Он сказал нам прожить долгие жизни

      «Хитч. Хитч. Хитч.» — носится как заведённое одно это имя в её голове. Она и сама не понимала, почему её это столь взволновало, почему она чувствует себя настолько беспокойно при виде всего одного знакомого лица. Наконец, имя срывается с губ:       — Хитч… — слова звучат намного спокойнее, чем звенели до этого в голове. Но с ней такое случается часто — эмоции стыдливо прячутся за холодом в голосе.       — Ха-а-а-а-а-а! Неужели это моя угрюмая соседка, — растягивается в улыбке Дрейс.       Они обнимаются крайне неловко, будто обе ленятся это делать. И всё-таки, она и представить себе не могла, что встреча всколыхнёт внутри столько эмоций. Хитч — человек из той части её жизни, где было так много лжи и обмана. Жизни, где Анни была безжалостной убийцей…и всё-таки Хитч…будто бы островок нормальности во всём, что когда-то было.       — Прости, что тогда бросила тебя, — тут же говорит Анни. Эти слова вертелись на языке годами. В какой-то момент она даже решила, что извиняться не будет, написала же то письмо, и хватит. И всё равно, тут же извинилась.       — Тогда? Ах, тогда! Не стоит, я бы на твоём месте тоже побежала за своим парнем.       Хитч прищуривается, клонит голову набок, вдруг хватает её ладони, осматривает обе критично и говорит:       — А вы я гляжу, не торопитесь…       Анни не совсем понимает, что вообще мелит подруга, на всякий случай она в ответ хмурится, и всё же уголков губ касается мягкая улыбка. Хитч всё такая же. Остров другой, но подруга нет. На острове развиваются алые флаги со скрещённым на них оружием, но голова Хитч забита глупостями.       Встреча в порту была…напряжённой. Там была эта девчонка — Криста, её теперь звали Хисторией, Анни смутно помнила об этом из рассказов Армина, посреди того долгого, казалось, вечного, ужасного сна. Взгляд Кристы-Хистории был недружелюбным, довольно суровым, но Анни даже прониклась уважением — Хистория ей по нраву больше чем Криста. Армин тоже глядел на королеву Парадиза со сталью в глазах. Когда эти двое жали друг другу руки, казалось, с неба ударит молния, как та, что возникала при её трансформации. Но этого не произошло, и сейчас эти двое вели переговоры уже в помещении.       — Я не побежала за парнем, — противится Анни, пропускает слово «своим», в то время он точно не был «её» парнем.       — Ах да…как же…       — Я хотела спасти отца, говорила же.       — И как…у тебя получилось? — становится Хитч серьёзнее, но самую малость.       — Сама в это не верю, но да. — вздыхает Анни.       Она облокачивается на стену, отводит взгляд от подруги, Дрейс тоже глядит куда-то мимо, говорит задумчиво:       — Значит… значит, оно всё того стоило…та резня в Стохессе. В конце концов для тебя в ней был какой-то смысл.       Анни не отвечает. Наверно для Хитч, как и для любого жителя Парадиза, то что они остановили Гул Земли новость тревожная. Для блага всех на острове, и она и её отец — все должны были умереть. Все, включая те двадцать процентов оставшихся. Такова цена свободы для Элдии, эта холодная логика Анни понятна.       — Но почему ты здесь? В коридоре, — спрашивает Хитч, вытягивая её из раздумий.       Анни инстинктивно оглядывается на Конни, тот стоит чуть дальше и нервно притопывает ногой — сказал не выдержит сидеть на очередных дурацких переговорах. Скорее всего, нервничает перед встречей с матерью. Анни же, просто не хотела быть частью формальной приветственной встречи. Армин сказал, если ей не хочется, она не должна себя заставлять.       — Ненавижу слушать как треплют языком попусту.       — А вот это я хорошо понимаю, — замучено сознаётся Хитч.       — Как ваша жизнь, тут на Парадизе?       Подруга растягивается по подоконнику.       — Более менее…только муштруют пуще прежнего. Каждый день начинается с рассказов, что мы готовимся к войне.       — Надеюсь этого не случится.       Хитч щурится:       — А что, может и случиться?       — Это больше зависит от вас, чем от нас.       — Поглядите на неё, она теперь не такая, как «мы», девушка из большого мира.       — Всегда так было, это место мне неродное.       А какое место ей вообще родное? Гетто, что стёрто с лица земли? Парадиз, что никогда не был ей домом? Та квартира которую им выделили в столице? Она не уверена, ей надо подумать.       — Но…а что другие, Армин, Жан, Конни.       — Они хотят добиться мира, и для вас тоже.       — Но они-то тоже «мы».       — Уверена? — уточняет Анни.       Хитч хмурится, перебирает что-то в голове. На её лице одна, вторая, третья неудовлетворительная эмоция.       — Ты права, — наконец сдаётся она, — я знаю слишком много людей, кто хочет свести с ними счёты.       Анни вздыхает, именно поэтому она не хотела, чтобы они сюда приезжали. Но у них ведь не было выбора. «Войти прямиком в ад» — так сказал Армин, верно? Хитч ловит её волнение.       — Не переживай, я попросилась быть вашей охраной. В обиду не дам, тебя уж точно, а остальные пусть сами за себя постоят.       Она удивляется, не ожидала такой щедрости от подруги.       — Спасибо…       — Ха, странно слышать от тебя «спасибо». Не всё так плохо. На острове достаточно людей кто хочет покоя, кого тошнит уже от военных парадов. Вы уж простите нас дураков, нам сложно понять, что же случилось там, во внешнем мире, но… скорее всего, это было ужасно.       — Ты даже не представляешь.       Двери отворяются, делегаты во главе с Армином и Хисторией покидают комнату.             Атмосфера выглядит куда менее напряжённой.       — Что ж, мы направимся в Шинганшину, — говорит Хистории Армин.       — Да, я распорядилась подать вам транспорт, доберётесь вмиг. Передайте Микасе, что я тоже жду с ней встречи.       Голос королевы намного мягче, нежели в первую встречу. Анни, кажется, что она может разглядеть под её серьёзным лицом знакомую ей Кристу? Нет, это кто-то другой, более целостный и настоящий, просто Анни с ней никогда не была знакома. Но охрана из йегеристов смотрит на королеву некогда стен с лёгким неодобрением.       Армин вручает толстую папку в руки одного из дипломатов со стороны Парадиза.       — Здесь копии документов по Гулу Земли, которые вы запрашивали. Сами решайте, что готовы опубликовать для общественности, а что побоитесь.       Анни знает, что в папке, — рассказы выживших и очевидцев Гула, фотографии останков и пустошей…там людское горе, запечатлённое на бумаге. Коалиция решила, что мировая боль должна быть донесена до острова.       Хитч отлипает от подоконника и идёт прямо к Армину. Анни почему-то ужасно смущается, как бы не брякнула чего-то эдакого.       — Ты что это, на пару сантиметров подрос?       — Он ещё растёт, — ухмыляется появившийся рядом Жан.       — Хитч, — удивляется Армин. Он явно не ожидал, что Дрейс так просто будет вести себя перед королевой и дипломатами.       Один из йегеристов награждает подошедшую недовольным взглядом:       — Дрейс, ведите себя уважительно при королеве.       — Нет, всё в порядке, — произносит Хистория, примирительно поднимая ладонь.       Хитч смотрит на паренька йегериста с выражением лица абсолютного победителя.       Наконец, всю эту театральную постановку прерывает Конни:       — Ну что, идём уже.       — Ты можешь отправиться сразу на встречу с матерью, если хочешь, тебе необязательно…       — Нет, я тоже хочу повидать… — Конни поглядывает на йегеристов, затем добавляет, — Микасу.       Дорога до Шинганшины не самая близкая, и каждый в карете отвык передвигаться с помощью лошадей. Колёса то и дело попадают в выбоины, каждого в повозке подбрасывает вверх. Но вид за окном невероятный, там зеленеют бескрайние равнины Парадиза. После того как годами им приходилось смотреть на выжженные пустоши, это было крайне приятным разнообразием.       — Стен больше нет, — говорит Армин.       Ребята крутят головами, будто только что это обнаружили.       — И правда, — подтверждает Конни.       — Ни единой стены, — соглашается Жан.       — Это мир, к которому привели ваши действия, — добавляет Анни.       В карете повисает тишина, только цоканье копыт, да шум колёс разбавляют всеобщее безмолвие. Все они сейчас думают об одном — «Это мир к которому привели их действия.»       Они все следуют за Армином. Он единственный здесь кто знает, куда идти. Он почти не говорит, весь в себе, погружён так глубоко в мысли, что ей становится страшно. Анни догоняет его, касается ладони, вряд ли это его приободрит, но она рядом. Армин будто просыпается, смотрит на неё, удивлённо обнаружив рядом, сжимает её пальцы в ответ.       Так, они и идут какое-то время, всё в своих мыслях, чирикают птицы, где-то вдалеке журчит вода, тёплая рука Армина стискивает её ладонь. На душе должно быть неспокойно, но почему-то это не так.       Вот впереди зеленеет пригорок, там в высоте ветви раскинулись к самому небу. Путь вёл их сюда по зеленеющей траве, вверх, верх, к огромному дереву на том холме. В какой-то момент Армин вздрагивает, будто спотыкается, замирает на секунду. Она смотрит туда же куда и он и видит чернеющие волосы и бледное лицо, тонкую фигурку, застывшую под ветвями древа. Для Анни всё будто замедляется — вот Армин срывается с места, отпускает её ладонь, ни слова не говоря бежит в сторону замершей на холме Микасы.       Ей стыдно себе признаться, но в эту секунду она немного ревнива — к тому, как он реагирует…как эмоционален, насколько привязан к этому дереву, к Эрену, что покоится под ним, к Микасе, что горюет возле могилы того, кто искал свободы.       Хоть однажды, будет ли она для него также важна?       Ревность колет сердце меньше секунды — ровно мгновение, когда их ладони разъединяются. После всё успокаивается, она прекрасно знает, чувства в душе Армина сейчас те, что никому не пожелай испытать. Конни прибавляет шаг, но Жан его останавливает.       — Дай им встретиться, — говорит он.       — Не будем спешить, — добавляет Пик.       Они бредут медленно, неспешно и всё же как не оттягивают, достигают самого верха. Там двое, до сих пор склоняются в объятиях друг друга стоят на коленях, крепко обхватив каждый другого. Она видит лицо Микасы, её зажмуренные глаза, две дорожки слёз и улыбку. Слышит, как плачет Армин, за эти три года она ни разу не видела его слёз.       — Микаса… Микаса… Микаса… — только и повторяет он.       Они чувствуют их приближение, отрываются друг от друга. Всё так же, стоя на коленях оборачиваются к ним, глядя снизу вверх.       Ей кажется, что она слышит, как всхлипнул Жан или Райнер, но по лицам ребят, непонятны их чувства.       — Йо… — наконец говорит Конни, приветствуя Микасу.       — Так вот где ты упокоился… Эрен… — проговаривает Райнер одаряя надгробный камень взглядом. Анни тоже обращает внимание:       “Здесь навеки. Покоится с миром. Мой самый любимый. Мой дорогой 854» — выгравированы строчки на нём.       Что ж, пожалуй, даже ей сейчас хочется плакать. Микаса…каково же ей…какого же всё это время было Микасе? Потеряй Анни отца, она бы чувствовала тоже? Она бы точно горевала…и всё-таки они с Микасой были немного разными. Привязанность Микасы, сложно измерить ту обычными человеческими чувствами.       Она видит, как подруга поднимается, за ней Армин. Микаса подходит к ним всем, неловко вытирает ресницы от слёз, на лице всё та же мягкая, хоть и печальная улыбка:       — Я рада, что вы приехали.       — Мы бы приехали раньше, если бы могли, — спешит ответить Жан, Кирштейн так торопится, что запинается в словах, — Мы не хотели…не хотели оставлять тебя одну, так долго…на все эти годы.       — Хистория была рядом…а затем я получала письма, — она оглядывается на Армина, — у всех нас была своя роль.       Жан кивает немного растерянно.       — Верно, да. Но теперь мы все вместе…наконец… — добавляет Жан.       Армин вытирает глаза от влаги, оставшейся на ресницах:       — Побудем, вместе с Эреном? — улыбается он.       А затем они все сидят, сидят подле дерева на том холме, долго молчат, долго разговаривают…вспоминают так много всего, чего Анни и не помнит с кадетских времён. Пик слушает их рассказы с большим интересом. Они ругают Эрена, вспоминают с любовью, плачут по нему — и Райнер, как в детстве, настоящий плакса. Кажется так говорить они могут часами.       Они с Армином сидят, сидят подле дерева на том холме, и её голова покоится на его плече.       На Парадизе разливался алый закат. Всё вокруг красное от света тонущей за горизонтом звезды. Сначала долгая дипломатическая встреча…затем долгая скорбь, что разъедала их изнутри…теперь покой.       Они сидят за столом, подле дома Хистории, та пригласила их на ужин. Она выглядит абсолютно не так, как при их первой встречи в порту. Улыбка искрится на лице девушки каждый раз, когда её дочь, заливается смехом.       — Имир! — вскрикивает некогда Криста, теперь Хистория, — не дёргай дядю Райнера за волосы.       «Дядя» Райнер ведёт себя примерно. Его выдержке можно позавидовать. Все думали он будет полностью разбит, встретив мужа Хистории, но, кажется, «дядя» Райнер абсолютно очарован маленькой Имир.       — Всё в порядке, — говорит Райнер, — Если они ей так нужны, может забрать их все. Ради такого я готов быть лысым как Конни.       Конни не реагирует, даже не противится сказать, что между прочим его волосы возвышаются уже на пару сантиметров от головы, он с самого начала встречи шокировано хлопает глазами и приговаривает:       — Не верится, что у Хистории ребёнок.       — А ты думал что? Что у неё родится котёнок? — спрашивает Жан. Конни выглядит ещё глупее обычного.       — Я не знаю, что я думал…но это, чёрт возьми, странно.       — Скорее не верится, что мы все сидим за одним столом, — добавляет Кирштейн, отпивая ягодный компот, в котором ни капли алкоголя. Хистория запретила подходить к её дочери кому-то кто выпьет хоть глоток. На лице Микасы играет нежная улыбка, когда она смотрит на маленькую Имир.       — Тётя Микаса, — замечает подругу малышка, тычет в неё пальцем. Видимо, Микаса знакомое лицо в жизни ребёнка.       Микаса улыбается шире и Анни смотрит на Армина, тот не отрывает взгляда от той улыбки, и сам будто бы от этого выглядит счастливым.       — Я рада, что Микаса улыбается, — говорит она ему осторожно, на фоне общего шума и гама.       Он отвечает:       — Я тоже…я тоже очень рад, я так переживал…что она… — говорит он, казалось, готовый расплакаться.       Анни может и не считает детей особенно милыми, но видит — малышка лечит души всех здесь собравшимся, она живое напоминание о том, ради чего стоит сражаться, держаться за надежду даже в аду, даже после него.       — Ха, может тётя Микаса, скоро станет тётей Микасой и для кого-то ещё, — смеётся Райнер.       Микаса смотрит на него в замешательстве.       — Когда Армин и Анни, наконец, обзаведутся потомством.       Армин закашлялся. Ягодный компот попал не в то горло, не иначе. Анни не знает то ли ей похлопать его по спине, то ли бросить убийственный взгляд на Райнера, то ли сделать и то и другое сразу.       Но тут Микаса касается шарфа и говорит:       — Я правда рада за вас двоих, и Эрен был бы рад.       За столом секундная пауза, но затем Армин выставляет вперёд ладонь:       — Нет…нет…нечему тут радоваться, — поспешно говорит он, затем переводит взгляд на Анни, и, смотря прямо ей в глаза, говорит, — пока что…       — Ну и дурак же ты Райнер! — вскрикивает Кирштейн.       — Это того стоило, видели бы вы свои рожи.       — Так вы двое правда вместе или нет? — вдруг спрашивает Хистория, она выглядит серьёзнее, чем все за столом. Это не праздное любопытство.       — Они вместе, — вклинивается Конни, — Иногда кажется, что нет, но абсолютно точно вместе.       Хистория его не слушает, глядит на них двоих.       — Да…это правда, — кивает Армин.       — Это нехорошо, — проговаривает Хистория. Армин хмурится.       — А что собственно не так? — холодно вопрошает Анни. Какое королеве без стен до этого дело?       — Об этом лучше никому не знать, тебя Армин и так кличут предателем, если узнают, решат, что это и была причина, почему ты нас предал.       Это стоило ожидать, наконец поняла она. Продать такую историю озлобленным людям проще простого, они легко поверят, что кто-то продал родину ради заокеанской девки.       Армин прикладывает пальцы к переносице, потирает её.       — Не лишено смысла…ты права…никому лучше не знать.       — Слышали — говорит Хистория, — Держите рот на замке, особенно ты Конни.       — А я то, что? — вскрикивает Спрингер.