответить на это было определенно легче. Например, его товарищи по команде - хотя, Асуму ведь убили, так? А его отряд - нет, Саске сбежал из селения, а Наруто и Сакура ушли к лучшим учителям. Значит, его дом - но как о своем доме он всегда думал только о Сакумо, Рин, Обито и Минато-сенсее, по крайней мере, за пределами Селения Листа.   Подождите, Селение Листа?   Конохи... не было...   Боль вспыхнула в голове, ударила, словно градом кулаков одновременно. Капля, точащая камень памяти, стала водопадом, бушующим, давящим, и казалось, его беспамятство вот-вот разобьется.   Коноха, ее больше нет, боль. Ее больше нет. Боль. Коноха. Боль. Боль. Пейн.   Капля превратилась в безудержный поток, разбивая камень на тысячи осколков. Память снова нахлынула на него. Гай, ушедший на задание. Пейн, напавший на селение и уничтоживший его. Мальчик Акамичи, бегущий к Цунаде. Последняя атака Пейна. Его Камуи. Чакра, которой у него не было, высасывающая его жизненную энергию. Голубое, лазурное небо - и затем костер. Сакумо. Отец.   Все казалось бессмысленным. Он, конечно, умер. Разговор с отцом был еще свеж в его памяти, а о смерти нельзя было просто так забыть.   Напрашивался вопрос: какого черта он был в сознании?   Что ж, был только один способ узнать это.   Какаши прищурился одним глазом и тут же пожалел об этом. Боль в голове запульсировала сильнее, особенно за левым глазом, и он мог только предположить, что причиной тому было злоупотребление Камуи. Сделав глубокий вдох, он заставил себя снова открыть глаз и оценить обстановку.   Он находился в незнакомой комнатёнке, лежал на обычной кровати, в которой не было ничего особенного. Джонин медленно сел. И как только он сел, его неожиданно затопила жгучая боль. Она заставила его замереть и ухватиться за края кровати. Удерживаясь в потоке боли, бьющейся в его голове, он ничего не видел. Очень медленно боль начала утихать. В конце концов, спустя долгие, мучительные минуты, боль в голове и мышцах начала отходить на задний план, превратившись в терпимую пульсацию. Окончательно придя в себя, Какаши сосредоточился на получении новой информации. Комната, в которой он очнулся, была скудно обставлена, в ней было только самое необходимое, в ней был порядок, однако ею явно редко пользовались. Когда он попытался напрячь свою чакру, то не смог почувствовать никаких следов чужой чакры поблизости, и посчитал, что в квартире он один. Может быть, он находился в еще незаселенной части дома? Но какая часть Селения не была разрушена во время нападения Пейна?   Осторожно соскользнув с кровати, Хатаке бесшумно встал на ноги. И только тогда он понял, что, похоже, что-то все же было не так. Все пропорции были нарушены, как будто он уменьшился на фут или около того. Этого просто не могло быть. Какие бы странные события, вернувшие его с того света или, возможно, с порога смерти, не произошли, они не должны были изменить его тело. С любопытством Какаши, наконец, взглянул на свои руки - они были маленькими. Это были руки не мужчины, а ребенка. Его тело выглядело точно так же, и он даже был одет в ту самую одежду, в которой обычно расхаживал, когда ему было около тринадцати.   По позвоночнику пробежал холодок, а по рукам мурашки. Наверняка ему снова снится сон, и через несколько секунд он окажется у могилы Обито в роли мстителя, а через мгновение после этого - в роли убийцы во время гибели Рин. А потом, если боль от смерти Рин окажется недостаточной, чтобы он проснулся, ему посчастливится увидеть во сне еще раз лицо Минато-сенсея, за несколько часов до его смерти, когда Пес АНБУ расхаживал по селению, бесполезный в тот час, когда он был нужен больше всего.   Но когда же он осознал, что видит сон?   Его сны часто были наполнены яростью и ужасом, но он редко принимал в них активное участие. Он просто проживал их, снова и снова, не замечая круговорота разрушений, которые сам же и порождал, пока не просыпался с затихающим именем на устах и столь опасно пылающей чакрой, что к его дому начинали собираться встревоженные АНБУ.   В горле появился ком, пока его сознание отчаянно металось в поисках ответов, но не находило их. Он подумал, не стошнит ли его, хотя не мог вспомнить, когда он в последний раз что-нибудь ел. Из предосторожности Какаши направился в ванную и замер, увидев себя в зеркале. Казалось, мир перевернулся. Его дрожащая рука нерешительно поднялась к лицу, касаясь мягкой, гладкой, без каких-либо шрамов кожи вокруг левого глаза. Два холодных, испуганных глаза одинакового цвета смотрели на него из зеркала. Волосы были стянуты между хитай-атэ так, что их можно было назвать детской челкой. Его тело было таким маленьким.   Наверное, я окончательно сошел с ума, - слабо подумал он. Дзюцу для перемещения во времени не существовало. Он знал это. За время работы в АНБУ он не раз рылся в секретных архивах, и даже запрещенное дзюцу не могло такого сделать. Не говоря уже о том, что у него не было запаса чакры для этого теоретического дзюцу. Если бы он каким-то образом наткнулся на такую мощную технику, то ее использование убило бы его, он был в этом уверен.   Однако он уже погиб от рук Пейна. Возможно ли, что он нарушил пространственно-временной континуум, исказив его, прежде чем умереть сразу после этого? Рин и Обито были последним, о чём он думал перед тем, как отключиться, и, если он осмелился предположить, что каким-то образом оказался в своём прошлом, то это было бы логично - настолько логично, насколько это возможно, - что он оказался в том коротком периоде, когда они были для него чем-то большим, чем воспоминание.   У Какаши было слишком много вопросов и ни одного ответа. Ухватившись за раковину, он сделал глубокий вдох и постарался взял себя в руки, как и подобает шиноби. Это... испытание не сломит его. Будь то кошмар, вызванный комой, или даже сам ад, он будет бороться за возвращение домой, в Коноху. Даже если бы она была сожжена дотла, у него была семья, которой он был нужен. Он был нужен селению. Обито, Рин, Минато-сенсей... Они были мертвы. Он давно смирился с этим. Он должен был вернуться к тем, кто еще был жив. Набравшись решимости, Какаши отвернулся от зеркала и вышел из ванной.   Теперь, когда он начал собирать эту головоломку, квартира показалась ему знакомой. Это была его первая квартира. Он переехал сюда после самоубийства отца, не имея возможности жить в лагере Хатаке, где позор витал в воздухе.   Какаши задался вопросом: если он каким-то образом - теоретически, конечно, - снова оказался в прошлом, то неужели его отец - теоретически - все еще ждет в загробном мире, без возможности двинуться дальше?   Он выбросил эту мысль из головы, решив, что разберется с ней позже. У него были более неотложные дела, например, определение точной даты. Стоя в центре своей маленькой спальни, Какаши прикусил большой палец и скомандовал:   - Кучиёсе но дзюцу! - С пола поднялась струйка дыма, и Хатаке терпеливо ждал, пока она рассеется. Его любимый мопс Паккун стоял со скучающим и невозмутимым видом.   - В чем дело, Босс? - Проворчал пес.   - Паккун, докладывай, - приказал он, стараясь говорить как можно бесстрастнее, несмотря на ужас, пытавшийся вцепиться ему в горло.    - Докладывать? - Мопс с любопытством уставился на него. - Не о чем докладывать.   Какаши, положив руки на колени, присел на корточки, чтобы быть на уровне глаз своего нинкена.   - Расскажи мне о сегодняшнем дне, - предложил он. - Как там на улице?   Мгновение казалось, что Паккун не собирается отвечать, лишь недоуменно глядя на него. Какаши уже начал подумывать о том, что мопс становится слишком похож на него, когда Паккун хмыкнул и сдался:    - Можешь выйти и проверить сам, - пробормотал он, - тепло, наверное. Сейчас же весна. Разве ты не должен быть на тренировке со своей командой?   Наверное, он и правда должен был быть на тренировке. Но как сказать своему милому складчатому нинкену, что, если он увидит Обито, Рин и Минато-сенсея живыми, счастливыми и нормальными, он может просто потерять сознание? Или начать изливать бессвязные извинения и бессмысленные мольбы о прощении? И что он может быть (или не быть) из будущего? Вместо этого он произнес:   - Маа, все в порядке. У меня есть разумное оправдание.   Он почесал за ухом Паккуна, чтобы успокоить пса и успокоиться самому.   - Это все. Спасибо, Паккун.   - Без проблем, босс. Паккун еще долго смотрел на него настороженно, прежде чем исчезнуть в клубах дыма.   Вздохнув, Какаши поднялся. Если предположить, что он был чуунином и что сейчас была весна, то до миссии на мосту Каннаби оставалось примерно четыре-семь месяцев - до того, как все полетит к чертям. Хатаке тихо выругался и сел на край кровати, глядя на свои руки, еще не запятнанные кровью товарищей. Теперь это действительно была его реальность? Или это какое-то ужасное, извращенное, иное измерение, возникшее благодаря Камуи и мыслям о его покойных товарищах, когда он умирал? Ему нужны были ответы, но сначала нужно было все обдумать, составить план. Не говоря уже о том, что он чувствовал себя так, словно мог проспать до восхода луны, если судить по постоянной, тупой пульсации за глазом и боли во всем теле.   Сегодня он точно не собирался идти на тренировку. И думать нельзя было о том, чтобы сохраненить видимость, будто все в порядке. Он может сказать своей команде, что заболел. Если Какаши-подросток пропустил тренировку, значит, он полумертв, и, можно было надеяться, что этого будет достаточно, чтобы на несколько дней держать на расстоянии Рин и Минато-сенсея. До тех пор, пока он придет в себя.   Да, это казалось достаточно хорошим оправданием. Должно было сработать. А пока он собирался спать, и, возможно, когда он проснется, этот кошмар закончится. Открыв глаза, он увидит своих драгоценных учеников, бдящих у его больничной койки, потом выслушает по меньшей мере три разных лекции Сакуры и Цунаде об истощении чакры, и Гай заплачет от радости за своего Вечного Соперника. Как бы ни было больно выдерживать гнев Хокаге - и его бывших учеников - и юношеские слезы Гая, и громкое волнение Наруто, сейчас он отдал бы все, чтобы увидеть их.   Тихий стук прервал его мысли. Какаши вскочил на ноги. Неужели он настолько погрузился в свои мысли, что не почувствовал приближения еще одной сигнатуры чакры?   Его сердце провалилось в желудок, когда он узнал сигнатуру - такую, какой он не ощущал уже много лет, даже десятилетий. Инстинктивно он сжал свою чакру до нуля, хотя был уверен, что это бессмысленно. Никто в его команде не был настолько глуп, чтобы не знать о полном исчезновении сигнатуры чакры, когда она была тут несколько мгновений назад, но он должен был попытаться. Должен был надеяться.   Стук прекратился, и Какаши затаил дыхание.  «Пожалуйста, - подумал он, - не сейчас (никогда). Уходите».   Сигнатура чакры медленно исчезла. Спустя бесконечно долгие секунды Какаши позволил себе вдохнуть. Это было близко. Слишком близко. Ему нужно было... ему нужно было...   В квартиру ворвался легкий ветерок. Он крутанулся на месте, потянувшись за кунаем, которого у него не было. Окна были по-прежнему закрыты, заперты и защищены, но его сенсей не просто так стал Йондайме. Чувствуя, что горло вот-вот сожмется, Какаши уставился на точную копию Узумаки Наруто.   - Какаши, - приветствовал Минато, на его лице и в голосе ясно звучало беспокойство. - Ты забыл о сегодняшней тренировке? Это на тебя не похоже. Все... все в порядке?   «О, сэнсэй, - слабо подумал Какаши, - я уже и не помню, когда в последний раз что-то было в порядке».